Полки книжного червя

«Был пиратом жадный Билли…»
Взрывы уличного хохота, раздавшиеся с лужайки, что вместе с вереницей старых дубов отделяла придорожный трактир «Надежный причал» от приморского тракта, застали папашу Джона врасплох и заставили витиевато выругаться. Такие часы - в самом конце ярмарочного дня – традиционно были самыми прибыльными для его питейного заведения. Если, конечно, завсегдатаев, заглянувших пропустить пару-другую кружек эля, не отвлекало какое-нибудь новое событие.
Так и есть! Выглянувший из дверей Джон разглядел на лужайке фургон бродячих комедиантов и все прибывающую толпу любопытствующих зевак, многие из которых собирались было провести вечер в «Причале», но изменили намерение в пользу нового зрелища. Помрачневший трактирщик плюнул с досады, но тут же замер, осененный внезапно пришедшей в голову счастливой мыслью. Он постоял немного, вытирая клетчатым платком выступивший на обширной лысине пот, и, выкрикивая громкие приказания прислуге, устремился внутрь трактира.

Был пиратом жадный Билли.
Правда, Билли не любили
Ни матросы, ни пираты, ни детишки, ни родня.
Да! И не мог умерить Билли
Аппетиты крокодильи.
И чтоб Билли не побили
Просто не было ни дня!

Раз, два, три, четыре, пять,
Знаете, наверно,
Раз, два, три, четыре, пять,
Жадность - это скверно.
Раз, два, три, четыре, пять,
Скажем без подвоха,
Раз, два, три, четыре, пять,
Жадность - это плохо.
Жадность - это плохо.
Жадность - это плохо.

Спустя считанные мгновенья на лужайке уже стояла пара вытащенных из дома столов, на которых громоздились разномастные оловянные посудины с элем и тарелки с нехитрой снедью – специально для того, чтобы зрители могли промочить горло и закусить, не отвлекаясь от веселой пантомимы про незадачливого пирата. Новшество трактирщика было ими принято на ура и монеты так и посыпались в миску, что стояла перед долговязым приказчиком Эрбом, только и успевавшим открывать-закрывать краник большой бочки, наполняя элем быстро опустошаемые кружки.

Женщин Билли сторонился,
Не встречался, не женился,
Из-за жадности ни разу не влюблялся, не страдал.
За конфеты и за астры
Не желал платить пиастры,
Заработал язву, астму,
А затем концы отдал.

Раз, два, три, четыре, пять,
Жадный век от века,
Раз, два, три, четыре, пять,
Разве не калека?
Раз, два, три, четыре, пять,
Если жадным будешь,
Раз, два, три, четыре, пять,
Сам себя погубишь.
Сам себя погубишь.
Сам себя погубишь.

Разгоряченная выпивкой публика охотно хлопала и громко подхватывала мотив песенки, что горланил, крутя ручку обшарпанной шарманки, слепой старик. А его собратья по ремеслу тем временем разыгрывали весьма фривольную немую сценку, в которой любвеобильная красотка предлагала скупердяю-пирату купить любой из предметов своей одежды на выбор. Тот всячески отказывался, вызывая нескончаемый град насмешек зрителей. В конце концов, выведенный из себя потоком соленых словечек в свой адрес комедиант нарушил положенное сценическое молчание и воскликнул :
- Ну, так если ты такой прыткий, то сам купи!
- А что, и куплю! – подвыпивший красномордый торговец решительно отмахнулся от упреков своей раздобревшей супруги, обещавшей дома хорошенько задать мужу-греховоднику, и сыпанул горсть мелочи в лежавшую на траве шляпу старика-шарманщика.- Давай, девка!
Та не заставила себя ждать, бросив щедрому покупателю украшенную цветами шляпку.
За первыми монетами последовали еще и еще. Распаленная необычным зрелищем толпа приветствовала каждую новую вещь одобрительным гулом и смачными выкриками. Наконец, невыкупленной осталась только коротенькая нижняя сорочка, едва прикрывающая смуглое девичье тело.
- Покупаю! Покупаю!
- И я! И я!
- Мне свою тряпку продай!
Подгоняемая звоном швыряемых монет и нетерпеливыми призывами комедиантка чуть-чуть помедлила и рывком, словно бросаясь в ледяную воду, решительно потянула сорочку через голову, чтобы затем вызывающе бросить в лицо самому рьяному из покупателей. Постояла пару-тройку мгновений, наслаждаясь бурным восторгом одних и столь же бурным возмущением других, и, увертываясь от протянутых мужских рук, быстро убежала в стоявший поодаль фургон, оставляя обалдевшей публике возможность взахлеб обсуждать случившееся да пускать обильные похотливые слюни.

Вот и все, и нету Билла.
Жадность Билла погубила.
Он лежит на дне из ила, в жизни мало что успев.
Жадность хуже, чем холера.
Жадность губит флибустьера.
Повторяйте с нами, сэры,
Этой песенки припев.

Раз, два, три, четыре, пять,
Знаете, наверно,
Раз, два, три, четыре, пять,
Жадность - это скверно.
Раз, два, три, четыре, пять,
Скажем без подвоха,
Раз, два, три, четыре, пять,
Жадность - это плохо.
Жадность - это плохо.
Жадность - это очень плохо.

Смолкла на низкой ноте усталая шарманка, закончилось представление, но толпа и не думала расходиться. Повеселевший папаша Джон – еще бы, выручка за вечер почти вдвое превосходила его ожидания! – распорядился принести артистам ужин за счет заведения. Несколько разгорячившихся торговцев уже громко требовали себе рому, но были остановлены новой песенкой, что затянула успевшая к тому времени приодеться комедиантка.

Лорды, сэры, пэры,
Знайте чувство меры,
-Избегайте пьянства вы как западни;
Ждет нас путь не близкий
И, чем крепче виски,
Тем короче, сэры, будут ваши дни.

Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йохо-хо! И бутылка рома!
Пей, дьявол тебя доведет до конца
Йохо-хо! И бутылка рома!
Пей, дьявол тебя доведет до конца
Йохо-хо! И бутылка рома!

Теперь смешки раздавались уже в адрес незадачливых выпивох, вынужденных переменить затребованное в пользу куда менее крепкого эля. Впрочем, лукавая красотка не дала разгореться ссорам, самолично поднеся каждому обиженному его заказ, сопровождая каждую кружку новыми куплетами песенки.

От похмелья, сэры,
Будете вы серы
И не мил вам будет утром белый свет;
Будет враг доволен,-
Ты уже не воин,
Если пляшут в пальцах шпага и мушкет.

Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йохо-хо! И бутылка рома!
Пей, дьявол тебя доведет до конца
Йохо-хо! И бутылка рома!
Пей, дьявол тебя доведет до конца
Йохо-хо! И бутылка рома!

Увлеченные новым зрелищем собравшиеся не сразу заметили показавшуюся на дороге карету в сопровождении двух десятков верховых. И лишь когда у приблизившихся всадников стали хорошо видны характерные эмблемы королевской конной полиции толпа стала потихоньку рассеиваться – да и то сказать, какому обывателю, пусть даже самому добропорядочному, охота иметь дело с этими изощренными ловцами двуногой дичи?
Впрочем, полицейские не сильно обращали внимание на враз озаботившихся своими неотложными делами зрителей. Спешившиеся конники окружили оставшихся в одиночестве комедиантов, старший что-то повелительно спросил у старика-шарманщика, выслушал ответ и повернулся, собравшись было подойти за указаниями к карете, где в ожидании доклада уже приоткрылась дверца. Но, увидев направленный на полицейских напряженный взгляд трактирщика, переменил свое намерение. Грозное повеление - «Чтоб духу вашего через минуту здесь не было!» - впрочем, не пришлось повторять дважды : папаша Джон и вся его прислуга моментально испарились с лужайки, тщательно укрывшись за стенами родного трактира.
- Те самые, ваше высокопреподобие! – доложил полицейский начальник, подойдя к дверце кареты.- Никакой ошибки, они уже попадались раз в соседнем городе, да и слепой моряк-шарманщик фигура слишком приметная, чтобы перепутать!
- Что ж, сын мой, раз они подпадают под все правила о бродяжничестве, то действуй согласно закону. Высоко и сразу! – рука священника в фиолетовой сутане вскинулась в благословляющем жесте.- Отпускаю этим несчастным все грехи их, пусть упокоятся с миром! А старика оставьте напоследок, я хочу еще перекинуться с ним парой слов.
- Слушаюсь, господин викарий! – полицейский подобострастно козырнул и побежал к своим людям, которые уже связали убедившихся в бесполезности сопротивления комедиантов.
- Именем короля, вы трое, неоднократно попадавшиеся на бродяжничестве, будете повешены немедленно! – лица несчастных помертвели от ужаса, девушка дернулась было, но веревки и сила дюжих полицейских делали бесполезным любое сопротивление.- Его высокопреподобие Уильям в своей неизреченной милости дарует вам отпущение грехов, вольных и невольных! Паркер, начинайте!
Спустя несколько минут, когда пара ужасающих «жёлудей» повисла на ветвях ближайшего дуба, к безучастно сидевшему на скамье слепому шарманщику подошел покинувший карету священник. Сделав знак полицейским отойти подальше, он присел рядом с приговоренным. Посидел молча, пристально вглядываясь в покрытое морщинами лицо, и, наконец, произнес с усмешкой :
- Жадность - это очень плохо! Давно не виделись, Пью!
Шарманщик ошеломленно дернулся и, с трудом подбирая слова, пробормотал:
- Билли? Ты… разве… живой? Но… как?
- Хоть вы всегда обвиняли меня в жадности, сочиняя разные похабные песенки, но именно ты и твои дружки всегда были жадны, Пью! Да-да жадны! До добычи, до выпивки, до красивых шлюх – до всего того, что люди называют «сладкая жизнь». А я уже тогда понял, что стоит поскупиться на эту блестящую мишуру, но нельзя жадничать в серьезных делах.
Священник помолчал немного и, задумчиво глядя в далекую даль, продолжил:
- Помнишь доктора Лебрена с Тортуги, который штопал твою продырявленную шкуру? Небось годы спустя, когда стал слепнуть от старой сабельной раны, не раз пожалел, что так и не заплатил ему ни гроша? А я не только расплатился с ним сполна, но и добавил десяток золотых, чтобы научиться правдоподобно изображать признаки разных болезней…
- Так ты…
- Да-да, именно так! Та самая смертельно-заразная лихорадка, из-за которой вы выбросили меня на первом попавшемся островке неподалеку от Ямайки, была ненастоящей. Как я и ожидал, вы с радостью поделили мои пожитки, но побоялись заразиться, прикасаясь к телу. А именно на теле – внутри специальной ладанки были скрыты те драгоценные камни, что я сменял на сбереженные пиастры из моей доли добычи. Дальше все было совсем просто – и вот спустя много лет они встречаются вновь… Почти епископ и висельник, которому через минуту предстоит раскачиваться под звуки шарманки.
Прощай, Пью! Не забывай повторять «Жадность – это плохо!»

Раз, два, три, четыре, пять...
Забавно, но как-то...
Во-первых, скомкалось ощущение. Сперва веселье с прямым цитированием развеселого мультика, а потом - бряк, пара повешенных, и один старый пират читает мораль другому. Впечатление рассыпалось и улетело, каркая "Неверморр!"

Ну, так и было задумано - "Сперва ... один старый пират читает мораль другому."
А потом - второй первому.

А читателю предстоит решить - чья мораль моралистей!

Непонятно, почему священник мстит Пью.
Тут же не сказано, что команда изначально хотела обобрать его. Они посчитали, что он смертельно болен и только тогда захотели присвоить его вещи. То есть он, притворившись умирающим, спровоцировал их. Они оставили его на острове, тем самым позволив ему исполнить его план — смыться с драгоценностями, а сами остались с носом. В чём же может быть его обида?

Почему ж непонятно?
Открыто сказано :



И вдобавок :



Почему бы словам песенки не быть чистой правдой?

Потому что песенка — это текст, а между текстом жизнью мало чего есть общего

Однако же - как показывает поэтическая практика - вполне себе случается.

"Из-за острова на стрежень" стенькины челны выплывали как никак.
И Щорс под красным знаменем вполне себе хаживал.

Значит, я могу и дальше ждать волшебника на голубом вертолёте. И полку в морозилке надо быстрее освободить под 500 эскимо, раз уж в песнях правду сообщают

То есть, за бродяжничество они попадались и раньше. И не раз, надо понимать.
И только теперь их приговорили к казни.
На самом деле морали тут практически нет. Оба друг друга стоят. И они вполне могли бы поменяться местами.

Разве кто-то утверждал, что ВО ВСЕХ песнях правду сообщают? Вроде как не было такого.
Вот про Билли первая половина песни - чистая правда, а про пятьсот эскимо - никакой уверенности. Но "надежды девушек питают!"



По меньшей мере еще один раз - как следует из слов полицейского, чего было вполне достаточно для повешения. Впрочем, даже если это и был сугубый произвол преподобия, то заступаться за бездомных побирушек, противореча высокому церковному чину (викарий - второе лицо в любой епархии после епископа) все равно некому.

Так за что он мстит? За то, что сам стал большим человеком, благодаря их страху заразиться много лет назад? То есть он мстит за наивность и доверчивость Пью, которой сам же и воспользовался?

За юношеские обиды, надо полагать : красотку какую, небось, из под носа увел - как и в десятом рассказе. Или в карты шулерски обыграл. Или песенкой обидной про жадность на весь Порт-Ройяль ославил. А, может, еще чего.
Как по мне это без разницы совсем - пай-мальчиков в их команде заведомо не было, так что поводов для мести хоть отбавляй.

Так в тексте этого не. Как раз в тексте песенок сказано, что девушки не могли его соблазнить. Так что Вы предлагаете отклонение от задумки автора, который, впрочем, оставил рассказ недоработанным, о это не значит, что в комментариях следует дописывать рассказ.

Если уж быть совсем точным, то согласно тексту песенки ОН НЕ ВЛЮБЛЯЛСЯ. А о том, что В НЕГО никто не влюблялся - отнюдь не сказано. Может, какая-нибудь знатная и богатая сеньора/леди одарила его вниманием, а Пью влез не вовремя.



Я так понимаю, что каждый читатель может выстраивать свои предположения про лакуны в авторском повествовании, главное, чтобы они прямо не противоречили написанному.

Деньги-деньги-требеденьги и слепой Пью.
Начало было неплохое, середина затянута, концовка слита.

Возвращаемся к тексту:

Значит, предположение не соответствует задумке автора, если верить, что текст песенок отражает реальную жизненную ситуацию молодости героя.
Значит, неприязнь к Пью немотивированна. Значит, это недостаток рассказа.

Странная какая-то у вас логика!
Разве не мог Билли рассчитывать извлечь какие-нибудь выгоды из любви богатой сеньоры, будучи сам к ней равнодушен?

Впрочем, как по мне, то одного :
"И чтоб Билли не побили
Просто не было ни дня!"

Вполне достаточно для стойкой неприязни ко всем членам пиратской команды.

А чего тогда ему дали долю в добыче?
Чего он раньше не сбежал? Или вообще не сдох, или не стал инвалидом? Значит, били, чтобы закалить характер. И только благодаря им он поднялся в церковной иерархии столь высоко.
Короче, я и клоню к тому, что автор не дал точной и надёжной информации о прошлом героев.

Ну как-то не верится мне в такой переворот.... Все-таки Стивенсону я доверяю больше, у него как-то правдоподобней, достоверней и атмосферней.

Пиратский кодекс (в том числе о разделе добычи) - штука весьма жестко соблюдавшаяся. Любой член команды знал - стоит беспричинно лишить доли одного, пусть самого нелюбимого - и сразу вся дисциплина пойдет к черту, ибо завтра такое же может произойти с любым. Да еще неизвестно как поведет себя обиженный в бою. Так что результат любого косяка в разделе добычи - почти неминуемая "черная метка" капитану.



Тот же кодекс запрещал драки с членовредительством и тем более дуэли во время похода.



А зачем?
Вполне очевидно - флибустьерствовали на одном корабле, весьма отличались характерами, сильно недолюбливали друг друга - вполне достаточно для рассказа. Остальное - на усмотрение читательской фантазии.



Пичалька...