Полки книжного червя

Картину Саня Штрудельштейн купил сразу, не торгуясь. То есть, не картину, конечно - копию. Но всё равно целый день доволен, как слон, ходил. Дали ему нравился, и приобрести что-нибудь он собирался давно. А тут и случай представился.

Место выбирал долго и тщательно. Это ж таки не музей, квартирка однокомнатная.

- Ну, вот, - сказал сам себе Саня, отступая на шаг и любуясь картиной, - вот так, пожалуй. Да, всё-таки вещь!

Там, на бульваре, он видел бюст Вольтера. Теперь же, несмотря на все попытки, только трёх старушек в арке ворот.

"Да, - подумал Саня, - как сделано!! И всё - прям как настоящее! До такой степени, что, кажется, я даже слышу звуки, ощущаю запахи. И арка эта вроде как приблизилась, стала больше...".

- Пааберегись!!!

От неожиданности он сориентировался не сразу, потому и отлетел вперёд и чуть в сторону, сбитый сильным толчком. Пока матерился, потирая ушибленное место, одна из трёх старух с необычайной резвостью метнулась вперёд, уцепила Саню за руку и поставила на ноги.

- Спасибо, бабушка, - сказал Штрудельштейн и предпринял попытку освободиться. Тщетные усилия! Дёргайся, не дёргайся, ничего не выйдет. "Железные у неё пальцы, что ли? - подумал Саня с испугом. - Ну и бабка! По скалам лазит, что ли?"

- Куда, касатик? Тебе ж не туда. Тебе туда! Слушайся бабушку Лахесис, не капризничай.

Саня оглянулся на двух старух, оставшихся сидеть, заметил в руках одной из них здоровенные ножницы и решил быть паинькой, не нарываться.

На базарной площади было полно людей. Голые стояли небольшими группками по несколько человек. Одетые расхаживали, то и дело щупая первых.

- Это...

- Да, да, касатик, это он и есть, невольничий рынок. Но нам не сюда. Нам дальше. Самый смак там.

Шли довольно долго, петляя, обходя скопления народа. Вскоре Штрудельштейн потерял арку из виду, и старуха Лахесис отпустила его руку. Теперь Саня сам спешил за ней, боясь отстать, заблудиться окончательно. Они миновали невысокие глинобитные строения, разноцветные шатры, палатки... Спускающееся к закату солнце сияет на начищенных доспехах стражников, отражается в их щитах.

- Пришли! - Лахесис резко остановилась, и Саня чуть не влетел ей в спину. - Вот они, касатик!

Невольники сменились невольницами ещё раньше. Но, в отличие от предыдущих, эти были чисто вымыты, причёсаны и весьма упитаны. Плечистый, заросший густой чёрной бородой тип с бугрящимися мускулами - надсмотрщик (или кто он там?)- рекламировал товар: показательно щупал девушек, поглаживал, похлопывал по разным местам.

- Вот, - сказал он, завидев Лахесис со спутником, - двенадцать жирных тёлок пред тобою. Возьми же жертву, о дракон, и полис наш не трогай!

Саня обалдел: "Что за идиотское представление?..."

- У вас что, кукушка улетела?! Резьбу сорвало? Что за...

Лахесис кивнула.

- Жертва дракону. Каждый год...

"Тридцать первого декабря", - хотел продолжить Саня, однако сказал совсем другое:

- И при чём тут я?

- Ну, как?! - растерялся бородач. - Что, не нравится подношение, господин дракон? Смотри, какие! Во всём царстве выловили самых молодых и жирных. Неужели ты недоволен, господин? Может, стоило их ещё откормить?

- Так я...

Бородач и Лахесис дружно кивнули.

- Ты, кто ж ещё! - торжественно ответила старуха. - Сказано же: дракон влетает утром в арку, ему вослед взирают парки. Вот так. Ты это, ты, не сомневайся.

- Да вы что... - начал было Саня. От возмущения он не находил слов. Внутри вдруг развернулась пружина... Нет, пружиной развернуло его самого. Не так - его просто перевернуло в воздухе, а потом он встал на четыре лапы. Не успел ничего сообразить, как одна из жертвенных дев с неожиданной для её комплекции прытью ринулась вперёд и, воспользовавшись всеобщим замешательством, резво вскочила Сане на спину.

- Куда?! - бородач схватил девушку за запястье и попытался стянуть, но тут же получил ногой по мужскому хозяйству, дико заорал, запрыгал, схватившись за ушибленное место.

- Караул! - завопила старуха Лахесис, почему-то басом. - Грабяяят! Стража!!!

- Держись! - крикнул Саня, не дожидаясь, пока и впрямь кто-то прибежит, и, взмахнув крыльями, взмыл в лазурное небо. Лахесис показала надсмотрщику кукиш, обернулась вокруг своей оси и исчезла.

- Скотина, - сказала девица.

- Кто?

- Ну, не ты, конечно. Господин Кукл.

- Это бородатый?

- Ага. Ну, от меня он так не раз получал. А девки - дуры. "Слушаю", "повинуюсь"... Тьфу!

- Откуда ты такая шустрая?

- Оттуда, откуда и ты, из того же мира.

Саня собрался было уточнить: "А почему, собственно, ты так решила?" - но потом сообразил: вряд ли ещё в каких мирах носят футболки с надписью: "Rоlling Stones forewеr!".

- А звать тебя как?

- Алька я.

- Александра?

- Алёна. Лена то есть. Но меня все Алькой зовут. Так проще.

- Понятно. А занимаешься по жизни чем? Школу-то хоть закончила?

- Обижаешь. Мне девятнадцать. Взрослая девочка, да. Не боись. Да только ж у тебя всё равно ничего не получится, - девушка хихикнула, - как ты, в виде дракона...

- А обратно в человека? Знаешь, как?

- Не знаю. А знала бы, не сказала. Драконом тебе очень идёт. Красивый, изящный. Летаешь. Руки не распускаешь, лапать не лезешь.

***

За время полёта Саня узнал о своей визави многое. Что она учится в консерватории, увлекается поэзией Гумилёва, Лорки и ролевыми играми, принципиально не носит платьев и терпеть не может бабских сплетен. Как попала сюда? А фиг его знает. Приятель подарил картину...

Беседовать они могли бы долго, однако надо же было найти где-то место для ночлега. Да и перекусить не мешало. Как ни странно, Саня совсем не чувствовал голода, но ведь известно: женщина на диете - стихийное бедствие. Так как МЧС здесь, судя по всему, отсутствовало, Штрудельштейн решил не рисковать и объявил обеденный перерыв.

Поскольку местных денег, разумеется, ни у него, ни у неё не было, решили добывать пищу преступным путём. Ночью совершили налёт на продуктовую лавку. Штрудельштейну казалось, что действуют они очень громко и что вот-вот все сбегутся на шум. Но свидетелем ограбления был один лишь филин. Понаблюдав безобразие пару минут, он укоризненно ухнул и бесшумно скрылся в темноте.

- Так, четыре головки сыра, две палки колбасы, пять буханок хлеба, яблоки, виноград... Хватит, пожалуй. Да, ещё... - Алька бросила в мешок несколько картошин и решительно завязала его, - вот теперь всё, больше ничего интересного. Кастрюлю бы где-нибудь ещё спереть и сковородку.

На ближайшее будущее планов не было. Так как здешней географии попаданцы не знали, курс решили держать на юг, то есть чтобы восходящее солнце светило слева. На четвёртый или пятый день добрались до моря. Небольшая полоса песчаного пляжа упиралась в обрыв, поднимающийся на пару десятков метров. Налево, вдалеке, виднелось что-то вроде посёлка. Справа на косе возвышался маяк. Пока то да сё, пока Алька плескалась, плавала, собирала моллюсков, из-за поворота стены выехал всадник в сверкающих доспехах.

***

Лапидар Александрос ехал, не торопясь, вдоль береговой линии, рассеянно озирая окружающий ландшафт. Взгляд его скользил, не задерживаясь, по утлым судёнышкам рыбаков, убогим лачугам, редким белым облачкам, плывущим по синему небу, накатывающим на берег волнам.

- О, Афродита! - вдруг воскликнул он, поспешно слезая с коня и протягивая руки. - Дай мне...

- Ой! - тихо пискнула Алька, тщетно пытаясь прикрыться ладонями.

- О, Киприда! - Александрос пал на колени. - О...

- Ты что, дурак? Какая я тебе на фиг Афродита?

Однако Лапидар Александрос был вовсе не глуп и к такому выводу пришёл по вполне веским причинам. Во-первых, весьма пышные формы; во-вторых, ни одна девушка или матрона ни за что не станет купаться нагишом в таком диком месте. Ну и, наконец, в-третьих, кто же ещё выходит из морской пены? Логика, однако, господа! Логика.

- Так ты не даруешь мне прекрасных невольниц, ублажающих господина сладостными...

- Рабовладелец грёбаный! Козёл похотливый! Невольниц ему! Проезжай мимо, озабоченный ты наш.

"Это не Афродита!" - сообразил наконец Лапидар Александрос.

- А ты кто? - спросил он, на всякий случай суя руку в мешочек с амулетом.

- Конь в пальто.

Лапидар Александрос растерялся. Мы бы сказали: "завис". Что такое конь, он знал прекрасно. А вот что такое пальто?...

- Ты кентавр? - не совсем уверенно предположил Александрос. Он знал, что кентавры умеют отводить глаза, насылать видения, но знал он и то, что кентавров давным-давно уже нет.

- А это ещё что за хмырь?

Лапидар Александрос обернулся на голос, то бишь задрал голову вверх.

- Лен, - сказало крылатое чудовище, - он тебя не обижает?

- Не, - девушка помотала головой. Дракон опустился на песок, свалив перед тем туда охапку сухих веток.

И тут Александроса осенило:

"Я же могу стать героем! С самим Ахиллесом сравняться, с Гераклосом! Если Афина Паллада дарует мне победу над чудовищем..."

- Зри же, Зевес-громовержец и все Олимпийские боги! Как я крылатую бестию эту на бой вызываю! Доблесть ахейских мужей...

- Чего?!!!

- Молчи, женщина! - шепнул Штрудельштейн. - Не видишь, стихи!

- Ага, уже поняла. Ой, боюсь, длинными они будут!...

Она оказалась права. Лапидар Александрос выдал "на-гора" более трёх сотен гекзаметров. Местами корявых, местами сбивался ритм, но ведь выдал же! Возможно, всё бы закончилось мирно, вызов бы не был принят, кабы экспромт Лапидара Александроса не оказался так нуден и напыщен. Что такое хорошая поэзия, Саня понимал. Алька, судя по всему, тоже.

"Да за такие стишки надо морду бить!" - решил Штрудельштейн, и битва началась.

- Ты только насмерть его не убивай! Не надо, - просила женщина, с замиранием следя за ходом сражения. Впрочем, Саня убивать Александроса и не собирался. Собирался он раза два-три окунуть соперника в море. Чтоб стишками не нудил и девушек не отбивал у порядочных драконов. Осуществить задуманное, однако, было непросто. Слишком уж быстро Лапидар Александрос мечом размахивал. Битвы, походы, воинские упражнения... А Саня Штрудельштейн рос хилым тщедушным очкариком и никаким спортом, окромя шахмат, никогда не занимался. Потому полностью уклониться от удара и не смог. Он успел только чуть повернуться - подставить мечу крыло, а не шею. "Больно-то как!" - подумал дракон, падая в бездонную серую мглу.

***

Плечо сильно болело. Видимо, эта боль его и разбудила, привела в чувство. "Упал со стула! - решил Штрудельштейн, поднимаясь на ноги и озирая обстановку. - Плечом, судя по всему, грохнулся. Синяк, наверное. Только что ж он так болит-то?..."

Саня всё-таки кое-как стащил футболку и встал перед зеркалом.

- Бляааа! - воскликнул Штрудельштейн, когда сумел, наконец, разглядеть то, что его интересовало.

Синяка не было. Наискосок, от плеча к лопатке, шёл шрам, судя по всему, недавно заживший. Саня был человек начитанный, но на сей раз печатных слов не хватило.

- Ё...

***

- Ли Максимович, я убедительно прошу вас ставить меня в известность перед тем, как вы вздумаете проводить ваши эксперименты.

Ли Кубарь понуро опустил голову.

- Я понял, Бронеслав Симбович.

Профессор Могумбе подошёл к открытому окну.

- Варас! - крикнул он. - Варас! Где вы ходите?

- Звали, шеф? - отворилась дверь, здоровенный детина - два с лишком метра росту и косая сажень в плечах - появился на пороге.

- Богатырь! - профессор с одобрением оглядел вошедшего. - Прям Илья Муромец. И что б мы без вас делали?

"Богатырь", - тоскливо подумал Кубарь. Сходство усугублялось ещё тем, что парень был, кроме всего, в кольчуге, сплетеннной из мелких металлических колец.

- Голубчик, будьте добры, - профессор указал на шкаф, - соберите телепортеры и отнесите ко мне в кабинет.

- Бронеслав Симбович, - взмолился Кубарь, - не надо. Прошу вас. Я сам, только сам. Обещаю. Больше никому...

Профессор Могумбе помотал головой.

- Опыты прекращаем. Пока до ума не доведём. Это ж надо, никакого отбора, никакой защиты от дурака. Да ещё вторую ипостась пробуждает! Что? - обернулся он к Варасу. - Да какая разница, пейзаж, портрет... Складывайте по размеру.

Как Ли Кубарь ни противился, ни взывал к интересам науки, Могумбе был непреклонен. Варас брал картины со шкафа, профессор считал, записывал.

- Куинджи: "Ночь на Днепре", пять штук. Левитан: "Золотая осень", четыре штуки. Жорж Сера: "Корабли в море", три штуки. Клод Моне: "Восход Солнца", четыре...

- Да все, все, - Кубарь ёрзал на стуле, - что зря время терять?!

- А что вы так нервничаете? - профессор в улыбке показал безупречно белые зубы. - Куда-то торопитесь?

- Эээ, - проблеял Кубарь.

- Дали, - продолжал Могумбе, - "Пара голов, наполненных облаками", пять штук. И его же "Невольничий рынок", одна, две... Стоп. А где ещё одна?

- Да... - заюлил Кубарь, - на складе замок... Я заказал новые ключи...

- Ли, - профессор поморщился, - что вы, как...? Продали кому-то, признайтесь? Кому именно?

- Нет. Я ж говорю: на складе...

- Варас, вот ключи. Сходите на склад, принесите картину.

- Предатель! - зло прошипел Кубарь Варасу в спину. Кольчужник обернулся, развёл руками: дескать, извини, но...

Как и предполагал профессор, искомой картины на складе не оказалось. Ли Кубарь совал ему за уши фиалки, вешал туда лапшу, лепил горбатого, заворачивал селёдку, цеплял бубенцы - словом, старался изо всех сил. Но в конце концов был вынужден сдаться, признать свою вину. И теперь оправдывался, на ходу сочиняя аргументы.

- Вы понимаете, что натворили?! - гремел профессор, мечась по кабинету, как разъярённый лев по клетке. - Глупый пИнгвин! Бизнесмен хренов! - он добавил ещё несколько слов на суахили, по всей видимости, непечатных.

- Бронеслав Симбович, - снова проблеял Кубарь, - всё не так страшно. И фильтр, да, пока ещё он иногда даёт сбои, но ведь есть же. Культурные интеллигентные люди, понимающие искусство, живопись...

- Вас не переболтать. Это я давно понял. Знаете, что я сделаю, если в течение недели вы не найдёте телепортер? Догадываетесь? Кстати, кто вас возил за пределы Территории? Рогозин? Так я и думал. Растёт наш инспектор.

***

Александр Штрудельштейн, инженер-химик двадцати семи лет от роду, в чудеса не особенно верил, потому и решил в конце концов, что и невольничий рынок, и девица, и драконий полёт ему просто приснились. Ну, или приглючились. Дали по-прежнему висел на стене, но разглядывать картину было недосуг. Вертеться надо, как пресловутый грызун в колесе. Иначе и из хрущёбы этой однокомнатной не выберешься, ни репетиторство не поможет, ни прочие подработки. "Год вороного коня", как говорит мама. А значит, и пахать надо, как лошадь.

Всё же он решил дать себе небольшую поблажку - пойти домой не напрямик, а через бульвар. Погода стояла довольно мерзкая, на лавочках и аллеях не было почти никого. Он достал из кармана пачку, вынул сигарету, чиркнул спичкой. "Надо, конечно, бросать, - подумал Саня, мысленно стыдя себя за слабоволие, - закончим проект - обязательно брошу! Запишусь на...".

- Александр Ефимович?

- Вы кто?

Саня уставился на человека, плюхнувшегося рядом: невысокий, плотный, клетчатое демисезонное пальто, шляпа пирожком... Нет, не припоминается.

- Зовите меня «хоббит». Я толст, невысок ростом, появляюсь незаметно. Вы к Толкину как? Не очень? А, больше предпочитаете фантастику научную. Что ж, на вкус, на цвет... Да, собственно, зачем я вас побеспокоил. Дня четыре назад вы купили картину...

Чем больше клетчатый рассказывал, тем Сане становилось страшнее. Он говорил о комплексном воздействии на мозг, галлюциногенах, всяких нехороших излучениях. Саня давно всё понял и готов был отдать картину задаром, но странный тип не унимался. Для верности, надо полагать. Смеркалось. Зажглись неоновые вывески, редкие фонари.

- Вот! Что и требовалось доказать. Вам почудилось, что вы дракон. Очень достоверная галлюцинация. Ну, девушка, понятно, тут и комментировать нечего. Говорите, была совершенно голая? Хе-хе! Ладно, засиделись мы что-то. Идёмте, заберу вашего Дали. Кстати, могу предложить альбом взамен. Хотите?

Они миновали проспект, прошли по улице, свернули в арку двора. Санин спутник, видимо, решил немного поднять ему настроение - разглагольствовал о женщинах, травил анекдоты, один за другим.

- Бабки есть?

Две тёмные фигуры отделились от стены. И ещё двое или трое остались в тени.

- Пикнешь - убью, - тихо, но внятно сказал один, приставляя нож к толстому брюху клетчатого. - А ты, жидёнок...

Обычно от страха сердце прыгает куда-то вниз, в пятки, в низ живота. Но на этот раз Саня почувствовал, как удлиняется шея, вытягивается позвоночник, как тело разрывает одежду. Он увидел бледные, перекошенные от ужаса лица гопников, прежде чем плюнул огнём.

***

- Слышал? - Маргарита Николаевна отложила газету. - Четверых парней нашли обгоревшими.

- Ба! - отозвался из комнаты внук. - Да знаю я, знаю. Не пью я. То один раз было. А эти... Какая-то пьянка? Кто-то курил в постели? Они там что, гомики?

- Читай! - старушка пошуршала свежим выпуском «Города». - А задачи, что тебе Александр Ефимыч задавал, ты порешал? - вдруг, безо всякого перехода, поинтересовалась она. - Когда занятие?

- Не знаю. Я ему дозвониться не могу. Уже неделю.

- В школу не опоздай! Без двадцати уже.

"Ну, попал! - золотистый дракон восседал на крыше. - Дважды попал, если быть точным. И что теперь делать? Куда податься? Блин! Вот тебе и магия-шмагия, эльфы с гномами! Обидно, господа! Очень обидно."

С первых строк - подача не полетная, рваная

Место выбирал долго и тщательно. Это ж таки не музей, квартирка однокомнатная.

- Ну, вот, - сказал сам себе Саня, отступая на шаг и любуясь картиной, - вот так, пожалуй. Да, всё-таки вещь!

Там, на бульваре, он видел бюст Вольтера. Теперь же, несмотря на все попытки, только трёх старушек в арке ворот.

"Да, - подумал Саня, - как сделано!! И всё - прям как настоящее! До такой степени, что, кажется, я даже слышу звуки, ощущаю запахи. И арка эта вроде как приблизилась, стала больше...".

- Пааберегись!!!

От неожиданности он сориентировался не сразу, потому и отлетел вперёд и чуть в сторону, сбитый сильным толчком. Пока матерился, потирая ушибленное место, одна из трёх старух с необычайной резвостью метнулась вперёд, уцепила Саню за руку и поставила на ноги.


Пока ничего не понял дома дальше почитаю вникну

Я воздержусь. Мой рабоче крестьянский мозг не осиливает. Хлопну тридцаточку шрумов тогда возможно прозрею

Писала Тау

Поясняю: у Дали (и не только) есть картины, где можно видеть то одно, то другое. В частности, с портретом Вольтера. Имеется в виду, видимо, это: https://en.wikipedia.org/wiki/Slave_Mar ... ltaire.jpg

Ирен я понял это прочитав с третьего раза. Автор так резко перешел от покупки к непосредственно происходящему на картине и с гг что это было похоже на вспышку. Повторю мне трижды пришлось перечесть чтоб ухватить нить. По началу было похоже что я сошел с ума но это невозможно потому что я давно сошел с ума. Теперь сфокусировавшись я рекомендовал бы сделать хоть какой нибудь переходикъ. Но это чисто мое восприятие

Тау врядли.
Скорее всего, сам котик писал. Сто, нет, 99%, что он.
Его высказывание, что ничего непонятно наводит на подозрение.
Да и любит он кондовый сюр.

Да, по рассказу.

1. Картина Дали... А там действительно три старушки? Я просто точно уже не помню. Не девушки? И их не две?
Ирена, Вы точно знаете. Скажите, старушки или девушки? Три или две?

Характеры героев вырисовываются достаточно ясно. По крайней мере, по их мыслям, словам, действиям, об этих характерах можно судить.

А вот мир прописан нечетко, точнее - не прописан никак. Зачем девиц в жертву дракону приносят? Если для еды, то почему тогда жертва сама на дракона прыгнула? Если для чего-то другого?... Для чего?

Бой с драконом позабавил. Вот оно как - не заниматься спортом! В дракона превратился, да и то был бит.

Автору респект?

Артемус, там как бы монахини (что они делают на невольничьем рынке, покрыто неизвестным мраком, но тут претензии к Дали). Две на роже Вольтера (их лица - его глаза), одна подальше. Возраста не разобрать. Телеса пышные.

Ага, монахини! Спасибо, Ирена.

Автору не респект

На мой взгляд - забавно, хорошо и даже местами интересно, но не увлекло.
Может быть, я ожидал, что продолжатся некоторые логические линии. Может быть, не все факты в рассказе логически объяснены. Или я просто придираюсь...

Придираешься
Улетный рассказ. Читается легко, весело, с огоньком! Хорошее настроение сохраняется на всем протяжении текста.
Браво, автор!

Хороший рассказ. Правда кое-где пережимает автор с юмором, и кое-где юмор ради юмора.

Уважемые критики, если можно, поконкретнее.

Резкий переход с этого мира на тот. Пришлось возвращаться, перечитывать.

«- Пришли! - Лахесис резко остановилась, и Саня чуть не влетел ей в спину. - Вот они, касатик!»
Здесь бы и описать старуху. В чём она? Линялое ситцевое платье пахло старостью. В дыре под правой лопаткой виднелась тёмная сморщенная кожа…Может, даже спеть «Там лилии цвету-у-т».



«- Скотина, - сказала девица.
- Кто?
- Ну, не ты, конечно. Господин Кукл.
- Это бородатый?
- Ага. Ну, от меня он так не раз получал. А девки - дуры. "Слушаю", "повинуюсь"... Тьфу!»

Диалог, тоже, канешна, хороший.


«- Так, четыре головки сыра, две палки колбасы, пять буханок хлеба, яблоки, виноград... - Алька бросила в мешок несколько картошин …Кастрюлю бы где-нибудь ещё спереть и сковородку».

Зачем? Хлеб сварить и виноград поджарить?


Автор взял с ходу в карьер. Придётся перечитывать пару раз, как Берег. Удар по «мужскому хозяйству» должен, видимо, лечь веселящим бальзамом на душу местных старичков, которым всё поперек скорлупы.

Интересно, с точки зрения автора, сколько раз надо вдарить, чтобы объять женское хозяйство?

На восемь рассказов - три юмориста!

Чувствует моё сердечко, что первое место занял бы сюжет: Ванька Жуков, прочитав в ответном дедовом письме о козьем вымени, изобретает аппарат и летит на ём доить Шарикова. Слышите стук? Это благодарные читатели падают с диванов и ухахатываются.

А, ага. Теперь я понял, кто такой Саня Штрудельштейн. Мое почтение

Вопрос, откуда картошка в мире полисов, я решительно задавать отказываюсь. Особенно учитывая обстоятельства (остальной рассказ)

Ирэн, там разве монахини? на них одежда горожанок континентальной европы века.. хз, Новое время. Тот период, когда мужики ходили в колетах наверно.

Я по прочтении одного не могу понять: куда ведут отсылки третьего с конца фрагмента? Неужто к АБС?
Три старухи, ок, Лахесис, отлично. Саня-дракон - пойдет. Девица и второй Александр.... прокатывает. Тем более, может, они еще встретятся в настоящем.
Но вот стиль подачи надо бы допилить до более плавного, ну или переключатели обозначить.

интересно, сколь народа узнали первую отсылку к мойрам? и почему у автора парки в полисе

И наше, и наше вам почтение!

Картошку сырую прикажете есть?
Да и мало ли что? Думали, может охота будет, рыбалка.



И не говорите, Ефросиня Батьковна, и не говорите!
Сидел себе дома, никого не трогал... И тут, вдруг...
Нет, поймаю автора, пусть не обижается. Юмор у него, видете ли, такой!
Ты, автор, меня или назад в человека преврати, или уж дракониху каку в подруги предоставь.
Короче, автор, хошь обежайся, хошь нет, но за тебя я голосовать не буду!
Да! Девочку ты куда дел? Неужели снова рабовладельцу отдал?
Не стыдно?