|
*для первой главы
Старый город, сменивший три названия и нескольких хозяев, в этот час уже просыпался. Колокола в соборе недавно прозвонили к заутрене, и улицы постепенно оживали. Вышагивали к церквям пожилые армянки и северянки, смиренно опустив глаза, и закутавшись в цветные платы по самые глаза. Пекарь выкладывал горячий хлеб в окне пекарни, и перед тем как уйти спать, в который раз проверял учеников и подмастерьев. За неубранный в полдень хлеб им крепко достанется от мастера. По узким окраинным улочкам направлялись к рынку торговцы, подгоняя ослов.
Аскалон отдали генуэзцам почти век назад, сразу после завоевания, но купцы мало изменили облик города. Только по договору с братьями были разрушены мечеть и минареты. Построены огромные причалы на юге предместий – и после наступления рыцарей на Александрию польза этого начинания стала очевидной всем. Хотя генуэзцы жадны были не по-божески, но и каялись истово, а потому ни братья, ни епископ не видели большого зла в их торговле и владении Аскалоном, Газой и Аккой. Раймунд IV даже вел переговоры о передаче под их власть Тартуса, но однако же не слишком с этим спешил, требуя взамен королевского участия в торговых делах.
Воздух ранним утром еще по ночному прохладный и чистый, хотя уже ко второй службе от былой свежести не останется и следа… После восхода, в тот час, когда честные горожане преломляют хлеб и пьют кислое вино, по этим улицам пройдут сборщики мусора и ветоши. Ну а пока хозяева домов кто досматривает последний сон, кто спешит открыть ставни солнцу. Кто тайком молится не по христианскому обряду, а после пойдет в собор, причащаться крови и тела Христова.
Поздним летом 1142 Аскалон встречал имперского посла, и ждал новых кораблей с запада, пока нынешние стояли у причала, и в них грузили ткани, пряности и зерно для королевств Севера.
Утро озаряло проснувшийся город, и ветер нес запахи пустыни и полей далеко в море.
***
вторая вставка
Место на улице святого Бонифация, напротив дома главы гильдии купцов, считалось у торговцев Аскалона не столько выгодным, сколько почетным. Старый Закария занимал его по праву. Каждый день рано утром его помощники открывали лавку, раскидывали лотки и уносили в прохладный подвал кувшины с водой, которую днем подавали уставшим торговаться покупателям Закарии.
Сам же он сидел на старом ковре у входа в лавку, добродушно отвечая на приветствия прохожих и гонцов, выезжающих из ворот дома напротив. Так же, как весной или в прошлый год. Но все же кое-что изменилось: последнюю неделю лета почтенного торговца больше занимало происходящее в доме генуэзца, поэтому на приветствия он отвечал рассеянно, а один раз даже не заметил не менее почтенного Мехруда. Очень неприятно получилось, очень огорчительно, чтобы объяснить невежество, пришлось отговориться рождением первенца у второго сына. Мальчик в семье – большая радость, большое событие для родни Закарии. Пригласить этого Мехруда на крестины, как не уважить такого хорошего человека… мда.
Закария отхлебнул приправленное шафраном вино.
Кто же может помочь узнать, о чем договорились имперец и Дориа? Фрахт и перегоны – вот чем жили многие в Аскалоне, точнее – то, с чего жили. От цен на фрахт зависит торговая прибыль мелких перекупщиков, таких, как мужчины семьи Закарии. Епископ не велел брать больше пятнадцатой доли, но он в Иерусалиме, а святой город далеко, очень далеко отсюда…
Гонцы. Гонцы – это путь проверенный, но сейчас у почтенного не было того задумчивого философского настроения, в котором следует отгадывать содержание писем по цвету печати и ее форме, пока сам посланник жадно пьет предложенную воду перед дальней дорогой, положив важный сверток на край прилавка. Еще можно было пригласить сержанта стражи в лавку, поглядеть на новые клинки, с дивными северными рукоятями. Сержант любит внимание, и с пониманием относится к вопросам торговца, но увы, не вхож к самому Гидеону Дориа, а значит, узнает нужное ненамного раньше простых корабельщиков.
Рыцари, посещающие этот дом, могут знать все что угодно, но… Но. Закария печально вздохнул, покосившись на помощников, усердно нахваливающих кусочки драгоценной корицы и мирровую пыль восторженно слушающему их северянину. Тот успел купить того и другого уже на десяток золотых *** и теперь постепенно осознавал свалившуюся на него удачу.
Почтенный торговец пожевал губами, снова отхлебнул остывшего вина. Он глянул в небо, полное раскаленной лазури, и зажмурился недовольно. Что ж… Рыцари многое могут знать, вот например тот, кто въехал сегодня в ворота сразу после полудня наверняка услышит итоги переговоров и цены за перегон из уст самого посла. Но как добиться от такого ответа?! А если доблестному сэру что-то не понравится и он опрокинет прилавки, и оттаскает Закарию за бороду – восстановить потерянное уважение будет непросто.
Солнце на мгновение было заслонено облачком, а с мыслей почтенного напротив, словно спала пелена. Слуга, который подавал последние месяцы вино старому Гидеону Дориа – он кажется был каким-то дальним родичем Мехруда. Пристроен из жалости и так, на всякий случай. Толку от него никакого, дела при нем не обсуждают, но ведь грамотный, а достойно разлить вино в кубки занимает время.
Даже если заметил по нескольку слов на каждом листе – это интереснее чем просто печати. Воистину, детей дает небо нам на радость! На крестинах уважаемый Мехруд будет почетным гостем, в этом нет и сомнения.
Закария допил вино, довольно прищурился на клонящееся к горам солнце и встал с ковра, поправив рукава широкого ***.
- О, не сомневайтесь в своем выборе, почтенный! – он склонился в неглубоком поклоне перед новым покупателем. – Этот янтарь – лучший на всем побережье, от самого Сидона до Александрии! Если задумаете нарезать из него четки – глаже и прекраснее их не будет во всем Лангедоке, если возьмете часть и воскурите в часовне – дурной воздух надолго покинет ее. Также древние советовали жечь янтарное масло у постели больного – оно придает сил и отвращает лихорадку…
Голос его вился и журчал, как горный ручей, и, сам того не замечая, чужак начал согласно кивать, когда торговец оглашал все новые и новые достоинства трещиноватого куска желтого янтаря, баюкая его в ладонях словно волшебный сапфир.
**
вставка третья
В темноте крадущиеся шаги почему-то всегда особенно хорошо слышно. Тем более, если в такт шагам звякают шпоры. Да и бряцание дурно надетого пояса тишины не прибавляло.
В общем, Иджих проснулся от шума у лестницы. Кошка, которую он, оказывается, положил под голову вместо подушки, зашипела и расцарапала ему руку, убежав так быстро, что свернуть мерзавке шею Иджих не успел. Хотя вроде попытался.
Накануне они славно погуляли в «Веселом свинаре», так что даже до комнаты своей не все сумели добраться. Под лавками поудобнее будет, и лестницы не облюешь, если что. Дорого слишком хозяин «Свинаря» ценит чистоту. Говорят, потому что проверяют тут их, и если от печей дух дурной, или в общем зале грязно братьям покажется – хозяин может и плетей попробовать, у столба на Рыбной площади. Строгие они, братья-госпитальеры. Иджих на всякий случай перекрестился, чтоб живот все выпитое и съеденное удержал до утра.
Потому наверно и внимание обратил, что думал о рыцарях Креста – звякнуло что-то по ступеньке. Словно она уже здесь – ночная тайная проверка… Это шпоры – понял вдруг старший подмастерье.
А тогда и человека различил, который тайком наверх вздумал подниматься.
«Веселый свинарь», как и все постоялые дворы на этой улице, был построен по разрешению городских властей, по дозволенному плану. Широкие двери выходили в угол общего зала, а лестница и вовсе была была упрятана за угол. Так просто не увидишь. Может, это вор? Говорят, здесь, на юге, от воров просто тесно, хоть и святая земля…
Иджиху представилось, как ночной разбойник тайно крадется на местную кухню, украсть ложки. Чтобы утром пришли братья и содрали денег с хозяина за то, что-де у того ложек на всех не хватает и непорядок. Воображение тут же пририсовало замершей в темноте фигуре высокий шлем и крестовую котту.
Подмастерье закашлялся от смеха, отчего тот, на лестнице, вроде испугался. Бряцнул чем-то и заторопился вверх.
«Наши комнаты там!» - вдруг осенило Иджиха. – «А мастер, когда пьян, дверей не закрывает. Там же грамоты складские! Что если он и деньги при себе оставил!..» На четвереньках, путаясь в чужих ногах и чудом минуя лавки, он ринулся к лестнице. Перед ступеньками он сообразил подняться на ноги, и устремился следом за ночным вором. Но опоздал.
Неизвестный уже подкрался к одной из дверей, и настойчиво, но робко скребся в нее. Говорил, кажется, что-то. Тихо только, слышно плохо было, да и Иджих от облегчения, что не придется сейчас защищать хозяйские денежки, сел прямо на ступеньки.
В комнате этой, сказали, жил рыцарь какой-то важный, хотя и не жил даже, так – спал иногда. К купцам ему, видите ли, селиться зазорно, не достойны они принимать графского вассала. Подумать можно, что над кабаком комнату снимать не зазорно, и чести рыцарской не роняет! Хотя кто их знает, рыцарей, может генуэзцы для них похуже сарацин-выкрестов.
- Сэр Кристобаль, откройте, - проговорил непонятный человек чуть громче, и Иджих весь обратился в одно большое ухо. Икать правда хотелось, но тут уж можно и потерпеть.
- Что… кто тут… - послышалось злобное из-за двери, - Полночь только минула, чертовы дети, мне ведь на рассвете выезжать! Убирайся, мразь, мне порошки для мужской силы без надобности. И ногти святого Иосифа оставь себе! Богородицей клянусь, продавец, если не уберешься сейчас…
Кажется, рыцарь прошлепал босыми ногами к двери. И лампу зажег зачем-то.
- Сэр Кристобаль, это я!
Дверь отворилась. Посетитель на мгновенье онемел, уставившись на хозяина комнаты во все глаза.
- Нет, господин дурак, вы – это не я, - сказал рыцарь строго, одной рукой хватая посетителя за шиворот. – Себе бы я точно дал выспаться! Вы – это кто-то глупый, я с ним не знаком.
Он подтащил слабо сопротивляющегося гостя к окну в коридорчике, распахнутому видимо с вечера.
- Где твой товар? А ну давай, я выброшу сначала его! – и потряс беднягу, так что пояс снова брякнул. – Будешь знать, как мешать сну благородных людей!
- Но я… - пробормотал тот, - у меня нет товара. Я ничего не продаю… Мне надо с вами поговорить, у вас мое кольцо, и плащ, и… многое другое! Я не надеялся застать вас утром, я спешил, я…
- Ах у тебя еще и товара нет! Ну так ступай-ка, поищи его, божий человек!!!
И выкинул из окна на улицу.
_________________
Харизматичные персонажи объективно противными не бывают ©Auguste de Rivera
|
