«Иногда крайний выход может оказаться черным ходом к еще бОльшим неприятностям»
А.Липин, знаток в этом деле
Перед служебной хижиной топталось что-то большое и довольно косматое. Соплеменники шушукались по кустам, провожая его взглядами. Ку-хенхи недобро зыркнул на них, расправил плечи и решительно зашагал дальше.
Спор между этим колдуном и Атхаем вчера слышали все. Колдун, то есть, жрец, сказал что хватит, засрали стоянку гады, пора сворачивать табор. Мудрый Атхай тогда отодвинул рукой надвигавшегося колдуна и попросил еще времени. Хорошая стоянка, молча согласились родичи, не рискуя подавать голос. Куда еще уходить? – а что воняет, так это не страшно, луну-другую потерпеть можно. Отличная стоянка, неправ Ку-хенхи, шептались недовольно между собой родичи. Но когда жрец ушел, все притихли. А если прав он? А если разгневается, уйдет обратно к Великому оленю? И встал тогда вождь Атхай, и сказал: надо спросить Оленя. Но сначала пусть жрец перестанет злиться. То есть, завтра. Точно, подумали родичи, к колдуну сейчас лучше не подходить. Мудрый Атхай!
Ку-хенхи склонил голову набок и стал мрачно разглядывать вошедшую. Та смотрела в ответ, просительно улыбаясь. «Кажется, - подумал жрец, - любовь женщин ко всему чахлому - это что-то вечное». Самокритично, но Леха вообще по жизни был такой… в общем, реалист. Особых-то иллюзий не питал. На фоне местных дам он выглядел натуральным задохликом. На фоне мужиков… нет, лучше и не сравнивать. Хомо урбанис финансистус вульгарис. Тьфу.
«И, кажется, от меня что-то хотят, а просить боятся. Прислали, кого не жалко, охотнички.» Солнце неторопливо красило летнее небо в розовый и зеленый, намекая на приближение заката. Не шумели над головой комары-звонцы, наверное, испуганные ветерком с реки, свежим, чуть влажным, несущим в себе предвкушение ночной прохлады. Тетка у входа замерла столбом…
«Ну вот что ты стоишь-то, дура?» - мысленно обратился Ку-хенхи к гостье. Та, не скрываясь, глазела на его голые коленки, по местным меркам прискорбно лысые и тонкие. Любовалась, значит. Четверть здоровенного осетра, притащенная ею, радовала глаз и нюх: золотисто-коричневым цветом и запахом жареной на костре рыбы. Запруду, в которую поймали осетра, – огромную ловушку из сушняка и ивы, притопленную на повороте реки, – сестра вождя с его новой женой строили вдвоем. Ага, потратив каких-то полдня и перетаскав на плечах чертову уйму бревен и валежин. Подойдя к почти сделанной запруде и оценив размах строительства, жрец Великого оленя милостиво изволил нанести на мокрые бревна волшебные знаки и даже воткнул под отставшую кору очень сильный амулет: веревочку из оленьей шерсти, обмотанную вокруг ветки ольхи. «Знай наших! - гордо сказал тогда про себя Ку-хенхи, мысленно пожимая самому себе руку и поздравляя с аферой. –Не всякому дано за здорово живешь лопать осетрину. Только бы не забыть передать этим красоткам волю Оленя: разобрать махину к вечеру. А то, пожалуй, они тут всю рыбу повыведут на два дня ходу».
Жена вождя протянула подношение и замерла, провожая его взглядом. Она так и стояла, застенчиво шевеля пальцами ног и робко улыбаясь вернувшемуся к жреческой хижине Ку-хенхи. «Ну чисто обезьяна в зоопарке, - брезгливо восхитился он, оценив по достоинству пудовые кулаки и отвисшие пониже пупка груди. –На Родину-мать это сокровище не тянет! Мать-мать-мать… »
Племя, объяснила красавица, а особенно вождь и старейшины, просит жреца Оленя узнать волю прародителя насчет стоянки и кочевья. «Опять нажрусь как свинья, - сделал правильные выводы колдун. –Накушаюсь, как последняя сволочь» Ку-хенхи величественно качнул головой в знак согласия. В волосы, от прошлого лета не видавшие шампуня или, на худой конец, мыла, были вплетены перья большого голубя, кора ольхи и вездесущие клочки оленьей шкуры. Вшей почему-то не было. «Должно быть, сбежали, не выдержав соседства», - однажды решил Говорящий с Оленем. Уже откровенно вечерело. Девушка без весла, но все равно страшная, по-прежнему стояла у входа, да еще тишком протянула руку – потрогать. «Оооо, ну уж нет. Нетушки! Эх, Леха, не о такой популярности ты мечтал», - Ку-хенхи, он же Лешка Липин, грозно махнул в сторону девицы связкой кремней и прикрикнул: - Предка звать буду! Иди, мешаешь! Скажи, пусть большой огонь готовят, долго с Оленем говорить буду.
Племя, собравшись вокруг с трудом разведенного костра, жадно внимало свершавшимся таинствам. С такими же примерно чувствами тысячи лет спустя римские императоры ожидали результата гадания, а греческие – ответа Оракула. Страшным могуществом владел их жрец! Сказал: будет большая вода с неба - и небесная река вылила всю свою влагу на равнину и лес. Сказал: сушите мясо, зимой еды мало - и верно! Племя Черного волка смеялось перед зимней стоянкой – мол, у хороших охотников мясо в хижинах всегда будет. А сушат его только трусы, сказал тогда беззубый Бугнип-Волк (за что получил дубинкой Атхая по темени и ушел раньше времени к предку). Весной потомки Оленя вернулись к общей стоянке, а там никого, и осенние могилы разрыты. Видать, мало у племени Волка хороших охотников оказалось… не хватило мяса зимой.
Вождь Атхай вздохнул, вспомнив это, неприятное. Отобрал у младшей жены найденную для колдуна волшебную траву, от которой тот лучше понимал речи Оленя, и подал ее Ку-хенхи в перевернутом бубне. Вождь сел на теплый от золы песок и замер: никто не смел мешать жрецу, даже он. Большая удача для племени - сильный колдун! Этот был послан семье Атхая самим предком. Давно, еще до большого холода, его нашли на равнине. Жрец взывал к Оленю, надев его знаки, выкрикивал непонятное и топал по священному старому кострищу. Очень, очень сильный колдун, предок доволен Атхаем! Вот взвился из костра дым волшебной травы, взмахнул руками и схватился за большой бубен жрец, стоящий у самого огня и жадно этот дым вдыхающий. Бубен гудел, развевались в дыму волосы, ленты шкур. Связки перьев, ракушек и кремней время от времени больно били неподвижно сидящих людей. Ку-хенхи плясал. И пел для большого предка, для всех них Великую Песнь. И сердца всех наполняло смутное, непонятное, но дивное ощущение чуда. Низкий гул большого бубна и голос жреца сливались для них воедино, даря людям мгновение чистой радости.
А потом он заговорил с племенем. Наутро род Атхая стал собираться в дорогу. Лежащих у костра почтительно обходили, и они мирно спали, пока кто-то не задел жреца волокушей. Маленький он, хлипкий. Могучий муж и не заметил бы удара, а этот проснулся, обругал непонятно. Теперь надо будет подарок нести, не стоит гневить колдуна.
Ку-хенхи поднялся и ушел к себе, стараясь не оборачиваться. Вообще, не очень-то и хотелось ему оборачиваться. Хотя знал, что вслед смотрит и все так же робко улыбается вчерашняя девушка без весла. А украденный из его волос кусок шкуры будет повязан на руку рожденного ею детеныша. Прибавление для племени - милость предка!.. А его, Лехи, амулеты – очень сильные, да. Помогать будут, чтоб духи не утащили маленького. Чтоб вы провалились. Это если, конечно, Лехе не повезет и детеныш родится. Несколько младенцев появилось весной. Ну, те - привет от питерской еще укурки. Точнее, от ее последствий. Очередной, кажется, на подходе… Этот как бы не десятым будет? Мрак, пора валить отсюда с третьей космической. Где бы еще топлива набрать подходящего, чтобы не к проклятому предку угодить, а в родное Подмосковье. Леха сплюнул и, перехватив бубен поудобнее, прибавил шагу. Везет-то ему однозначно, везет, но все больше как утопленнику. Когда, от души напарившись в баньке на даче с приятелями, он в костюме Адама и с одним ольховым веником подмышкой решил травкой побаловаться - оказался в какой-то степи. Самое паршивое, на даче-то он сидел на травке, на культурно разосланной простыне, а тут приземлился в чертов прошлогодний ковыль. На ногах – кроссовки на голую ногу. И сам, н-да… во всей красе.
Нет, сейчас понятно, что, если бы племя не подошло к старой стоянке, возмущаться стало б уже некому. Но тогда Леха не оценил прикола мироздания. Решил, что всё, привет, галюнчики, и долго проверял мир, род Атхая и это самое мироздание на прочность. К осени заработал широкую славу в узких кругах как злобный, то есть, могучий колдун. А потом понял, что племя – вот оно, есть. И оно хочет есть каждый день, желательно, без остановки. А жить всю зиму собралось на подножном корме… все, включая сильно уже брюхатых от Лехи чужих жен, сестер и дочерей числом семь. Тогда и пришло время окончательно уверовать в реальность. Которая, правда, не радовала даже летом.
Жара, кровососы, красавицы местные… Хорошо б повеситься, но жрец Оленя все же не терял надежды. Вдруг однажды он проснется после «травки», а вокруг?.. «Все бы ничего, но ох уж эти красавицы. Черт. Дался им колдун, вокруг охотничков немеряно, и каждый два на два, кабана в одиночку поднимают. Но нет же, лезут и лезут под укурку. Так потихоньку и выродимся, - мрачно думал Ку-хенхи, вгрызаясь в жареную осетрину. – И если человечество подаст на алименты…» Он представил и содрогнулся. «Фигу им. Фигушки!»
Солнце неторопливо выплыло из-за леса, щедро поливая теплом и светом испуганную ночными тенями и звуками землю. На зацветающих и отчаянно пахнущих нектарной сладостью травах маленькие паучки заботливо отряхивали свои паутины от росы. Река вдалеке казалась единым целым с небом и сияющим горизонтом, делая мир безбрежным, бесконечным. Земли вокруг были дики и прекрасны, а люди, тянущие по равнине волокуши, – огромны, свирепы и легковерны. Они не смотрели по сторонам, они упрямо шли к далекой цели, указанной мудрым жрецом. Ведь Говорящий с Оленем не мог их обмануть, подвести, бросить…
Может, в следующий раз грибочков каких попробовать? А?
Ку-хенхи легко обогнал груженых людей и пошел впереди, ольховой веткой отгоняя от себя мощных доисторических комаров.
|