Полки книжного червя

Пьяный запах темноты,
Леса горькая купель…
Медвежонком звался ты,
Вырос – вышел лютый зверь…

«Мельница»

Он проснулся (нет, скорее пришел в сознание) от боли. Болело все. Болели вывернутые бесчеловечным образом руки и ноги – они были сведены назад и крепко – накрепко привязаны к большой суковатой палке…. Болели многочисленные ссадины и ушибы по всему телу. До острых судорог ломило челюсть, потому что во рту, между зубов у Сергея был большой деревянный обрубок, не дававший говорить, а позволявший только мычать. Он и замычал, непроизвольно, приходя в себя – и тут же получил достаточно сильный тычок в бок чем-то тупым…. Открыл глаза – ничего не видно, кроме деревянного борта ка-кой-то повозки, и мелькающих над ним верхушек деревьев – похоже, елок…Его куда-то везли, связанного, скрученного мастерски, так, что он не мог ни пошевелить занемевшими конечностями, ни выговорить ни слова…. Поскрипывали колеса, слышалось позвякивание металла, наверное, конской сбруи, негромко бубнили людские голоса – рядом, с повозкой вроде как шли двое.
Сергей попытался высвободить руки… куда там! Связан на совесть! Да еще и тут же опять получил, но уже не палкой в бок, а кнутом по всему телу! А так как везли его по-чему-то нагишом, то кнут так приложился к оголенному телу, что Сергей взвыл - насколько ему позволял этот обрубок еловой палки во рту… Мужской голос заковыристо, по-русски, выругался где-то рядом, добавив в конце: «… не балуй, зараза!»
И вот тут Сергею стало страшно. Очень страшно. Всяко бывало в его жизни, но не было еще ни разу такой полной беспомощности. И неизвестности. «Кто я? – метались мысли в голове, – куда меня? На дыбу? На костер? И главное – за что???»
Да…наверное, это мой последний сон. Отсюда мне уже не выбраться. Лишат меня сейчас жизни каким-нибудь долгим и мучительным способом, и надежда моя – вернуться домой – умрет вместе со мной…. Смерть так похожа на сон, но это не сон, и оттуда уже не скользнешь в другое пробуждение….
Ну что ж. Когда-то это должно было с ним случится. До сих пор ему просто везло… просто везло! А теперь вот – все… все… все… а Лена так и не узнает, куда я про-пал…
И от этих бессильных мыслей захотелось ему заплакать. И он заплакал…
А мужики рядом забубнили:
- Гляди – плачет… ишь, отродье! Умоешься слезками сегодня!
- Да ладно тебе, Антип,… тоже, поди, живая душа, помирать неохота…
- Да откель у него душа?
- Балда ты, Антип, башка здоровая, да пустая… тебе князь что велел? живым при-везти. Вот и вези, не разговаривай.... А есть у него душа, нету – это не наша забота, тут пусть отец Симеон разбирается…. Эй! Филимон! Стой!
- Чего тебе? – пробубнил сидевший в телеге Филимон.
- Чего…. Гляди, вечереет уж! Поторопись, князь велел засветло привезть! Тащишь-ся, как бабка Матрена… Да погодь, мы вот тоже сядем…
Телега остановилась, мужики плюхнулись рядом, свистнул кнут, и телега покатилась быстрее, везя Сергея в неизвестность…. А он лежал и пытался думать связно.

«Так… все, хватит истерик, Сергей. Возьми себя в руки. Чему быть, того не миновать, … а пока слушай и думай. Собирай, так сказать, информацию отовсюду. Везут меня, похоже, не на казнь. Везут к князю. Зачем-то я ему сдался - деньги, что ли, должен? Или когда-то, по пьяни, послал его по – русски? Да нет, сразу бы морду начистили, и все… тут что-то посерьезней. И почему я так мощно связан? Почему бревно это во рту? Почему нагишом?»
«А что, если сейчас уснуть? Уснуть, и проснуться в другом месте, пусть кактусом, но живым?» – обожгла радостью внезапная мысль,
И тут же пришла следующая – «а как тут уснешь? Во всем теле боль, замерз, как собака, и жрать охота – сил нет!»
«А если… когда привезут меня и развяжут (наверное), на кого-нибудь бросится? Сразу мне в морду… может, отрублюсь?»
«Нет… а если сразу – под ребра пырнут? Кто их знает…»
«А если…? Нет… А так?...Да нет, точно нет…. А, может…? Глупо…не выйдет…»
Сергей метался мыслями, выискивая способы спасения. Мужики бубнили о чем-то своем. Филимон, знай, погонял лошадь, а та бежала все быстрее, чувствуя приближающееся жилье…

Ох, и переполох же поднялся, когда его привезли! Лишь только открылись ворота и телега въехала во двор, со всех сторон начал сбегаться народ – какие-то бабы древнерусские, в сарафанах, мужики бородатые, детишек тьма, и все пищат от страха! А сами так и норовят чем-то в него ткнуть! Сергея, не развязывая, вместе с палкой вытащили из телеги, бросили на вытоптанную траву у крыльца. Видеть он мог ничего кроме ступенек, поэтому разглядел лишь новые, не очень чистые сапоги красной кожи. Сапоги опасливо потоптались на нижней ступеньке, потом сказали:
- Давайте, мужики, в подвал его пока… в тот, дальний, где клетка есть,… а ты, Фи-лимон, не распрягай лошадь, ехай за отцом Симеоном, да живо мне – одним духом чтоб обернулся!
- Дык… лошадь устала… поднести бы на дорожку…
«Кому поднести? Лошади? – подумал Сергей, и сам себе удивился, - шучу, значит жив еще, и надеюсь…»
Слышно было, как свистнул кнут, гаркнул что-то Филимон, и телега покатилась за отцом Симеоном… А Сергея поволокли в подвал… Там было совсем темно, так что пришлось вначале внести несколько факелов, а потом уже самого Сергея, а следом опасливо вошли все остальные – князь, и прочие любопытствующие… Загремел отпираемый замок, скрипнула душераздирающе железная дверь, Сергея втащили внутрь, надо понимать, клетки, и, не развязывая, положили у прутьев. Потом вышли, закрыли дверь на висячий замок, и снаружи уже разрезали веревки…. Медленно-медленно, преодолевая боль во всем теле, он смог сесть. С трудом закрыл онемевший рот. Огляделся.
Клетка была достаточно большой, так что Сергей вполне мог бы стоять в ней – если бы ноги его слушались. Факелы давали мало света, больше чадили и коптили, но он смог разглядеть, что вместе с ним в подвале человек семь – жмутся к двери, опасливо поглядывая… неуютно им, боязно чего-то и будь их воля – чухнули бы отсюда единым ду-хом!!!
«Господи… да что же я такого натворил? – тоскливо подумал Сергей. – Ведь боят-ся до жути!»
- Мужики…- хриплым, чужим голосом смог выговорить он, - воды хоть дайте…
При первых звуках его голоса они шарахнулись, хотя шарахаться было некуда – и так стояли у стены. Потом князь – серенький, грузный мужчина средних лет, с намечающейся лысиной, - шепотом что-то приказал стоявшим рядом…. Послышалось ворчливое бормотание, кто-то недовольно бубнил: «внутрь не пойду…», князь что-то буркнул серди-то, и один из мужиков принес воды в деревянной кружке, поставил снаружи у прутьев и отскочил. Доставай, мол, сам, коли пить хочешь! Кое-как Сергей эту кружку втащил, расплескав половину, сделал несколько глотков. Еще больше жрать захотелось…
- Слушай, ты,… Светлость! - это Сергей князю. – Ты какого… меня сюда упек?
Князь надменно задрал свою плешивенькую головешку, сделал было решительный шаг к клетке, но тормознул по дороге, сообразив, что подошел слишком близко и Сергей при желании может дотянуться до него рукой. Отскочил опасливо назад…. И оттуда уже изрек:
- Да будь моя воля, бесовское отродье, я бы тебя сразу прямо на кол упек! И под-жарил бы медленно, чтобы помучился, как мучились загубленные тобой живые души!
«Оба – на,… - ошалело подумал Сергей, - я, выходит, душегуб? Древнерусский Чикатило? Ё-моё,… вот угораздило,… и что теперь скажешь на это?»
А князь продолжал:
- Благодари господа, что милостив он! Благодари его же, что отец Симеон, в его величайшей милости и терпении, велел не убивать тебя сразу! Верит он, что душу твою заблудшую, грехами испоганенную, спасти еще можно, прежде чем тебя смерти предадут…. Поэтому сиди пока тут, жди, и уповай на милость Господа нашего…
И попятился подальше от Сергея, поближе к двери, … потоптался, и бочком-бочком, да и слинял. Лишь бросил тем, кто рядом топтался:
- Ванька, останься здесь, пригляди! Как приедет отец Симеон, меня позвать! Рань-ше не трожьте. Да браги мне подать!
«Браги!…. Г…на тебе на лопате!» – зло подумал Сергей.
И все.
И больше не о чем было думать. Все стало ясно, … ну почти. То, что с ним случи-лось, называется простым русским словом – непруха. Или еще понятнее – п…ц. Сколько там ему осталось? Ну с полчаса… пока попик этот явится, душу его поспасает, а потом – все, Артюхин Сергей Юрьевич, был такой – да весь вышел…
Господи, как глупо…
Сергей встал, подошел к краю клетки. Отсюда, в небольшое подвальное оконце, был виден желтый, как масло, диск луны…
«Полнолуние?» - вяло подумал он,
И вдруг задрожал, задрожал мелко… Судорога пробежала по телу, скручивая его узлами, заставляя корчится самым немыслимым образом… Желтая луна заливала его глаза, подавляя волю, стирая человеческое, болью и страхом сжимая тело… Он упал на четвереньки, потом вообще распластался на грязном полу, умирая, и не понимая, что же с ним происходит…. Глупо, глупо все это и нелепо… Господи, как больно…. Почему эта земля на полу так сильно пахнет? А-а-а… очередной приступ боли скрутил его узлом, он впился ногтями в земляной пол, не замечая, что большие черные когти чертят на полу глубокие борозды…. Нет, нет, надо сжаться в комок и переждать, это просто приступ ка-кой-то, может, аппендицит, а может, почки…. Сейчас, сейчас, все пройдет…уже легче…. Ну вот. Можно сесть.
Он сел.
Почувствовал в глазу какую-то соринку, заморгал, поднес руку к глазам…
И не увидел руки.
Вместо нее – большая, мохнатая лапа, с черными когтями… Буроватая, с истоптан-ными подушечками…
Все человеческое, что еще оставалось в этом существе, завизжало голосом Сергея, забилось в ужасе…. А огромный бурый медведь, сидевший теперь в клетке, запрокинул лобастую голову и глухо, остервенело зарычал, глядя на ненавистную луну…
А бравый Иван, жавшийся к выходу, обмочил штаны и от страха потерял сознание…

«Что это? Кто я ? Кто-кто… мысли расплываются… думать не выходит… как пах-нет ночь! Я – медведь? Да фигня, человек я , Артюхин Сергей… Сергей… как бишь, меня? Сергей? какой Сергей? кто Сергей? У-у-ур-ррр… есть хочу…. сколько еды снаружи… А-ррр!»
Медведь остервенело бросился на клетку сотрясая ее, раскачивая… но клетка не поддавалась. Кованая из толстых прутьев, она держалась намертво. Еще, еще и еще бро-сался медведь всем своим телом на стены, оглашая подвал глухим рыком, но все было бесполезно… сел, обхватил лобастую башку лапами, глухо и жалобно заурчал…
«Выпустите меня, изверги… выпустите, или хоть накормите,… что я вам сделал? за что вы меня в клетку, в подвал вонючий? гады, мелочь тонкокостная, людишки поганые….»
«Стой!- рвалась откуда-то изнутри последняя человеческая мысль, - стой! не сходи с ума! Ты же человек, Человек, пусть и в теле оборотня!»
Медведь отпустил голову, перестал рычать. Встал, подошел к двери, закрытой на замок. Подергал ее – не поддается. А если так… Он просунул лапу сквозь прутья и начал верететь замок, стараясь сломать дужку… не выходит. Потряс дверь еще раз, навалился на нее всем телом, что было сил навалился – нет, никак!А-у-у-р-р-р….
Только не паникуй! думай! ты же не Топтыгин в цирке…
В цирке,… да, в цирке, как-то очень давно Сергей видел медведя, который крутился на перекладине… как гимнаст.
Он поднял лапы… уцепился за прутья, переплетавшиеся вверху клетки, и, раскачавшись, ногами, всем весом своего огромного тела, врезал в дверь! Потом еще, и еще!
Дверь погнулась, перекосилась… и остальное уже было несложно.
Замок – прочь! Дверь - туда же, и огромный зверь стремительно рванулся вверх, вверх по лестнице, к воле, легко перепрыгивая через бессознательного (к его счастью) Ваньку, выбивая дверь подвала одним движением могучей лапы,… и вот он уже на княжеском дворе, легким, стелящимся бегом мчит к воротам, а там на его счастье, - открыто! и стражники суетятся – отец Симеон как раз приехал! Вихрем налетел медведь на толпу, разлетелись в стороны люди – живые и уже нет, диким страхом заржал конь, метнувшись в сторону, унося полумертвого от страха и даже забывшего креститься отца Симеона…. Кинулся кто-то ему наперерез, кто-то сильно храбрый, с рогатиной, но Сергей даже не ос-тановился, только на бегу взмахнул левой лапой, и упал человек… или то, что от него осталось… а Сергей летел широким мягким бегом, над ночной землей, не замечая препятствий, туда, туда, к чернеющему лесу, и чем дальше уходил он от человеческого жилья, тем меньше оставалось в нем человеческого, и было ему это – в радость… Сила, сила немеряная бурлила в нем, а еще голод – звериный, темный голод…. Остановил его запах свежей малины, это, конечно, было не мясо, но тоже кое-что, и он забрался в малинник, загребая спелые, душистые ягоды обеими лапами и запихивая их в рот, и облизывая при этом обе лапы… И вдруг почувствовал во рту вкус крови - человеческой крови, оставшейся на его лапах… Взрыкнул, не торопясь, поднялся, оглянулся, будто раздумывая – возвращаться ли? откуда-то тихо-тихо, из подсознания, туманно выплыло «каннибализм был широко распространен на островах Папуа – Новой Гвинеи…»
Но медведю эта фраза ничего не говорила… и сделал он уже было шаг назад, к людям, к ненавистным мягкокостным червякам, да вдруг учуял совсем рядом свежий, пьянящий запах молодого оленя. И если бы могла эта громадина меховая подпрыгнуть на месте от радости, то, наверное бы, подпрыгнула…
А спустя час огромный бурый медведь лежал далеко в чаще леса, сытый, сытый до пьяни, и слушал как неподалеку парочка лисиц с хрустом догрызает то, что осталось от оленя… Прямо перед ним меж еловых лап продолжала висеть огромная масляно-желтая луна, медведь дремал, и снился ему сон, что он – не один… есть у него медведица – красавица, бурая шкурка, и парочка медвежат со странными, немедвежьими именами – Степка и Нюрочка, и сам он – то ли медведь, то ли червяк мягкокостный… и зовут его вроде Сергей…

Кстати, если кто читал мой рассказ "Медведь" на конкурс на ФФ, кажется, "Фэнтези-этнос" назывался, то он - продолжение этих событий.

Интересный рассказ, не читала раньше.
"Медведь" мне не понравился, слишком уж лубочный какой-то, на сколько я помню.

Это ты тоже не читала, то, что ниже.

Простоволосая головка,
Улыбчивость лазурных глаз,
И своенравная уловка,
И блажь затейливых проказ –
Все в ней так молодо, так живо,
Так непохоже на других,
Так поэтически игриво,
Как Пушкина веселый стих…

П.А.Вяземский.

Утро – приятная штука…. если знаешь, кто ты и кем проснешься. А Сергей, бедолага, уже почти привык просыпаться кем-то и где-то, так что каждое утро было для него испытанием. Вот и сейчас: он почувствовал, что просыпается, и сразу, машинально, про-вел инвентаризацию. Руки – шевелятся, их две - хорошо. Ноги – действуют, ходить сможет, хорошо…. Глаза – есть, рот, уши – вроде тоже, потому что слышит и видит. Остальное… ну, проверить не помешает!
Сунул руку под одеяло.
Обмер.
НЕТУ!!!!!!! Самого главного – нету!
Сна как не бывало. Он подскочил, как ошпаренный, сбрасывая с себя одеяло, не замечая, где он, и зная только одно – там, где есть кровать, обязательно есть и зеркало! Да вот и оно – стоит на небольшом столике в углу, перед столиком – какой-то замысловатый пуфик… шлепнулся на него Сергей, и жадно начал обшаривать глазами зеркальные просторы, разыскивая себя…. тщетно.
Из высокого зеркала в фигурной раме на него смотрела девушка, лет пятнадцать-семнадцать, не больше…. Темноволосая. Глазки досыпающие ресницами пушистыми хлопают…. Губки тоже еще не проснулись, и сложены сонным бантиком, а кожа … вот откуда выражение – «нэ дэвушка – пэрсик!»
«А я? где я?»
«Надо понимать – во всем этом великолепии!»
Встал Сергей. Отошел подальше, чтобы видеть себя во весь рост. Воровато огляделся по сторонам – нет никого…. Стащил ночную рубашку…
Да, Серега. Вот это ты попал! Все было – такого еще не было! Хорош,… слов нет, глаз не отвесть, вот только – дальше-то что???
А тело, еще хотевшее спать, вдруг потянулось сладко – сладко… так изогнувшись перед зеркалом, что у Сергея аж дух захватило, и сильно пожалел он о том, что он - внутри! а не снаружи…
Между тем со двора, из раскрытого окна, донесся скрип телеги, смех, и нестройные мужские голоса. Тело, в котором оказался Сергей, вдруг ожило, легкими шажками под-кралось к открытому окну, выглянуло наружу из-за полуспущенной кисейной занавески. А там, во дворе, на зеленой вытоптанной траве, испещренной желтизной одуванчиков, несколько мужиков явно русского вида садились опять таки в русскую телегу, держа в руках вполне русские косы. Один из косцов – молодой деревенский парень, этакий Илья Муромец, уже сидел в телеге и жадно водил глазами по господским окнам – будто искал кого-то. Увидел Сергея в окне,… заулыбался, и тут Сергей понял, что парень не только видит его лицо, но и то, что ниже… до пояса!
«Кошмар!» - подумал Сергей, и попытался отскочить…
А тело сделало вид, что оно ничего не замечает, и вообще, так… погулять вышло! Лениво потянулось у окна (не видя, но зная, что тот, внизу, с нее глаз не сводит), и уж только потом опустило занавеску…
- Ай! Барышня! – раздалось от двери, - да что ж это вы, как блудница вавилонская! А ну как папенька войдут!
Сергей даже не оглянулся, но откуда-то знал, что это тарахтит Глаша – горничная его, девушка веселая и не шибко красивая, с мелкими оспинками по всему лицу. «Как бы ее спровадить?» - подумал он, а тело между тем так же лениво потянулось еще раз, и надменно сказало:
- Ну, так подавай одеваться! Чай, давно пора!
И неспешно подошло к зеркалу – как будто нарочно, чтобы Сергей мог еще раз на него поглядеть…. Легко присело на пуфик, а Глаша меж тем тащила ворох чего-то кружевного, батистового, душисто – бело-розового…. И началось таинство одевания барыш-ни девятнадцатого века…. Сначала кружевные панталончики, с мережевным шитьем, с розовыми цветочками, шитыми ришелье по краю оборок…. Потом рубашечка батистовая, невесомая, падающая с точеных плеч… Потом – чудо 19-го века – корсет на китовом усе, с жестким пластроном впереди, с розовыми атласными бантиками и вышивкой гладью,… и жестокий процесс затягивания Сергея в этот корсет, до потемнения в глазах…. Дальше был кошмар и ужас – на Сергея надели белые кисейные чулки и натянули тугие подвязки с атласными бабочками … и ноги сразу оказались в плену!
«Благословен будь, ты, неизвестный, придумавший колготки!» – подумал Сергей…
А Глаша уже стояла перед необъятным одежным шкафом и вопросительно смотрела на Сергея.
- Что? – без слов, глазами спросил он.
- Платье какое Вам подать, барышня?
И Сергей впал в прострацию… Глашенька, солнце ты мое девятнадцативековое… Да я-то откуда знаю??? Спроси чего полегче, а?
- Давай то, что вчера!
- А папенька опять заругают,… он вам не велел больше то платье одевать!
- А,… в сауну его,… все равно давай!
И Глаша ловко упаковала Сергея в нечто воздушно – кружевное на уровне плеч и груди, жесткое в районе талии и летящее, как тополиный пух, там, ниже, где находились стройные ножки в атласных туфельках…. И отступила, довольно оглядывая дело рук своих.
- Ты, … это,… ступай, Глаша,… спасибо! - только и смог вымолвить Сергей…
И вот стоит он посреди комнаты… как айсберг, потопивший Титаник! Вокруг него необъятно простирается платье, тьма нижних юбок путается в районе колен, корсаж почти полностью открывает грудь, и легкие кружевные оборки спускаются по плечам и груди, едва прикрывая соски, будто драгоценная оправа вокруг диковинного бриллианта…
Да! Он своей Нюрке тоже не разрешил бы такое платье одеть!!!
Однако - хорош. Ох, и хорош, шельмец….
Внизу, между тем, зазвонили – к завтраку. Сергей вздохнул, вздернул свой шестнадцатилетний нос и вышел в свет…
В столовой за завтраком уже собралась вся семья – папенька, маменька, незамужняя тетушка, учившая Сергея хорошим манерам, и парочка младших отпрысков со своим гувернером. Здесь же был и управляющий – деревенский мужик, «выбившийся в люди». Когда Сергей величественно вплыл в столовую, создавая вокруг себя турбулентные вихри своим недозволенным платьем, все обалдели… Маменька с тетушкой неодобрительно поджали губы, папенька открыл рот и начал вспоминать гневные, но приличные слова, а гувернер так вообще – забыл, как его зовут…. Только мелкие мальчишки – младшие братья Сергея – толкались ногами под столом и совершенно не обращали внимания на платье старшей сестры вследствие малого пока что количества гормонов в растущем организме…. Да управляющий в упор не замечал Сергея, потому что для него объект, достойный внимания, должен был обязательно быть облачен в сарафан и носить косу до пояса…
Положение спас дворецкий, человек достаточно старый, много чего повидавший, и наученный не реагировать ни на что – пусть бы даже вся семейка спустилась к завтраку нагишом. С лицом, напоминающим мороженого хека, он начал подавать завтрак, и все сосредоточились на еде, отложив обсуждения наряда на потом,… да так и не вспомнили после. Вот только маменька нашла-таки время, и едко заметила: «Милочка! С утра, … к завтраку,… и в таком виде??? это уж совершеннейшим образом не комильфо…»
Сергей с удовольствием и не спеша откушал разных деревенских яств… выпил кофею, откинулся на спинку кресла, переваривая завтрак. Дети вместе с гувернером ушли, папеньке поднесли раскуренную трубку, и он держал ее в руках, собираясь затянуться, ожидая чего-то. И маменька с тетушкой стояли тут же, вылупившись на Сергея, как совы в кунсткамере!
- Жюли, дитя мое, пройди в гостиную! – сказала, наконец, матушка, и неодобрительно поглядела на тетушку – дескать, за что я тебя кормлю?
«Ах, да,… - спохватился Сергей,…- вроде дамам надо уходить!»
И послушно ушел, а папенька остался курить длинную трубку, и с ним - управляющий, предпочитавший махорку. Они обсуждали виды на урожай, и то, что сегодня косцы будут косить ближний луг, сразу за господскими огородами,… а Сергей жадно ловил ноздрями душистый дымок, долетавший из столовой, и вспоминал - когда же это он нормально курил в последний раз???
Маменька с тетушкой неспешно обсуждали, каким рисунком вышить диванную подушку и пытаясь выпытать об этом мнение Сергея. Он мужественно нес всякую чушь на заданную тему, а думал лишь об одном: когда же можно будет слинять отсюда и стащить с ног надоедливые чулки и убийственные подвязки? Наконец улучил минутку и выскользнул из гостиной, где они сейчас все находились, в библиотеку. Там, опасливо озираясь, он моментом стащил с себя чулки вместе с подвязками, и быстро сунул их под подушку, лежавшую на ближайшем диване.
«Господи - как хорошо!!!»
И понял, что уже давно чувствует необходимость пройтись.
- Маменька, - сказал он неизвестно откуда взявшимся умильным голоском, - я выйду, прогуляюсь…
- Жюли, душенька, возьми зонтик! – услышал вслед.
Но ему было уже не до зонтика…. Быстро перебирая ногами под необъятным платьем, он бежал куда-то вперед, не сильно задумываясь – куда… Похоже, это тело само знало, что ему делать. Вокруг было раннее лето, свежее, еще не жаркое, не изнуренное мухами и комарами, зеленое и только что отцветшее - хотя липа как раз еще цвела и везде чувствовался ее пьянящий запах… Сергей расслабился и бездумно ощущал, как ноги сами несут его вперед, мимо огородов, к реке, за которой находился ближний луг – там, где сейчас шла косьба…. Вот и вода – темная, и неглубокая, эту реку можно было вброд перейти, только вымокнешь как минимум по пояс. Сергей чувствовал, что атласные туфельки, надетые на босые ножки, таки натерли ноги, и последнее, что он сделал сознательно – это снял туфли и, подхватив, насколько возможно, платье, вошел в воду, да так и замер там, блаженно прикрыв глаза и пошевеливая горящими пальцами ног,… тихо текла мимо прохладная вода, чирикали о чем-то ближние пичуги, да с луга, сразу за рекой, доносились голоса косцов…
- Барышня! Вы чего ж это, топиться пришли, или как? – услышал он… или уже она… с противоположного берега.
Открыла глаза. Там, на другом берегу – давешний Илья «Муромец», улыбается, глядя на нее,… так улыбается – сердце замирает!
- А может Вам сюда надо? – ринулся вброд через речушку, на руки ее подхватил, мигом перенес на ту сторону. А сам все смеется глазами…
А она так лениво – из под приспущенных век…
- А мне может и не надо на ту сторону…
- Да как прикажете – а сам все смеется, - я вас хоть до самой столицы…
Понес ее назад, да и остановился прямо посреди реки… вода совсем рядом – у его колен…не убежать…. Наклонился к ней, и поцеловал, а может, и она его - кто знает…
И тут Сергей опомнился. Мама дорогая!!! Висит он на руках у какого-то мужика, обнял того за шею, и целуются они с превеликим удовольствием!!! Дернулся он, как будто его током шандарахнуло, вывернулся немыслимым образом, плюхнувшись в реку, но оказался таки на своих двоих, отскочил подальше. Увидел изрядно вытянувшееся лицо этого деревенского Казановы, злорадно подумал: «а обломись…», выбрался на берег и босиком припустил в сторону господского дома. Бежал так, будто хотел выскочить из этого тела… красивого, молодого, но чужого…. да еще и способного его, Сергея, ввести во грех содомский, помимо его же воли - жуть!!! Нет, хватит с него…. спать, спать, немедленно спать, а то эта Лолита переросшая такого натворит!!!!
Вихрем ворвался к себе, кое-как, не дожидаясь Глаши, выкарабкался из платья, и упал на кровать. Зарылся носом в атласную подушку. Спать… спать… спать…

продолжение следует.

И только начал было покачиваться на сонных волнах, как вдруг в ухо – шепот:
- Барышня,… Жуля,… ну что?- это Глаша
Отвернулся, замотал головой, «уйди, мол!»
Не уходит! забралась на кровать, и теребит ее и шепчет в ухо:
- Ну что, что? Я же видела, вы на луг бегали,… видали его?
Пробубнил сквозь зубы:
- Не твое дело…
Отодвинулась обиженно… начала поправлять подушку… потом равнодушно:
- А меня Степан замуж зовет…
Ох….
- Ну, так иди!
- И Семен замуж зовет!
- Тоже иди!
- За обоих?
- Угу…
- Барышня! Вам бы все шутить, а у меня может жизнь решается! Папенька вон во-обще хочет меня за Ермила отдать!
- Ну, так иди за Ермила, папеньку слушать надо…
- Ага, сильно Вы сами-то слушаете…. Ермил, поди, старый!
- Ну, так не иди за Ермила…
- А он богатый!
Все. Прощай, сон, и возможность слинять!
Сел в кровати. Взглянул на Глашу. Сказал серьезно:
- Степаны, Семены, это все так - фигня…. Иди за Ермила, всю жизнь будешь в достатке!
- Ну вот, - совсем скуксилась Глаша, - Вы уж точно как мой папенька заговори-ли…. А если бы Вам так? Ермил старый совсем, и из уха у него течет!!!
«Мда… - подумал Артюхин, - из уха – это перебор…»
- Ладно, не ходи за Ермила! - милостиво изрек он.
- Барышня, Вы мне запрещаете?
- Да! Я тебе торжественно запрещаю выходить замуж за Ермила! И чтоб он близко возле тебя не показывался!
- Ой,… спасибо! – Глаша засияла и давай Сергея обнимать, норовя чмокнуть куда-то в район щеки, - Дай вам бог, барышня, хорошего жениха! А папеньке так и скажу – Вы, мол, не велите!
И вылетела за дверь…

Но ненадолго. Сергей так и не заснул уже, хотя честно пытался. Лежал, думал, что сегодня с ним впервые случилось нечто такое, чего еще раньше не бывало…. Он потерял контроль над телом. Да, это было не его тело. Но! Хозяйка тела вела себя, как хотела, и Сергей не всегда мог справиться с ней! Почему? Может, в этой девочке было слишком много жизненной силы? Она – как вулкан, сметающий все на своем пути, и, вообще, барышня в шестнадцать лет (как он уже мог почувствовать) – ядерная бомба замедленного действия! Надо быть повнимательнее и не расслабляться…
Между тем солнце перевалило за полдень. Дверь приотворилась, неслышно про-скользнула Глаша – видимо думала, что Сергей спит. Уселась на пуфике у зеркала, напудрила рябой носик пуховкой, начала красить губы Сергеевой помадой…. И не так возмутил Сергея этот факт, как пришедшее на ум словосочетание «моя помада…».
- Глаша! – позвал он.
- А? – подскочила она.
- Хорош красоту наводить, давай-ка мне какое-нибудь платье!
- Какое?
- Ну,… выбери сама!
- Ага! – воодушевилась Глаша, ринулась в шкаф и вытащила нечто! Ярко-красное платье, с массой бантиков, оборок, пуговиц, воланов, расшитое галуном и шитьем, с пижмами и турнюрами, напоминающее большой торт…
Ну, уж нет!… он, конечно, мужик, но не настолько! Придется, знать, самому выбирать, а это страшилище…
- Глаша, нравиться платье?
- Да….
-Дарю!!!!
Немая сцена восторга черни…

Сергей выбрал себе платье сам – в первый и, он надеялся, в последний раз… Простое черное платье, слегка шитое серебром. Глаша, вначале было, презрительно сморщила нос. Но после того, как увидела Сергея во всем великолепии – удивительно тонкого в стройнившем его платье, с едва заметным серебряным узором по мягким плечам, и сама же уложила волосы так, как велел Сергей – темная волна гладко зачесана назад и простым узлом свернута на затылке – ахнула от восхищения…
- Барышня! Я вас теперь всегда буду так причесывать!
А Сергей вдруг подумал, что его Ленка делала себе похожую прическу в торжественных случаях…
Как оказалось, к обеду сегодня ждали гостей, и не простых. Судя по словам Глаши, должен быть приехать сосед – помещик с сыном… и не просто так. Вроде как собирались барышню сватать,… или сговориться пока,… в общем, отобедать вместе, а там как бог даст! Потому и суетились слуги перед обедом, и маменька прислала свою горничную к Сергею за пудрой, которая у нее кончилась, и тетушка раньше всех принаряженная, уже сидела в гостиной, как солдат на часах…. Прислали гувернера – передать мадемуазель Жюли, чтобы сидела в своей комнате, пока не позовут к обеду…. Вот и сидел Сергей, скучал, сыграл пару раз в дурака с Глашей, посчитал уток во дворе, позевал… потом глядел, как подъехала повозка, вылез из нее старик, следом – кто-то помоложе… давай с папенькой обниматься, а маменька с тетушкой ручки повыставляли – ждут, когда приложаться…
Потом обедали. Сергей всеми силами старался вести себя так, как приличествует барышне, вот только не всегда получалось. Началось с того, что платье он опять выбрал неправильно. Маменька и тетушка вытаращили глаза, и маман прошипела: «Чего это ты вытащила траурное платье, что было шито год назад на похороны бабушки?» Но, слава богу, больше ничего сказать не успела – завела беседу с приехавшими. Сергей молчал, постреливая глазами на гостей…. Сосед был типичный «старосветский помещик», а сын его – этакий перезрелый «поручик Ржевский», которому пора уже выходить в отставку, вот батюшка и подыскивает невесту по соседству…. Сергей вспомнил себя – каким он был сегодня утром в зеркале, без рубашки, и подумал: «а не сильно ли жирно будет поручику получить такой лакомый кусочек? Мало того, что приданое неплохое, так еще и невеста – красавица! Пусть вон осчастливит какую-нибудь старую деву!»
А потом подумал: «Да ладно, тебе-то что,… ты главное до вечера доживи, и усни, а эта малышка не пропадет! Она из поручика веревки будет вить!»
Вот так он и просидел весь обед – само смирение, так что даже матушка начала беспокойно на него поглядывать, а поручик – откровенно зевать… Сергей едва было сам не начал зевать, да услышал, как папенька говорит:
- Тихон, подай нам с гостем сигары на террасу! А ты, душенька, покажи-ка гостю наш сад…
Сигары!
К черту приличия! Я тоже сигару хочу! все! Я сошел с тормозов!!!
Мадемуазель Жюли живо вскочила из-за стола, бойко вымолвила: «Ах, папенька! Я сама вам подам сигары!» и скорехонько юркнула в кабинет. Вынесла оттуда большую коробку, инкрустированную слоновой костью, бросила на поручика томный взгляд…
- Ах,… я не думала, что она такая тяжелая…
Тот оживился, засуетился, тоже ухватил коробку, потащил ее на террасу. Жюлинь-ка плыла следом, довольно ощущая, как две здоровенных сигары прячутся у нее за корсажем…. Ах, близок блаженствия час…
Между тем на улице вечерело, позванивали комарики…. Жюли потащила поручика в сад, подальше от окон, где их могли видеть. Поручик оживился – видать, начал на что-то надеяться, и когда они скрылись из виду сидевших на террасе, попытался даже обнять мадемуазель. Та не очень сопротивлялась, так что осмелевшему поручику даже удалось по-целовать ее в ухо! Странно, но Жюлиньке это весьма понравилось,… так что даже голова закружилась и в пот ее, родимую, бросило…
«Сигары!!! За корсажем!!! – с ужасом подумал Сергей, - убью, Жулька, вместе с поручиком!!!» Тут же сориентировался, остановился и деловито сказал:
- Ты, это, … давай, сгоняй, принеси там чего-нибудь выпить!
Ржевский вытаращил непонятливые глаза.
- Ну, чего глядишь во все глаза, впередсмотрящий? не слышишь – дама пить хочет!
- А-а… пардон, чего вам принести?
«коктейль Маргариту!» - подумал Сергей.
- Да чего-нибудь, только давай, давай, живо! – и он развернул поручика, легонько подталкивая его между лопаток.
Тот начал оборачиваться, чувствуя неладное, и тогда Сергей томно сказал:
- О, мон ами,… пожалуйста…
Поручик нажал на газ и скрылся в направлении гостиной…
А Сергей, забыв обо всем на свете, вытащил одну из сигар, откусил кончик, подскочил к ближайшему окну, на котором стояла свеча, прикурил от огня…и с наслаждением – огромным, почти забытым в этих превращениях – вобрал как можно больше ароматного дыма в рот…
Это было такое блаженство… Аромат табака, наполняя ротовую полость, вместе с тем наполнял его сознание чувством полного умиротворения. Он уселся в ближайшей бе-седке, на скамье, положив босые ноги перед собой на мраморный столик, пошевеливая пальцами ног в свежем вечернем воздухе…. Ну, чулки и подвязки, само собой, уже давно лежали в библиотеке под второй диванной подушкой…. Господи, как хорошо… уснуть бы прямо сейчас…
И тут объявился проворный поручик с питьем. Живо, гад, обернулся – на свою го-лову! Ибо от увиденного он онемел - кроткая мадемуазель Жюли с расслабленно-довольным выражением лица затягивается крепким сигарным дымом, а ее стройные ножки лежат прямо перед ним - вот, на столе, протяни руку и возьмешь…. Бедный поручик понимал все меньше и меньше. Вид у него начинал становиться все более жалкий, потому что – ну не знал он, что ему дальше делать!!!
- Эй,… - это Сергей ему, – ну, чего стоишь? Садись, покурим…
Полез за корсаж (у поручика глаза оживились), вытаскивает ему вторую сигару.
- Будешь?
- Да… - хриплым голосом поручик. Потом выпил все что принес. Закурил. А Сергей засмеялся – да только не своим голосом, как ожидал, а серебристым хохотком Жю-ли…
И тут поручика прорвало:
- Ах,… мадемуазель! Я восхищен! Я не смел даже надеяться встретить здесь,… в глуши, так сказать, такого свободомыслия и такой простоты нравов! Вы – богиня! Цирцея! Афродита!
- Стоп… Тебя как зовут-то?
- Николя…
- Коля, значит…. Слышь, ты греков оставь в покое, … Колюшка,… прямо говори, чего хочешь? А то мне некогда…
- Мадемуазель Жюли!
- Стоп… Юленька меня по-русски зовут…
- Юленька, душенька… пойдешь за меня замуж?
Сергей взглянул на поручика, прищурившись,…прислушался к Жулькиным ощущениям… вроде она не прочь. Выпустил длинную струю дыма и не спеша сказал:
- Заметано, Колян…
И вдруг почувствовал – что-то не то… девушка внутри пищит, брыкается, и чуть ли не матерится! «Ах, да… - понял он,- я же барышне всю торжественность момента испортил!»
И тогда он томно опустил глазки, умильно сложил ручки в районе пластрона, и как можно нежнее произнес:
- Да, мон ами…
Жули довольно завизжала где-то там, Колян засуетился – «мы должны объявить об этом нашим родителям!», а Сергей с чувством выполненного долга сказал.
- Ты это - давай, объявляй, а я – спать. Устала я, приятель! Режим у меня!!!
И потопал в сторону своей комнаты, зная, что стоит ему добраться до подушки – сразу заснет…

Ага, так мне и подумалось
Между прочим: "диким страхом заржал конь" как-то... может, "в диком страхе"?
И кстати: сетования насчет "куда пропал" вряд ли верны: это же он во сне куда-то попадает, в чужие тела - а собственное тело-то, по идее, в собственной спальне на кровати? И что, если его во сне убьют, то он и не проснется? Хотя рисковать и проверять, разумеется, не хочется.

И это...В данном случае НЕ комильфо Потому как "комильфо" как раз значит "так, как подобает"

Irena, спасибо за замечания! писалось это давно, и вычитывалось плохо, поэтому за замечания весьма благодарна.

Каса, класс!! Супер!! Прочитала с утра, настроение хорошее сделалось. Умничка ты.
Насчет комильфо - поправь, Ирина права

Тау, и тебе спасибо! у меня тоже - похвалили с утра, и хорошее настроение.

угу, о "комильфо" Ирена таки прова
только
когда читалось єто в первый, да и второй раз, то была мысьль, что автор специально так написал. Ну, как люди берут не/малознакомое слово и употребляют не(совсем) по назначению, желая казатся умнее/образованее чем есть.