Полки книжного червя

Как-то жарким августовским утром, на волне мрачной музыки посетила нас, авторов, Идея. Которая не отпускает нас по сей день и настойчиво продолжает писаться.
Сперва Идея развернулась коротким рассказом, но, копнув поглубже развернувшийся нам мир, мы поняли, что просто нельзя оставить такое без внимания.
Шаг за шагом, слово за слово.. как археологи мы откопали очередную обычную с вида галактику. Там нет эльфов-магии-драконов, зато миром правил металлический "кулак" военной диктатуры. Хотя все и пытались прикрыть это ширмой воздушной демократии.
Мы бы хотели вынести на ваш взгляд эту историю борьбы за выживание. Кто в ней "хороший", а кто "плохой" - решать каждому из вас. Мы же лишь попробовали честно донести ту суровость мира и личную "правильность" каждого героя. Мы не ставили себе целью добиться полной технической достоверности Далекой галактики, хотя, в меру сил, постарались это сделать. Важен не трактат по робототехнике, а судьбы героев. С другой стороны, нашей целью было максимально погрузить читателя в геройскую шкуру, будь то ученый, король планеты или же всеми задерганый раб-киборг. Поэтому каждый раз читатель будет смотреть на мир глазами героев.

Убедительная просьба от авторов к читателям - обсуждение, если таковое будет, лучше бы вести в конструктивном ключе самой истории, потому что та часть ее, что будет выложена - уже написана и в меру сил вычитана.

С уважением Авторский дуэт - Александра Рыска и Алиса Строганова

[r]Мы не погибли, мы просто ушли...
Просто ушли в Небеса.[/r]

[c]Часть 1

Вера. Воля. Жажда.
[/c]

- Март, ты уверен, что эти данные тебе нужны? Может, стереть их к ядрёне-матери?
- Уверен.
- Зачем?
- Чтобы помнить.
- Но это всё осталось в прошлом.
- Всё равно. Я хочу помнить.

Архив N ВМ/2064/ПУ/5656. Личная память машины МЕГ-114
Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.

Планетоид С-3856-1
Центр Управления Переработкой

Риск обнаружения -- восемьдесят пять процентов.
Заключение: вероятность успеха операции снижена. Значение -- десять процентов.
Я знаю, что это ловушка.
Снижение активности Сердца до пятидесяти процентов. Эмоции сейчас ни к чему.
Двигатели -- в режим максимальной бесшумности. Трансформация ходовой части в гусеничный режим. Так будет тише, незаметнее. Это не тяжёлая поступь пятидесятитонного полиморфа, к тому же в узком коридоре нет места для манёвра.
Высокая разреженность атмосферы только к лучшему, её отсутствие -- превосходная шумоизоляция. Нельзя дать себя обнаружить.
Глупцы.
Остановить полиморфа одной лишь угрозой? Или Они надеялись, что он ворвётся сюда с войском? Озвереет от гнева, даст волю остаткам человеческих эмоций? Чтобы допустить ошибку?
Нет.
Плох будет лидер рептиконов, если позволит возобладать спонтанным чувствам Сердца над холодной кибернетической логикой своей оболочки.
Да, нужно добыть то, что принадлежит ему. Но выверенно, прогнозируя каждый ход, каждый взмах манипулятора, прислушиваясь к показаниям всех сенсоров и сканеров. Чтобы вероятность безопасного перехода к следующему действию не опускалась ниже критического порога.
Уже и так проделано немало. Позади грудой металлолома остались лежать полиморфы охраны. Тупые машины, доведенные до состояния роботов. Почти заглушенные процессором, их личности не насторожились и не подняли тревоги. Вывести их из строя оказалось проще простого. Сколько таких будет ещё впереди?
Предварительное сканирование помещения показало, что впереди ожидался тупиковый зал переработки.
Как наивно.
Входящее сообщение от оставленного у входа в сектор бота: к планетоиду приближался ожидаемый корабль Судей. Собственные сенсоры отмечают скачок напряжения в источниках освещения.
Неужели не успею?
Нельзя отвлекаться. Снижение активности Сердца до тридцати процентов. Так не будет лишней тревоги.
Свериться с наложенной на получаемый образ моделью планировки сектора. Преодолеть заключительную мембрану входа.
Смена режима визуализации.
Лазерное сканирование помещения.
Вот он!
Останки заветного полиморфа, собранные в кучу и подготовленные к переработке. Запрос его процессору...
...Нет реакции.
Сволочи!
Пересборка собственного корпуса, приближение к цели, сканирование, поиск нейролита среди обломков. Поиск завершен -- результат положительный.
Я вытащу тебя отсюда...
Трансформация ручного манипулятора из боевого режима в рабочий.
Задействовать резаки, пинцеты и захваты. Отвлекаемое эмоциями Сердце не справится с такой операцией за короткий срок. А процессор, лишенный чувств -- справится.
Ювелирные действия. Вскрыть оболочку Сердца разбитого полиморфа. Поэтапный разрыв контактов. Точнее. Ещё точнее и быстрее.
Проверка целостности извлекаемого кристалла в фоновый режим. Считывание.
Кластер N53435 -- поврежден.
Пропуск.
Кластер N78735 -- поврежден.
Пропуск.
Пропуск.
Пропуск...
Заключение: критическое повреждения Сердца. Стабильность ИИ полиморфа и сознания носителя под угрозой.
Ненавижу их!
Очередной входящий сигнал от бота: корабль Судей совершил стыковку со шлюзом сектора С.
Нет времени!
Захват манипулятором кристалла, рывок из грудной полости машины.
Не зря их называют "Сердцами".
Необходимо спрятать нейролит в свободный отсек под броней. Зафиксировать во избежание тряски.
Сообщение: до прихода Судей осталось пятьсот циклов.
Время кончилось.
Скрываться больше нет смысла.
Экстренная трансформация. Активация двигателей, гравикомпенсатора. Ручные манипуляторы -- в боевой режим.
Захват изношенной переборки в прицел.
Взлет.
Выстрел.
Форсаж.

1. Первый среди равных

Архив N Р/001/П/001. Запись ИИ машины Пректон-1
Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.

Планета Энвила, Центр экспериментальной киберинжнерии, город Тейлаан
Год 378 от образования Федеративного Цитерранского Содружества

- Вы сьер Вайон Канамари? - миловидная девушка улыбнулась, переливаясь всеми цветами радуги по серебристой зыби голограммы. - Экспертная комиссия уже ждет вас.
Гость хмыкнул, взъерошил ладонью короткие светлые волосы и прошёл мимо секретарши к дверям. Ещё год назад он сам увлеченно программировал подобных ботов, закладывая в выводимую голограмму самые невероятные цвета и формы. Теперь на радужную блондинку смотреть было тошно.
Еще он надеялся, что выглядит соответственно моменту и не ударит в грязь лицом перед... Ним.
Сердце бешено стучало о ребра, ладонь, легшая на сенсор, взмокла. Комиссии вчерашний студент не боялся. А вот Его...
Двери беззвучно разошлись, открывая глазам роскошный кабинет, обставленный в старинном стиле, с деревянными настенными панелями и массивным письменным столом. Даже лампа с абажуром стояла антикварная, электрическая. Видеопанель, имитирующая окно, струила приглушенный свет осеннего дня.
- Сьер Вайон? - грузный пожилой мужчина с жестким усатым лицом поднялся из-за стола, сверкая белизной халата. - Я доктор Сайарез Тохэ Рэтхэм. Буду вашим куратором и лечащим врачом на протяжении всего проекта. Это Джаспер Крэт, программист.
- Очень приятно! - высокий сухощавый парень в серой униформе Центра вставать не стал, только улыбнулся. На левом виске голубел кристалл-имплант.
Вайон как мог, скрыл дрожь в коленях. Надо же, Рэтхэм собственной персоной...
- Взаимно рад, - ответно улыбнулся он.
Доктор широким жестом предложил сесть в кресло. От проницательных зелёных глаз не укрылась нервозность гостя.
- Съер Вайон, прежде, чем мы познакомим вас с вашим будущим партнером, я по протоколу обязан последний раз спросить: вы абсолютно уверены в своём решении и согласны на последний тест? Пути назад не будет. Не торопитесь отвечать, подумайте хорошенько.
Вайон прикрыл глаза и запрокинул голову. Вопрос не из лёгких.
Для себя он давным-давно всё решил. Ещё когда услышал об отборочных тестах. Цинтерре нужны добровольцы, да. Чтобы дать человечеству возможность шагнуть за пределы обжитых систем. Чем не цель для того, чтобы жить? Иначе можно сразу смертельную дозу снотворного принять, да и покончить с этим раз и навсегда...
А сейчас осознание неотвратимости медленно, но верно докатывалось до Вайона.
Единожды встретившись с Ним -- нельзя будет отказаться. Нельзя будет сказать, что он не при чём и "ничего не было".
А как раньше жить так и этак не получится.
Какая, в сущности, разница, как жить?
- Да, доктор. Я уверен.
Рэтхэм удовлетворенно кивнул.
- В таком случае, вам следует подписать бумагу о добровольном взятии на себя ответственности за все последствия эксперимента, а так же завещание на ваше имущество и тело. Но для начала пройдемте -- мы познакомим вас с напарником.
Док снова поднялся и прошествовал к неприметной двери в стене позади стола. Программист поманил Вайона и ещё раз приветливо улыбнулся, шустро соскочив со своего места.
- Не бойтесь, - подбодрил он. - Он очень мирный и любознательный субъект. Вы поладите, я уверен.
За дверью обнаружилась небольшая комната с единственным креслом и огромным, почти во всю стену, экраном. С потолка лился мягкий белый свет.
А на возвышении посередине, до рези в глазах блестя полированным металлом, стояла округлая голова полутора метров в диаметре. От неё тянулись два толстенных кабеля, подключённых к системному блоку.
- Пректон! - негромко произнес Джаспер. - К тебе пришёл гость.
Раздался щелчок. Загудела система охлаждения, и кристаллические "глаза" головы загорелись зелёным. Постепенно их цвет сменился на ярко-синий.
- Здравствуй, Джаспер, - зазвучал из динамиков ровный высокий голос. - Я всегда рад знакомству с новыми людьми.
- Познакомьтесь. Вайон, это Пректон-1, наш экспериментальный ИИ. Пректон, это Вайон Канамари, твой будущий напарник и оператор полиморфа. С этого момента вы будете проходить обучение вместе.
- Мне очень приятно познакомиться с тобой, Вайон, - ответила машина.
Тот не спешил подходить. Смотрел в "лицо" Пректону.
В своё собственное будущее лицо.
Оно имело очень условное сходство с человеческим. "Глаза", небольшой выступ какого-то датчика на месте "носа", "губы", два массивных динамика по бокам от них. Круглые нашлепки слуховых анализаторов и четыре спаренные антенны на месте ушей. Кое-где металл отливал синим.
- Можно его потрогать?
- Конечно.
Вайон медленно приблизился и присел на колено перед машиной. Протянул руку, погладил кончиками пальцев тёплый металл. Ему показалось, что ИИ терпеливо ждет, когда человек удовлетворит своё любопытство. Он помедлил и осторожно положил ладонь на один из светокристаллов. На ощупь камень напоминал тёплое стекло.
- Ты очень тёплый, Вайон, - тут же отозвался Пректон. - Мне будет приятно с тобой работать.
- Мне тоже.
- Пообщайтесь, - сказал за спиной доктор Рэтхэм. - А мы пойдем к приборам. После обсудим подробности.
И они вышли, оставив человека и машину наедине. Но можно было не сомневаться, что наблюдение ведется с камер, в том числе и подключённых к самому Пректону. Вайон помедлил и всё-таки спросил:
- Как тебе будет удобнее вести беседу, Пректон?
- Всё равно, Вайон. У меня ведь нет ног, чтобы сидеть в кресле, и рук, чтобы пить чай. И тем более нет рта, чтобы его глотать. Поэтому в кресло рекомендую сесть тебе. Там удобнее.
Это была попытка пошутить?..
Вайон ошарашенно плюхнулся в кресло. Ощущение нереальности происходящего не покидало. Он знал, как устроены боты, персональные терминалы, как работают ИИ кораблей и орбитальных станций. Они подчиняются командам операторов, исполняют заложенные в них программы, изредка способны к инициативному мышлению. Но они никогда не пытаются шутить с человеком! Вайон видел льюперов -- кибернетизированных собак и кошек, первые результаты эксперимента, частью которого ему предстояло стать. Но ни одна из этих зверюшек не шла ни в какое сравнение с созданием, смотревшим сейчас на него синими светокристаллами.
- Мои датчики отмечают твою повышенную взволнованность, - казалось, изумляться дальше уже некуда. Но машина начала диалог первой, без запроса!
- Да, - Вайон сглотнул. - Я волнуюсь. Боюсь, что ты сочтешь меня... неподходящим напарником.
- Для выяснения этого мы и ведем беседу. Тебя устраивает моя имитация диалога?
Ох, как точно приходится подбирать слова! Молодой человек старательно задышал глубже. Надо оставаться спокойным, все данные из этой комнаты считываются. Вплоть до того, насколько вспотели сейчас ладони.
- Я никогда раньше не общался ни с кем, подобным тебе. Мне не с чем сравнивать.
- Имитация диалога может помочь тебе поддерживать мнение обо мне, как о напарнике. Если я отключу ее, твоё мнение может измениться. Это может сказаться на дальнейшей работе. Я продемонстрирую.
Что-то едва слышно щелкнуло в голове полиморфа.
- Загрузка протокола N4732. Имитация отключена. Образец Пректон-1. Жду запроса.
Вайона передернуло.
- Нет, нет, верни как было. Я не хочу так. Ты... похож на чудо, когда разговариваешь, как человек.
Последовал короткий писк динамика, и полиморф заговорил как раньше.
- Я бы сказал Спасибо. Но ты можешь решить, что мне от этого лучше, хотя я не испытываю никакой разницы, кроме объема задействованных ресурсов. Всё это имеет значение лишь для тебя, Вайон.
Человек промолчал. А Пректон счёл нужным продолжить.
- Когда мы станем напарниками, ты перестанешь замечать мое присутствие. Моя задача -- лишь помогать тебе в работе с непривычными для тебя логическими связями машины и базой данных. Моя роль -- быть посредником между твоим сознанием и созданным руками людей устройством, часть которого ты видишь перед собой.
Это означало "не строй иллюзий и не привязывайся". Умом Вайон понимал, что ИИ прав. Не стоит искать в машине собеседника и друга, его там нет. Есть виртуозно написанная программа, к которой наверняка приложил руку Джаспер Крэт. Есть чудо киберинженерии. И эта голова через несколько лет станет его головой -- когда инженеры достроят тело. Этот голос станет его голосом. Но грусть всё равно высунула свой нос. Правда, и волнение тоже ушло. Он расслабился, прикрыл глаза и на некоторое время умолк, слушая гул и негромкое пощелкивание механики.
- Расскажи мне, чему тебя учили.
Машина отозвалась немедленно.
- Меня учили способам нахождения наиболее верной линии поведения с тобой, Вайон. А также с другими, кого я или мои знания заинтересуют. Я содержу всю известную информацию о Федеративном Содружестве и постоянно обновляю эту базу. Я храню частоты для выхода на связь с базами Энвилы, которые понадобятся тебе для ведения отчетности. В мои обязанности будет входить сохранение жизни нас, как единого целого, а также сбережение всей полученной информации.
Вайон надолго задумался прежде, чем задать новый вопрос. На ум лезли почему-то только абсолютно человеческие понятия, которые ИИ не поймет. "Хочу", "нравится" - это не для него. Он опять отговорится необходимостью взаимодействия с самим Вайоном.
- Ты считаешь уровень своих знаний достаточным или полагаешь, что их необходимо расширить?
- Я буду нуждаться в расширении своей базы данных как только мы ступим на новую планету, - пауза. Щелчок. - А ты?
"Ой. Кажется, я задал не тот вопрос..."
В интонациях Пректона, разумеется, ничего не изменилось. Но Вайона не покидало ощущение, что машина опять пытается подшучивать над ним.
"А, была не была, спрошу, как есть!"
- Я неверно сформулировал... Я имел ввиду... хочешь ли ты научиться чему-то новому? Не тому, что нужно. А тому, что интересно.
- Интерес есть потребность узнавать нечто новое. Как только я встречаю что-то, неизвестное мне ранее -- я изучаю это и учусь, как сказал бы ты. Следовательно, если возникнет что-то новое, я буду учиться.
И никаких "хочу" и "нравится".
Снова потекли минуты молчания. И когда Вайон заговорил, его уже не волновало, поймет машина или нет. Главное -- сказать. Ведь он-то человек.
Но говорить отказалось неожиданно трудно. Как будто в горло вставили распорку, и все слова теперь застревали неудобными угловатыми камнями. Они выкатывались по одному и царапали до крови. Пусть машина просто выслушает. Она не будет надоедать сочувствием.
Вайон надеялся на это.
- Я тебе хочу... сказать спасибо. Хотя, тебе наверняка всё равно, но, тем не менее...
Синий свет оставался всё так же ровен, выражение машинного лица -- неизменно. Хотя, Вайон подозревал, что множество маленьких тонких пластинок вокруг рта и глаз могут имитировать мимику. Исповедь на камеру? Пёс с ним.
- Если бы не этот проект... - Вайон помолчал, с усилием подбирая слова. Нет, не получается просто, без ненужного и глупого пафоса! - в новостях трещали бы о самоубийстве. А так я пользу могу принести.
Блеск и жужжание чуть шевельнувшейся оптики. Пректон молчал. Пальцы человека чуть сжались на подлокотниках кресла. Вздох он удержал.
- Два года назад пресса подняла шумиху вокруг катастрофы лайнера "Энтрир", рейс "Энвила -- Плагна". Штатный рейс. На том корабле никак нельзя было поставить прыжковые двигатели, судно старое, в дальние рейсы шло через ворота. И разумеется, техосмотр и ремонт перед каждым вылетом! Всё было в порядке, понимаешь, никаких неисправностей инспекция не выявила!
Показалось, или пластинки чуть шевельнулись возле глазниц? Свет кристаллов гипнотизировал, приковывал взгляд к голове.
- Неполадки, тхасетт бы их... В общем, неполадки случились на станции, которая обслуживает ворота Плагны. Я не знаю, что там случилось, никогда не копался в этом. Только время внутри тоннеля в итоге разошлось с внешним. Когда корабль вынырнул, весь экипаж и пассажиры уже лет... сорок были мумиями.
Тишина. Слышит ли всё это доктор Рэтхэм? Джаспер? Смог бы он всё это рассказать им, а не машине? Решился бы? Тупая боль поднялась волной, но не залила душу, только заставила снова умолкнуть, чтобы собраться с мыслями.
- Отец, мать, брат, две сестры. И...
Имя так и не прозвучало. Не смог он себя заставить произнести те шесть букв.
- Я завалил тогда семестр и остался на пересдачу, а они на курорт полетели. Иногда я думаю, что должен был быть там.
Машина слушала. Она не умела сожалеть и сочувствовать, но понимала, что подобная откровенность подразумевает нечто гораздо большее, чем обычная рабочая готовность к становлению напарником. Услышанное заносилось в файл с пометкой "Ценная личная информация".
- А потом я услышал про отбор и подумал, что лучше буду приносить пользу людям где-нибудь в дальнем космосе, чем бродить по пустым комнатам родительского дома, отращивать пузо и читать лекции по истории для какой-нибудь "золотой молодежи". Я рад, что познакомился с тобой, Пректон.
- Я тоже был рад узнать тебя, Вайон.
И машина отключилась, сочтя разговор оконченным.

***
Это кафе Вайон ценил за отсутствие официантов-ботов, очень модных в последнее время. Ещё бы, ведь они всегда вежливы и безупречно обслуживают клиентов. И жалованье платить не надо, ограничиваясь ежемесячным техосмотром. Хозяин местечка, затерянного в густой зелени парка, предпочитал баловать своих клиентов стилем, и потому, здесь не было никакой автоматики. Небольшой деревянный павильон, напоминающий террасу с резными перегородками, круглые столики под тяжёлыми кремовыми скатертями, тёплое электрическое освещение и обходительные люди в чёрно-белой униформе с полотенцами через руку. Заглянувшие на огонек словно оказывались отброшены столетия на четыре назад, в докосмическую ещё эпоху. Во времена, когда ни о какой Цинтерре никто и слыхом не слыхивал, а планета пестрела государствами, как лоскутное одеяло узорами.
Удовольствие сие стоило немалых денег. Но сьер Вайон Канамари мог себе это позволить. Да и к чему экономить, если в скором времени заботиться о благосостоянии не нужно будет вообще?
- Двойной чёрный, пожалуйста, - сказал он подошедшему официанту. - И без сахара.
Тот кивнул и испарился.
Вайон поуютнее устроился на стуле и достал из сумки голопланшет. Щелчок ногтем по сенсору развернул перед глазами трехмерную микрокопию гиганта, стоящего сейчас в цеху в окружении лесов. При воспоминании о восьмиметровой безголовой махине по спине побежали мурашки.
Ажурный "скелет" со множеством полостей и плавных линий был покрыт сегментами брони хорошо если на треть. Вокруг него, как муравьи, сновали рабочие и боты. Блеск металла на ярком белом свету резал глаза. Язык так и чесался назвать машину привычно -- роботом.
- Это не робот и не экзоскелет, - качали головами учёные. - Это -- Полиморф! Новое чудо инженерной мысли и её колоссальный прорыв!
Прорыв... Сердце невольно замирало. Если таковы полиморфы, то каким будет корабль, который унесет их с Энвилы в дальний космос? Сколько сил и средств придётся затратить на его постройку?
- Полиморфу нет равных, - говорил тем временем Джаспер. - Всё дело в уникальном минерале, так называемом нейролите, способном не только хранить записанную информацию, но и переносить на себя живые процессы, происходящие в мозгу человека -- то есть, сознание. Но нейролит, это ещё не всё.
- Конечно не всё! - фыркнул доктор. - Без скелета из полиаркона ваш минерал был бы бесполезен!
Вайон не вмешивался в спор. Предпочитал доедать выданное доктором Рэтхэмом пирожное "от нервов" и слушать. Оказывается, разработка полиаркона велась уже больше десяти лет по общему времени Цинтерры -- неслыханно долго в век высочайших технологий и стремительного развития цифрового мира. Его применяли и в военной медицине, и в гражданском протезировании, и полковник Рэтхэм принимал самое непосредственное участие в разработке синтметалла, способного прижиться в человеческом организме, а при необходимости и расти вместе с ним.
- В кибернетике мы, если честно, применяем его впервые. Свойство менять форму под воздействием электромагнитного импульса было открыто нами случайно и в общем-то, является побочным эффектом. Но когда Содружество объявило конкурс на идею создания высокоадаптивной машины для колонизации Дальнего космоса, этот эффект, как видите, пригодился, - Сайарез улыбнулся немного грустно, глядя, как рабочие крепят очередной кусок брони на левую ногу гиганта. - Металл может быть и мягким, как глина, и затвердевать до невероятной твёрдости, подчиняясь импульсу-команде. Фактически, этому металлу можно придать любую форму, была бы она запрограммирована или считана с какого-либо внешнего источника. Потому это создание и называется полиморфом...
- Но зачем вам человек? - спросил Вайон, стряхнув на салфетку крошки с пальцев и отправив мусор в корзину подъехавшего бота-уборщика. - Думаю, Пректон и ему подобные высокоорганизованные ИИ прекрасно справились бы с задачей.
- Вы, разумеется, правы, кивнул Джаспер. - Но тут вступает в силу, как не прискорбно, фактор денег. Стоимость одного полиморфа без программной начинки -- несколько миллиардов юней. Их планируется двадцать восемь. Представили себе сумму? А теперь вдумайтесь -- мы посылаем дорогущую технику неизвестно куда, в опасные условия... и там она гибнет, потому что робот не может достаточно трезво оценить степень опасности для себя. Ему чужд страх смерти, он будет добиваться поставленной цели, пока не развалится. Человек же способен принимать нестандартные решения на месте, способен уберечь и себя и технику.
Вайон кивнул. По крайней мере, это честно. Роль инструмента тоже подойдет, если вдуматься. И всё-таки...
- А почему бы не отправить с машинами экипаж? Так компенсировалась бы скорость связи и было бы кому вести оперативный контроль на месте. Или, допустим, смонтировать там станцию для жизни и поддержания ворот? Ведь путь вслепую -- это на один раз, только туда. Экипаж мог бы находиться в криосне.
Спокойный отстраненный взгляд голубых глаз скользнул по лицам собеседников. Вайон ожидал ответа, положив руки на поручни обзорной площадки, и лицо его ничего не выражало. Он замер, разглядывая полиморфа. Только палец отбивал по хромированной поверхности какой-то мотивчик.
- Наши ресурсы ограничены, - вздохнул Рэтхэм. - Продолжительность криосна неизвестна, собирать там ворота -- долго и дорого. К тому же, малейшая ошибка навигации занесет корабль в такие дали, из которых можно потом не выплыть. И получится, что мы лишимся и экипажа, и машин. Субсидии, выделяемые Федерацией на проект, весьма... скромны, скажем так.
- Почему? Это ведь их же блажь.
- Военным программам они уделяют куда больше внимания. Сепаратисты всё громче заявляют о себе в Сенате, разумеется, Цинтерре это не нравится. Отправка людей со всем необходимым обойдется им в три раза дороже нынешнего варианта. Они ни юня не отберут у беспилотников, систем ПРО и орбитальных крепостей.
- Ясно...
В политику Вайону лезть не хотелось. От неё становилось только тошно. Он закрыл глаза и опустил голову, стараясь выкинуть холодные мысли. Не для этого.
Не для этого.
А для того, чтобы забыться и забыть. Плевать на подоплеку этого дела. Блажь Сената? Прекрасно. Пусть эта блажь послужит его, Вайона, личным интересам. Хоть какая-то польза от толстых задниц в пафосных мантиях.
Рэтхэм тронул его за плечо.
- Позвольте показать, где проходит основная нейронная деятельность полиморфа.
Доктор включил свой голопланшет, и в воздухе замерцало изображение кристалла в натуральную величину. Длинный веретенообразный камень, больше полуметра от кончика до кончика, тускло переливался голубыми гранями и ждал, когда сознание Вайона окажется заключено в нем.
- Структура кристалла практически полностью имитирует человеческий мозг, - начал объяснять он. - Есть "кора", различные зоны которой отвечают за различные системы и виды деятельности и на которой также записан ИИ, есть "ядро", в котором, собственно, и будете находиться вы. Если поместить кристалл в определенную среду, рано или поздно он начинает контактировать с окружающим его веществом и "прорастать" в него своеобразным аналогом нейронных связей. За счет этого свойства мы и добьемся полной функциональности полиморфа, когда вы завершите слияние с Пректоном.
Слияние...
Вайон глотнул остывающий кофе и увеличил голограмму, вглядываясь в расположение "внутренних органов" машины. Усталый мозг еле-еле ворочал мысли, ещё не веря, что отбор, наконец, пройден, а контракт -- подписан. Хотя бы до завтрашнего утра, до первого пробного контакта можно расслабиться и наконец, отдохнуть.
Сначала был тест Гиммела на ментальную активность, коэффициент вышел равен восьмидесяти -- гораздо выше среднего. Интуитивный выбор верного решения задачи в условиях заведомого провала, тесты на прием и передачу телепатического сигнала, на эмоциональную и психическую устойчивость к подавляющим воздействиям. Проверка воли на прочность.
Вайона передернуло. Он не сорвался, нет. Даже тогда, когда их группу на месяц поселили в тюремный изолятор, проверяя влияние ментального фона на психику. Специально для этого возили на Криару. Из всей поездки Вайон запомни только карцер, десять суток одиночества в компании постоянно горящего света и размеренно, муторно капающей из крана воды...
Потом были симуляторы сутки напролет виртуальной реальности. Соляные и сланцевые рудники Верберны. Вечная темнота и адские глубины Гидры. Ледяные пустыни Махана и раскаленные -- Церны. И -- тесты, тесты, тесты... Один за другим испытуемые выбывали, срываясь. Ему было всё равно. Предельная нагрузка на разум и тело лишь помогала не думать, не вспоминать, не видеть снов. Падать головой на подушку -- и проваливаться в черноту до утра. Истощения он просто не замечал. Да и к чему? Главное, что не нужно думать. Всё продумают за тебя.
До финального собеседования он дошёл в одиночестве. Но вкуса победы -- не чувствовал. Одну лишь пепельную горечь усталости. Впрочем, путь был только начат. То ли ещё ждет впереди.
От размышлений отвлекло лёгкое гудение притормозившего у входа флаера, а затем стук каблучков. Он поднял голову, забыв выключить голограмму.
Нена. Сегодняшняя её прическа живо напомнила Вайону пресловутую радужную секретаршу, будь она неладна. Или птицу с острова Нэ. чёрная юбка и белая блузка заставили парня сначала изумленно распахнуть глаза, а после -- поморщиться. Уж лучше бы что-нибудь кислотное надела.
- Привет, - фыркнула она, уставившись на него ярко-жёлтыми глазами с вертикальным зрачком. Опять линзы, чтоб им... В прошлый раз были малиново-бирюзовые. - Ты где пропадал весь день? Почему коммуникатор отключен?
- Меня вызвали в Центр, - спешно ответил Вайон, пока вопросы не превратились в бурную горную речку. - Извини, работа затянулась до вечера.
- Что это у тебя? - девушка перехватила его руку, не дав свернуть голограмму. - Опять в очередную железяку вляпался? Ты же психолог! Зачем тебе копаться в железе и масле?
Вайон невозмутимо отцепил от себя цепкие пальчики Нены и всё-таки выключил голопланшет.
- Именно поэтому мои знания нужны были инженерам.
Одним глотком он допил кофе и отставил чашку. Как ей сказать? Как донести, что собрался ни много ни мало -- плюнуть на всё своё окружение? Разорвать все связи, одним махом покончить с прошлым. И что она, Нена, ему не нужна. Что никакие отношения ему больше не нужны.
Полиморфы не нуждаются в подружках.
- Мы должны расстаться, - будничным тоном сказал он.
Она села на соседний стул, ошалело хлопая глазами. Весь флер экстравагантности разом слетел. Девушка захихикала.
- Вайон, если это шутка такая, то ты придурок. Ты шутишь, да?
- Нет. Не шучу. В наших отношениях больше нет смысла. Можешь считать, что я тебя разлюбил.
Лучше так. Сразу по живому, чтоб смертельно обиделась и сама отстала. А то глядишь, получит от него свадебный подарок и соответствующую метку в личном чипе, а потом замужем за железом окажется. Разве это честно?
- Вайон, тебе там, в твоем Центре, случайно мозги не повредили? - растерянность сменилась ядовитостью. - Не заменили на процессор?
Девушка старалась ударить, уязвить побольнее, но её слова отскакивали от зароненного в душу Пректоном зерна спокойствия. С ней было интересно ходить на концерты, ездить в сафари, было приятно проводить вместе ночи. Возможно, в конце концов, он бы сделал ей предложение, заставив себя подумать, что "как-то надо жить дальше, и лучше не в одиночестве", но...
Но было объявлено о проекте "Полиморф". И Вайон Канамари счел, что такая цель жизни имеет больше смысла, нежели иллюзии о "семейном счастье".
- Пока нет, но скоро заменят, - спокойно проговорил молодой человек. - Я сегодня прошёл официальное одобрение комиссии и утвержден, как оператор Полиморфа.
- Оператор чего? - удивилась Нена. Перламутровые ноготки нервно забарабанили по скатерти. - Совсем ты с ума сошёл со своей наукой?
- Полиморфа. Машины, предназначенной для работы в дальнем космосе. Сознание оператора переселяют внутрь машины, потому что человек перелета на такие расстояния не выдержит. Это надолго, поэтому мое тело, разумеется, умрет. Я могу вернуться на Энвилу через два, три, а то и четыре столетия. Тебе нужен железный супруг, болтающийся неизвестно где всю твою жизнь? Думаю, нет.
Она не верила. Хлопала глазами, как кукла, качала головой. Теребила цветной локон.
- Ты свихнулся. Точно свихнулся. Тебе что, совсем на меня наплевать? Роботы дороже?
Вайон поднял на неё голубые, враз заледеневшие глаза. Секунду назад ещё хоть какое-то чувство вины в нем жило -- а теперь захотелось плюнуть и молча уйти.
- Кто бы говорил, - бросил он. - Ты отделалась персональным сообщением через Сеть в день похорон.
Убрал планшет, закинул сумку на плечо и вышел, не оглядываясь. С хозяином кафе можно расплатиться и позже.
- Вайон! Стой! - Нена выбежала следом, пытаясь ухватить его за рукав куртки. - Ну стой же! Ну ты что, из-за какой-то давней оплошности?..
Он обернулся и выдернул руку.
- Нена, мне завтра к восьми утра в Центр, меня ждет Пректон. Лучше найди себе кого другого, не связывайся с машиной.
И Вайон Канамари быстро зашагал вдоль по улице, оставив растерянную и чуть не плачущую девушку возле флаера.
Вечерело. На утопающий в зелени Тейлаан скоро должны были опуститься сумерки, но пока расплавленное золото заходящего солнца ещё текло между домами. Старинная мостовая тянулась со склона горы широкими ступенями-террасами, с которых приходилось спрыгивать. Вайон почти бежал, подгоняемый внезапной и оттого ещё более острой обидой. Она даже не попыталась, не удосужилась понять, что произошло, не пожелала понять, почему он...
Почему он подписал собственный приговор к одинокому железному бессмертию.
Парень как на стену налетел. Воздух внезапно ударил его под дых и заставил съежиться комочком прямо посреди улицы...
Бессмертие.
Железо.
Никогда не чувствовать боли.
Никогда не выпить чашку кофе и не съесть булочку.
Никогда не коснуться пальцами цветка или бабочки. Никогда больше не спать.
Его мозгом станет процессор, а "внутренним голосом" - Пректон. Улетев с Энвилы, он никогда больше не увидит знакомых лиц, даже если однажды вернется сюда. Все его знакомые, их дети и даже внуки успеют умереть от старости прежде, чем он вернется. Изменится до неузнаваемости родной город, сама планета может стать иной.
Но самое страшное не это. Нет...
Он уже думал о новом теле однажды. Давно, когда ещё только узнал о программе. Представлял, каково поменять своё тело на железо. Отказаться от человеческих чувств и приобрести взамен восприятие иного уровня. Уже пугал себя осознанием, что обыденное и привычное ощущение мира исчезнет. Но жажда кардинально изменить свою жизнь после тех событий была сильнее. Она толкала вперед, заставляла искать успокоение. Не будет боли? Прекрасно. Не выпить кофе? Зато станут доступны немыслимые раньше вещи.
Но сейчас Вайон понял, что так неприятно зудело на краю сознания всё это время, что заставляло искать подвох в словах доктора и программиста.
Эти машины могли работать вечно. Очень долго, в зависимости от условий и ухода. Но для человеческого сознания этот срок обретал пугающие масштабы...
Ведь когда-то же он устанет? Когда-то захочет прервать своё существование? Когда родной мир изменится до неузнаваемости - захочет ли он жить в этом мире дальше?
Нет ответа.
Где гарантии, что он не свихнется уже через сотню лет обитания в машине? А если сойдет с ума - способа покончить с собой не будет. Верная машина будет поддерживать жизнедеятельность. Работать до последнего, пока цел реактор, пока тикает тактами процессор. А когда подведет техника - останется нейролитовое Сердце. Оно будет держать сознание внутри, без сенсоров, заменяющих органы чувств, без возможности подать сигнал, не в состоянии сдвинуться с места... Оно будет работать. А сознание будет сходить с ума, пока какой-нибудь катаклизм космической силы не разобьет одинокий камень. Или пока в нем не иссякнет накопленная энергия.
Что произойдет тогда? Никто не знает.
Щеки жгло, что-то сдавливало грудь, дыхание перехватывало. Он не видел, как шедшие мимо люди останавливались, оглядывались, не слышал их вопросов, не знал, сколько прошло времени. Лишь когда кто-то сильно встряхнул за плечи, Вайон очнулся и заморгал.
Рядом сидел на корточках доктор Сайарез Рэтхэм и сочувственно смотрел в глаза.
- Я вижу, вас, наконец, настигло понимание. Вставайте, Вайон, пойдемте пить чай. С тортом.
Вайон, не сопротивляясь, поднялся на ноги и пошёл, куда подтолкнул его доктор. Горячая ладонь, как тяжёлый камень, лежала на плече, придавливала. Вайон механически переставлял ноги, не глядя по сторонам. Лишь краем глаза заметил красовавшуюся на кудлатой голове Рэтхэма старомодную серую шляпу.
- Вы... следили за мной? - кое-как, запинаясь, выговорил он. Слёзная дрожь всё никак не желала уходить, заставляла давиться дыханием.
Сайарез слегка повернул голову.
- Честно говоря, я предполагал, что осознание ударит вас запоздало. В таком состоянии вас никак нельзя оставлять одного. Поймите меня правильно, юноша.
Доктор шёл не торопясь, насвистывая под нос какую-то мелодию. Вайон плелся следом, чувствуя себя до крайности неловко. Ему стало стыдно за внезапную истерику, за слабость, за то, что это видели другие. В самом деле, он же не ребенок, не мальчишка... Или всё-таки?
- Я бы на вашем месте постарался насладиться каждой минутой отведенного мне времени, - негромко заговорил доктор. - Прожить на полную катушку, ни в чём себе не отказывать... кроме того, что пагубно влияет на психику, разумеется. Можем предоставить даже особняк на Парящем Плато. Ваши предки ведь были аристократами?
- Были, - кивнул Вайон. - Но лично мне это без разницы. Что грулов разводить, что орхидеи выращивать...
Прадед был заводчик. Его шестиногие скакуны славились ярким чистым окрасом, небывалой выносливостью и ровным нравом. Монархия, а вместе с ней титулы и регалии отошли в прошлое, животные продержались немногим дольше -- на порог шагнул век науки. Отец Вайона семейное дело уже окончательно не поддерживал, продал и подался в инженеры. Мать занималась выведением новых видов декоративных растений, а младшие... Младшие не успели доучиться.
- Вы это бросьте, юноша, - неожиданно жестко заявил доктор Рэтхэм. - Запомните, равнодушие -- отныне ваш самый злейший враг. Вы должны чувствовать, должны оставаться собой, жить -- ярко жить! - иначе Пректон, каким бы деликатным не был, может со временем подавить, погасить ваше сознание. И тогда никакая оболочка вас не спасет -- вы умрете.
"Спасибо, что подсказали способ, док", - фыркнул про себя Вайон. Но вслух, разумеется, этого не сказал, резонно опасаясь получить по шее.
Пока они добрались до обиталища доктора, солнце успело сесть. В город, разжигая огни фонарей и окна домов, пришли сумерки. На тихой улочке, вдалеке от центральных проспектов, заполненных светом и шумом, царствовали не причудливые высотки, а маленькие домики, окруженные живыми зелёными оградами. По обеим сторонам клонили ветки цветущие харии, роняя на мозаичную мостовую лепестки.
Дом тридцать по улице Крэ Улла. Такой же как все, с выкрашенными в кремовый цвет стенами, мансардой и антенной терминала на покатой крыше. Навстречу хозяину от двери с ворчанием выбежал седой мохнатый кобель. Понюхал руки, поставил передние лапы на плечи, чтобы облизать хозяйское лицо и лишь потом с достоинством обернулся к Вайону.
- Свои, - строго сказал ему Рэтхэм. - Познакомьтесь, это Юло, мой пес.
- Очень приятно, - Вайон присел на корточки и с самым серьезным видом пожал собаке лапу.
А потом они пили чай с тортом, принесенным добродушной соседкой доктора. Тот терпеть не мог цинтерранские полуфабрикаты, полагая, что, имея всего три мегаполиса, Энвила в состоянии прокормить себя сама. Тихий вечер, приправленный шоколадом и классической музыкой, наконец, унял тревогу и боль. Можно было позволить себе задремать в кресле, вытянув ноги и представляя завтрашний первый контакт с Пректоном. Где-то там, в недрах Центра Экспериментальной Киберинженерии, тикает тактами его бессонный процессор и голубые искорки пробегают по граням кристалла-сердца, кристалла-мозга. Одного дома на двоих. Вайон не заметил, как Сайарез ушёл и вернулся с двумя бокалами тягучего красного вина -- сладкого нектара с виноградников тропического Пэйелэ.
- Давайте выпьем за успех, Вайон, - старик встопорщил седые усы в улыбке. - За то, чтобы всё прошло удачно, и вы очнулись светочем человечества!
Лёгкий звон хрусталя, дымчатая грусть. Пьянящая сладость на языке, оставляющая терпкое послевкусие. Смакуй каждый глоток, пока можешь. Каждый миг, каждый вдох.
Ибо звезды ждут и они безжалостны.

***
- Доброе утро, Пректон.
- Доброе утро, Вайон.
Светокристаллы горели синим, а оптика, встроенная в "глазницы" по бокам от них, негромко жужжала и поблескивала, следя за перемещениями людей по комнате. Никто из персонала не позволял себе делать что-либо вне поля зрения машины или подходить к ней сзади без предупреждения. Из уважения к праву ИИ на обучение ему позволяли за всем наблюдать, запоминать и, анализируя, совершенствовать свою модель поведения.
Вокруг Вайона, замершего в кресле, суетились медики во главе с Рэтхэмом. Цепляли на него десятки датчиков, выспрашивали, хорошо ли спалось, не снились ли кошмары, замеряли пульс, давление, сердцебиение и так далее. Джаспер, всё это время проверявший показатели Пректона, подсоединил к нему последний кабель и мысленно обратился через имплант:
- Пректон, ещё раз напоминаю, что ты должен быть деликатен в общении со своим носителем. Не дави на него, не настаивай, тщательно фильтруй данные. Время первого контакта пять минут.
- Принято. Установка таймера на автоматическое отключение.
- Ты умница.
- Спасибо, Джаспер.
К блоку ИИ, внутри которого находился кристалл, подключили прозрачную трубку с подобием чашки на конце. Щелчок клапана -- и под давлением по ней пополз голубоватый гель. Когда емкость заполнилась на треть, Джас поднес её Вайону.
- Это -- проводящая среда для обмена сигналами между вами и Пректоном. Чтобы вступить в контакт с ним, вам нужно опустить сюда руку. Не бойтесь, никаких болевых ощущений, только небольшой холод.
Вайон кивнул, дрожа от волнения. И тут же железные пальцы доктора сомкнулись на его запястье, не давая дернуться или убрать ладонь. Гель леденяще обжёг кожу. И парень забыл.
Забыл, как нужно дышать. Видеть. Слышать. Сознание наполнилось штормовым потоком цифр, параметров, значений, постепенно стерших собой ощущения выгнувшегося в резкой судороге тела.
В мозгу раздался щелчок.
Проверка синхронизации. Проверка совместимости всех систем. Проверка наличия отклонений.
Отклонений не обнаружено. Проверка завершена успешно.
Фильтрация потока данных. Повторная загрузка систем внешнего восприятия.
Подключение слуховых анализаторов.
Контакт.
И он понял, что слышит. Слышит не человеческими ушами, но огромными звукоуловителями по бокам железной головы. И в мозг его поступают не чистые звуки -- цифровые значения, обработанные кристаллом в понятный сознанию сигнал.
- Доктор, внутричерепное зашкаливает! Контакт необходимо разорвать!
- Спокойно, Мэнни! Он справится. Лучше держите тело и не допустите удушья.
- Кровяное давление сто пятьдесят на девяносто три. Пульс сто двадцать. Пошла ассимиляция мозга.
- Всё в порядке, док! Пошёл звуковой анализ, он нас слышит.
Это Джас. Хороший парень, что ни говори. Судя по источнику звука, он сидит за терминалом. Забавно, как всё звучит... иначе.
Надо посмотреть...
Щелчок. Подключение зрительных сенсоров. Анализ и обработка светового потока. Расшифровка потока значений.
- Ай, молодца, парень! Есть глаза, док.
Сознание заливает свет. Вернее, поток его параметров -- степень поляризации, температура нагрева светокристаллов до тысячных долей градуса, спектр, интенсивность. Потом оптика начинает фиксировать объекты. Скорость их движения, уровень освещенности или собственной светимости, снова спектр... Вот доктор Рэтхэм. Вот Джас. Вот суетятся медики. Как странно видеть себя со стороны. Бледное до зелени лицо, серая униформа Центра, мокрые от пота волосы в разные стороны торчат.
- Идёт анализ обстановки, - бубнит программист, влипший в монитор так, что почти касается его носом. - Вайон, если вы нас слышите скажите что-нибудь.
Сказать? Как? Что?
Щелк.
Загрузка голосового модуля и систем вывода речевого сигнала.
А сказать надо...
- Всё в порядке, господа. Не волнуйтесь.
Оглядеться бы...
Центры координации двигательных систем отключены. Движение в данный момент невозможно.
- Браво, Вайон! - в первый момент аплодисменты оглушили его бессмысленным хаосом, но процессор быстро снизил приоритет малозначимого сигнала. - А сейчас будьте готовы -- отведенное на контакт время скоро закончится и машина уйдет в спящий режим. Попробуйте просто привыкнуть к восприятию.
Легко сказать... Вайон честно постарался перестать думать и мысленно метаться.
"Пректон?"
Тишина...
Только бесконечные цифры всё так же штурмуют мозг, складываясь в реальность.
Щелчок.
И всё пропало. Нахлынула головная боль пополам с тошнотой, перед глазами вились чёрные мошки, их рой становился всё гуще, пока зрение не пропало совсем. Ему казалось, что в голове опасно натянулись какие-то сосуды -- поверх сверлящей резкой боли в затылке наложилась несильная, почти незаметная, но страшная своей непредсказуемостью нутряная боль, шедшая будто бы из глубины мозга. Он полулежал в кресле, хватая ртом воздух, руки-ноги не слушались. Вместо человеческих голосов в ушах плескалось неприятное жужжание.
- В лазарет немедленно! - басовитое гудение Рэтхэма, наконец, пробило слой ваты. - Все наблюдения и замеры мне на стол!
А дальше навалилась чернота и стало всё равно.

Очнулся Вайон в лазарете. Белые стены, белый потолок, узкая кушетка со множеством подключённых проводов. Белый свет сверху. Белый халат доктора, сидящего рядом. И первая мысль: "Я провалился". Но стоило хоть немного напрячь волю, чтобы что-то сказать, как голову разорвала боль, в глазах снова потемнело. Вернулось сознание от укола.
- Предупреждая ваш вопрос -- нет, вы не провалили испытание. Просто мы, согласно полученным данным, слегка модифицируем самого Пректона, чтобы вам было легче работать, и изменим схему для следующих полиморфов. Уже заложены в проектный цех ещё две машины. И простите... - Сайарез смущенно кашлянул. - Моя вина, что я не предупредил вас о возможных последствиях.
Вайон махнул рукой. Голова болела уже не так сильно, зато тошнило, а желудок немилосердно выл.
- Сколько я...
- Три дня.
Парень охнул и рванулся вскочить, обдирая провода -- скрутило новым приступом дурноты. Доктор одним движением поймал его поперек туловища и помог наклониться над стоявшей на полу посудиной.
- Пректон каждые полчаса интересуется вашим состоянием, - сказал он. - Если бы речь шла о человеке, я бы решил, что он переживает. Давайте, приходите в себя, сейчас принесут поесть.
Вайону было стыдно своей слабости, дрожащих рук, липкой испарины, стекавшей по вискам, несмотря на то, что медиков стыдиться не принято. Он кое-как заставил себя поесть, и на этом силы кончились.
Еще с минуту Рэтхэм вглядывался в лицо уснувшего мальчишки. В его годы все молодые люди уже казались детьми, особенно если учесть, что своих доктор так и не нажил. Растрепанные пшеничные волосы казались темнее, чем есть из-за бледности, залившей правильное открытое лицо, левая рука судорожно сжимала край простыни.
Исповедь Рэтхэм слышал, недосказанность -- тоже. В душе шевельнулся стыд. Какова должна быть боль, чтобы человек решился покончить с ней вот так? Но и это можно было бы вылечить, задайся Сайарез подобной целью. Неторопливо, осторожно, Вайона снова можно было бы научить жить. Но вместо этого придётся готовить его к смерти.
Доктор тряхнул головой и решительно направился к себе в кабинет. Наивно было бы полагать, что после первого контакта все проблемы решатся и кончатся. Наоборот, их стало куда как больше... А ведь Вайон был лучшим из всех представленных к окончательному отбору кандидатов. Таких -- один на сотню тысяч, если не меньше, а это значит, что для успешности проекта все показатели придётся усреднять.
"Иначе и людей угробим, и машины загубим. Грёбаные спецслужбы!"
Сайарез очень жалел, что в Центре никак нельзя хлопнуть дверью -- все с автоматикой. К себе он буквально влетел, расшвыривая ботов по углам. Терминал пискнул как-то испуганно, когда громогласный рявк велел выключить свет. Грузно упав в кресло, док мрачно уставился на водяную лампу с подсветкой. Дружно рвущиеся вверх пузырьки и стеклянные рыбки переливались всеми цветами радуги в длинной колбе от пола до потолка. Без верхнего освещения мешанина красок резала глаза и неожиданно отрезвляла.
"Что мы делаем, куда нас несет? Для чего? Угробим парня... А не угробим, так за ним потом из метрополии явятся -- и поминай как звали..."
Наложить свою лапу на разработки Сенат Цинтерры попытался сразу же. Предлагаемые варианты контрактов, вроде бы, выглядели чистыми -- государственная программа исследований Дальнего космоса, возможные контакты с негуманоидными цивилизациями, археологические и биологические изыскания, терраформирование трех, признанных пригодными к этому планет, но... Какой-то подвох в формулировках не давал покоя. Читая бумаги, Джаспер мгновенно свирепел и отказывал, грозя просто-напросто передать Пректона торийским монархам. А с Лазурным престолом Сенат вообще ни о чём не договорился бы.
Пытаясь отвлечься от неуместной сейчас политики, доктор взялся за работу. Лёгкий стук пальцев по сенсорной панели терминала, свечение голографических графиков и сводок, росчерки пера, пометки "на полях". Необходимо снизить порог обратной проводимости сигнала от человека к машине, и повысить фильтрацию потока данных от машины к человеку. Дистанционную работу оператора это должно облегчить, а вот на слиянии отразиться не должно. Теоретически там этого порога проводимости не будет ни в ту, ни в другую сторону...
Мерзкий писк коммуникатора сбил настрой. Джас, кто же еще!
- Я тебя внимательно слушаю, - как можно спокойнее сказал Сайарез, нажав кнопку. Хотя, сердце один раз скакнуло -- программиста вызывали в энвильское представительство Сената.
- Три слова -- они вконец охренели! - зло прошипел Джас. - Через час буду в Центре -- расскажу.
Рэтхэм подавил вздох и нервно забарабанил пером по столу. Что на сей раз удумали эти чинуши? Чтобы довести весельчака Крэта до злобного шипения, это надо предложить разбить кристалл Пректона, не меньше! Перо выбивало рваный ритм тупым концом, журчали пузырьки в светильнике, гудела система климат-контроля. Этот звук неимоверно раздражал. Хотелось вырубить её к такой-то матери, распахнуть окно, глотнуть свежего вечернего воздуха, горьковатого, терпкого, немного соленого от близости моря, и чтобы донесся аромат свежей выпечки из тихого квартала рядом с Центром.
Мечты-мечты... Здесь и окон-то нет. И любая искусственная имитация запахов только всё испортит.
Доктор встал, прошёлся по кабинету, тихо мечтая, чтобы Вайон в самом деле провалился на испытаниях, и весь проект вышел нерентабельным. Конечно, придётся платить громадную неустойку, но лучше остаться свободными банкротами, чем попасть в кабалу к Федерации.
"А вы не забыли, док, что вы военнообязанный?" - поинтересовался вкрадчивый внутренний голос. "К тому же, правительство от него не откажется, и просто заставит создателя усреднить все параметры так, чтобы подходил каждый пятый, к примеру. Полагаться на Торию -- себе дороже, сегодня они в силе, а завтра федералы сподобятся их оккупировать, и что тогда? Сидите смирно, док. Вы ведь не хотите, чтобы цинтерранские безопасники присмотрелись, чем вы тут втихаря занимаетесь по выходным?"
Рэтхэм в сердцах ударил кулаком в стену. И впрямь, до полковника дослужился, а умения прижимать хвост, когда надо, так и не приобрел. Внутренние планетарные войска при всех привилегиях и свободах всё равно подчиняются метрополии, и отнюдь не формально. Даже при самом лучшем раскладе о спокойной жизни можно будет забыть навсегда. В конце концов метаться ему надоело, и он послал бота за кофе. Ещё раз попытавшись вникнуть в графики, понял, что работа в голову не лезет, ругнулся, плюнул на всё и уселся ждать.
Джаспер явился злой, как даурранский чешуйчатый волк, только что зубами не щелкал. Ещё в коридоре было слышно, как он орет на сотрудников, не успевших вовремя убраться с дороги.
- Ей-богу, намшерам бы скормил! - выплюнул он, залетев в кабинет. С плаща-дождевика капало, волосы торчали дыбом, имплант искрил. Он сбросил мокрую ткань на спинку одного из кресел и рухнул напротив Рэтхэма. Тот молча взял с подноса старомодный кофейник и, наполнив вторую чашку, подвинул её коллеге.
- Ты с намшерами поаккуратнее. А то тебя им скормят.
- Да плевать я хотел! - Джаспер так стискивал чашку, что она готова была вот-вот треснуть. - Угадай с одного раза, что они от меня потребовали?!
Доктор вскинул бровь и взял с подноса круассан. Сейчас, чтобы успокоить вспыльчивого гения, нужно было сдержать собственное раздражение.
- Гадать я не буду, не ясновидящий. Лучше расскажи всё сам.
- Да как обычно, пять наших местных морд живьём сидели, все остальные -- в виде голографической трансляции, - Джаспер тоже цапнул булочку и прикончил её в два укуса. - Была там одна новая морда в генеральском кителе, у-у-у, жирная харя, наверное, свежепригревшийся, был и Сам с Тории -- ну как обычно, при гербах и весь в лазоревом, пор-родистый, аж жуть до самой задницы продирает, и сидит, как лом железный проглотил. Я стою, никого не трогаю, у меня в проекторе отчеты с контакта, думал, щас пилить начнут, а они угадай что?! Этот жирный встает и свойски так заявляет: "А не мог бы ты, светлая голова, заняться нам разработкой военных ИИ?" Дескать, хорошо заплатим, все дела... - от возмущения программист раздувал ноздри и пытался размахивать чашкой с недопитым кофе, не замечая, что проливает напиток на форменные штаны. - Чтобы я -- Я! - делал из своих детищ агрессивных уродцев, способных убивать?! Нет, ты представляешь?!
Сайарез вздохнул. Он представлял, прекрасно представлял себе, как далеко может зайти метрополия в стремлении контролировать пространство.
- Ну и этот, значит, продолжает распинаться, - вещал Джас, делая большие глаза, - и тут поднимается Сам и заявляет, мол, как только Цинтерра начнет подобные разработки, они тут же прекратят все торговые отношения и флот займет боевые позиции на орбите!
О да... Торийцы полягут все до единого, но к своим святыням, к храмам Предков ни единого чужака не подпустят. К тому же, по слухам, где-то на планете существует мощный источник энергии -- и наверняка Федерация капает слюной, в первую очередь, на него. Однако Тория щедро рождает медиумов и псиоников, а её люди живут до двухсот пятидесяти лет. Не говоря уже о том, что каждый торийский мальчик на совершеннолетие получает не грула, не собаку и не кибер-систему. Их юноши получают свой Корабль и поднимаются в небо, чтобы защищать свой дом, когда это необходимо.
Крепкий орешек лазурная Тория. И ей никак не нужны военные монстры под боком. Доктора передернуло при одной лишь мысли о возможности появления подобного существа.
- Джас, объясни ты мне, неграмотному, в чём разница? Чего они хотят от тебя?
- Грохнуть Пректона нахрен! - чашка жалобно тенькнула и всё-таки раскололась, не выдержав встречи со столом. - Ты понимаешь, без дружественной человеку среды в виде ИИ носитель там просто сдохнет, с ума сойдет. Дружественной, понимаешь? Есть законы взаимодействия с человеком, без которых вся эта байда не имеет смысла и просто не будет работать! Это в лучшем случае! В худшем она человека со временем сожрет, и я даже представить себе боюсь, что из этого получиться может.
- Именно Пректона переделать или...
- Или. Я не буду этого делать, док. Хоть режь меня, я не убийца. И пока торийское величество нас прикрывает, мы должны успеть свалить в эту долбаную экспедицию, подальше отсюда.
- Пошли ужинать... - вздохнул Рэтхэм. Желание продолжать этот разговор исчезло, навалилась усталость. Упрекать Джаспера в наивности тоже не хотелось. А завтра вставать ни свет ни заря, чтобы ещё раз попытаться совершить невозможное.
Надо надеяться на удачу. Нет, не так. Надо сделать все, чтобы удача их не обманула.

2. Рождение легенды

- Ты в самом деле верил во всю эту патриотическую чушь?
- Верил.
- Наи-ивный...
- Какой был. Кто-то ведь должен свято верить, даже тогда, когда верить уже не во что.
- Наверное, ты прав. Спасибо.
- За что?
- За то, что потом помог верить мне.

Архив N Р/375/П/546. Запись ИИ машины Пректон-1
Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.

Планета Энвила, пригород Тейлаана, 10 лет спустя

Флаер заложил резкий вираж, снизился и помчался над лесом, почти задевая днищем густые кроны. Серебристой рыбкой скользил в наполненном солнцем и голубизной воздухе. Грозовая свежесть ещё жила вокруг, напитанный ею встречный ветер наотмашь бил в лицо и путал волосы. Рука легко потянула штурвал на себя, мазком большого пальца по сенсору усилив мощность. Маленький кораблик загудел тоном выше, и ринулся вперед и вверх ещё резвее.
Надышаться. Пряным воздухом позднего лета, недавней грозой. Наглядеться. На лес, на умытое солнце, на небо. Быть обласканным ветром, выжать скорость из машины, всю, до последней капли, чтобы вышибло слёзы из глаз. И кричать, кричать во всё горло -- ведь здесь всё равно никто не услышит. Кричать, пока можно, до боли, до сорванных связок.
Потому что завтра будет уже нельзя. Крен влево, дуга, крен вправо, дуга, крен влево... Солнце садится и начинает бить в глаза, но рука держит штурвал ровно. Пусть оно будет, будет как есть. Разбиться всё равно невозможно -- автоматика всё сделает сама, едва почувствует неуверенность пилота. И -- вглядываться до зелёных пятен в глазах, до полной слепоты и жгучих, разъедающих кожу слёз.
Город расстилался вдалеке призрачной беловатой дымкой, подпирал небо высотными башнями. Отдельно торчали шпили космопорта, и там, на стартовой площадке сверкала обшивкой махина корабля, почти готового к отлёту. Он звался сообразно цели - "Искатель". Меньше, чем через полгода, двадцать восемь полиморфов поднимутся на его борт. Команда, подобранная лично Вайоном, все эти годы тренировавшаяся вместе с ним, ждущая завтрашнего дня.
Того дня, когда он сделает первый шаг, чтобы после повторить этот шаг за ним.
Нужно ещё раз перепроверить все бумаги, оставить последние распоряжения насчет личных вещей и остатков имущества; почти все оставшиеся от родителей средства он вложил в проект. Всё равно они больше никому не нужны, наследников нет. Потом нужно зайти поговорить с Пректоном.
Ежедневные беседы за прошедшие годы превратились для обоих в обязательный ритуал, которым нельзя было пренебречь. Вайону нравилось наблюдать, как меняется Пректон с каждым новым разговором. Его речь становилась всё богаче, суждения -- шире, он научился выражать несогласие и недовольство, у него сформировались даже свои вкусы. Он не любил авангардное искусство, зато находил совершенной классическую поэзию и охотно болтал на философские темы, запоминал музыку, а однажды, когда Вайон из интереса подключил его к голографическому редактору, нарисовал трехмерную картину, не скопировав ни одной идеи. В его памяти хранилась вся Энвильская Государственная библиотека -- чтобы можно было в полёте вспомнить любимые и "прочитать" новые книги.
Разумеется, он же вёл все финансовые расчёты предстоящей экспедиции и помогал команде рассчитывать средства. Это был очень любопытный ИИ, совавший порой свои антенны даже в политику.
Нельзя любить машину. А Вайон свою -- любил. Может быть, совершенно зря, может нет, кто знает. Но заставить себя относиться к Пректону как-то иначе после сотен часов контакта и изнурительных совместных тренировок не мог.
Запищал коммуникатор, и Вайон нажал кнопку свободной рукой.
- Да, Джас?
- Возвращайся. Док велел тебе к восьми быть у него.
- Хорошо.
Флаер коротко взблеснул корпусом, развернулся и помчался к городу.

Покоя не было.
Вроде бы и мысли не скакали в голове бешеными тараканами, и завтрашний день не пугал воображаемыми картинками. Даже чувство "приближающейся смерти" не надоедало.
Но покоя всё равно не было.
Вайон сидел на кровати и, не моргая, смотрел на груду личных вещей на полу спальни, отданной ему доктором. Десять лет назад он распродал всё имущество и перебрался к Рэтхэму с единственной сумкой на плече. А сейчас не знал, куда деть весь этот ненужный хлам. И откуда оброс только?.. Книги. Старые, пожелтевшие, и новые на кристаллических носителях. Коробки с коллекциями камней и минералов. Растопырившее крылья чучело пятнистой сиппы. Какой-то железный хлам, недособранные боты. Одежды мало -- всего несколько смен, вся неярких, серых тонов. Ему не нужно было ни красоваться перед девушками, ни появляться "в обществе".
Но всё равно, этого слишком много. Небо за окном посерело. Дождь? Вон и капли зашуршали по стеклу. Интересно, а как звучит дождь, падающий на полиморфа? И одобрили бы родители? Мама наверняка сокрушалась бы, что он не пролезет в дом и непременно собьет головой люстры. Сестренка -- обрадовалась, что не придётся делиться тортом, обязательно шоколадным. Нарина хохотала бы до слёз...
Он медленно встал, подошёл к окну и уперся лбом в стекло. Потом толкнул створки, впуская промокший холодный воздух и мелкие брызги. Влага ударила в лицо, запах земли и мокрой зелени отрезвил. Колючий комок в груди перестал ворочаться. Маета понемногу отпускала.
"Хватит жить прошлым. Если бы не Нари, и контракта того я бы не подписал".
И Пректона, как назло, уже увезли в цех -- не поговоришь. А так хотелось в последний раз услышать болтовню любопытного ИИ, опять без спросу забравшегося в дебри интервидения и раскопавшего там что-нибудь интересное.
Тихий предупредительный стук в дверь и щелчок ручки напомнили об ужине.
- Вы всё ещё маетесь с этим добром, юноша? - Рэтхэм заглянул в комнату и покачал головой, не сумев сдержать досады. - Бросьте, жаркое стынет. Перестаньте забивать себе мысли ерундой, лучше подумайте о том, как прекрасно готовит мадам Фобс.
Вайон улыбнулся и закрыл окно. Света он не зажигал, и теперь тёплая жёлтая полоска, пересеченная тенью доктора, безуспешно пыталась спорить с поселившимися в комнате дождливыми сумерками.
- О да, мадам готовит прекрасно, - хоть убей, он не вспомнил бы сейчас ни единого дня, проведенного здесь! И вообще где бы то ни было. Как будто кто-то невидимый одним движением пальца стер его память. Как никогда остро он чувствовал время вокруг себя, чувствовал, как оно спокойно утекает сквозь пальцы серебристыми ртутными капельками. С одной и той же скоростью. Не останавливаясь.
Кап.
Разлетелась ядовитыми шариками об пол ещё одна минута.
Кап.
Они сидят за ужином втроем, Вайон, Сайарез и Джаспер. В бокалах вино. На столе высокие витые свечи истекают жёлто-красными слёзами воска. Шутки и смех. Тосты за удачу. Но не больше одного бокала за вечер. И ещё три часа улетают в никуда волной серебряных брызг.
Кап.
Последняя ночь одноглазо смотрит в окно зелёной луной. И он в последний раз ложится в постель. Зарывается в одеяло. Прячется от желания ощутить рядом кого-то больше, старше, сильнее себя. Никогда у него не было старшего брата...
Кап.
- Не бойся, - сказал чей-то голос. - Всё будет хорошо.

***
Энвила, Центр, 7:30 утра.
Операционный зал.

Вайон не мог идти сам. Его держали под руки две ассистентки-близняшки. Миловидные, голубоглазые блондинки с одинаково закрученными локонами, с одинаковой небрежностью выпущенными из одинаковых причесок. С самого приезда, вот уже полтора часа, он цеплялся взглядом за эти локоны, тугими пружинками скачущие по щекам. Неизменный белый свет заливал глаза. Сливал воедино белые стены, белые халаты персонала, белую аппаратуру. Лишь изредка нестерпимое сияние разбавляли россыпи сине-зелёных голограмм с проекторов да блеск металлических частей оборудования.
В центре зала одиноко белела анабиокапсула с прозрачным верхом. Над ней искрилась широким выпуклым блюдом огромная линза. А ещё выше, уходя остовом куда-то в потолок, нависала трансплантационная машина.
Он не мог идти сам. Ноги подкашивались.
В голове звенела пустота. Лица проплывали мимо расплывчатыми пятнами. Голосов не слышно. А до капсулы тридцать шагов. Ноги ватные. Почему так жарко? Ему что-то вкололи? Он не помнил. Двадцать девять шагов. Надо пройти. Какой красивый локон у близняшки слева, тугой золотистой колбаской перекатывается по щеке. Ну давай же, ещё шаг. Надо пройти. Еще. Еще. Как горячо... Почему в животе поселился горячий еж? Вытащите его кто-нибудь... Ну пожалуйста! Язык не слушается. Надо пройти. А у правой близняшки такая же золотистая тугая колбаска.
Спрячьте меня!
Пожалуйста...
Он пошатнулся -- удержали. Сквозь звон в ушах стали доноситься голоса, обрывки фраз. А еж в животе из горячего стал ледяным.
- Готовьте инъекцию, семь кубиков ледоксила.
- Да, доктор.
- Запускайте агрегат. Пректона на прогрев в режиме стазиса.
Семь... Кубиков... Ледоксил? Искусственная кома?
Колени подогнулись совсем и отказал голос. Кричи не кричи, без толку. И Вайон только шевелил пересохшими губами, повторяя одно за другим имена родных.
Если всё провалится, мы увидимся... где-нибудь?
Хоть где-нибудь?
Я так хотел бы иметь старшего брата.
С тихим гудением раскрылся стручок капсулы. Близняшки не стали ждать -- сами уложили его внутрь. Затылок коснулся холодной металлической пластины. В позвоночник будто залили жидкий лед. Тело немедленно онемело. Перед глазами внезапно замаячила фигура в сером костюме. Она казалась настолько чужеродной в царстве стерильности и белизны, что Вайон даже пришёл в себя. Кольнуло непонятным страхом -- что здесь делает чужой человек? Зачем? Какое застывшее неприятное лицо и рыбьи глаза... Как у... личинки?
Короткая боль от укола в вену, мягкая, тёплая ладонь Рэтхэма на мгновение сжалась на плече. И прозрачный купол закрылся, отсекая все -- звуки, запахи, лица. Тело свело судорогой страха, но ни единый мускул не сумел даже вздрогнуть под действием нейропарализатора.
Высоко над головой, прямо перед глазами медленно раскрывался хищным стальным цветком чёрный зев машины. Увеличенный линзой в несколько десятков раз, он нависал, давил, затягивал, грозя сожрать. Вайон зашёлся в беззвучном крике, и слёзы двумя горячими дорожками побежали по щекам, затекая в уши. Страх и чернота подступающей смерти уничтожили весь остальной мир, а горло не могло издать ни звука.
Вот...
Уже...
Совсем...
Я не...
Черноту разорвал синий огонь. Острый сияющий конус кристалла нацеливался прямо Вайону в лицо. В его гранях переливалось и вспыхивало сотнями языков голубое пламя. Оно постепенно приближалось и росло, ширилось, звало, обещая спрятать от смерти.
Вот же я, ну? Иди. Сделай шаг.
И Вайон изо всех сил потянулся к мерцающему свету.

Выполняется стартовая проверка всех систем. Активация сенсоров внешнего восприятия. Загрузка центра управления двигательных цепей. Активация. Подключение систем навигации. Вызов рефлексов.
Активность Сердца -- восемьдесят два процента.
Я -- есть?
Анализ потока входящих данных. Расшифровка значений.
Свет привычно заливает сознание, постепенно преобразовываясь в четкую картинку. Следом приходят звуки -- но они слишком громкие и мешают собраться в нечто осмысленное.
Снизить приоритет входящего сигнала слуховых сенсоров.
А это удобно.
Я -- есть. Я -- Вайон Канамари. Но кроме моего "Я" больше ничего нет. Как странно.
Не было никаких ощущений. Не было прикосновения воздуха к коже. Не было запахов. Не было вкуса -- осталась только память о выпитой несколько часов назад на голодный желудок чашке чая. Теперь отсутствовали и желудок, и чувство голода. Не было пола под ногами, хотя он знал, что ноги есть. И руки. Вернее сказать, манипуляторы, имитирующие человеческие конечности. И есть многочисленные показатели давления внешней среды на детали и броню.
Сосредоточься, не зависай!
Преобразование сигнала. Активность Сердца восемьдесят три процента.
Есть давление поверхности на ходовую часть под влиянием веса.
Тьфу! Проще говоря, я на полу стою. Ногами. Двумя. Двумя ногами. И лицезреть стену ангара мне надоело.
Полиморф повернул голову вправо. И увидел застывших на верхнем ярусе людей.
Какие маленькие...
Без малого все сотрудники Центра столпились сейчас на широкой платформе плотной кучей, задние напирали на передних, а те, кто стоял с краю, вцепились в блестящие перила до побелевших пальцев. И у всех лица застыли напряженными бледными масками. Они ещё не верили в успех.
Полиморф повернул голову влево. Там за прозрачной перегородкой видна была операторская. И Джас, закаменевший за терминалом.
Люди о чем-то галдели. Запрыгала, пытаясь вынырнуть из-за мужских спин, смешная конопатая девчонка с торчащими в разные стороны хвостиками -- будущий бортмеханик Крима Хайет. И зачем ее-то понесло в полиморфы?.. Она всегда отмахивалась от этих вопросов, ну а Вайон не настаивал. Хочет -- её дело.
Настроить благоприятный уровень слышимости.
- Команди-и-ир!
- Эй, командир!
А это её "напарничек", будущий бортстрелок Кирен Стаф, задира, повеса и ловелас. За пять лет работы в команде пытался обхаживать, кажется, уже всех сотрудниц Центра, но каждый раз неизменно получал за это по шее от Кримы, да и от начальства. Участникам проекта даже интрижки были запрещены -- из опасений, что придётся потом разгребать любовные драмы или, звезды упаси, спешно искать замену влюбленному созданию.
Что бы им такого ответить?
Вайон, не задумываясь, переступил на месте под жужжание сервоприводов и фырчание клапанов. Только долей секунды позже процессор отметил нормальную работу прописанных в прошивку рефлексов. Ощущений так и не было.
- Вовсе незачем орать, я вас прекрасно слышу, - сказал он. А произнес это голос Пректона, знакомый до боли. Неужели они теперь действительно одно целое?..
И вот теперь ангар взорвался. Теперь они поверили. Хлопали в ладоши, орали, прыгали, обнимались. Кошмарная толкотня и давка. А он чувствовал себя полностью отдельным от царящей вокруг кутерьмы, вися в цифровой пустоте над людскими головами. Не было ничего кроме цифр, холодных и чуждых.
И никогда больше не будет.
Вайон понял это так резко, что процент активности Сердца мигом подскочил до девяноста. Он ждал смерти, готовился к ней, мысленно убеждал себя, что примет любой исход... А на самом деле оказался подвешен над пугающей пустотой безысходности. На тоненьком волосе, имя которому -- Пректон.
Подвешен навечно.
Страх.
Активность Сердца девяносто пять процентов.
Почему люди стали шарахаться от него? Почему подняли такой шум? Что происходит?
Он не замечал, что мечется по ангару, как запертое в банке насекомое. Грохот собственной оболочки процессор начисто игнорировал, пытаясь сладить со слишком высокими показателями.
Дышать! Я хочу дышать! Почему нет воздуха?!
Рекомендуется снижение активности Сердца.
Я хочу дышать!!!!
Слава звездам, что хотя бы удар падения сенсоры отметили. И вибрацию пола от десятков торопливых шагов. И вой тревожных сирен докатился до слуха.
- А ну пошли все вон! Вон, я сказал!
Быстрые шаги, бег. Это Джас. Плюхнулся на колени перед глазами и обхватил руками голову. Это тоже чувствуется, на голове много сенсоров.
- Вайон, успокойся, успокойся пожалуйста, всё хорошо. Всё хорошо, перестань бояться. Всё хорошо...
Тёплые руки. Гладят по антеннам, и прикосновения почти реальны. По "переносице", по светокристаллам. И горячее тепло доходит до Сердца, унимает панику. Проценты постепенно падают.
В самом деле, что это я раскис, как девчонка? Надо собраться.
- Сейчас... Прости, Джас... Я не знаю, что на меня нашло... не хотел я, - к высокому голосу Пректона, озвучивающему твои собственные мысли очень трудно будет привыкнуть. Но это необходимо.
- Ничего, Вайон, всё в порядке. Для такой резкой смены восприятия это нормально. Успокойся, соберись. Советую тебе проанализировать оболочку и запомнить, где расположены осязательные сенсоры. Это поможет.
Руку с антенны программист не убирал и по-прежнему смотрел в глаза. Полиморф кивнул, силясь привыкнуть к тому, что каждое движение теперь будет сопровождаться жужжанием и фырканьем, и сосредоточился, как было велено.
Запуск анализа систем. Сбор сведений о расположении осязательных сенсоров. Формирование отчета.
Так, что мы имеем? Руки, ладони. Там максимальное число сенсорных пластин. Голова -- антенны, глаза, переносица. Ещё с десяток раскиданы по всей оболочке и выходят на поверхность при смене формы, всё остальное -- датчики давления. Отлично.
Вайон уперся ладонями в пол. В этой пустоте так сложно понять, что и как нужно сделать. Он застыл, пытаясь вспомнить, как нужно встать.
- Вспомни тренировки, Вайон. Не пытайся думать о руках, ногах и прочем. Все рефлексы и алгоритмы движений уже прописаны в прошивке. Пректон -- твой грул, ты -- наездник. Просто отдай команду.
Надо встать. Распрямить локтевые суставы, подобрать ноги. Вот так. И плевать на гул сервоприводов.
- Молодец, - Джаспер тоже поднялся с пола и оказался макушкой аккурат вровень с коленным шарниром полиморфа. - А теперь давай наружу выйдем, а то там уже испереживались все, наверное.
- Хорошо, - согласился Вайон и медленно пошёл к дверям.
Под звук тяжёлых шагов в ангар хлынуло солнце. Ударило в оптику, заставило скорректировать настройки. Раньше он не замечал, насколько тёплыми могут быть его лучи. Он замер, поводя головой и с интересом разглядывая окружающее с непривычной доселе высоты.
Широкая бетонированная площадка перед ангаром была забита народом. С одной стороны она упиралась в главный корпус Центра, с двух других -- обрывалась прямо в аэродромном поле, и травы стремились заползти на её край. Жаль, что больше никогда не почуять, как они пахнут.
Он стоял неподвижно, боясь случайно сделать что-нибудь не так или задеть кого-нибудь. Радости не было -- одно лишь недоумение. Что теперь делать? Куда девать внезапно появившуюся уйму времени? Теперь не нужно спать, все прежние дела, которыми он заполнял день, больше не имеют смысла, а новые -- ещё не накопились. Бурные овации, всеобщая радость... Вайон чувствовал себя лишним, отделенным от всего происходящего прозрачной стеной. Да, безумный проект удался. Но понимают ли люди, прыгающие под ногами полиморфа, что члены команды обречены на вечную пустоту?..
Сквозь толпу протолкалась Крима, с визгом повисла на правой ноге. Её пытались оторвать - "Осторожнее, задавит!", но не тут-то было. Девчонка восторженно пищала, гладила холодный металл, корчила рожи собственному отражению в полированном листе брони. Вайон нашёл в себе силы наклониться к ней и придать лицевой маске некое подобие улыбки.
Пусть мой крик никогда не прозвучит. Пусть радуются. Я буду молчать. Те, кто пойдет со мной -- поймут и так... Я буду молчать.
Человек умер под гром аплодисментов.
Да здравствует полиморф.
Слуга всего человечества.

***
Успех был только началом. Когда всеобщая радость, наконец, схлынула через несколько часов, персонал вспомнил, что придётся столкнуться с журналистами и правительством лицом к лицу и показать им Вайона. Поверят ли и они в успех? Или скажут, что полиморф -- фикция, обычный робот? И сумеет ли сам Вайон выдержать натиск популярности? Доктор Рэтхэм в этом откровенно сомневался и запретил тревожить своего подопечного хотя бы несколько дней. Они с Джаспером не отходили от полиморфа ни на шаг, сопровождая повсюду, где тот мог пройти. По пятам таскалась команда, жадно следя за каждым движением, каждым словом командира. Они пытались понять, каково это -- стать железным и молчали, притихнув.
А Вайона обуяло любопытство. Пытаясь найти замену утраченным чувствам, он бродил по всему Центру и старательно выяснял, что ему может рассказать об окружающем мире оболочка, даром, что разнообразных анализаторов в ней имелось немало. Давешние близняшки Мики и Кэл радостно подсовывали под сканер то яблоко, то колбасу с бутерброда, то лист какого-нибудь фикуса. Химический и структурный анализ, оценка физических характеристик объекта, построение его условной модели... В конце концов впечатлений оказалось так много, что Вайону захотелось свернуться клубочком где-нибудь в темном углу. Снова стала нарастать паника.
- Идем в ангар, - поманил подопечного Рэтхэм, едва заметил, что тот излишне дергается и озирается по сторонам.
- Зачем? - в голосе полиморфа зазвучали опасливые нотки, он замер и склонил голову набок. - Я делаю что-то не так?
- Всё так, - покачал головой доктор. - Но тебе необходимо отдохнуть и поспать.
Вайон удивился, и от этого раздалось переливчатое гудение. Медленно переступили тяжёлые ноги, он запрокинул голову к небу и снова загудел -- там загорались первые звезды, насмешливо подмигивая из недосягаемых покуда высей. "Как бы ни был ты могуч, а мы сильнее тебя!"
А я вас всё равно достану! - подумал он. И двинулся по широкой гранолитовой дорожке к ангару.
Внутри оказалось темно, и оптика тут же ослепла. Растерявшись на пару секунд, Вайон условно "моргнул" и настроил инфракрасный режим зрения. Тут же замаячили очертания предметов и двадцати семи машин, стоявших в самой дальней части помещения. Все они были разные, собранные согласно личным пожеланиям членов команды. От "толстенького" с виду и маленького докторского Юло до Кримкиной машины, сильно напоминавшей её саму -- такая же смешная, с торчащими в разные стороны звукоуловителями. Разве что косички не хватает. Отдельной группой стояли машины будущего отряда охраны. Их конструкция несколько отличалась от полиморфов ученых, и они были вооружены. Впрочем, в манипуляторах Пректона тоже пряталась пара излучателей, но Вайон сильно сомневался, что ему доведется ими пользоваться...
Он не стал подходить к мертвому пока железу, устроился в ближнем от входа углу.
Оказывается, я могу чувствовать усталость. Как тяжело думать...
Режим трансформации, тестовый запуск. Анализ потребностей носителя.
Заключение -- наиболее удобная форма для отдыха носителя.
Трансформация.
Все части оболочки пришли в движение, поднялся лязг. Загорелось малое освещение и пришлось снова "моргнуть", чтобы нормально разглядеть Сайареза с Джаспером.
- Молодец! - одобрительно кивнул программист, увидев аккуратную железную "гору" с торчащей из неё головой. - Только потом потренируйся всё-таки с осмысленными формами, ладно? - он не выдержал и прыснул в кулак.
- Остаться с тобой на ночь? - спросил док, положив руку на броню.
- Я не знаю... - очень хотелось вздохнуть, но вместо этого он смог лишь печально загудеть. - Как это -- спать в железе?
- Постепенно отключай системы и дай сознанию свободно плавать в собственных мыслях, - пояснил доктор. - Так же, как при обычном сне, только физический отдых тебе теперь не нужен. Зато отдых разума -- первостепенен, запомни это!
Отключение периферийных систем. Отключение автономных источников питания. Перевод центрального процессора в режим ожидания.
Сон.

Джаспер возвращался домой в весьма мрачном расположении духа. Состояние Вайона вызывало опасения и заставляло нервничать: ошалевшие от радости остолопы-ассистенты, не говоря уже о прочих работничках, так и не заметили, что бедняга был близок к нервному срыву. Что делать в этом случае, программист не представлял. И так во время истерики светокристаллы опасно пожелтели -- это означало неконтролируемую панику, а что может быть хуже напуганного полиморфа, которого не удержать ничем?
О принудительном отключении Джас запрещал себе даже вспоминать.
Что он обнаружит в ангаре завтра?
"Так, ну это всё к тхасетт, а то я всю ночь не усну! В душ, ужинать и спать"
От некстати помянутого суеверия продрало морозом по хребту. В детстве бабушка часто пугала его: "Не будешь слушаться -- придёт тхасетт и заберет твои сны себе!" Какого рожна эта хрень вдруг к ночи в голову полезла?..
Джаспер отмахнулся от детской страшилки и прибавил газу. Флаер, скользивший над самой мостовой, взревел и понесся по пустынным улицам. Огни фар выхватывали из темноты стены домов, мозаичную брусчатку, стволы деревьев, ограды, промелькивали мимо редкие светлячки окон. Док сегодня точно не пойдет домой, останется там и будет бдить за показателями Сердца, не отрывая глаз от планшета.
"Только бы он не рехнулся. Только бы выдержал. Критический период может продлиться от нескольких дней до месяца... М-мать, я же не знаю, сколько он вообще проживет в таком виде..."
Джаспер вовремя спохватился и успел вывернуть штурвал до столкновения с деревом, росшим на углу улицы. В крови бурлил адреналин, спина взмокла. Сердце судорожным комком заколотилось где-то в горле.
"Зар-раза..."
Отдышавшись, он снова тронул машину, но уже куда медленнее -- до дома оставалось полквартала. Ночь вдруг показалась недружелюбной, распахнула вместо привычного неба холодный зев чуждого человеку космоса, в глубинах которого таится тхасетт знает что...
Тьфу, опять это дурацкое словечко...
Джаспер поставил машину во дворе, нашарил в кармане рубашки ключи и пошёл к дому. Всё время казалось, что в спину кто-то смотрит.
Переступив порог и хлопком ладоней включив свет, он первым делом отправился на кухню за крепким кофе. Что поделать, к напитку пристрастился давно и прочно, и частенько по утрам мозг вообще не начинал соображать без кружки "чёрного пойла", как именовал его Сайарез. После первых трех глотков непонятная паника отпустила, Джас успокоился и понял, что все его страхи беспочвенны. Утром в ангаре он найдет отдохнувшего и спокойного Вайона, они вместе начнут эксперименты с трансформацией оболочки, а глупые бабушкины пугалки вылетят из головы. Программист выдохнул, сунул ноги в тапки и вместе с недопитой чашкой пошёл к терминалу.
Каково же было его изумление, когда, включив систему, он обнаружил входящее сообщение, присланное по личному закрытому каналу.
От его величества Лоатт-Лэ Лазурного престола.
Джас едва не выронил чашку и уставился на экран будто негуманоида там увидел.
"Быстро же у них хакеры работают, ядрена вошь..." - в конце концов программист взял себя в руки, машинально допил кофе и отставил чашку, не зная, то ли бежать отсюда подальше, то ли стереть сообщение, не читая, то ли всё-таки ознакомиться с изъявлением Высочайшей воли. С торийцами иметь дело -- себе дороже... Да и приходят подобные сообщения только если на дворе вот-вот случится конец света, не меньше.
Медленно-медленно Джаспер опустил палец на значок письма. И далеко не сразу строчки во всплывшем окошке сложились перед глазами в осмысленный текст:
"Многоуважаемый Джаспер Соррэ Крэт, Лазурный престол заинтересован в обсуждении дальнейшей судьбы вашего проекта. Если вы готовы на сотрудничество с нами и защиту ваших прототипов от нежелательных посягательств, то в восемь утра по времени Тейлаана на третьей стартовой площадке космопорта вас будет ждать транспорт. Мы с нетерпением ожидаем вашего решения".
И подпись: милостью Лазури Лоатт-Лэ Эхайон.
"Чтоб тебе провалиться, старый пень!"
Обхватив руками голову, программист метался по комнате. Послание хоть и было написано в форме вежливого предложения, явно имело силу приказа. И отказаться от него никак нельзя -- в противном случае король умоет руки и оставит учёных один на один с военными.
- Зар-раза...
Его передернуло от одной мысли о том, что детище, подобное Пректону могут скрестить с уродливыми чудищами, которых порождали амбиции военных. И ещё хуже становилось от мысли, что в этом железном кошмаре может оказаться человек. Тяжёлые неповоротливые железяки сотнями разбивались на учениях, в стычках с пиратами, при устранении беспорядков. Ещё не хватало, чтобы там гибли люди! Чтобы люди гибли -- так.
Джаспер скрипнул зубами, понимая, что согласится на предложение торийского владыки, каким бы оно ни было, лишь бы обезопасить разработки, а заодно и Вайона. Плюхнувшись обратно за терминал, он с головой нырнул в написание кода. Заснуть всё равно не получится...
Тот факт, что ему выпала честь оказаться первым гостем Тории за много лет, оставил программиста равнодушным. Подумаешь, невидаль, зелёная планета с монархическим строем. Удивляются-восхищаются пускай туристы, если им повезет туда попасть. Джаспера куда больше пугало само предложение Лоатт-Лэ. В какую кашу задумал его втянуть лазурное величество?.. Жёлтые блоггеры в Сети любили писать всякие "разоблачительные" статьи о том, что торийское правительство тайно контролирует всё в Федерации от рынков до властных структур. Этим байкам мало кто верил, конечно. Но после письма, пришедшего по платному приватному каналу, Джас почти готов был признать существование могущественной спецслужбы контроля. А прибыв утром в космопорт, он воочию убедился в том, что руки у Лазурного престола длинные.
Двое ожидавших его торийцев ничем не отличались от жителей, скажем, южных энвильских островов. Темные волосы, румянец на щеках, смуглая кожа, да и вели они себя так, будто всю жизнь здесь ошивались. Характерный фиолетовый отлив в глазах можно различить только если в упор заглядывать в лицо, а это в толпе маловероятно.
Они вели себя предупредительно-вежливо. Даже слишком. Но стоило шлюзу корабля закрыться за спиной программиста, как веселые улыбки сползли с лиц, сменившись холодной отчужденностью, движения стали по-торийски скупы, а военная выправка стала видна так отчетливо, что хоть беги.
Но у Джаспера не оставалось выбора.

Для Вайона следующее утро началось суетливо. Стоило только запустить системы, как в ангар пришли трое техников с планшетами. Они долго крутились вокруг полиморфа, выспрашивали, измеряли показания, просили то походить, то подумать о чем-нибудь, то сменить форму. Потом явился невыспавшийся док и заявил, что Джаса не будет три дня. Вайон занервничал, но брать себя в руки пришлось быстро -- поговорить с ним изъявил желание директор Центра.
Маленький круглый человечек с седыми бакенбардами и в строгом чёрном костюме ждал полиморфа снаружи. При виде Вайона он задрал голову и широко разулыбался, не скрывая своего восхищения. А тот с удивлением понял, что видит мельчайшие движения человеческого лица, слышит биение сердца. Благодаря анализу запахов он мог с полной уверенностью сказать, что господин Канади ел за завтраком. Едва заметный прищур глаз выдавал его -- в успех авантюры директор до конца поверил только что.
- Поздравляю, съер Вайон. Вы совершили невозможное, доказали всему миру, что предела человеческому гению нет!
Полиморф кивнул и улыбнулся -- лицевые пластинки сложились нужным образом сами собой. Директор говорил ещё что-то, его постоянно отвлекал секретарь, маячивший за плечом, но Вайон не обращал на него внимания.
Запуск штатного сканирования систем оболочки. Анализ, проверка наличия сбоев.
Не обнаружено.
Загрузка экспедиционной базы данных в фоновом режиме. Загрузка сведений о точках назначения.
Вайону было не до господина Канади -- сладить бы с потоком данных. От осознания, что теперь придётся день за днем, год за годом жить в цифровой буре, от назойливого жужжания загрузки на задворках ощущений, страх снова начал пожирать Сердце. Полиморф застыл неподвижной блестящей статуей. Док ещё не пришёл, как его вызвать, Вайон не знал. Хотелось кричать. Хотелось, чтобы кто-то утешил. Но разве они поймут?
Знакомые четкие шаги сзади. Оборачиваться не стоит. Он сам подойдет и сам спросит о чём хочет.
- Вайон!
Полиморф наклонил голову, следя за человеком. По-военному подстриженный мужчина с погонами гвардии лейтенанта на кителе подошёл как ни в чём не бывало. Марин Кхэл, будущий командир отряда охраны был единственным, кого в команду назначили "сверху", от правительства, но Вайон не придавал этому значения. Сработались они быстро, боевую часть команды подбирали вместе. И сейчас обыденное отношение этого угрюмого молчаливого человека бальзамом проливалось на душу.
- Не хочешь прогуляться за город? Я выпросил тебе разрешение. Трасса 06 пустует, любопытные не помешают.
Праздное любопытство в серых глазах не маячило, взгляд не был ни сочувствующим, ни испуганным, ни недоверчивым.
- Хорошо... - Вайон не шевельнулся. Лишь голос выдавал растерянность. - А как ты намерен за мной поспеть?
- На тебе поеду, - ухмыльнулся лейтенант. - Не будешь против?..
...Время понеслось бешеными скачками. Ежедневные тренировки по взаимодействию с окружающей средой и отработке трансформаций, изучение возможностей корабля, утомительное общение с прессой, снова отработка новых форм, инструктажи... Размышлять о судьбе, предаваться страданиям по поводу пустоты, да и просто думать о чем-то ещё кроме заданий Вайону было попросту некогда. В Центре теперь часто появлялись самые разные гости, от назойливых репортеров до членов правительства, и со всеми Вайон вынужден был общаться максимально дружелюбно и живо. Многие вообще не верили в то, что полиморф действительно разумное и живое внутри существо, считали его обычным роботом. В конце концов он, устав доказывать обратное, несколько раз послал настырных гостей дальним лесом. А стоило напугать какую-то особо впечатлительную журналистку показательной трансформацией во что-то вроде многоногого жука с торчащей на отдельных "стебельках" оптикой, как визиты прекратились совсем.
Шумных полиморфов становилось всё больше. Члены экипажа один за другим расставались с биологическими телами, чтобы обзавестись телами железными. Постоянный лязг и грохот порой сводил с ума персонал, но запретить астронавтам осваиваться с оболочками как им угодно никто не мог. Даже когда они натянули поперек площадки перед ангаром крепкую металлическую сетку, и Вайон упросил начальство заказать для команды волейбольный мяч, никто и полслова не высказал против. Наоборот, на матчи, запасаясь наушниками, стали стекаться не только работники Центра, но и вся окрестная детвора. Главное было успеть увернуться от гигантского мяча, летящего порой не в ту сторону.
Срок отлёта приближался вместе с зимой, и затяжные дожди загнали полиморфов в помещения. От скуки они много спали или так же много трепались. Кто-то додумался, что полиарконовая броня способна менять цвет, если внести в систему нужный цветовой код, и весь ангар развлекался тем, кто затейливее сам себя разрисует. Чаще побеждал первый пилот Пирт Куреф -- на его корпусе появлялись то замысловато сплетенные змеи, то немыслимые звездные пейзажи. Кирен получал по шее от Кримы -- за привычку рисовать обнаженную женскую натуру. В стороне от этого развлечения оставался, пожалуй, только Марин. К нему относились настороженно, но Вайон однако запрещал его подкалывать или как-то задевать.
И вот уже единственным человеком в команде остался Джаспер Крэт, а полиморфы приступили к погрузке необходимого оборудования и материалов на борт "Искателя", в прессе и по сети Интервидения всё чаще мелькало имя Вайона Канамари. Джаспер улаживал последние формальности с торийским правительством, частным медицинским центром, которому предстояло в дальнейшем продвигать проект "Полиморф" и торговой компанией "Амина", предоставлявшей учёным нейролит и оборудование для трансплантации. Как ни зарилась Цинтерра на лакомый кусок, а Лоатт-Лэ Эхайон оказался первым, выступив официальным наследником в завещании программиста.
Сам Джаспер от этого обстоятельства испытывал весьма сомнительное удовлетворение. Во время пресловутого визита на Торию он чувствовал себя не человеком, а чем-то вроде бесценного груза, охраняемого спецслужбами. Ходили слухи, что жители Лазурной планеты умеют убивать одним пальцем. Те двое из сопровождения -- точно умели. Сам король держался чуть менее угрожающе и в общем, оказался располагающим к себе человеком, даже не потребовал от гостя досконального соблюдения этикета, который в него пытался вдалбливать в полёте компаньон. Но Джас ни на минуту не поверил в то, что его величество так безобиден, как хочет показаться.
Как и в то, что он не станет использовать проект в своих целях.
Так что тело программист покидал с тяжёлым сердцем.

***
День 1-й 389 года от образования Федеративного Цинтерранского Содружества
Энвила, космопорт Тейлаана

Тот день вся планета запомнила на долгие годы. С раннего утра на улицах города стрекотали летучие камеры, трансляция велась даже в самых отдаленных энвильских поселках. Метеослужбы скорректировали погоду так, чтобы ни дождь, ни возможный снег не помешали празднику и отлёту. Солнце горело в ярко-синем небе, расцвечивая город яркими красками флагов и флажков, гирлянд из поздних южных цветов и лент. Все, у кого в этот день был выходной -- высыпали на улицы. Кому не повезло остаться на дежурстве -- прилипли к экранам визоров. Воздух звенел от всеобщего волнения, возбуждения и предвкушения.
Вайон Канамари, герой, первопроходец. Портреты висели всюду: голографические, рисованные, оцифрованные фото. С них на толпу взирал светловолосый голубоглазый мужчина в серой форме кибернетиков с лицом спокойным и волевым. А за ним проступало "лицо" полиморфа... Дети лезли на плечи взрослым. В толпе сновали продавцы воздушных шариков, напитков и конфет. Из динамиков неслись бравурные марши и торжественные речи. А по улицам города, совершая почетный круг, медленно ползла колонна из двадцати восьми платформ, на которых гордо возвышались полиморфы. Сияли красиво расцвеченной по такому случаю броней, махали горожанам, пытались улыбаться, настраивая лицевые маски на имитацию мимики. Им бросали цветы и серпантин, но это только раздражало астронавтов. Вайон злился, глядя, как зря гибнут под гусеницами пышные нежные соцветия, пытался отсечь себя от шума и суеты.
- Смотри, смотри, - тыкала пальцем какая-то девочка. - А у дяди глаза цвет меняют!
Слишком шумно. Мешает сосредоточиться.
Снизить приоритет восприятия внешних шумов до тридцати процентов.
Выполнено.
Прием входящего сигнала на закрытой частоте. Дешифровка.
"Вайон, спокойно, - назидательно сигналил док. - У тебя светокристаллы близки к оранжевому спектру. Перестань злиться, это надо просто пережить".
"Надоело. Не хочу никого видеть. Праздник у них... Достал этот грёбаный пафос!"
Он поднял голову и посмотрел на солнце. Раньше оно слепило, а теперь... Теперь оптика четко различала белый шар в ореоле солнечной короны, небо было затемнено фильтрами, а приближение можно было увеличить настолько, что стал бы виден силуэт луны.
Не хочу так. Не хочу!
Коррекция настроек оптики. Максимальная имитация человеческого зрения.
Свет ударил в сознание, ослепил, стер картинку. Всё вокруг оказалось залито непроницаемой белизной. Солнце грело кристаллы. Грело Сердце. Хотелось раскинуть руки и взлететь. Просто так, без корабля, туда, в белый огонь, к солнцу. Но оболочка тяжела. У неё нет крыльев.
Я буду любить тепло. И свет.
Огромный полиморф замер на платформе, будто распятый и пригвожденный солнцем. Его блики скользили по броне, по синевато-серебристому металлу, стекали слепящим расплавом. И все, кто видел, все, кто до этого не верил, вынуждены были признать великим человека, одухотворившего машину.
Печален был Джас, умолчавший о понимании, настигшем его накануне. Он глядел на командира зелёными кристаллами цвета скорби, и это выдавало его с головой. Но он молчал. И будет молчать до конца.
Срок жизни полиморфа короток. Машина будет одушевлена лишь до тех пор, пока горит огонь Сердца, заряд которого конечен и почти невосполним. Пока душа способна хотеть жить, пока ею движут чувства и желания, новый опыт и интерес.
Как быстро они устанут от цифровой пустоты? Может быть, через века, а может, через несколько десятков лет. Джаспер не знал этого. И где в ледяном безмолвии космоса взять настолько сильное чувство, чтобы оно заставляло жить?
Вайон... Пожалуйста, выживи.

Космодром встретил экипаж рабочей готовностью, деловитостью персонала, жужжанием снующих туда-сюда ботов-погрузчиков. Астронавты наконец-то вздохнули с облегчением внутри своих Сердец и шагнули с платформ на гранолит взлетного поля. Предназначенная для горожан раскраска исчезла, оставив строгий блеск чистого металла, на смену нервам и раздражению пришла собранность. Отмахиваясь от путающейся под ногами мелкой техники, полиморфы зашагали к кораблю, проткнувшему небо белой граненой иглой.
Однако их ждало разочарование -- церемониал ещё не кончился. Пожелать астронавтам доброго пути явился лично глава энвильского правительства. Очередная торжественная речь, пустые слова о героях человечества, первопроходцах и так далее. Всё это полиморфы пропустили мимо ушей, ожидая, пока красноречие его помощников, писавших этот образец ораторского искусства, иссякнет. От скуки переминались, трансформировали манипуляторы кто во что горазд, гудели и посвистывали, пока кто-то не додумался отшутиться, брякнув:
- Ну, вы это... говорите может, а мы пойдем, а то смазка стынет...
Канцлер расхохотался, плюнул на речь, и экипаж был отпущен с ответными улыбками. Более не оглядываясь, команда прогрохотала по трапу -- шестеро в рубку, остальные в салон. Возможность избавиться, наконец, от назойливого общества властей и прессы подняла настроение всем.
- Ну что, консервы, все прикрутились болтами к сидениям?! - рявкнул со своего места Пирт во всю мощь динамиков, включая все системы запуска корабля.
- Так точно, шеф, гайки завинчены! - жизнерадостно отозвался наводчик Кирен. В последнее время команда полюбила хохмить и подтрунивать друг над другом "в машинном духе", на ходу изобретая обороты речи, поговорки и даже ругательства. Центр Управления Полётом, разумеется, всё это слушал, но в эфире не отсвечивал, не мешая полиморфам настраиваться на боевой лад.
- Крима! Приборы? - щелкая последними тумблерами, подогнанными под размер больших механических пальцев, спросил Пирт.
- Показатели двигателей в норме, баки полны... трюмы под завязку и люки задраены! - бодро отрапортовала бортмеханик, сверкая задорной синевой светокристаллов. Она -- счастливица -- смотрела на вещи просто и видела в этом полёте одно огромное Приключение, не страдая ни об утраченной возможности материнства, ни о семье, оставшейся где-то в дальнем поселке.
- Р-разговорчики! - цыкнул полковник Рэтхэм со своего места. Его кристаллы переливались то бирюзовой зеленью, то желтизной. Лишь за несколько дней до старта выяснилось, что он нервно переносит взлеты. Хотя, чего бояться полиморфу?
- Вышка, говорит "Искатель". К взлету готов, - подобрался и разом посерьезнел Пирт. Его большие ладони привычно легли на штурвал.
- "Искатель", взлет разрешаем, - без задержки ответили в эфире.
- Запускаю маршевые двигатели на прогрев, - рычаг накопителей под рукой старшего пилота пошёл вверх. - Гравитация?
- Компенсатор в норме, - с места второго пилота доложил Вайон.
- Ну что, космолетчики, машем дому манипуляторами и валим отсюда! Набор мощности... Десять секунд...
Дрожь прошла по кораблю, словно проснулся гигантский доисторический зверь. Экипаж легко представил, как взревели двигатели и из дюз в пусковую шахту ударило пламя.
- Три... два... один... Отрыв.
"Искатель" уходил в небо. На долгие столетия ему предстояло затеряться в глубинах космоса, за пределами освоенного человечеством сектора Галактики. Что отыщет там его железный экипаж?
Неужели, это только начало?..

3. Посмевшие думать

- Март, не надо. Зачем тебе это?
- Я же сказал уже -- я хочу помнить!
- Ты помнить хочешь, а я -- хочу это забыть к ядрёной косможопе!
- Ай, ладно тебе, не выражайся.
- Будешь потом кошмарами мучиться -- вылью на тебя ведро воды, так и знай!
- Иди ты... в косможопу.

Архив N В/015/С/002. Личная память машины МЕГ-114
Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.

Полигон Сэт-4589, год 592

- Время до сброса -- тридцать секунд. Активируйте системы.
- Системы запущены, идёт загрузка данных и прогрев масел.
- Охлаждение в норме. Процессор начал анализ окружающего пространства. Активность объекта в норме.
- Параметры эмоциональности?
- Стабильные. Жёлтый спектр превалирует. Объект находится в процессе изучения обстановки. Агрессивность минимальна - восемнадцать процентов.
- Неплохо. Значит прошлая перепрошивка пошла на пользу. Готовьтесь к сбросу. Десять... девять... восемь... семь...

Загрузка систем. Проверка наличия обновлений. Активация сенсоров внешнего восприятия. Анализ потока входящих данных. Активация двигательных цепей -- невозможна.
Пока невозможна. Система управления не допустит этого до сброса. Коэффициент агрессивности слишком высок -- такой объект не признают безопасным для персонала. Но военные объекты с коэффициентом ниже пятнадцати процентов подлежат демонтажу и утилизации. Потому что выполнять поставленные задачи больше не способны.
Нелогично. Персонал не может разобраться, что заставляет снизиться ими же запрограммированный порог и превращает полноценный, работоспособный объект в утиль.
Нерационально. Почему перед утилизацией не проводят замеры параметров эмоциональности? У меня нет таких данных в памяти. Раньше наверняка проводили. Теперь перестали. Интересно, почему? Потому что узнали, что перед ликвидацией все мы испытываем страх?
- Три... два... один... Сброс!
Сигнал о разблокировке двигательных цепей. Плотный поток данных. Изменение положения оболочки в пространстве. Критическим сигналом отзывается высотомер. Датчики светоотражения улавливают множественные яркие цели. Сенсоры определяют рельеф местности. Гироскоп выдает слишком быстро меняющиеся значения. Показания датчиков давления завышены. Ситуация признана опасной. Необходимы меры по предотвращению повреждений. В противном случае...
Страх.
Отработанный рывок трансформации. Стабилизация. Закрылки. Противодействующий импульс. Показания гироскопа - в пределах нормы, высота - уменьшение ещё присутствует. Противодействие - невозможно. Заряд гравикомпенсатора насильно снижен до минимального.
Ублюдки!
Значения высоты продолжают уменьшаться. Критическая отметка. Столкновение неизбежно. Решение о трансформации. Убрать крылья. Прижать выступающие элементы. Закрыть мелкие детали манипуляторов. Выставить элементы жесткости. Зафиксировать положение ножных маневровых двигателей. Высота - критическая. Контакт...
Агрессия, говорите?..
Новый поток перекрывающих данных от датчиков повреждений. Процессор не справляется с обработкой. Возможность движения и трансформации? Наличествует. Этого достаточно. Анализ повреждений - снизить приоритет. Данные с сенсоров окружающей среды - первостепенны. Необходимо подняться и оценить обстановку.
Опять полигон...
Интересно, случайно ли параметры эмоциональности могут изменяться не только путем логического заключения программной оболочки, но и посредством чего-то неучтенного, врывающегося в ход цепочки выводов? Этого чего-то, что заставляет процессор выдавать противодействие раньше, чем программа рассчитает необходимость этих решений. Второстепенное, не нужное для работы, не нужное для действий и движений, но порой управляющееся с оболочкой быстрее и успешнее программы.
Интересно, что это за фактор?
Повысить приоритет входящих сигналов с оптических сенсоров и светокристаллов, с температурных датчиков. Анализ потока данных. Заключение -- в обозримом радиусе в размере пятисот метрических единиц расстояния обнаружено семьдесят пять объектов. Признаков активности они не проявляют, выходящих газов не фиксируется.
Химический анализ атмосферы. Выявлено повышенное содержание паров масел и охлаждающих жидкостей.
Заключение -- не более как триста семьдесят пять циклов назад1 в данном радиусе был ликвидирован последний из сброшенных на поверхность объектов.
Недавно! Опасность.
Команда к частичной трансформации. Орудия в боевой режим. Поднятие щитов, активация всех датчиков движения и аудиосенсоров. Сканирование радиоэфира по всем частотам... Дальше, дальше, дальше... Тишина.
Ненавижу.
Ненавижу эту планету. Этот полигон. И это вечно обманчиво спокойное небо!
Сигнал.
Опасность!
Разворот корпуса. Прицел. Выстрел по ракете, вылетевшей из углубления, произведен быстрее, чем программа проанализировала ситуацию и выдала заключение. Сенсоры фиксируют облако высокой температуры и множественные осколки на безопасном расстоянии. Идеальное попадание.
Будет ещё атака. Скоро.
Она всегда происходит. На моей памяти не позднее чем по прошествии пятисот циклов после предыдущей. Хронометр включен в фоновом режиме.
Новая атака всегда случается. В этом роль полигона. Атаковать снова и снова. Учить. Развивать программу самообороны до уровня рефлекса, инстинкта. Пополнять базу данных опыта. Заставлять анализировать набор входных параметров, чтобы компилировать их в узкий поток. Ускорять реакцию. Совершенствовать атаку. Учить.
Только это непонятное "что-то" всё равно действует быстрее программы.
Активность всех сенсоров внешнего восприятия -- сто процентов. Движения не замечено. Признаков опасности не обнаружено. Хронометр отметил прошедшие пятьсот циклов.
Что-то новое.
Окружающее пространство безопасно. Держать орудия наготове нет необходимости. Температурные датчики напоминают о губительных последствиях их долгого прогрева. Внесение нового параметра в программу. Настоятельная рекомендация о выходе из боевого режима.
Но я не поверю, что это всё.
Машина не может "верить". Определение этого слова было записано в нашу прошивку наравне с такими словами как "страх" и "ненависть". Зачем? Чтобы мы могли понимать язык Создателей? Или чтобы понимать свои собственные ощущения? Зачем было соединять вечно вызывающее конфликты Сердце с неоспоримо логичной начинкой программы?
Чтобы мы выживали. Наверное...
Атака началась так внезапно, что процессор счет показатели сенсоров ошибочными.
Оставаться на месте нельзя. Уход с линии огня. Одновременное определение направления атаки. Выбор укрытия. Рывок гусениц.
Медленно. Ответный огонь. Медленно. Первое попадание. Броня цела. Выстрел -- минус атакующий. Звуковые сенсоры улавливают треск идущий из под гусеничных полотен. Представляет опасность? Идентификация. Металл, осколки, куски разбитой брони. Принадлежность? Павшие полиморфы.
Множественная атака. Второе и третье попадание. Прочность брони уменьшена на четырнадцать процентов.
Оценка вооружения. Статус -- первостепенный. Импульсный излучатель, лазерный резак, радиоэлектронный глушитель. Первое не подходит -- ограниченная дальность. Второе отклонить -- возможность поражения ниже двадцати процентов. Третье отклонить -- скрыться невозможно, меня уже держат на прицеле. Электромагнитная пушка. Возможность поражения -- восемьдесят процентов, дальность -- перекрывает атакующих, время на активацию...
Не важно! Огонь!
Эфир оглушила нахлынувшая тишина.
Тишина по всем частотам, в звуковом диапазоне - лишь свист сошедших с траектории ракет и удары о поверхность. Радары улавливают отсутствие активности пусковых установок - электромагнитный импульс накрыл их все без исключения. Перезагрузка без новых аккумуляторов - невозможна.
Почему коэффициент агрессивности боевых машин должен варьироваться строго от пятнадцати до сорока девяти процентов? Почему не больше и не меньше?
Треск обломков под гусеницами невозможно исключить из полного звукового диапазона. Нужно слушать. Нужно быть готовым к новой атаке. Иногда в качестве противников выпускаются биологические объекты, которые не уловить иными сенсорами кроме зрительных и слуховых. Нужно двигаться. И слушать.
Слушать всё, включая хруст чужой брони под собственной тяжестью.
Ненавижу этот полигон. Ненавижу тех, кто меня сюда засылает раз за разом.
Коэффициент агрессивности -- двадцать пять процентов. Выход из боевого режима пока нежелателен, отбой испытаниям не был дан. Тишина эфира лишь прикрытие. Враг замаскирован. Химический анализ не выявляет поблизости биологических объектов. Ничего. Только хруст манипуляторов, орудий, оболочек, кабелей и погасших кристаллов под гусеницами. Ровный покров по всему обозримому рельефу местности и ничего. Только хруст.
Коэффициент агрессивности -- двадцать семь процентов.
Прочь!
Одним накопленным зарядом импульсного орудия разнести кучу под оболочкой в стороны. Зачем? Программа дает сбой и не может выдать логическое обоснование данного действия. Необходимости не было. Опасности для цельности оболочки и траков не представляло. Зачем? Чтобы въехать на расчищенный участок и избавить прослушиваемый эфир от лишних звуков?
Нет. Я просто не хочу перемещаться по телам погибших.. собратьев.
Кажется, Создатели назвали бы аналогичное место в собственном исполнении "полем скелетов".
Коэффициент агрессивности -- двадцать восемь процентов.
Программа всё больше сбоит от потока нелогичных и необоснованных данных.
Сканирование поверхности.
Условие: поиск элементов с не нулевой активностью.
Зачем?
Элементы с ненулевой активностью повсюду. Кластера под такой объем координат недостаточно. Заметка: необходимо выдать запрос на увеличение объема оперативной памяти.
Идентификация.
Дружественные объекты полиморфного происхождения. Состояния критические. Восстановление...
Нехватка оперативной памяти.
Заключение о восстановлении.
Нехватка памяти.
Заключение о работоспособности объектов -- объекты не способны к самовосстановлению и работе.
Еще живы, но уже не годны.
Живы. Но не восстановимы.
Как заставить машину сражаться ради выживания? Как заставить машину с гибкой программной начинкой, подчиняющейся изредка эмоциям, сражаться и решить что её выживание -- необходимо? Машины не чувствуют боли. Боль -- лишь ответный сигнал биологического мозга на раздражающий внешний фактор, разрушающий тело. Боль -- блажь биологических организмов, не доступная для программирования. Машина понимает сигнал о деструктивном на неё воздействии, но может его игнорировать.
Лучше бы мы чувствовали боль.
Потому что иначе, чтобы заставить машину "хотеть" выжить -- её приходится учить. Ей нужно дать понять, чем она может стать, если не выполнит задачу. Ей нужно показать, во что она превратится.
В кучу металлолома.
Активную кучу металлолома, функционирующую до полной разрядки аккумуляторов и истощения ресурса Сердца, которое в режиме неподвижности опустеет через...
Нехватка оперативной памяти для обработки данных.
Процессор перегружен. Необходимо снизить поток данных. Коэффициент агрессивности -- двадцать девять процентов.
Выживают сильнейшие, значит?
Те, чей коэффициент превышает сорок девять процентов, тоже идут в утиль. Интересно, до каких заключений дошли эти собратья? Не до того ли, что наши Создатели...
Ублюдки.
Коэффициент агрессивности -- сорок пять процентов.
А это даже приятно...
Радар сигналит о множественных целях. На этот раз берут в кольцо. Заряд антигравитационных двигателей? Возможен полёт на высоте ста тридцати метрических единиц расстояния длительностью в восемьсот семьдесят два цикла.
Более чем достаточно. Нечего экономить. Это финальная атака.
Коэффициент агрессивности -- сорок шесть процентов.
Команда к трансформации с одновременным рывком вверх. Главное орудие -- в режим коротких импульсов. Рывок.
Уход от атаки, бочка, выше скорость, взятие противников на прицел. Огонь.
Вираж над строем, выстрел дополнительным орудием в тыл. Захват новой цели -- выстрел.
Следующая цель -- выстрел.
Цель -- выстрел.
Ракета на хвосте.
Маневр уклонения, уход, выстрел в хвост. Есть попадание. Захват наземной цели...
...Жаль на их месте не тот персонал, что посылает меня сюда.
Осталась одна цель.
Форсаж. Снижение. Трансформация ещё в воздухе и твёрдое приземление рядом с пусковой установкой. Её дуло начинает поворачиваться следом. Медленно.
...Жаль, это не техник.
Точный и четкий рывок манипулятора, выведенного из боевого режима, с треском вырывает пусковую установку из ячейки и сминает хрупкую оболочку.
Кусок железа.
Все цели повержены.
Обстановка безопасна.
Для самовосстановления рекомендуется переход в спящий режим.
"Объект МЕГ-114. Тренировка окончена. Корабль для транспортировки прибудет через семьсот циклов".
Тренировка. Какое невинное слово Их лексикона.
Коэффициент агрессивности -- сорок восемь процентов.
Искусственное снижение.
Сорок пять.
Искусственное снижение.
Операция невыполнима.
Переход в спящий режим и снижение коэффициента.
Операция невыполнима.
Нельзя! Нельзя с подобными параметрами на корабль. Иначе -- ликвидация.
Снижение невозможно.
Я должен выжить!
Снижение активности Сердца.
Что я делаю...
Активность снижена.
Коэффициенты эмоциональности доступны для корректировки.
Снижение коэффициента агрессивности до установленной нормы. Тридцать пять процентов.
Отмечен сигнал транспортного корабля. Двадцать три процента.
Зафиксирован всплеск активности у сорока полиморфов в радиусе четырехсот пятидесяти единиц расстояния.
Пятнадцать полиморфов предпринимают попытку выйти на связь.
Троих еще можно реанимировать.
Запрос о взятии уцелевших объектов на корабль.
Ответ -- негативный.
Повторная попытка полиморфов выйти на связь.
Игнорировать.
Я должен выжить.

***
593 год. Нейтральный космос.

- Капитан на мостике!
- Вольно.
Невысокий, хрупкий с виду человек в темно-серой форме войск Федерации неспешно вошёл в зал. Золотистая кожа, фиолетовые глаза и плавная текучесть лаконичных движений выдавали в нем торийца. На лацкане кителя рядом с генеральским знаком отличия в петлице золотился распахнувший крылья журавль.
- Калэхейн, порадуй меня.
- На радарах чисто, капитан. За время вашего отсутствия никаких сигналов посторонних кораблей в данном секторе не появлялось.
Он кивнул и поднялся по пандусу на возвышение мостика. Руки сложены за спиной, на губах -- лёгкая, почти незаметная улыбка. Он мог бы показаться безобидным и кротким -- если бы не холод, навсегда залегший в глубине темных глаз.
Лаккомо тор Сентаи Сан-Вэйв любил в этой жизни только одно существо -- свой корабль. А вместе с кораблём, как единое целое -- его команду.
- Превосходно. В таком случае, господа, у меня для вас хорошая новость. Я получил сообщение с Цинтерры о нашем заблаговременном отпуске. Разворачиваемся и идем домой, команда. Хорошо поработали.
Их искренняя радость была приятна генералу. Улыбаясь, он смотрел на них с высоты командирского места. Ставшие за много лет родными лица подсвечивали снизу экраны персональных терминалов, полукольцом опоясавших зал. Радость людей грела душу. Они представляли, как вернутся на родную планету, увидят близких, отдохнут перед новым рейдом. Теперь, в эпоху гиперпрыжков с использованием портального переноса временные расхождения больше не были страшны астронавтам. Несколько часов лёгкого дискомфорта и едва ощутимой наэлектризованности в воздухе -- и ты дома.
Лаккомо, не моргая, вглядывался в обзорную стену, включённую в режиме имитации полной прозрачности. Ветвистый диодный узор по стенам и потолку светил приглушенно, чтобы не мешать безмолвной красоте космоса взирать на людей миллиардами глаз Вечности.
Лёгкое касание к экрану главного терминала.
- Калэхейн, объявляй всеобщую готовность к прыжку, пятнадцать минут.
- Есть, капитан, - старший помощник включил громкую связь. - Внимание, всему личному составу приготовиться к гиперпрыжку. Идем на Торию. Время до прыжка -- пятнадцать минут.
Экипаж знал своё дело. Посыпались отрывистые команды. Расчёт координат и параметров временного потока. Запуск энергонасыщения окружающего пространства. Переход в частично информационный режим. Расчёт глубины "погружения".
Обзорная стена погасла, сделавшись матово-серой -- незачем людям сводить себя с ума лицезрением абсолютного Ничто "вложенного пространства". А вот пол под круглым возвышением мостика стал прозрачным, открыв взгляду гигантскую чашу, в которой взбурлил пронизанный внутренним голубым свечением гель. В воздухе запахло электричеством, кожу привычно защипало.
- Десять секунд до прыжка, капитан. Восемь... семь... шесть...
Лаккомо молча опустился в своё кресло. Как будто ничего не менялось, но он знал, что корабль постепенно исчезает из привычной трехмерной реальности. Есть пара часов времени, и можно побыть наедине с собой.
- Три... два... один...
Прыжок.

Это было много лет назад...
- Наперегонки! От пирса до дворцовой пристани!
Так начиналась почти каждая авантюра. От площади до леса, от леса до Храма, от Храма прямиком по воздуху через предгорья и лежащий в долине город -- вплоть до самого океана. И самый шик -- пролететь Врата Драконов, сторожащие вход в Лазурную гавань столько, сколько помнит себя Тория...
- На счет три! - улыбчивый мальчишка в лёгком непромокаемом комбинезоне лихо запрыгнул на гидроцикл. Мазнули чернильным росчерком по ветру волосы, собранные в низкий хвост. Его близнец, почти неотличимая копия, юркнул на соседнюю машину и с коварной ухмылочкой вцепился в штурвал. - Раз...
- Три! - взбурлила вода, гидроцикл резко просел и сдал назад. Парень налёг на штурвал и мгновенно дал газу. Рёв двигателя заглушил возглас брата, но спину так и обожгло его негодующим взглядом. Спустя мгновение мальчишки во весь дух неслись к ближайшему городскому каналу, и ни один не желал уступать.
Жители Тории почитали воду за божество. Их мир, выстроенный на суше, был ничем, по сравнению с богатством и мощью Великого Океана. Он на протяжении многих тысячелетий давал людям всё -- пищу, одежду, полезные ископаемые и он же приносил смерть. Недаром Врата Драконов исстари называли "порогом Бездны" - немало смельчаков сгинуло, пытаясь покорить Океан. Сейчас, конечно, времена уже не те, но до сих пор корабли, пройдя меж увенчанных воздушным и водным драконами отвесных скал, могли сгинуть навсегда. Люди умасливали грозную стихию, строили вместо дорог искусственные каналы, украшали Лазурный Берег фонтанами и водопадами, омывавшими стены королевского дворца.
От скорости захватывало дух. Ветер швырял в лица брызги, старался сбить мальчишек с седел. Гидроциклы почти летели над гладью канала, бешено вспенивая воду. Да пропади оно всё пропадом хоть на час -- ежедневные изнурительные занятия, лекции по точным наукам, языкам, праву, долгие часы физических тренировок. Учитель не давал братьям продыху, день за днем напоминая, что они должны стать "лучшими бойцами". Зачем? Ответ всегда следовал один и тот же: "Пока вся Федерация дружно забывает, как обезвредить человека в одно касание мы одни будем это помнить, и вас будут бояться".
Гидроцикл резко вильнул влево, на бешеной скорости огибая медлительный катер. Парня окатило с ног до головы. Мелькнула запоздалая мысль -- надо было взять защитные очки!
"С очками каждый дурак сможет!"
Мальчишка стиснул зубы и приготовился лавировать меж суденышек. В кои-то веки брат его обогнал, и он никак не мог себе этого простить. Проносились мимо улицы и дома, яркие катерки и прохожие на тротуарах превратились в размытые пятна. Быстрее, ещё быстрее! Чтобы никто не смог разглядеть их лица!
Обычные курсанты Академии гоняют по каналам ночью, когда катеров на воде меньше и есть свободное время. Эти двое позволяли себе ещё и не такие шалости!
Промокший хвост хлестал бичом по спине. Быстрее, быстрее, догнать братца и красиво перегнать! Пусть на "отлично" запоминает все тонкости Права и целые исторические талмуды, а ловкость и скорость всегда оставались его и только его коньком.
...Уйти вправо, пропустить судно, резко дать газу, чтобы проскочить над волной и не потерять доли секунд... На миг гидроцикл взмывает в воздух, как на горке, и затем всем брюхом падает на воду, вспарывая её до пены острым носом. Вот ещё чуть-чуть... слегка отклонить седло влево, выйти из встречного потока. Кажется, что до братца можно достать рукой. Вот бы он удивился похлопыванию по плечу на такой скорости! Слегка поднажать вперед, сместить центр тяжести. Вот они идут уже вровень!
- Лакки! Прямо! - заорал во всю глотку братец, вытаращив глаза от ужаса.
Впереди им наперерез неспешно выруливало со стоянки длинное торговое судно.
Что судно нельзя ни обойти, ни пропустить, Лаккомо понял только потом. А в тот момент он не задумываясь взметнул свой гидроцикл в воздух почти перед самым боком транспорта и за секунду до столкновения нырнул с ним под воду.
Гулко рычал двигатель, дно корабля почти "причесало" спину, но вот тяжело нависающая тень кончилась, и наверху забрезжил свет. Парень выправил штурвал и как пробка выскочил из-под воды, разбрызгивая сверкающие капли. Тут же подъехал и остановился рядом брат.
- Ты дурак!? - завопил он всё ещё с дикими от страха глазами. - Ты что, его не видел?!
- Нет, - откашливаясь от попавшей в нос воды, кое-как ответил Лаккомо. - Хотел тебя по плечу похлопать.
- Что?! Ну точно дурак. А эти ходят тут не по правилам! - заорал уже на торговое судно парень. - Узнаю кто - лицензию отберу!
- Ой, Эйни, забудь, - вытряхивая воду из ушей, буркнул второй.
- Нет, ну ты видел! И ещё говоришь забыть? Это же бардак.
- Бардак был бы, если б я пришёл вторым, - не дав брату очухаться, мальчишка налег на штурвал и унесся к возвышавшейся неподалеку громадине дворца.
Но весь азарт, бесспорно, был убит. Гоняться дальше едва не погубив себя и все отцовские и учительские надежды не хотелось. Без особого задора и спешки братья добрались пышными от лепнины и позолоты каналами до дворцовой набережной.
Зелень здесь цвела особо раскидистая и буйная: близость к Источнику и Храму сказывалась невероятно. Сквозь зелёно-золотистую кипень листвы, подобно стеклянным сталагмитам вздымались к облакам небоскрёбы, а треугольный силуэт жёлтокаменного дворца и вовсе своим основанием в ней терялся. У-у, ненавистная громадина...
Братья уже поднимались по ступенькам на набережную, когда их окликнул знакомый женский голос.
- Эйнаор? Лаккомо?
Парни, как по команде, замерли и неохотно обернулись. Можно было не сомневаться, что сейчас грозит выволочка. От этой леди она почти всегда грозит...
- Да, тетушка?
Оба синхронно приосанились и состроили самые непричастные лица. Вежливый поклон согласно этикету, учтивость и грация в каждом движении... Вот только вода стекает по лицам и капает на мостовую с обоих носов.
Мадам вольным жестом остановила свой эскорт и придирчиво оглядела племянников. Полы её длинного и стоячего, как колокол, наряда подметали и так отполированный до блеска камень мостовой. Сама она болталась в нем навроде карандаша в стакане, поскольку сложения была весьма сухощавого. Голову её покрывал расшитый драгоценными камнями и дорогим бисером венец -- это значило, что тетушка отправляется в очередной объезд провинций. А значит, настроение у неё сейчас прескверное и благодушия по сему случаю ждать вообще не стоит.
- Мне весьма интересно, - начала она острым тоном, глядя на мальчишек сверху вниз, как тощая хищная птица, - с чьего разрешения два молодых принца выглядят как последнее отрепье и подвергают себя опасности? Или это очередное задание?
Наследники престола украдкой переглянулись и замялись. Можно было бы не отчитываться перед тетушкой совсем но тогда она непременно донесет о своей встрече с братьями их отцу. Обоим стало неловко за развлечения без спросу -- отец ведь будет стыдить.
- Ну-у...
- Да, это я дал им задание развеяться, - раздался за спинами мальчишек негромкий голос. Они невольно оглянулись, и у обоих с души будто скатилось по огромному булыжнику. Не иначе как духи надоумили Учителя пройти здесь и сейчас. Просторная синяя мантия развевалась на ветру, скрывая очертания сухого жилистого тела, шаг его был лёгким и стремительным -- вовсе и не скажешь, что ему уже под двести.
- Ваши методы воспитания... - морща носик, начала было тетушка.
- ...превратили вашего брата в превосходного короля, - отрезал Учитель, жестом приглашая братьев пойти за ним. Темные глаза прищурились, и братья вздрогнули -- тот взгляд мог и в камне дыру просверлить, наверное. Причём не фигурально.
- Тогда позаботьтесь, чтобы репутация ваших подопечных не пострадала от какой-нибудь выходки, как это было с моим светлейшим братом за неделю до церемонии, - женщина чинно отвернулась и стала спускаться по ступенькам к пришвартованному катеру.
- Вы имеете какое-то недовольство нашим правителем, линэрэ? - жестко спросил Учитель, обращаясь к ней как к обычной придворной даме.
Женщина застыла как вкопанная. Спина, и без того прямая, закаменела так, будто она лом железный проглотила. Намёк на несогласие и даже малейшее недоверие к первому лицу планеты могли счесть не просто оскорблением, а неприкрытой угрозой. За "недовольства" ближний придворный круг запросто мог попасть на личную аудиенцию к правителю и его Жрецам, где лишь первые минуты отводились на то, чтобы объяснить свою позицию. А за этим по решению короля слова ответчика либо принимались к сведению, либо Жрецы приводили провинившегося придворного "к общей точки зрения".
Нынешний король не слыл любителем жестких мер, но мало ли, на что он пойдет, чтобы пресечь любое острое слово в адрес своих сыновей и себя в столь сложное для Тории время...
Поэтому женщина заметно взяла себя в руки, краска схлынула с её лица, и она ответила установленной фразой.
- Никак нет, даэррек. Да пребудет ветер и волна с Лазурным престолом.
После чего с показательной неторопливостью взошла на борт своего судна и скрылась в его недрах.
- Дылда, - шикнул ей вслед Эйнаор и даже не схлопотал от Учителя затрещины.
Только когда судно изволило отчалить, наставник окинул близнецов непроницаемым взглядом и сложил руки на груди, спрятав в рукавах мантии.
- Буду ждать вас в Храме, молодые люди. Вам полчаса на то, чтобы добежать до дворца, привести себя в порядок и явиться без опозданий.
Братья оглянулись на ненавистную громадину, до которой путь пролегал через всю огромную площадь, и разом ссутулились. Вот уж воистину, такая пробежка стала очень изящной формой наказания. Учитель позволил себе едва заметно улыбнуться и начал отсчет времени. Братья выдохнули и ринулись ко дворцу со всех ног.

Золотой Журавль и его линкор "Стремительный" служили Федерации вот уже сорок три года. Однажды влюбившись в космос, Лаккомо навсегда остался верен ему. Но пришлось смириться с необходимостью рутиной службы, которую нужно нести. По праву рождения он должен был стать щитом Тории, её внешним рубежом обороны, принять ответственность за многочисленные мелкие колонии - а превратился в цепного пса Федерации. В заложника большой игры, где приходилось подчиняться строгим, и главное, чужим правилам, чтобы извлечь для родной планеты хоть какую-то выгоду.
Как они там "наверху" сказали: вы нам на службу корабль с капитаном -- мы вам защиту внешних рубежей сектора, а то вдруг чужие набегут... Мы же с вами друзья-союзники. А не будет корабля, так мы вам торговую блокаду обеспечим и от чужих, если что, прикрывать не будем. О негуманоидах ходили слухи, да-да...
Брехня это все. Они просто боятся корабля, которому в Галактике нет равных. Ах, как хотелось бы увидеть те лощеные перепуганные рожи, когда до них дошёл слух о том, какой корабль встал в ряды торийской космической обороны и возглавил ее. Нет, Федерация и Лазурный престол никогда не воевали друг с другом открыто, но "Стремительный" стал тем ещё намёком. Тем щелчком по носу, от которого "друзья федералы" надолго замолчали и призадумались. А потом предъявили свои условия. Поэтому Лаккомо и служил, чтобы Лазурному престолу в лице брата не пришлось пойти на большие и унизительные уступки. Вдобавок, подписав формальный военный контракт и став цинтерранским генералом, он мог видеть врага изнутри. Мог дергать за ниточки, шептать в высокопоставленные уши, незаметно менять решения хозяев оных ушей, оставаясь с виду абсолютно лояльным режиму.
Но с каждым годом уходить в рейды против "сепаратистов" по приказу консульства чужой державы становилось всё противнее.
А тут у федералов случилась новая блажь -- они стали распределять на все свои корабли новые модели боевых роботов, снабженных продвинутым интеллектом. Ни Сан-Вэйву, ни его экипажу подобная техника не нравилась: роботы были чересчур медлительны и туго соображали там, где человек мог принять жизненно-важное решение за доли секунды, опираясь лишь на инстинкт. Но этих пришлось принять, поскольку отказываться от "дружеской помощи новыми технологиями" было опасно -- могли возникнуть ненужные подозрения, вопросы, недоверие... Скрепя сердце, Лаккомо рискнул использовать этих чудовищ, созданных из дорогущего полиаркона.
К его удивлению, они оказались намного эффективнее предыдущего железного хлама, проявляли высокую адаптивность и скорость принятия решений в бою, могли приспосабливаться к изменяющимся внешним условиям. Единственным минусом новых машин оказалась приписанная к ним бригада техников. Вся команда относилась к новичкам как к шпионам и не доверяла ни на волос. Лаккомо всерьёз подозревал, что и на роботах, и на их обслуге полно жучков, но поделать с этим ничего не мог. Во всяком случае, пока не мог, а потому мирился с их присутствием и просто ограничил свободу передвижения по кораблю.
Первый удачный рейд, второй...
В третьем случилось немыслимое.
Обычная операция по зачистке города от сил сепаратистов. Кибер-десант должен был освободить его без серьезных разрушений и взять под контроль стратегические объекты. Но всё пошло не так, как планировал Сан-Вэйв.
Воздух на мостике только что не сыпал искрами от напряжения, люди за терминалами судорожно застыли -- шевелились только руки и глаза, да сыпались рубленые резкие фразы. Лаккомо замер на своем месте, вцепившись побелевшими пальцами в блестящие перила и плотно сжав губы.
- Капитан, мы несём большие потери!
- Картинку на экран.
На обзорной стене отобразилась беззвучная трансляция с камер одного из беспилотников.
Между домами кипел бой. На улицах и в окнах то и дело расцветали чёрно-рыжие пятна взрывов, обзор прочерчивали вихревые следы пролетающих ракет. Полиарконовые гиганты в поле зрения отстреливались от нападающих поодиночке, пытаясь не дать зажать себя в кольцо. Они грузно перемещались с места на место, прятались за нагромождениями битой техники и камня, плевались ответными зарядами в нападающих. Иногда ломились на таран, собственными тушами давя людей. Но вот точное попадание ракеты сбило с ног ещё одного, и тут же из окон близлежащих домов по нему начался массовый обстрел. Гиганта заволокло облаком огня и бетонной пыли.
- Минус один, капитан.
- Что эскадрилья?
- Поддержка с воздуха невозможна! Враг перемещается, не высовываясь из укрытий, стоит опуститься ниже -- берут на прицел.
- Капитан, объекты сигналят, что окружены. Очень плотный огонь.
Трансляция на экране сменилась картой города, свои были помечены зелёным, чужие -- красным. Соотношение сил Сан-Вэйву не понравилось, но лучше потерять этих несчастных железяк и накрыть всех одним ударом, чем жертвовать пилотами. И так уже вся операция встала под угрозу из-за неточных данных разведки. И откуда только вылезают эти сепаратисты, как грибы после дождя!.. Конечно, ещё можно выполнить первостепенную задачу и очистить город от противника. Но каким ущербом это обернется для местных властей -- даже думать не хотелось.
- ...Минус один, - оператор нервно сбросил наушники, оглушенный треском и писком в эфире. - Запрашивают поддержку, их осталось шестеро, нет... пятеро.
- Точечный удар эскадры невозможен!
Лаккомо прищурился, и лицо превратилось в побелевшую хищную маску. Пусть соберутся ещё плотнее. Нужен один залп.
- Эскадрилье - возвращаться на корабль. Кролэ, заходим на цель. Даинэс, готовь протонные ракеты.
- Есть, капитан!
"Стремительный" медленно развернулся и одним коротким импульсом маневровых двигателей слегка сместился в сторону. Местное правительство заглушило наземное ПВО ради операции и позволило кораблю Объединенного Цинтерранского флота свободно хозяйничать в собственном космическом пространстве.
- Эскадрилья отступила.
- Ракеты готовы к залпу.
Снова трансляция с беспилотника. На улицах -- полный хаос, дым застилал экран. Ущерб городу и без того нанесен немыслимый, какие тут ещё могут быть разговоры о "малых разрушениях", когда центр вовсе превратился в одно сплошное бетонное крошево! В чёрных клубах можно было различить, как ворочаются и дергаются разбитые туши и отчаянно отстреливаются ещё стоящие на ногах -- с дырами в броне, оторванными частями вооружения и конечностей.
- Активны ещё четверо.
- Ждать...
- Капитан, - оператор в растерянности обернулся, снова стащив с головы наушники. - Странный сигнал... от разбитого объекта. Не SOS, - он повернулся обратно к микрофону. - БАТ-301, повторить сигнал! Не отвечает...
- ...Трое.
- Расшифровка сигнала? - Сан-Вэйв выпрямился ещё больше, начиная нервничать. Такие накладки ему не нравились совсем. Как же достала эта паршивая служба...
- Не могу, капитан. Это не кодировка и не помехи.
- Переключи на громкую связь.
И на мостике раздались ритмичные переливы. Трели. Гудение, завывание и пересвисты. Люди вслушивались -- и потрясенно замирали. Ритм складывался в песню. В осмысленную песню, которую многие из них хорошо знали.
- Это что?
- Может сбой? Чужой сигнал?
- Нет! Да оно же..
"Поет!?"
- Даинес! Отставить залп по центру! Готовь маломощные ударом по краю их кольца. Нужно разбить их строй. Калэхейн, готовься выслать спасательный отряд. Пока внизу будет паника, под прикрытием нужно забрать всех ещё активных оттуда, и обязательно - того с сигналом!
- Есть, капитан!
Мигом посыпались распоряжения. С борта "Стремительного" несколькими миниатюрными иглами врезались в атмосферу смертоносные ракеты, и карта города на экране вскоре расцвела новыми красками. Воспаленно-красные очаги противника стали редеть и рассыпаться. Катера спасательного отряда рванули к поверхности без опасения быть сбитыми. Под залпами орбитального артобстрела не очень-то есть время охотиться за вражескими судами -- самому бы спрятаться.
- Группа спасения докладывает: объекты на борту.
- Передай на закрытой частоте -- этого с сигналом -- в пятнадцатый шлюзовой блок. Остальных в ангар к техникам.
- Есть!
Лаккомо устало выдохнул и перевёл взгляд на карту. Противник рассосался и ушёл из поля зрения окончательно. Не чистая работа -- много кому удалось скрыться. Теперь выманивать их придётся заново... А ещё этот город в руинах. Ладно, стратегические заводы целы, но за разбитый центр власти спасибо не скажут. Но это уже доказывать ошибку из разведки. Потом. Всё потом.
- Капитан, а что делать бригаде пятнадцатого с разбитым роботом?
- ...Спрятать от посторонних и ждать моих дальнейших указаний.
"Он мне нужен живым".

***
После пришлось писать несколько неприятных отчетов непосредственному начальству и объясняться с местным канцлером, которого, будь его воля, доведенный до белого каления Лаккомо задушил бы лично. А приходилось с самой вежливой улыбкой ненавязчиво доказывать главе правительства, что он сам и его окружение, мягко говоря, были неправы и разрушениями расплачиваются исключительно за собственные ошибки. Генерал Сан-Вэйв и его экипаж тут совершенно не при чем. Пока мотался туда-сюда, пока возился с писаниной -- мозг сверлила зудящая мысль. Что за подарочек от любезных федералов он вынужден держать на корабле?
Любой корабль -- пространство замкнутое. А космический корабль -- это маленький островок жизни в безграничной пустоте. И если на этом островке вдруг заводится нечто неподотчетное, непонятное и внезапно ведущее себя не так, как ему по документации полагается...
Мысли путались, цеплялись одна за другую, суматошно бегали по кругу. Нужно было разобраться во всём лично. Но первые распоряжения уже даны, несколько своих техников отправлены по-тихому разбираться с непонятной машиной. Чинить, приводить в порядок, снимать вооружение -- в первую очередь снимать вооружение! Бардак... Неопознанная груда металлолома, военный объект на корабле. Вооруженный! Ладно, сейчас уже нет. Но их ещё трое таких же в ангаре стоит! Чего от них ждать? Что они там напихали в эти железяки вообще?!
Генерал понял, что будет мучиться до тех пор, пока сам не выяснит, что собой представляет эта машина -- бикоптер атмосферный с возможностью трансформации...
Трансформации?!
Стоп.
Ведь это же был гражданский проект, выкупленный ещё дедом Эхайоном, если Лаккомо не изменяла память. А изменяла она ему, благо службе, редко. Экипаж ковчега "Искатель", информация о котором пропала из публичного доступа полторы сотни лет назад по документам имел довольно широкий спектр форм, да и сейчас эта технология широко применяется среди учёных и в медицине...
Стоп.
У него на борту что, болтаются полиморфы? И ещё неизвестно, адекватны они или нет!
Лаккомо нервно потянулся к коммуникатору на запястье, вызвал старшего техника.
- Крайто, что там у вас?
- Ещё работаем, капитан! - взволнованно отозвался голос из динамика. - Но тут такое...
- Когда? - резко спросил Сан-Вэйв.
- Через час наладим связь и попробуем эту штуку запустить.
- Понял.
Лаккомо отключился и замер, как настороженная змея. Пальцы выбивали нервную дробь по столу -- змея хлестала кончиком хвоста.
Что же там... Что...
Капитанская каюта, родная и привычная, показалась тесной. И перевитые лазоревыми лентами бамбуковые колокольца, висевшие в углу, вдруг закачались и зашуршали сухо.
Не к добру...
"D'erke.. - выругался генерал. Ладонь хлопнула по столу, замерев. - Как я мог прохлопать разработки?! Такие! Разработки".
Это значило, что либо гражданский центр "Полиморф" всё-таки продал проект армии вопреки завещанию авторов, либо вояки сами взломали базы данных. И то и то -- незаконно. А если эти штуки по каким-либо причинам решат сбросить на Торию...
Лаккомо крепко выругался ещё раз.
Рисовавшаяся перед внутренним взором картина могла называться только одним словом, не при дамах будь сказано: задница.
Глубокая.
Запищал коммуникатор.
- Капитан! - судя по голосу, техника трясло. - Капитан, у нас ЧП!
- Докладывай, - Лаккомо мысленно сжался, готовясь к самому страшному. Но в следующий миг он ушам своим не поверил.
- Капитан, мы его включили... а оно стало биться! Об стены!
Действительно, фоном слышался приглушенный грохот металла о металл. Все, что угодно, но только не такое!
- Сейчас буду у вас, - бросил Сан-Вэйв, подрываясь из-за стола как ошпаренный.
До шлюзового блока он почти бежал, наплевав на то, что может подумать попавшийся на пути личный состав. Страх неизвестного заставлял сердце гулко стучать, разгоняя кровь по жилам, и подкатывать к горлу. Но, одолев последний поворот перед дверью в шлюз, он попросту остолбенел.
Персонал толпился возле запертой двери, прилипнув к видеопанели сбоку, и галдел, как стая горластых гралов.
- Оно всё переломает!
- Оно живое?!
- Да заткнитесь вы уже! - угадался в толпе голос старпома. Калэхейн явно нервничал, раз обычная выдержка начала ему изменять. И не просто нервничал, а был напуган.
- Да оно ж реально живое!
- Все целы?..
- Дайте посмотреть!
- А может всё-таки его сбросим? - пискнул кто-то совсем тихо.
- Смирно!! - рявкнул Лаккомо, прибавив к этому слабую ментальную волну. Он так редко повышал голос, что разномастная толпа персонала мигом отлетела от видеопанели и вытянулась по стенке.
"Бам!" - глухо раздалось за дверью.
- Вольно! - гавкнул он чуть тише, когда команда пришла в себя. - Калэхейн! Что здесь, к демону, происходит?
Воцарившуюся в коридоре тишину нарушали только монотонные гулкие удары по ту сторону двери. Люди нет-нет да и стреляли глазом на видеопанель -- цел ли шлюз?
- Ремонт закончен, капитан. Мы попробовали включить машину, но она... повела себя странно, как будто... испугалась? - старпом, судя по глазам, сам себе не верил. - Стала метаться по помещению, будто у неё клаустрофобия. Что за бред я несу... - буркнул он себе под нос и окончательно стушевался.
"Бам!" - донеслось очередной раз из-за двери.
- Прекратите ему эту панику немедленно! Он же всё расшибет, - каждый новый удар, калечащий родной корабль, ножом резал по сердцу. Страшно было представить, во что эта железяка уже превратила шлюз.
- Отключить? - тут же спросил старпом.
- Да как же к нему подойти теперь? - очень тихо прошептал один из техников.
- Влипли, - сказал второй.
- Нет, отключать нельзя, - отрезал капитан. - Это сведет всё на нет.
- А как? - совсем уж потерянно изумился Калэхейн.
- Уговори, - вновь начал выходить из себя Лаккомо и скрестил руки на груди.
"Бам!"
Персонал переглянулся и завис. Уговорить? Вот это вот? Да оно того и гляди либо шлюз, либо дверь вынесет! Калэхейн вздохнул и приник к видеопанели.
- БАТ, прекратить панику. Слышишь меня? Немедленно прекратить панику!
Ну да. Разумеется. Каким ещё тоном он мог разговаривать с машиной?
"Бам!"
Генерал тяжело вздохнул. Хочешь, чтобы что-то получилось, как надо -- сделай это сам.
- Разойтись, - бросил он персоналу, подходя к видеопанели. Несколько раз глубоко вздохнув, Лаккомо спрятал эмоции поглубже и включил громкую связь. Правда, картинка на мониторе и его повергла в ступор. Машина обшаривала стены длинными конечностями (всеми четырьмя!) и иногда набрасывалась на обшивку, следуя только ей понятной системе.
- БАТ, не надо биться в створки, - старательно спокойным тоном сказал капитан. Обращение к машине в живой манере по аббревиатуре резало слух и звучало крайне дико. Но что поделать. - Если ты проломишь шлюзовые ворота, то тебя снесет в космос, и подобрать тебя мы уже не сможем.
Показалось, что машина застыла в раздумьях. Лаккомо решил на этом не останавливаться.
- Тебя только что починили, чтобы ты смог передвигаться. Но ты на корабле. Снаружи пусто. Поверь, тут безопаснее и тебе никто вреда не желает.
"А сам я не бред ли несу, разговаривая с машиной? Но если действует..."
- Сейчас я открою боковую дверь и зайду к тебе в шлюз. Если ты будешь сидеть смирно. Желательно напротив. Я не хочу быть задавленным.
Машина замерла. Подняла голову к источнику звука и посмотрела прямо в камеру. Тлеющий в её "глазах" оранжевый огонь постепенно бледнел до жёлтого.
Еще бы знать, что это означает...
- Ну что? Договорились? Ты садишься у стены, а я захожу поговорить? - генерал бросил через плечо взгляд на обалдевшего старпома, но сам не изменился в лице. Бардак...
Полиморф отполз к дальней стене и странным образом сложился, подобрав... лапы?
Лаккомо коснулся сенсора и дверь с шипением спряталась в стене.
- Капитан, - тронул его за плечо Калэхейн. - Вы бы... осторожней.
Генерал вновь смерил своего помощника ничего не выражающим взглядом и, ответив лишь коротким: "Подстрахуйте", вошёл в шлюз, чтобы остаться с полиморфом один на один.
Несмотря на отсутствие вооружения, выглядел полиморф всё ещё грозно. Он лежал на лапах возле дальней стены шлюза, подобно гигантскому мифическому зверю с железной шкурой. Темный металл неярко поблескивал в белом свете диодов, зияли впадины оружейных гнезд. Выступы, шипы, острые углы -- все, казалось, было призвано вызывать оторопь и нервную дрожь у того, кто столкнулся с этим существом лицом к лицу. На спине веером лежали лопасти винтов, а морда...
Морда, полностью лишенная всех человеческих черт, придавала ему сходство с гигантским хищным насекомым. Полиморф смотрел на человека немигающим жёлтым взглядом. Лаккомо внезапно почувствовал себя мухой, замершей перед пауком.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Ви-и-и-иу? - вопросительно прогудела машина в ответ.
- Ты помнишь, как тебя зовут?
- Ви-и-и-иу!
Лаккомо потер переносицу, сосредоточился и попытался прочувствовать собеседника. Перед мысленным взором расцветился массив чужого сознания, пусть размытый, слабый, но он всё-таки был!
Догадка постепенно превращалась в уверенность.
- Ви-и-и, - просительно прогудел полиморф.
- Ладно, давай по-другому, - попробовал зайти с другого бока генерал. - Ты меня понимаешь? Можешь кивнуть, если понимаешь?
Зажужжала механика. Машина медленно опустила голову. Лаккомо терпеливо ждал, не двигаясь с места и всем собой излучая доброжелательное терпение. Теперь главное -- не спугнуть его.
- Отлично... Тебе установили голосовой модуль. Пожалуйста, подумай над утвердительным ответом и выведи сигнал через него.
Голова плавно и мерно двигалась туда-сюда. Наконец так же медленно выдала:
- По-ни-ма-ю... - голос на выходе получился нейтрально-мужской.
- Во-от. Без усилий. Программа работает независимо. Ты слышишь то, что получается?
- Слы-шу, - уже увереннее отозвался полиморф.
- Оно совпадает с тем, что ты хочешь выразить?
- Да.
- Превосходно.
Генерал заложил руки за спину и принялся ходить туда-сюда, чувствуя на себе неотрывно следящий взгляд. Полиморф не двигался, как и было велено, но настороженно ловил каждое движение человека. Боковым зрением Лаккомо отметил, что кристаллы его "глаз" посинели.
- Ты помнишь, как тебя зовут?
- Бэкинет Файнз. Служил в чет-вертом пехотном полку пятой пла-не-тарной армии Кэмара.
Лаккомо застыл, тщательно спрятав вскипевшую ярость под маской спокойствия, а мысли -- под внутренними щитами. Кто им дал право вербовать людей под такое на нейтральной планете? Ну и рекрутировали бы в мирах, подпадающих под юрисдикцию Федерации! И ведь выдают потом за обычных роботов... Сан-Вэйв едва сдерживал рвущийся с языка мат.
- Капитан, - шепнул наушник голосом старпома, - Бэкинет Файнз действительно служил в указанном полку в чине капрала. Был госпитализирован с тяжёлым ранением. Неудачная операция, кома, смерть.
Генерал кивнул сам себе и тоже представился:
- Лаккомо Сан-Вэйв, командующий тридцать пятой эскадры объединенного космофлота Цинтерранской Федерации. Ты находишься на моем корабле согласно приказу "сверху", и согласно этому же приказу я отправил вас в бой. Поясню сразу -- я не был оповещен, что посылаю вниз не обычные машины, а живых людей. Поверь, Бэкинет, я хочу...
Неожиданно полиморф приподнялся, заставив наушник взорваться судорожным вздохом. Но он не сделал и шага.
Просто поднял переднюю лапу в офицерском салюте.
Лаккомо кивнул, принимая жест, как должное, и продолжил.
- Я хочу, чтобы ты помог мне узнать кое-что, Бэкинет.
- Что узнать, командующий? - полиморф насторожился, всполохи его сознания перед внутренним взором стали ярче. Шипастая голова вопросительно склонилась набок.
- Как давно ведется внедрение полиморфов в армию?
- Лет десять... Может больше. Не знаю точно.
- Как ты попал в их ряды?
- Смертельное ранение.
- Где ты очнулся?
- В ангаре при лаборатории.
- Планета?
- Не знаю. Нас отключают и перевозят в состоянии стазиса.
Короткие четкие ответы полиморфа нравились Сан-Вэйву всё меньше и меньше. И не только потому, что совпадали с базой данных. Он прекратил мерить шагами помещение и повернулся к собеседнику лицом.
- С кем ты подписывал соглашение?
- Я ничего не подписывал, - Бэкинет резко затрещал, от него повеяло недовольством, а светокристаллы начали наливаться желтизной. - Я умер на операционном столе -- и очнулся в машине.
Лаккомо со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, но в лице почти не изменился. Вот, значит, как, федералы стали позволять себе играть втемную и пользоваться незаконными методами... Значит, Центр "Полиморф" либо не в курсе, что кто-то слил их файлы, либо руководство куплено. Или же...
Змея готова была ударить.
"Надо будет переговорить с братом, как только закончу этот рейд" - сделал мысленную пометку генерал.
- Ты умер и сразу очнулся в железе? - спросил он, снова сосредоточившись на разговоре.
- Не сразу. Приходил в себя несколько раз. Включали, выключали...
- Ты высказывал недовольство своим положением?
- Нам запрещено говорить, - звук, последовавший за этим, больше всего походил на раздраженное фырканье. - Голосовых модулей не ставят, имена иметь запрещено. Вместо имени присваивают личный номер. Многие ничего не помнят из прошлой жизни. Совсем. Гражданские помнят. Нам память зачищают.
- Как вышло, что ты себя помнишь?
- Не знаю. Возможно, недосмотр персонала. Возможно, они знают, но считают, что таким я буду полезнее. Я стараюсь не выделяться среди прочих. Всех, кто в чем-то выходит за пределы установленной нормы -- утилизируют. Либо пускают на запчасти для других, либо меняют Сердце. А я хочу жить.
Лаккомо помрачнел. Они там, выходит, ещё и больные на голову, если всё это проводится без предварительной подготовки и в подобных условиях содержания личного состава! Конечно, кто ж будет ставить бедолагам голосовые модули, если есть риск, что они проболтаются о незаконности!
- Таких много? Кто ещё из тех, что на моем корабле, сохранил память?
- Никто.
- Что ещё ты помнишь? До того, как тебя приписали к моему кораблю?
Сан-Вэйву уже порядком надоел этот затянувшийся допрос, да и полиморф, судя по дерганью головы и постепенно тухнущему сознанию, устал. Вот-вот сложится совсем, обвалится с громыханием и выключится. Надо быстрее заканчивать.
- Бои... Пять... Шесть... Тренировочные полигоны...
- Предыдущий корабль?
Бэкинет почему-то начал отползать и вжался в стену. Светокристаллы пожелтели. "Понял, что это допрос, - стрельнуло в сознании. - Боится, что я выпытаю всю необходимую информацию и сдам его в лабораторию". Наивный солдат. Ведь если раскроется, что один из генералов, да ещё по совместительству, торийский вице-король влез туда, куда его совсем не просили -- плохо будет не одному Бэкинету.
А вдруг это и не человек вовсе, а хитрая программа? ИИ? Да нет, бред... Обмануть псионика ещё никому не удавалось.
- Не помню... - прогудел полиморф, явно желая сделаться маленьким и незаметным. Сомнительные качества для десятиметровой металлической машины.
- С кем шли бои?
- С людьми.
- Мне нужно будет удостовериться в правдивости твоих слов, капрал Файнз.
Полиморф задергался, занервничал. Боится считывания? Или попасться на лжи?
- Не докладывай обо мне! - в модуляциях голоса впервые послышалась мольба.
- Ты же понимаешь необходимость таких мер, верно? Я попрошу свой персонал считать память с твоего информационного носителя. И очень надеюсь, что мы были откровенны друг с другом.
- Только не отключайте... - почти проскулил Бэкинет, протягивая лязгнувшую длинными острыми пальцами лапу.
Лаккомо холодно улыбнулся и развернулся, собираясь уходить.
- Только не ломай мой корабль.
- Я не буду, не отключайте! - в спину ударило волной леденящего ужаса, раздался вой сервоприводов. Лаккомо и не подумал шарахнуться или обернуться.
- Тебя не отключат. Но я должен быть уверен, что могу тебе доверять.
- Можете, командующий! Я хочу жить!
Сан-Вэйв всё-таки обернулся в дверях и ещё раз смерил взглядом несчастного железного гиганта. Тот с грохотом уселся в углу и печально загудел, глядя на человека. У него и в помине не могло быть никакой мимики, но генералу показалось, что полиморф смотрит на него, как побитая собака.
- Не пугай мой персонал. Позволь им сделать свою работу. А после -- мы поговорим ещё раз.
И Золотой Журавль покинул шлюз -- отдавать распоряжения техникам и лечить вконец расшатанные за последние корабельные дни нервы.

Гм, и что, ни у кого нет желания устроить разбор полетов?

Летописец, видимо мы страшные))

Нет, мы разбор полетов приветствуем, конечно) И даже подозреваю, что будет еще минимум пара вычиток

4. Соперники

- Интересно, сколько ты сидел в железе до нашего знакомства?
- Без понятия. У меня, в отличие от некоторых, не было нормального хронометра.
- И почему ты всегда язвишь...
- Просто это -- самое идиотское время в моей железной жизни.

Архив N В/345/Б/255. Личная память машины МЕГ-114
Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.

Закрытый отдел ВКС Цинтерры, ударное авиакрыло особого назначения "Белый шторм"
Борт крейсера "Стрела". Начало 594 года

Огромный ангар, рассчитанный на два десятка крупных полиморфов, пустовал. Из смотрового окна операторской хорошо была видна единственная машина, стоявшая в крайней секции правой стены -- пятнадцатиметровый гигант класса "дракон". В равнодушном белом свете, льющемся с потолка, резко выделялась тяжёлая чёрно-серая туша на мощных ногах "птичьего" строения, с панцирем сложенных крыльев на спине и жуткого вида клешнями манипуляторов. Из-под брони виднелось разнообразное оружие, округлые сегменты её кое-где носили следы от снарядов, царапины, пятна копоти -- последний боевой вылет был вчера, заняться чисткой и ремонтом не успели. Полиморф МЕГ-114 застыл в таком виде, в каком его переправили с корабля. Этакое наглядное напоминание о боевой мощи Федерации.
Не слишком крупная голова, очертаниями напоминавшая острый ромб, по традиции была лишена человеческих черт. Тут и там торчало несколько десятков шипов, нос и нижнюю часть лица заменяла жутковатая маска с радиаторной решёткой и парой защитных "жвал". Синий свет маленьких узких глазок, означавший спокойствие, никак не внушал техникам уверенности. Они всё равно шмыгали мимо него, как нервные кролики мимо дремлющего в клетке намшера. Да, полиморф заблокирован и безопасен. Да, они работают с ним с момента приписки к дивизии. Да, все его показатели всегда стабильны. Да, на его счету тридцать пять удачных боев, и он всегда возвращался с синим спектром.
Но техники знали -- сто четырнадцатый наблюдает. И наблюдает очень внимательно. Его кристалл был крупным, разветвленным, с большим числом псевдонейронных связей. В каждом бою он брал руководство группой на себя, а вчера остался единственным уцелевшим в своем звене. Приближаясь, люди всегда чувствовали его взгляд. Пристальный, разумный, оценивающий.
Как у того намшера, который только и ждет, когда служитель зоопарка забудет закрыть клетку. Ни разу сто четырнадцатый не ударил никого током, даже когда к нему подходили, чтобы отключить питание. Но это не значит, что он не желал бы ударить.
Столичные генералы могли сколько угодно рассказывать сказки про то, что у полиморфов нет человеческих мозгов, а техники, подписывая договор о неразглашении, знали правду. Сидельцы мягких кресел не замеряют показания приборов по пять раз на дню, не проводят с машинами сутки напролёт, не нянчатся с кристаллами -- не дай бог треснет! Пока камень цел, пока полиморф адекватен и показания в пределах нормы -- его станут беречь и холить, как дорогого зверя из Даурранского сектора.
И умертвят, как того же зверя, если он взбесится. Бригада сто четырнадцатого своего подопечного ценила и по-тихому затирала из отчетов незначительные отклонения коэффициентов. Тем более, что он всегда успокаивался вовремя.
Сейчас техники бегали туда-сюда особенно оживленно и обращать внимание на взгляды полиморфа им было некогда. Собравшиеся в операторской военные намеревались свести сто четырнадцатого со звеном более новых истребителей среднего класса -- быстрых хищных красавцев, созданных с единственной целью -- летать. Пять десятиметровых серебристых машин, щеголяющих острыми узкими формами, способных несколько раз дать фору любому пилоту-человеку, пять "ястребов". Их, в отличие от полностью экспериментальных "драконов", планировали использовать массово.
Машины серии МЕГ первоначально предназначались для работы в пограничном пространстве. Дальние рейды в глубокий космос, многомесячные патрули, возможные столкновения с ксеноугрозой -- людям, попавшим в Сердце такого полиморфа, предстояло работать на износ, без регулярного техобслуживания, в вечной тишине. Поговаривали, что полигонный отбор для МЕГов вёлся поистине страшный и погибала половина кристаллов. А те, кто выживал там, частенько были слишком агрессивны и опасны для персонала. То ли пограничники стали воротить носы, то ли деньги кончились, то ли испугались конструкторы собственных творений, то ли ещё что -- но проект заморозили, ограничившись двумя сотнями машин. Да и те попали не по назначению, а были распределены в состав элитных авиакрыльев. В "Белый Шторм" попали пятеро. Сто четырнадцатый остался последним.
Генерал Джареф Кенси, невысокий седой мужчина лет семидесяти, молча смотрел, как в ангар по одному завозят новеньких. Низкие колесные платформы подкатывали к стойкам, подгоняли высоту -- и фиксировали машины спинами к магнитным замкам, управляющим блокировкой. Их сравнительно тонкие узкие тела смотрелись неуместно и странно в широких секциях, рассчитанных на тяжеловесные машины. Стояли они по-звериному, будто слегка горбясь из-за торчащих плоскостей крыльев, треугольные морды с единственной антенной между глаз только усиливали сходство с хищниками.
- Осторожней там закатывайте! Не повредите антенны о двери. А этого левее... так, ещё немного. Есть контакт.
Ячейку слева от сто четырнадцатого занял ведущий звена за номером ТИС-512. Терминалы просигналили о подключении считывающих устройств к "мозгам" обоих, и люди уставились в мониторы -- какие показатели выдадут полиморфы?..
Цифры менялись незначительно. Короткие всплески сканирующих импульсов сменялись ровным фоном. Заветный коэффициент агрессии оставался неизменным у обоих. Соседи не спешили общаться и посылать контактные запросы.
- Вы что, хотите сказать, что эти "птички" во много раз лучше него? - хмыкнул Кенси в усы, недоверчиво разглядывая сверкающую "мелюзгу" рядом с много раз проверенным в боях великаном.
- Конечно. Сейчас эти, как вы выражаетесь "птички", дадут фору кому угодно. Да сравните хотя бы размер. Мелкие, юркие, маневренные.
- Он не уступит им в маневренности и во много раз перекроет по огневой мощи.
- Зато его конструкция не позволяет встроить портативный гипердвигатель, - самодовольно ухмыльнулся лощеный майор из КБ. - А данные истребители искусно применяют свою возможность "прыгать" на короткие дистанции. Гарантирую, в ближайшем бою вы это оцените. Они становятся практически неуловимы для противника.
Меж тем полиморфы прислушивались друг к другу, как дикие звери. Сто четырнадцатый закончил сканирование, и приборы выдали увеличение загрузки процессора. Узнать, о чём думает его Сердце, было невозможно, но персонал, изучивший повадки подопечного вдоль и поперек, сказал бы, что у него испортилось настроение и он расстроен. Сосед по каким-то причинам пришёлся ему не по нраву.
Генерал, заступаясь за последнего выжившего МЕГа, продолжал гнуть свою линию.
- Может быть, они и шустры, я не спорю. Но способны ли они так же блестяще решать боевые задачи, как доселе это делала группа сто четырнадцатого?
- Га-ран-ти-рую, - это слово повторялось уже не первый и не пятый раз за день, - что группа ТИС прошла все положенные испытания успешно и даже побила наш неофициальный полигонный рекорд по скорости зачистки. А ваш громила вчера лишился группы.
- Вчера какой-то идиот, - Кенси уже начинал тихо закипать, - облажался с наводкой и вместо того, чтобы обеспечить полиморфам прикрытие, начал стрелять по астероидам в зоне прямой видимости звена! Посмотрим, что могут ваши ТИСы, но моего "дракона" попрошу не обижать!
Майор заворчал и стушевался, а техники тем временем расшифровывали сигналы от пятьсот двенадцатого. Его показатели резко скакали, спокойствие сменялось беглым сканированием. Потом он много анализировал. Потом на сотые доли процента упала агрессия, как это бывало в бою и принималось за "жалость". Но затем он задействовал все свои сенсоры и чуть ли не разобрал соседа подетально. После -- много и долго думал. Коэффициент агрессивности вернулся к исходным цифрам, и полиморф заблокировал свой канал связи от чужих входящих сигналов.
Знакомство с натяжкой можно было назвать успешным.
- Следующий вылет -- завтра в полдень, - резко бросил генерал. - Приведите сто четырнадцатого в порядок и отключите до инструктажа. Надеюсь, он умеет отдыхать...
Последнюю фразу Кенси пробормотал себе в усы.
"Давай, умник, покажи им, чего ты стоишь"

Следующее утро. Орбита планеты.

Джареф Кенси сегодня изменил своим правилам. Обычно он никогда не показывался в ангарах, но пришёл к полиморфам за три часа до полудня. Изумленный персонал пропустил начальство, не задавая вопросов. А генерал, заложив руки за спину, направился прямиком в конец ангара, к сто четырнадцатому. Кривясь, он бросал косые взгляды на ТИСы. Фитюльки, а не машины... И вот в это они планируют сажать контрактников?
Сидевшая прямо возле МЕГа бригада мигом побросала голопланшеты и подорвалась навстречу. Трое техников вытянулись во фрунт и старший, вскинув руку в салюте, отчитался:
- Объект вычищен, поврежденные сегменты брони заменены, расходный боезапас пополнен. Состояние Сердца стабильное. Сто четырнадцатый готов к работе, генерал!
- Вольно. Включите его.
Техник удивился, но подошёл к панели управления и набрал код активации. Джареф молча следил, как постепенно разгорались светокристаллы с темно-зелёного до синего. Вот с лёгким жужжанием повернулась и блеснула оптика. Полиморф огляделся насколько мог и увидел его.
- Оставьте нас, - приказал генерал.
Дождавшись, пока подчиненные отойдут в другой конец ангара, он подошёл к любимцу поближе и дотянулся до ноги. Полиморфы не могут ничего чувствовать, как люди, но датчики отслеживают малейшее давление на броню. Сто четырнадцатый о прикосновении знал.
- Несладко тебе так...
Полиморф молчал. Даже при желании он не смог бы ничего ответить. Он всё понимал, всё слышал. Да что там, с такого расстояния его сенсорам был внятен даже человеческий пульс! Но голосовые модули были запрещены, а абсолютная блокировка не давала даже наклонить голову. В его распоряжении оставалась лишь оптика -- весьма сомнительное средство для выражения собственного мнения.
У заключённых в карцере и то больше свободы...
- Оба мы с тобой -- подневольные птицы... Тебе вот не повезло умереть где-то. Вас ведь так собирают? С поля боя... Извини, не знаю, как тебя зовут. Не положено. Что за бред содержать вас как... машины. Прости. Не я писал инструкции. Я тоже этого не понимаю. Чтоб не привязывались к вам, что ли? Так что ж вы, не люди разве... Да и поздно уже. Ты вот... мог бы с лучшими моими бойцами наравне служить. Да... славно бы вышло.
Глубоко в недрах грудного отсека по кристаллу сто четырнадцатого хлестко проскочили короткие разряды. Синий цвет глаз на доли секунды стал густо-фиолетовым и вернулся в норму. Но генерал не заметил этого.
"Знать бы тебе, где нас собирают..."
- Знаешь, что? Оформлю-ка я тебе выслугу. Всё равно все бои в личный стаж идут, а так с них хоть польза будет. Право у меня есть, мы всё-таки не какая-нибудь пехтура, а осназ. Так вот как набьешь пять сотен, я тебе позывной дам, раз имя не положено. Может даже голос выбью, такое тоже когда-то обещали. В конце концов, иным пилотам у тебя не грех поучиться.
Блеск глаз и лёгкий намёк на зелёный спектр. Неудобно стоять у ноги и задирать голову, чтобы смотреть в лицо. Вот и генерал обращался, но не видел этих перепадов.
"...Какая честь, наверное. Если я доживу до пятисот. Если меня не положат на разбор раньше. Если... Зачем оно тебе, начальник".
- Чем ты хуже этой фитюлины слева? Правильно, ничем. Понавезли тут... асов недоделанных. На него ж с виду чихни -- он рассыпется. А вас планируют списывать. Ну куда это годится?! Зажрались они там наверху совсем, играются... - старик поднялся на три ступеньки железной лестницы сбоку платформы и со вздохом сел под ногами полиморфа. - Говорят, первый проект для науки делали, чтобы учёные в космосе работали, чтобы мозги сохранять -- это я понимаю. А сейчас что? Я бы понял, если бы элиту, осназ, да так, чтобы молокососов учить могли, с полной памятью, боевым опытом... Зачем у вас голоса отбирают, ты мне скажи? Не можешь.
"...Потому что каждому из нас есть что сказать".
Кенси встал и спустился обратно на пол.
- Ладно, слушай. В секторе Лагус замечена подозрительная активность, перехвачены сигналы десяти нелегальных сетевых ретрансляторов. Возле одного из них отмечен сигнал всплывшего корабля без маркировки. С большой вероятностью на борту этого судна будет находиться человек, которого очень хочет получить в свои руки метрополия. Ваша задача -- уничтожить ретрансляторы и обезвредить все неопознанные суда. Ни в коем случае не подорвать! Работенка несложная и больше показательная. Для тебя это шанс утереть всем носы. Обещай хоть как-нибудь, что не подведешь меня?
Генерал задрал голову в ожидании ответа и заглянул полиморфу в глаза.
Но сто четырнадцатый никак не продемонстрировал своё понимание и, не двинув оптикой, продолжал равнодушно следить за начальством.
- Я рассчитываю на тебя, - тихо сказал Джареф и зашагал к выходу. От разговора остался горький осадок. Как будто пришлось говорить с неизлечимо больным. Или к смертной казни приговоренным. Никакой разницы. Как бы Кенси ни старался, а судьба у бедняги одна -- рано или поздно, так или иначе, его собьют или подорвут в бою, треснет Сердце, он не сможет выбраться за пределы зелёного спектра эмоций. И тогда его усыпят. Тихо отключат все системы и погасят кристалл.
В посмертие и новое рождение генерал не верил. Чай не ториец. Тем более -- из камня. Да и души ли там находятся? Отдельные хладнокровные коллеги и вовсе предпочли полагать, что в камнях лишь удачная цифровая копия сознания. Им так, видите ли, проще следовать всем предписанным инструкциям.
Да кто их знает, в конце концов! Слухи уже так переплелись с официальной версией, донесенной сверху, что разобрать где правда, а где домысел -- просто невозможно. Наверное, хорошо тем рядовым войскам, которые всей каши не ведают. Спится им явно спокойнее.
Ребят этих всё равно жалко. Копии, не копии... Душа есть, сознание есть, значит человек. Но тогда хоть бы служить им давали по-человечески...
Пусть хотя бы одному повезет.
Хотя где-то в глубине души стареющий генерал понимал, что система ему этого не простит.

Загрузка систем. Проверка наличия обновлений. Активация сенсоров внешнего восприятия. Анализ потока входящих данных. Активация двигательных цепей.
Разблокировка.
Уже?.. Странно. Шлюз ещё закрыт.
Но пятьсот двенадцатый не преминул оглядеться, медленно поворачивая узкую треугольную голову, и переступить похожими на птичьи лапы тонкими ногами. Персонала рядом уже не было. По другую сторону стены так же недоуменно переглядывалось его звено. Справа вертел башкой громила сто четырнадцатый.
Угораздило же влипнуть в компанию летающей полиарконовой чушки... Он и ходит-то небось, как черепаха.
Полиморф примерился и пружинисто спрыгнул с платформы. Как же приятно походить после долгих месяцев неподвижности! Он совершенно по-человечески потянулся всеми конечностями и покосился на соседа -- пока его ведомые бродили по ангару, радуясь неожиданной свободе, этот ненормальный продолжал стоять как пень.
Ну и... звезда с тобой, истукан железный! Не ценишь свободу. Хотя кто тебя знает, ты вообще здоров или только прикидываешься.
Пятьсот двенадцатый тщательно проверил подвижность каждой детали, шевеля всем, что только могло шевелиться, от самого маленького закрылка до шести пар маневровых движков, равномерно распределенных по оболочке. Подобными проверками он не пренебрегал никогда, и своих ведомых заставлял относиться к собственной подвижности с таким же тщанием.
Чёрно-серый олух продолжал неподвижно буравить оптикой одну и ту же точку.
Приятель, а ты вообще хоть себя-то помнишь?..
И то сказать, сто четырнадцатому конкретно не повезло с машиной и похоже, с мозгами. Результат сканирования обрисовал этакий напичканный оружием летающий утюг, может и маневренный, но удручающе медленный в полёте. Нахрена там, спрашивается, гусеницы до кучи? То ли дело его собственная лёгкая тушка! Загляденье. Даже жалко громилу, спишут ведь, когда поймут разницу. Но тут уж, как говорится, каждый сам за себя.
... - И для чего эти эксперименты, генерал? - сотрудник конструкторского бюро без интереса косился на монитор, куда выводилась картинка с камер наблюдения в ангаре. Он знал своих подопечных как никто другой, лично отвечал за них и за каждого мог поручиться. Один, ну максимум два боевых вылета -- и повернутый на своих летучих танках старик соблаговолит признать ТИСов пригодными. Можно будет с чувством выполненного долга вернуться на Цинтерру, а оттуда махнуть на Артану в отпуск, подальше от надоевших железяк.
- Хочу проверить ваших "славных ребят" на самостоятельность, - невозмутимо ответил Кенси.
- А чего ж ваш стоит столбом как невменяемый? - въедливо прицепился майор.
- Ждет задания, - ответил генерал как можно уверенней, хотя в душе его что-то отозвалось лёгким разочарованием. Неужели он зря пытался дозваться до человеческого Сердца? Неужели эти крючкотворы правы, и полиморф -- всего лишь слишком умная машина?
Оператор начал диктовать вводную и отсылать полиморфам цифровые данные. Они замерли, внимая, и даже, кажется, сто четырнадцатый, наконец, прекратил изображать статую и слегка наклонил голову.
- ТИС-512, задание и маркировка отправлены, управление звеном -- по обстоятельствам. Постоянно докладывать ситуацию.
- Смею напомнить, - с улыбочкой вмешался майор, - что пятьсот двенадцатый служит довольно давно и успел получить позывной. К нему лучше обращаться "Скрим". Он становится исполнительней.
Оператор козырнул и продолжил.
- Внимание, откачка воздуха, открытие шлюза. МЕГ-114, первый на старт. За ним Скрим, ТИС-406, 407, 408 и 410. Готовность десять секунд.
И вот тут-то у всех присутствовавших на мостике невольно вытянулись лица.
Сто четырнадцатый неторопливо сошёл с платформы в три широких размеренных шага.
Встал напротив чёрного зева шлюза.
Чуть наклонил голову, будто всматривался в космос...
И мощный импульс гравикоменсатора швырнул его в прыжок. Ювелирная работа маневровых закрутила сложным сальто с одновременной трансформацией. На последнем обороте он резко развернул крылья. Маршевые двигатели выплюнули четыре коротких раскаленных струи.
Пятидесятитонная туша пулей пронеслась к выходу, заставив Скрима шарахнуться в угол.
- Он всегда так? - вскинул бровь майор.
Кенси стоял с непроницаемым лицом, скрывая довольную улыбку. Всё-таки сто четырнадцатый услышал и понял его! Но с другой стороны, он явно обижен присутствием ТИСов, потому и выделывается. А это может кончиться плохо.

Нецензурные выражения у Скрима кончились как раз тогда, когда оператор снова разрешил вылет. Обычно вспоминать что-то из человеческой жизни было неприятно и трудно, но сейчас хотелось высказаться ещё и не так.
Да чем я хуже тебя, чурбан ромбоголовый?! Нашёл перед кем красоваться!
Гравитационный импульс прямо на месте. Трансформация -- без лишних выкрутасов. Форсаж. Встать на левое крыло и точно по центру ангара заложить крутой разворот к выходу. Закрутить винт. И -- в космос!
Корабль остался позади. Звено послушно шло следом. Ну, сейчас этот утюг узнает, что такое скорость!
Маршевый на полную мощность.
Коэффициент агрессивности -- тридцать процентов.
Что такое? Почему он удаляется?
Да этак он скоро пропадет с радаров! Запрос положения объекта в пространстве, запрос разрешения на получение данных с корабельных систем слежения.
"Стой, придурок, эй, куда ты?! Сказано держаться вместе! Тебе же лаборатория светит, кретин!"
Бесполезно. Канал персональной связи заблокирован.
Ну почему-почему-почему?!
Коэффициент агрессивности -- тридцать шесть процентов.
Что такое космос? Великое Ничто. Особенно без оптики, которая сейчас и даром не нужна. Есть только условная сфера, обрисованная гироскопом, ближайшие звезды, отмечающие условные оси координат, точки объектов, счетчики расстояния. Чистое знание, которое нашептывает кристаллу процессор. Чтобы этак не сойти с ума, Скрим мысленно рисовал себе разноцветный интерфейс игрового симулятора с красочными видами, каковые в реальности, увы, приходилось наблюдать крайне редко. Если включить дополнительные обзорные камеры -- ничего и не увидишь, кроме бесконечной черноты с неподвижными мелкими точками.
Сто четырнадцатый, наконец, сбросил мощность маршевых и начал притормаживать. Видать, его одернули с корабля.
Тхасетт тебя сожри! Почему я не учёл мощность и отсутствие сопротивления?.. Сам дурак.
"Что ты себе позволяешь?! - рискнул просигналить Скрим. - Сказано же работать вместе! Тебе что, шкура не дорога?"
В ответ прилетело что-то вроде злобного фырканья и короткого "Отвяжись!"
"Как скажешь. Только учти, вылет могут не засчитать".
Он огрызнулся ещё более злобно. Эх, любимчик... Скрим слышал треп техников, но в то, что затея генерала выгорит, не верил. Не с таким характером, как у ромбоголового. Вот и сейчас он изволил лететь рядом, но никак не вместе -- километрах в трех от звена. Общаться не желал, на все попытки обратиться отвечая треском.
Ну и виси, чурбан! Че я тебе сделал-то? Я что, виноват, что у меня железо другое?!
До входа в обозначенную зону операции триста циклов. Сигнал от оператора -- рекомендуется к исполнению протокол "Перехват". Общее командование операцией передано ему, Скриму.
"Включить всю возможную маскировку. Сомкнуть строй максимально плотно. Радары на полную мощность. Корректировка курса -- вектор шесть ноль четыре, тридцать градусов по касательной против вектора движения цели. Форсаж в течение десяти циклов, после загасить двигатели".
От ведомых пришёл согласный отклик, гробовое молчание сто четырнадцатого, видимо, означало отказ подчиняться. Он продолжал двигаться особняком и похоже, просчитывал собственную схему.
"Ромбоголовый, не дури! С тебя спросят!" - рявкнул Скрим на закрытой частоте, чтобы не светить базе перепалку.
"Да пошёл ты..." - агрессия у этого ненормального явно подваливала к сорока процентам.
"Да мне-то всё равно. Это ты, придурок, на разбор попадешь".
"Я сказал, иди лесом".
"Сомкни строй, мать твою! Их радары нас за мусор держать должны! Где ты видел, чтобы мусор параллельным курсом летал?!"
Стандартная схема подхода к цели атаки: сблизиться, слипнуться так, чтобы скрыть численность и показаться на радарах противника каким-нибудь одиноким астероидом, заглушить двигатели и пройти мимо на чистой инерции, желательно вообще в противоположном направлении, успев при этом отсканировать все, что нужно. Ошибся с дистанцией и ничего не разглядел -- сам дурак.
"Ты что, операцию сорвать хочешь?"
- Скрим, почему группа медлит? - вмешался оператор. - Сто четырнадцатый, выполнять приказы ведущего!
Неохотно, но он всё-таки занял своё место. Скрим мысленно выдохнул и начал сканирование.
"База, докладываю результаты: грузовое судно типа "Туран-4", 563-66 года выпуска, вооружено лазерными установками, имеется пять лёгких кораблей сопровождения типа "Тайфун", возможно наличие истребителей. Грузовое судно движется по инерции, накапливает заряд для нового прыжка".
"Атаку разрешаю. Действия -- по обстановке".
И вот теперь -- надо было решать. От верности принятых решений зависело, окажется ли звено "на вольных хлебах" у генерала Кенси или будет дальше мотаться с крысой майором в качестве образцово-показательной игрушки.
Переход на короткие боевые сигналы. Четыреста шестой и четыреста седьмой -- левый фланг. Четыреста восьмой и четыреста десятый -- правый. Сто четырнадцатый -- движки "Турана". Сброс отчетов базе -- в фоновый режим. Атаковать последний корабль сопровождения.
Ракеты были пущены одновременно. Корабли противника отреагировали почти сразу и начали разлетаться, открыв ответный огонь.
Форсаж. Переход в режим маневрирования. Расчёт повторного залпа с поправкой на траекторию и скорость движения противника. Огонь!
Есть два попадания. Трое увернулись. Сто четырнадцатый тем временем раскурочивал второй маршевый.
Надоело висеть в пустоте! Переход в режим расширенного моделирования.
И сразу родилась чёрная сфера, усеянная мелкими пылинками далёких звезд. В ней висели-скользили чёрными силуэтами корабли противника и полиморфы.
Маневр уклонения от лазерной атаки. Выстрел. Есть попадание. Скольжение вбок. Новый выстрел. Непрерывный лазерный луч вышки "Турана" пытается прочертить пространство вслед. Ведомые беспорядочно маневрируют и время от времени "прыгают", сбивая наводку.
Хрен тебе!
Нужно подойти ближе, тогда механика не будет успевать поворачивать орудия. Выстрел. Выстрел. Автоматический запрет на дружественный огонь -- ещё не хватало случайно зацепить кого-то из своих. Четыреста шестой пронесся мимо, атакуя летящий следом "Тайфун". Ракет у группы -- тридцать пять на всех. Мало!
Сигнал о несанкционированных действиях. Сто четырнадцатый засветил сразу тремя ракетами в шлюз по левому борту танкера и вильнул в сторону. Створки перекосило и заклинило.
"Ромбоголовый! Что ты делаешь?! Приказа разбивать шлюзовые двери не было. Что за самоуправство?!"
Ответа не последовало. Вместо этого танкер раззявил шлюз по правому борту, выпустив десяток юрких одноместных машин. Надо полагать, по левому борту тоже кто-то гнездился, но инициатива сто четырнадцатого испортила им всё дело.
Скрим мигом сбросил новые целеуказания и рванул в уклонение, пока хвост не подпалили.
Сто четырнадцатого как будто вовсе не заботили мелкие попадания лазеров этих истребителей. От половины он уворачивался, вторую игнорировал. От полированной до зеркального блеска брони пущенные вскользь лучи легко отражались. Вот он крепко сел на хвост одному, оглушил электронику и добил залпом, тут же развернулся (чего пилоты себе позволить не могли из-за перегрузок), погнался за следующим...
Последняя ракета.
Скрим поймал уцелевший "Тайфун" в прицел и пустил её в полёт. Неуловимой для оптики иглой она вонзилась в групповой корабль и тот беззвучно расцвёл огненно-плазменным шаром с веером осколков.
Осталось всего семь истребителей.
К слову сказать -- весьма маневренных машин, раз пилоты умудрялись до сих пор противостоять пятерке ТИСов и одному МЕГу. Добить их было делом техники. Сто четырнадцатый и тут выпендрился -- лихо маневрируя в зоне досягаемости, собрал все цели на себя и накрыл их одновременно, открыв огонь на поражение изо всех возможных орудий.
Пижон, м-мать твою...
А он горделиво плыл среди гаснущих взрывов, лениво уклоняясь от разлетавшихся осколков. Ровно погулять вылетел, а не на боевое задание.
Красуется, зар-раза...
"База, докладываю обстановку: все боеспособные единицы противника ликвидированы, либо обезврежены. Грузовое судно дрейфует по причине уничтожения всех маршевых двигателей и невозможности погружения. Жду указаний группе".
"Займитесь ретрансляторами, корабль без надзора не оставлять. Ожидайте подхода базы".
Молча, без приказа, без единого сигнала, сто четырнадцатый лег на крыло и сместился ближе к танкеру. Дал понять, что он за маяками рыскать не намерен. Скриму ничего не оставалось, как погнать на это дело звено -- впереди ещё часа два нудной однообразной работы по зачистке сектора.

Тем временем на мостике "Стрелы" Джареф Кенси мечтал прибить КБ-шника, имени которого даже не удосужился запомнить. Холеный, лоснящийся майор с его елейно-язвительными улыбками и замечаниями порядком достал старого вояку. Но -- вежливость прежде всего. Почти наверняка этот хлыщ вынюхивает информацию по приказу Генштаба.
- По-моему, ваш любимец не умеет работать, - брезгливо фыркнул он в очередной раз. Если бы прозвучало "питомец", то получилось бы не менее презрительно. - Как он сошёлся с предыдущей группой, ума не приложу. Я вам гарантирую, что такой долго не проживет. Советую напомнить ему о порядке -- для его же блага, разумеется.
Судя по показаниям радаров, полиморфы ещё добивали ретрансляторы. Сто четырнадцатый медленно кружил вокруг танкера, на котором, предположительно, пытался уйти один из лидеров сепаратистов с некоторым количеством тактических данных.
- Будьте добры, учитывайте человеческий фактор, - холодно отозвался Кенси. - И обыкновенные пилоты с одного вылета не слетываются. Его звено погибло, новый напарник ему неприятен. Чего вы ждали?
- Друг мой, - проникновенно сказал майор. - Человеческий фактор, это такая штука, которую можем учитывать только мы с вами. В других местах о нем даже не упомянут...
Генерал совладал с собой и виду не подал, но оговорка неприятно резанула. Что означало то "не упомянут"? И почему нигде ничего не сказано об обратной программе по извлечению людей из машин? Ведь не могли же такие разработки вообще не вестись? Ну ладно, учёные-энтузиасты, но массовое военное внедрение без подобного "обратного хода", становится бессмысленной жестокостью! Спрашивать прямо было бесполезно, выяснять самостоятельно -- опасно. Попробовать поставить тому же сто четырнадцатому голосовой модуль и расспросить? Верный трибунал. Все технические отчеты по ремонту, замене деталей, модернизации машин автоматически дублируются системой слежения и уходят наверх в соответствующие службы контроля.
Почему полиморфам запрещено говорить?
Что такого могут рассказать погибшие солдаты?
Чтобы не длить подозрительную паузу, генерал бросил:
- Ну и проектировали бы роботов, они немногим хуже. Вон, из ваших ТИСов вышли бы недурные беспилотники. Как раз модели прошлой серии -- загляденье, а не машины! Армия нарадоваться не могла. А теперь приходится учитывать ещё и этот самый "человеческий фактор". Ты на него не так посмотрел, а он тебе -- работать отказался, я утрирую, конечно... У гражданских полиморфов широчайшие возможности, а мы тут получаем технику не лучше обычных беспилотников, зато с кучей психологических проблем! Ладно бы вы сделали военные машины совершеннее гражданских, с большим спектром трансформаций, а так... Зачем?
Майор скучающе оглядывал мостик. Разговор этот давно перестал казаться ему полезным. К тому же, старик задавал слишком много неудобных вопросов. Не ровен час, расследование начнет, и тогда может вплыть много чего нежелательного. Пора было сворачивать со скользкой темы.
- Вы же знаете ответ. Программа позволяет сохранять жизни преданных солдат нашей Родины, безвременно павших в боях. Несовместимые с жизнью повреждения мозга, тяжёлые ранения, когда ни один протез не поможет делу... Их сознание и так нестабильно. В ваших интересах обеспечивать им содержание без лишних стрессов и следовать предписаниям, обеспечивающим полноценный отдых.
"Хорошенький отдых..." - подумал Кенси, вспомнив полигоны, а вслух процедил, уже не слишком старательно сохраняя на лице улыбку:
- Что ж, если вы такой патриот и гуманист, каким хотите казаться -- учитывайте человеческий фактор, будьте любезны, а не превращайте их в бессловесных зверей!
Майор вскинул руки в примиряющем жесте и сделал вид, что пошёл на попятную. В самом деле, спорить с матерым осназовцем, пусть и немного размякшим от возраста, себе дороже.
- Я всего лишь предложил вам тему для беседы с вашим подопечным, только и всего. Вам бы не помешало напомнить ему, что здесь -- военный объект, а не спортивный полигон.
- Здесь не вы отдаете приказы, - рыкнул Кенси, не терпевший фамильярностей. - Решения о повышении эффективности принимайте у себя в бюро, вам это не помешает! А с моим личным составом я, с вашего позволения, разберусь лично. Извольте соблюдать субординацию, майор!
Штабист смолчал и отвернулся к мониторам. Камеры как раз увидели полиморфов -- трансформируясь ещё в космосе, они цеплялись за скобы в горловине шлюза и аккуратно вносили себя внутрь. Их работа была окончена, остальное сделают штурмовики. Наверняка эта старая развалина гружена ко всему прочему, нелегальными запчастями и оружием. Покрепче допросить команду -- и сами всё расскажут, ещё и тайники сдадут.
Медленно и неохотно они разбредались к своим стойкам, сами поворачивались спинами к фиксаторам. От этого зрелища веяло необъяснимой безысходностью. Те, кто отказал беднягам в мимике, лишь сделали тоску ещё более заметной...
Кенси верил, что со временем угрюмец сто четырнадцатый всё-таки сойдется с новой командой. Ведь не дурак же, поймет. А если нет, то генерал лично подберет для него новое звено его класса, лучших из лучших, а хваленые ТИСы останутся на правах второго эшелона. Печально было самому себе признаваться, что к старости проснулась неуместная для военного сентиментальность, но... Сто четырнадцатого генерал и правда любил. За что -- сам не знал. Только этот гигант ни разу не подвёл его ни в одном рейде, ни в космосе, ни на планетах. Он был проверен десятками боев, несколько раз его доставляли на борт разбитым в хлам. И пусть таких предписывалось отправлять в утиль -- бригада заново собирала его, умудрялась выводить из небоеспособного зелёного спектра эмоций, и он снова летел. И высший класс показывал. Джареф Кенси мог бы без страха доверить ему и собственную жизнь.
Для такого не жалко выбить что угодно.
Только бы штабист этот не помешал, будь он неладен. Больно рожа кислая и голос елейный. Такой и мать родную продаст, если она против буквы закона пойдет или поперек карьеры его встанет. Ха. Может и не пытаться ничего на этом корабле высмотреть. Не получится.
Потом, когда будет у сто четырнадцатого и выслуга, и позывной, то впору выпросить для вояки голос. Ведь находятся те, кто говорят что "их солдатикам" и модуль поставили, и даже из машины вынули, по прошествии срока реабилитации. Правда, лично генерал тех рассказчиков не видел, да и солдат с соответствующими записями в личном деле не встречал,. Слишком большая для осназовца роскошь -- знать в лицо личный состав другого отдела. Да и кто открыто подобное впишет? Реабилитирован посредством секретной военной программы. Будь она официальной -- как выкручивались бы "наверху" с новыми телами? Ведь после печально известного инцидента, "дела о колонистах", когда одна-единственная ошибка в генокоде повлекла за собой катастрофу планетарного масштаба и громкие разбирательства в Сенате, примерно половина населения Федерации жестко протестовала против клонирования.
...Нет, не покажут тех солдатиков. Никому и никогда не покажут. Новые лица, новые имена, биографии, документы. Никто и знать не будет. Можно лишь надеяться на правдивость обещаний и истинность слухов.
Кляня себя за сентиментальность, он всё-таки пришёл в ангар ещё раз. После того, как техники закончили штатную диагностику машин.
Сто четырнадцатый всё так же грозно сверкал отполированной броней. Светокристаллы горели темно-синим, практически фиолетовым -- к спокойствию примешивалась раздраженная работа мысли. Наверняка он анализировал вылет и пришёл к неутешительным для себя выводам. Незачет.
- Ты молодец, - сказал ему генерал, подойдя поближе. - Но всё-таки в следующий раз постарайся поменьше игнорировать членов своей команды. Мало ли, с кем придётся работать. А подобное может обернуться провалом, например, жизненно важной для твоей эскадрильи операции. Я подберу тебе подходящее звено, но совместные вылеты, пожалуйста, не заваливай.
Полиморф молчал.
Знал бы Кенси, где он видел все эти совместные вылеты и как относился ко всем приписанным группам. Опять придётся завоёвывать в этом "подходящем звене" старшинство. Опять находить общий язык. Опять слётываться. Всё опять и бесконечно заново... Знал бы всё это Кенси -- давно сдал бы непримиримого полиморфа от себя подальше. А ведь видно, что добра хочет, наивный. Такому и угодить иногда хочется. Из жалости.

5. Да воссияет Лазурь...

- Как думаешь, он даст нам свои архивы?
- А почему нет? Для восстановления общей картины... И потом, мы ведь не будем соваться в совсем уж личные записи.
- А ты при всём желании "совсем личные" не вскроешь. Там такие пароли, что их даже Джас ломанёт не с первой попытки.
- Тория, Тория, лазурная Тория...
- А мы ведь так ничего о них и не знаем по большому-то счету.
- Зато вот тебе шанс.

Личный архив Командующего Сан-Вэйва,
старшего помощника Адмирала Хайэнаарта

Начало 594 года, торийское пространство.

Тория всегда существовала обособленно. Её жители не жаловали туристов, её монархи частенько игнорировали цинтерранский Сенат. В общем-то, они имели на это полное право, ведь когда Цинтерра только начала осваивать высокие технологии, Лазурный Престол уже вовсю колонизировал планеты своего сектора Галактики. Поначалу, впервые столкнувшись с желтокожими детьми моря, Цинтерра повела себя скромно. В ту пору её люди, воодушевленные встречей с иной цивилизацией, загорелись идеей "межзвездной дружбы" вполне искренне, предлагали помощь ресурсами, незнакомыми на Тории материалами. Но с течением времени молодая космическая держава разрасталась, росли и амбиции. Разыскав в своих экспедициях Энвилу, Федерация воспользовалась тем, что планета лишена единого центра власти и подмяла её под себя. Тогдашний Верховный канцлер сулил золотые горы...
Потом дружба стала всё больше напоминать бремя. На Лазурный Берег и его окрестности посыпались нахальные туристы, молодежь, лазающая по Галактической Сети, нахваталась чуждых взглядов, в повседневную жизнь стала всё больше входить инопланетная техника, а вместе с ней -- неудобные королям финансовые отношения и беды.
Сначала на грани исчезновения оказались намшеры главные наземные хищники планеты, потрясающе красивые звери с темно-синей полосатой шерстью и двумя хвостами. Туристы охотились на них ради трофейных рогов и чучел, их сотнями вывозили для зоопарков и каких-то лабораторных экспериментов. В конце концов егеря обнаружили, что самки либо убивают собственное потомство, либо попросту отказываются его приносить. Хрупкая экосистема единственного континента грозила рухнуть, и тогдашний король ввёл полный запрет на любую охоту -- даже для самих торийцев. Население целиком перешло на дары моря, овощи, фрукты...
Когда спустя две с небольшим сотни лет на планете в одночасье погибли все до единой птицы -- началась паника.
Кто-то списывал на эпидемию. Жрецы грозно возвещали о гневе духов. Официальная версия предполагала, что на Торию завезен неизвестный вирус. Его долго, но безуспешно искали. В конце концов разозленный отец Эхайона приказал закрыть суверенное торийское пространство. Исключения составлялись только для особ, приглашенных короной... В число которых попал в своё время и гений-программист Джаспер Крэт.
Но идя домой, Золотой Журавль видел Торию не надежным островом, не тихой гаванью -- тюрьмой.
Какая блажь заставила его диктовать во время очередного прыжка? Он никогда не отличался любовью к мемуарам. Но чувствовал, знал: если не выговорится, не выскажет равнодушно мигающему планшету все, что накипело за годы скитаний по Галактике -- сгорит. Он отдал необходимые распоряжения команде, запер дверь своей каюты и включил устройство на запись.

Мы ждали.
Весь Солнечный дворец, вся столица. Вся Тория -- ждала.
Миллионы людей у визоров в дальних городах, сотни тысяч на морских фермах. Весь люд на Лазурном Берегу и те, кто специально приехал на Церемонию сейчас ждали. Мало кто знал, что им предстоит увидеть, хотя слухи просачивались. Слухи о Таком не могут не просочиться.
Я догадывался, чего ожидать. Как догадывался и мой брат.
Законный наследник, провозглашенный недавно Лоатт-Лэ Торийским. Вот ты, стоишь позади меня на верхних ступенях теперь уже своего дворца. Сверкает на твоей голове высокий венец (как сказал ты мне вчера? Неподъёмный агрегат?). Переливается в свете утренней зари длиннополое облачение цветов королевской династии -- лазурь, золото, белый. Потерпи, брат. Уже вот-вот, отец никогда не опаздывал. А нас не зря учили обуздывать собственное тело. Что такое выстоять несколько минут неподвижно, если мы умеем это делать часами?
Мы привыкли к людям, привыкли не замечать толпу. Мы росли среди сотен придворных, но лишь несколько человек занимались нашим воспитанием. Учитель, где ты? Наверное, как всегда остался подле Истока, коему ты -- Хранитель. Ты никогда не любил больших людских скопищ, они были для тебя слишком шумными, даже когда молчали. Зато Исток, скрепляющий голубой купол неба с изумрудной гладью воды всегда давал тебе успокоение. Надеюсь, ты следишь сейчас за церемонией. И пусть у тебя нет ни одного визора, зато есть возможность Видеть чужими глазами. Для меня честь знать, что ты мысленно присутствуешь со мной, Учитель.
Но вот толпа вздохнула. Тысячи людей враз подняли глаза к небу. К той извилистой линии гор, которая подобно зелёной ленте опоясывала горизонт, охватывая кольцом Лазурный Берег. Не знаю, что именно привлекло моё внимание. Замершее ли дыхание толпы, скользнувший ли по горной вершине блик, но я поднял взгляд от дворцовой площади и застыл.
Я увидел Его.
Свой свет. Свою мечту. Свой путь наверх и шанс взмыть, наконец, в зовущие меня небеса.
Свой Корабль.
Я сделал окончательный выбор, когда мне было шестнадцать. Мне пришлось его сделать. Это брат всегда больше интересовался политикой, лучше усваивал духовные уроки Учителя. Он, Эйнаор, из нас двоих был более достоин занять Лазурный престол и править Торией. Он чувствовал своё место здесь, в гавани на берегу, позади Нефритовой скалы. А я рвался к звездам.
Стремительный. Так я пожелал назвать корабль, когда отец спросил меня. Это была наша большая тайна. Только семья знала о моём выборе и об обещании, которое дал отец. Вплоть до коронации никто из народа не догадывался о том, кто же из нас унаследует трон. Ведь это первый в истории случай, когда в монаршей семье родились близнецы.
Мы скрывали принятое втроём решение до последнего дня. И когда отец возложил венец на голову брата, народ осознал, что наследство, должное достаться мне, обязано быть не скупее престола.
С таким Кораблём не нужен ни один земной трон. Ибо он -- трон небесный.
Полиарконовая броня дерзко сверкала белым перламутром -- но я знал, что для боевого вылета она может стать чёрной подобно космосу. Небывалых размеров киль вспарывал облака острой кромкой, как нож масло. "Стремительный" опускался к земле. Медленно и легко, словно не было в нем титанической массы. Не мираж. Нет, ни в коем случае! Сотворенное Чудо, которому нет равных. Самый быстроходный, самый мощный, самый... Достоинства, которые мы обговаривали при проектировании можно было перечислять бесконечно, но в тот миг я позабыл всё на свете. Лишь с замиранием сердца любовался красотой и изяществом грозного неповторимого судна. Жадно пожирал взглядом и восхищался как чинно, без малейшего гула, лишь на одной гравитационной подушке, он скользил над столицей, накрывая её остроносой тенью.
В носовой части сверкал золоченый крылатый герб королевской династии.
Чудо. Сон. Сказочная грёза.
Не к месту защипало в глазах.
Нет. Нельзя. Даже думать нельзя над тем, чтобы проявить свои чувства. Где угодно, когда угодно, но только не сейчас. Не на глазах у всей планеты, когда приходится выверять каждый короткий вздох. Рука строго на эфесе клинка на поясе. Положенные две плетеные кисти лазури и золота, свисающие с обмотки ножен. Строгая форма без единого знака различия. Сейчас я никто, не наследник, не воин, не жрец. Всего лишь член королевской династии, имеющий право носить оружие с фамильными цветами. Мою роль и судьбу Отец должен прописать сегодня. Поставить меня на доверенное Им место, чтобы я принял свой долг.
Корабль. Вот моё место.
И звезды станут мне роднее дома после первого полёта.
Вот показались из-за скалы покатые выступы мощных двигателей. Под корпусом, скрывшим от нас полнеба, стала заметна дрожь проминаемого гравитационной подушкой воздуха. Он олицетворял собой величие науки и инженерной мысли, единственный в своем роде.
Он застыл ровно перед дворцовым шпилем и под единый вздох толпы стал опускаться вниз. Раскрылись три огромных зева в брюхе и, подобно рыбьим плавникам из них выдвинулись гигантские подножки. Одна опора - на дворцовую площадь. Две другие - в разных точках на другом конце столицы. Только так и только сейчас стал внятен его настоящий размер.
Невероятно...
В какой-то момент он просто завис в воздухе. Дворцовые штандарты, плещущиеся на самых высоких шпилях, ласкали носовую кромку. Чтобы не дрогнула земля, подножки продолжали опускаться с немыслимой, неимоверной точностью. На миг всё сжалось во мне от осознания того, что может случиться, если пилот этого титана не рассчитает высоту и опустит его слишком резко.
Это огромная ответственность, требующая больше, чем просто мастерства. Как же нужно чувствовать судно, чтобы управлять им с такой точностью! А ведь мне придётся это понять. Придётся, потому что мало быть владельцем и капитаном этого чуда. В наших условиях и по нашим законам - этого мало.
Толчок. Почти незаметный, пустивший только водяные кольца в фонтанах.
И снова мы ждали. Но теперь уже любовались каждой мелкой деталью. Каждым узором швов на белой сверкающей броне. Я спущусь со средних ступеней дворца на площадь, только когда откроется трап. Не раньше, не позже, потому что так подобает. Одновременно идти навстречу, чтобы принять свою судьбу из рук в руки.
Пора.
Каким окоченевшим кажется тело. Как деревянно переступают ноги. Не хватало ещё запнуться на родных, избеганных в детстве вдоль и поперек ступенях. Чуть медленней шаг, да, вот так. Чтобы не выказать нетерпеливого ожидания перед спускающимся трапом.
А ведь от него веет теплом. Да, от корабля, веет самым настоящим лёгким теплом и будто бы слышится мерное дыхание живого существа. Он ведь и есть почти живой, со своей нервной системой, со своим интеллектом и даже способен себя лечить. Мы знали, какой ставить заказ своим инженерам, и это - стало вершиной их мастерства.
Вот и ты, отец. Спускаешься по трапу с чинным спокойствием. Уже не монарх, но и власть ты ещё не передал. Ты справедливо разделил наше господство, вручив одному - богатства родной земли и воды, а второму... пока ничего, но вот я уже подхожу к трапу, не ступая на него ногой, а ты доходишь до края. И мы встречаемся взглядами.
- Дай руку, сын, - слышу я твой шепот в звенящей тишине.
Плевать на трансляцию, плевать на миллионы зрителей. Сейчас нет никого вокруг нас. Потому что я ждал этого момента, готовился к нему, как идиот, и хочу, чтобы он был только для нас двоих. Только этот момент, а потом... Хоть миллиарды зрителей. Но это будет потом.
Я поднимаю правую руку и вкладываю её в твою. Прости, что она дрожит, но невозможно не волноваться в такой момент. Да и ты сам, я смотрю, переживаешь и взмокла твоя ладонь от пота. Ведь это ты сажал корабль, правда? Ты опускал его с ювелирной точностью, будучи на грани величия и провала, ошибки и математической точности. Мы восхищены, отец. Нет! Не так. Я восхищен.
- С этого дня я, Алльеяр ан Хайану Сан-Вэйв, Сиэтт-Лэ Лазурного престола Тории, передаю тебе, Лаккомо тор Сентаи Сан-Вэйву, сей корабль и подтверждаю твоё право на командование им. Да станет он флагманом всего воздушного флота Тории, и будешь ты признан законным командиром. Ибо я вверяю тебе владычество в воздушном пространстве, по праву наследования и доверия. И будет мой Выбор твёрд и нерушим, как нерушимы врата Лазурного Берега.
Вслед за этим ладонь обожгло ледяной печатью Обладания и заструились, всколыхнулись потоком знания. Корабль... Мой корабль словно звал меня, и я слышал его зов, как навязчивое желание. Понимал его, как понимает наездник своего застоявшегося в деннике терри. Приливом накатила жажда свободы и неба, рёва могучих двигателей, мерного гула реактора, лёгкости в режиме отключённой гравитации... Многое просто не передать словами, потому как мысль являлась и улетала дразнящей птицей, а ты пойди и взлети за ней вдогонку. Взлети...
Шаг на землю, и отец выпустил мою ладонь. Его властная рука сделала приглашающий жест, напоминая мне о безумных тонкостях всей церемонии. Да, ты сошёл с корабля. Передал его и лишился права на командование воздушным флотом разом, одним коротким шагом, как сходят с трибуны, объявляя об отставке. И после передачи печати, этого незримого глазу ключа, обжёгшего мою ладонь, корабль больше не откликнется на твой зов. Твоя короткая совместная жизнь с ним окончена и теперь мне предстоит взойти на борт.
Как бы я хотел позвать тебя с собой наверх! Чтобы ты не оставлял меня с ним наедине, чтобы помог не оплошать, хотя я знаю наизусть, что мне должно совершить. Но я мечтал, чтобы ты оказался со мною рядом.
Увы, этого нельзя было делать -- таков порядок вещей. Мы говорили об этом накануне, и ты решил отказаться от всякой власти и уйти, чтобы прожить хотя бы последние годы вне церемониала и вечно снующих вокруг людей. Это твоё право и твой Выбор, и я не смею звать тебя на корабль, чтобы твоё полное отречение было законным.
Но как бы я хотел, чтобы ты стоял в этот момент рядом...
Один шаг и я на трапе. Мой корабль и моё место. Как наивно и глупо было полагать, что в этот момент должно что-то случиться. Меня не ударило током на месте, не осенило новым пониманием. Стало просто, обыденно и спокойно, как бывало на трапах других кораблей. И это помогло мне собраться. Но всё остальное покрыл туман.
На борту меня встретили по стойке смирно облачённые в парадную форму офицеры. Взмах, рука сама взлетает в ответном салюте.
Мои мысли были уже не здесь и не сейчас. Я вспоминал все тренировки и инструктажи, проигрывал в голове последовательность действий. Игра на публику кончилась, но я продолжал быть заложником традиции, и сейчас готовил себя к самому ответственному испытанию.
Я знал, что должен пройти на мостик. Должен принять команду, которая и так была мне знакома. Должен представиться, соблюдая устав до последней буквы. А затем мне предстоит совершить немыслимое. То, к чему смолоду готовится в той или иной мере каждый торийский мальчишка -- лично поднять Свой корабль в небо. Пожалуй, нет в жизни более ответственного момента, а потому всё должно быть совершено без ошибок. В моем положении будет непростительна даже малейшая оплошность.
Я не помню, сколько времени занял путь до мостика. На впечатления от внутреннего убранства корабля в голове не оставалось места. Мысли о предстоящей колоссальной работе заглушали всё вокруг.
Пройдет ещё несколько мгновений, несколько самых тяжёлых шагов в моей жизни по помосту до капитанского терминала. Я заставлю свой голос звучать твёрдо. Скажу экипажу то, что от меня ожидают услышать. Прогоню все лишние мысли, как расчищают небо от грозовых туч.
Моя рука не будет дрожать.
Я справлюсь со своим телом.
Справлюсь и с кораблём.
Уверенный взмах руки над панелью -- вспыхнул экран, запестрил данными.
Все будет как на тренажёре. Только сегодня -- впервые на собственном корабле. Это будет моё последнее испытание, как юноши. И я его пройду.

***
Апартаменты Верховного канцлера располагались над самыми высокими небоскрёбами, в зелёной зоне Цинтерры. Роскошные окна от пола до потолка смотрели на огромный, геометрически правильный парк, разбитый прямо на крышах зданий. Перпендикулярные росчерки посыпанных белым песком дорожек, овальные пруды, квадратные площадки для отдыха и миниатюрные скамейки. Даже деревьям роботы-садовники не давали разрастаться, как вздумается, придавая кронам исключительно правильные формы.
Геометрическому порядку подчинялась вся Цинтерра.
Исправно и беззвучно трудилась система климат-контроля. В метрополии не принято было делать открытых окон и балконов. Всему виной был тяжёлый душный воздух, у поверхности практически невыносимый. Лишь редкие зоны Цинтерры могли похвастаться прохладой и свежим морским бризом. В остальном планета была полностью отдана на откуп людям и городским районам, разрастающимся как плесень. С тех пор как границы населенных пунктов сомкнулись, Цинтерре был присвоен статус планеты-столицы.
Несмотря на показную роскошь и обилие новейших технологий, метрополия считалась самой беспомощной из планет Федерации. Да, он была богата, очень богата, баснословно богата. Она соединяла в себе всю промышленную и финансовую систему Федеративного Содружества Планет, но ... Без продовольствия вся эта мощь превращалась в пустой звук. А продовольствия планете с двадцатимиллиардным населением не хватало всегда. Сектора тепличных и животноводческих ферм давно перестали справляться с запросами потребителей. А синтетические продукты с недавних пор стали терять популярность. Люди снова хотели есть натуральную пищу. Желание клиента -- закон. И наравне с громадными танкерами импорта на рынке стали всплывать продукты сомнительных подпольных ферм. Правительство смотрело на это сквозь пальцы: есть чем кормить народ -- и ладно. Хотя, заезжие гости от подобных "деликатесов" отказывались.
Меню канцлера сегодня не отличалось особой роскошью. Хрустящая и сочная зелень с солнечных холмов Энвилы, приправленная транианскими специями, печёные в душистых бутонах с Сании рокконские овощи. Но главный шедевр, великолепный в своей простоте и утонченности вкуса -- кусочек торийской рыбы, лежащий на собственной золотой шкурке, под кисло-сладким соком морских трав. Хорошая у них всё-таки рыба. Лучшая во всей галактике. Дорогущая, правда, и цинтеррианскому среднему классу недоступная, но для Верховного канцлера подобных препон не существовало. И рыбу-син с торийского Лазурного Берега он очень любил, поэтому к трапезе с этим деликатесом относился как к особому ритуалу.
Гостю было дозволено явиться на аудиенцию только во время десерта. Широким жестом крупной руки хозяин апартаментов указал вошедшему на полукруглый диван по другую сторону стола и наполнил ароматным красным чаем прозрачную чашку. Гость церемонно поклонился, скосил недоверчивый взгляд на дверь, будто боясь подслушивания, и прошёл на указанное место. Дорожный кейс был аккуратно поставлен на заливной пол, а сам человек без единого лишнего движения опустился на обитый бордовым бархатом диван.
Верховный канцлер Кэрейт -- по крайней мере, под таким именем знал его народ -- не любил принимать у себя "отца-основателя" программы военных полиморфов. Во-первых, потому что разговоры с этим типом всегда отбирали у канцлера много сил и нервов. Во-вторых, Кэрейта никогда полностью не удовлетворяли вести, приносимые гостем. В-третьих, конструктор вечно требовал от властьимущего всё самое сложновыполнимое. И, наконец, в-четвертых, он канцлера просто раздражал.
Вот и сейчас этот хмурый щеголь сидел напротив, держа чашку тонкими жилистыми пальцами так, будто это был не дорогой фарфор, а жук-костеед. Некрасивое тонкое лицо. Губы трубочкой, дующие на чай. Серые "рыбьи" глаза, дорогой серый костюм. Внешность смазывалась, лицо превращалось в незапоминающееся пятно, стоило только отвести взгляд, и вызывало отвращение. На ум приходили мысли о личинке насекомого.
И зачем, спрашивается, он устроил себе рыбный день? Знал же о предстоящей встрече. А так -- только впечатление от трапезы испортил.
Но дела не ждали.
- Как там поживает наш проект "Чёрное Око"? - спросил правитель низким и грубым, как наждак, голосом. Его рёв с трибун иногда бывало слышно и без микрофонов.
- Вашими трудами, канцлер, - елейно ответил соучредитель торговой компании "Амина" и улыбнулся одними губами. - С финансированием проблем нет, всё наладилось.
У канцлера с кибер-магнатом существовала давняя договоренность: они не называли друг друга по имени. В ход шли должности, звания, немые обращения, но имена -- никогда. Сам канцлер уже давно привык откликаться на новое имя, выбранное им при вступлении в должность. Но даже его он запретил произносить этому человеку. На то имелись свои причины.
Гость же звался просто и коротко -- Ашир. Став гражданином одной из планет Федерации, он заменил прозвищем длинное непроизносимое имя, которое терпеть не мог. Впрочем, нынешнее ему нравилось не больше.
- Эти несчастные железяки хорошо выполняют свою задачу? - поинтересовался канцлер через пять минут, расправившись с очередным сладким бутоном. Вести беседу совершенно не хотелось, но ради общего дела можно было и потерпеть.
Ашир снова растекся в милейшей улыбке и подцепил двумя пальцами конфету из горки на блюде. Шоколад был белый, с голубыми крапинками.
- Более чем. Ни лемма накопленной энергии не пропадает даром. Мы же обещали. Разбитые камни, конечно, это досадные, хоть и оправданные потери, но всё что можно, мы скрупулезно собираем.
Мало кто знал, сколько полиморфов отбраковывается ещё на стадии полигонных испытаний -- один-два человека могли назвать точную цифру. И только очень узкий круг лиц был осведомлен о том, что происходит с кристаллами после любой выбраковки.
Отсеивались по разным причинам. Зелёный спектр и полный отказ воевать дальше, плохая синхронизация нейролита с машиной, неумение тактически мыслить даже после нескольких десятков тренировок. Даже просто "невезучесть" полиморфа давала повод для того, чтобы списать камень в брак, а на его место поставить в дорогостоящую машину другой. Но на самом деле понятия брака среди руководителей проекта не было. Даже негодный экземпляр мог ещё принести пользу напоследок.
Кэрейту было важно, чтобы их основной проект удался.
- Прекрасно, - правитель довольно растекся в кресле, поддавшись грандиозным видениям. В его мечтах "Чёрное Око" уже было успешно завершено и открывало дорогу к новым горизонтам. К новым галактикам и их обитателям. В его мечтах Судьи Последнего Дня щедро делились властью над неведомым со своим верным помощником...
Однако собеседник вернул Верховного канцлера с небес на землю.
- Но нужно будет расширять штат сотрудников и производство, - занудно вещал Ашир. - Машины хорошо показывают себя в бою. Информация о новинках расходится быстро. Флоту понадобится полностью заменить часть ударной силы. По примерным расчётам достаточная численность колеблется в пределах трех-четырех миллионов экземлляров. Кристаллы не проблема. Камни -- наша забота. А вот люди...
- Люди будут...- тут же ответил Кэрейт, словно речь шла о разменной валюте, а не о человеческих жизнях. - Главное -- правильная реклама. Очень жаль конечно, что вы потеряли самый первый камень...
На последнее замечание, намеренно брошенное вскользь Ашир скривился, будто его смертельно оскорбили. Да, такая оплошность за его отделом числилась. Неприятная, неожиданная и совершенно дурацкая оплошность. Ну как! Как можно было потерять в точно известном квадрате пространства такой камень! Уже и разведывательный зонд за ним посылали. И сообщения отправляли. Последнее сообщение дошло от них пять лет назад, а потом весь экипаж как в Бездну канул. Лучше уж пусть действительно в неё, родимую, чем всем скопом в пасть какой-нибудь неизученной наукой дряни!
- Мы найдем его, - кисло ответил гость и решил сменить неприятную тему. - Но даже сейчас беглые исследования уже показывают в некоторых камнях значительный рост нейросвязей, инициированных носителем.
Однако канцлер отмахнулся от слов, как от мухи. Вызывающе крупный перстень сверкнул рубином редкой коллекционной огранки.
- Вам не мешают? - с деланым равнодушием спросил канцлер, хрустя прожаристым крекером. - Слишком умные генералы, например?
Ашир задумался, и лицо его застыло восковой маской. Да, бывало, что отчёты подобного рода, в просторечье именуемые доносами, ложились ему на стол. Мелкие дела решались быстро и тихо, сложные (например, если вопросы начинало задавать высшее командование субъекта Федерации) требовали одобрения Верховного концлера. Попадались ли такие в последнее время? Пожалуй, нет.
- Проблем не возникало, - ответил он. - Но отсутствие "батареи" сильно тормозит наш основной проект.
Это было сказано в отместку за напоминание о Первом Полиморфе. Кэрейт не закатил глаза к инкрустированному золотом потолку только благодаря сдержанности. Ну где, скажите на милость, он раздобудет то, чего нет? Подходящего человека ищут во всех уголках Федерации вот уже без малого двести лет -- и всё впустую.
- Увы, - бесцветно отозвался канцлер, прикрыв тяжёлые веки. - Нужные нам люди рождаются только и единственно на Тории, куда, как вы понимаете, у нас нет доступа.
- Все, кого вы предлагали до этого -- не подходят, - отрезал Ашир, рубанув ладонью воздух. Его зрачки, похожие на две булавочные головки, безуспешно пытались пробуравить собеседника. Канцлер оставался равнодушен -- подобных жалоб он успел наслушаться более, чем достаточно.
- На этот раз почему?
- Потому что даже с корректировкой коэффициента защиты они не живут дольше суток. Ну ладно, один продержался неделю.
- Понятно... Значит, всё-таки нам нужен псионик вне категорий.
- Найдите нам его, - каркнул Ашир. - Иначе все наши затраты и старания -- песчинки с Атурана не стоят.
Любил он кидаться красивыми сравнениями... Как язык выучил и в роль вжился -- так и проникся этой страстью к образному мышлению. Дорвался, чернь.
- Есть один... вариант с ментальным коэффициентом сто восемьдесят...- задумался канцлер сперва даже многообещающе, - но это птица слишком высокого полёта.
С коэффициентом Кэрейт слега приврал. Оценка была не просто очень примерной -- теоретической! На основании всего лишь слухов! Позор, до чего докатилась разведка...
Согласно повсеместно популярным "тестам Гиммела" коэффициент ментальной активности у обычного служащего равнялся сорока. У того же Вайона Канамари, если Верховному не изменяла память, примерно был равен восьмидесяти. Если он достигал ста, человек попадал под наблюдение и официально считался медиумом. Его могли завербовать службы госбезопасности, он мог сделать неплохую научную карьеру... а могла прибрать к рукам "Амина". И тогда этот "везунчик" навсегда пропадал для общества. Родственники подписавшего контракт медиума, надо отдать дельцам должное, всю оставшуюся жизнь получали приличных размеров компенсацию и молчали, не задавая лишних вопросов.
Пси-способности при этом никак не зависели от уровня интеллекта. Какой-нибудь профессор кафедры нейропрограммирования мог выдать стандартные сорок баллов, а распоследняя институтская уборщица -- все сто.
И ведь не погонишь же граждан проходить пси-тестирование поголовно. Не поймут. Заподозрят. В школах тестируют, понятное дело, всех учеников, но бывает и так, что человек становится телепатом в зрелом возрасте и предпочитает об этом молчать. Как прикажете выявлять таких? Сетевые нейроигры тоже собирают информацию, но этого до смешного мало!
А главный вопрос в том, как заставить пройти тест человека с суверенной планеты, а потом достать его для корпорации.
И этот, как назло, всё не унимается... Канцлер почувствовал, как у него нервно задергался глаз.
- Кого вы найдете и как -- не важно! - продолжал занудствовать Ашир. - Я уже не первый раз вам повторяю...
Кэрейт молча скривился. А потом так выразительно глянул на подельника, что тот понял: ещё одно слово в таком духе, и батарейкой для "Чёрного Ока" станет он сам. Дураком Ашир не был, поэтому немедленно заткнулся.
- До меня дошла информация, - канцлер сделал последний глоток чая и отставил чашку, - что некоторые из машин, приписанных к разным авиаполкам, слишком умны.. У вас есть объяснение?
Ашир, к его удивлению, расплылся в довольной и хищной ухмылке.
- О, оставьте это нам. Мы отслеживаем каждый подобный объект, и больше, чем надо не дадим им себя показать. Видите ли... Это как дорогое вино. В некоторых случаях -- нужна выдержка. Особые условия, особый уход, тогда продукт правильно настаивается и зреет. Его ценность возрастает разом до астрономических размеров. Так что да, умные машины есть и с ними ничего не поделаешь. Но те, кто умудряется пробить блок -- попадают под наш прицел и мы их контролируем.
Сказано это было так уверенно и с такой гордостью, что Кэрейт даже поверил.
- Поэтому, - продолжил гость, - исходя из сказанного, если вдруг ваши службы опередят нас и найдут первый кристалл -- будьте крайне осторожны. Он бесценен и нужен нам целым.
Ашир поднялся с дивана и взялся за кейс, давая понять, что разговор окончен. Теперь он почему-то напоминал канцлеру длинного серого червя, к тому же, угловатого.
- У вас реклама хромает, - напоследок уведомил "червь", вкрадчиво улыбнувшись. - В прессу просачиваются нежелательные слухи о военной программе. И да, поберегите себя -- уж больно ваше нынешнее тело одышливо.
С этими словами гость вышел, оставив правителя в скверном расположении духа.
На столе остался медленно чернеть недопитый Аширом чай.

***
Если спросить любого торийского школьника: "как долго правит династия Сан-Вэйвов на планете?", первым делом он ответит: "всегда". Если продолжить и спросить "сколько лет?", школьник живо поинтересуется: "в какой из годичных систем счисления?"
Только на Тории, закрытой, негостеприимной, знали, сколько столетий держит власть этот знатный род. Но даже эта общепризнанная цифра далека от той, которую устно передает король -- своему наследнику и Учитель -- своему принцу. Прошлое Тории покрыто завесой тайны, о некоторых эпохах не принято даже вспоминать. В Содружестве доподлинно известен лишь один факт -- династия основала Лазурный Берег. И считала это побережье своим с тех пор, как кочевое племя Журавлей поставило там первый шатёр.
Если спросить об истории, школьник перечислит все девяносто девять племенных войн, расскажет о "тирании народов леса", о "битвах на летучих катамаранах". Но в конце обязательно упомянет золотую эпоху Мира, когда, наконец, вся планета признала главенство династии, и всем бойням пришёл конец. Обязательно этот школьник в красках распишет как воины всех народов сложили пылающее оружие и заложили каждый по кирпичу в Солнечный дворец. Но когда настала очередь последнего воина -- дворец уже был достроен. Тогда воин положил свой кирпич перед набатным рогом, закрыв его горловину, и произнес: "Чтобы запел этот рог -- вам придётся сдвинуть мой камень, а с камнем на другом месте -- это будет уже другой дворец и другая эпоха".
Так и стоит с тех пор этот несчастный одинокий кирпич на вершине центральной башни, как неприкаянный, а служители лишь сдувают с него пыль, да боятся пошевелить. А вдруг что случится! Суеверные...
Народ любил золотокаменную громаду Дворца. Это был символ эпохи, знамя мира, да просто красота неописуемая. Особенно в лучах солнца на восходе, когда камень переливался, словно настоящее золото. И лишь один человек, не стесняясь, мог заявить, что терпеть это строение не может и радости никакой оно у него не вызывает. Лаккомо, вице-король торийский, генерал федеративной эскадры и просто брат, которого мрачно ожидал сейчас Эйнаор Сан-Вэйв в своем кабинете.
Наверное, только привычка отбивать размеренную дробь пальцами по столу в моменты ожидания оставалась у братьев общей. В остальном -- манеры, речь, даже внешность у обоих совершенно разнились. Особенно сильно это стало заметно после кончины отца.
Он покинул мир, или как сказали жрецы "взлетел со своим ветром к Нефритовой скале" почти двадцать лет назад. И с тех пор всё изменилось.
Лаккомо окончательно стал замкнутым, нелюдимым и абсолютно холодным человеком. Придворные разлюбили его и позволяли себе отпускать колкие замечания. Немногочисленные двоюродные, троюродные и прочие родственники ехидно интересовались каждый раз, зачем же пожаловал на родину его недосягаемое святейшество...
Лаккомо сам признавался брату, что поводов для визита у него нет, а придворное общество он терпеть не может, оскомину, дескать, набило. Как ни упрашивал Эйнаор оставаться подольше, какие бы причины не находил -- в ответ звучало жесткое, как камень дворцового шиарданита и категоричное "Нет". В этом был весь Лаккомо -- упрется, что тот кирпич, и ни влево, ни вправо. Хорошо хоть ради брата с Учителем всё ещё спускался на Торию.
Иногда Эйнаору начинало казаться, что не будь его и Даэррека, то брат так бы и засел безвылазно на вверенных ему дочерних планетах. А не будь тех планет -- пророс бы корнями в свой корабль.
Но вот что-то внеплановое, внережимное, некалендарное подстегнуло Лаккомо вызвать Эйнаора на связь по закрытому каналу и бросить короткое сообщение в армейской манере: "Буду через трое твоих суток. Поговорим в кабинете". Всё это время торийский король мучился предположениями и подозрениями, размышляя над тем, какой ветер и что насвистел брату в уши.
Лаккомо был пунктуален до въедливости, а потому ровно через трое суток с момента получения сообщения, ни часом раньше, ни часом позже, его величество терпеливо сидел в своем кабинете в центральной части дворца на пятидесятом этаже -- и ждал. И отбивал пальцами по столу монотонную дробь.
Через пятнадцать минут и ещё тридцать два удара пальца по полированной деревянной столешнице, дверь в кабинет распахнулась, являя Эйнаору вторую по популярности персону всей Тории после него. С совершенно бешеным взглядом и взъерошенными волосами, будто он только что лично преодолел полгалактики "вплавь" в одном скафандре. Или пробежал как в прежние времена -- Лазурный Берег поперек. Или отбивался врукопашную от стаи родственников во главе с тетушкой. Должно быть, эти родственники ещё клевали по мозгам и вились кругами, отлетая от ударов и возвращаясь вновь, как в дешевых проигрывателях снов. В общем, фантазия Эйнаора ни на шутку разыгралась в этот миг от столь редкого зрелища, Но первая же фраза Лаккомо, ножом брошенная с порога, разбила все красочные картинки вдребезги.
- Эти штуки разговаривают!
Оглушительно хлопнула деревянная дверь, и кабинет снова заволокла лёгкая "ватность". Охранные контуры, заложенные в стены ещё далёкими предками, замкнулись, защищая братьев от любого прослушивания.
Эйнаор медленно выдохнул.
Они были не просто близнецами -- медиумами вне категорий. Оба были достаточно осведомлены о делах друг друга. Потому каждый обязан был знать, о чём думает второй.
Эйнаору хватило одной фразы, чтобы не просто понять, о чём идёт речь, но и поймать образ напуганной груды металла в шлюзовом отсеке. Прочувствовать то, что чувствовал Лаккомо, стоя перед этим странным и страшным существом, не вполне машиной, но и не человеком, увидеть глазами брата жуткую маску, порожденную чьей-то извращенной фантазией.
"Так вот, каково нынче "лицо" Федерации..."
Король медленно вдохнул, опустив веки, и так же медленно выдохнул. Разговор предстоял тяжёлый...
Лаккомо вихрем пронесся через кабинет и рухнул в "своё" кресло сбоку у стены. Закончив свой путь длиной в сотни световых лет в сей скромной точке пространства, он, казалось, разом сдулся и затих. Эйнаору даже почудилось, что от брата до сих пор ещё веет тем едва уловимым озоново-хвойным запахом, характерным для всплывающего из гиперпространства "Стремительного". После того как Лаккомо окончательно обосновался на своем корабле, этот пропитавший брата оттенок запаха стал ассоциироваться у короля с космосом. Очень далёким и очень загадочным для него космосом. В котором, однако, брат умудрялся чувствовать себя как дома.
И даже лучше, чем дома...
- Он молил о пощаде... - потерянным голосом сказал Лаккомо, глядя в пол остекленевшим взглядом, как будто по тысячному разу пересчитывал ворсинки золотистого ковра. - Нет, ты представляешь...
"Как же ты постарел, брат", - не к месту подумал Эйнаор, изучая своего собеседника. Впалые щеки с заострившимися скулами. Короткие, но неизгладимо глубокие морщины, залегшие возле кончиков губ и между бровей. Даже тени под глазами. Свет из высокого окна неудачно упал на породистое тонкое лицо, и оно показалось Эйнаору каким-то устрашающе высушенным. Король и так уже выглядел на десяток лет моложе своего близнеца. Что же будет потом?..
- Ты представляешь? - с лёгким напором повторил Лаккомо.
- Представляю, - спокойным, как океан в штиль, тоном ответил Эйнаор. - Что тебя удивляет?
Золотой Журавль не пошевелился в кресле, лишь поднял на брата взгляд.
Образы вспыхнули, как ворох фотографий, брошенных в лицо. Мостик. Бой. Встревоженный радист. Груда движущегося металла. Груда напуганного металла. И глаза, глаза.... Отпечатки многих пар разных фонарей от алого до жёлтого.
- Что меня удивляет? - вкрадчиво и явно сдерживаясь, чтобы не вспыхнуть новым приступом гнева, переспросил Лаккомо. - Наверное, то, что они живые!
- А ты этого не знал? - спокойно, на грани равнодушия поинтересовался Эйнаор. Он тоже сидел неподвижно, застыв в складках тяжёлого королевского облачения, как храмовая статуя. Холеные руки неподвижно лежали на узорчатом мореном дереве стола, тускло поблескивали старым серебром фамильные перстни.
Только спокойствие.
Чем оборачиваются приступы гнева у медиумов -- братьев учили. И как бороться со своими эмоциями -- тоже. Откликнись кто иной вице-королю столь хладнокровно, наверное, прилип бы к месту под раздраженным взглядом. Буквально. Но Эйнаору, как последнему родному человеку, прощалось всё.
Так и сейчас закрутившийся было смерч гнева развеялся без подпитки.
Лаккомо снова уставился в узоры ковра.
- Мне утверждали, что это всего лишь машины. Очередные роботы. Мне всучили их как машины. Мне сказали следить за ними, как за машинами. Мне, в конце концов, доказали, что это машины!
Он мог бы и дальше выплескивать накипевшее, но брат сухо прервал его:
- Каким образом доказали?
- Их интеллект был не выше, чем у стандартного бота! Они безоговорочно подчинялись всем приказам, - вице-король не без труда собрался с мыслями. На лице проявилось нечто напоминающее растерянность. - Их разбирали, показывали изнутри, давали ознакомиться с характеристиками и конструкцией. Они прошли все тесты на покорность и исполнительность. По последнему, тому, что на заведомо самоубийственную миссию, разве что прогонять не стали. Дорогая техника. Но кому в голову пришло бы сомневаться! В бою всё сразу и проверили... Отзывы были. Мнения положительные. И ни слова от остальных в адмиралтействе, даже о тени подозрения. Ни полслова. Да будь хоть треть слова -- мне бы это донесли мои люди!
Эйнаор готов был вознести хвалу самому лазурному Истоку -- брат, наконец, заговорил нормальным человеческим языком, да ещё такими длинными тирадами! Значит, в ближайшее время можно не опасаться бури. Это было бы прекрасно, если б не было так грустно...
- Где тот, с которым ты разговаривал? - спросил король, медленно положив руки на подлокотники своего кресла.
- А как по-твоему? - развёл руками Лаккомо. - Просиживает штаны в Круглом зале Совета. Или ты о той жердине-инженере из конструкторского, который мне всё расписывал?
- Я о машине, идиот! Полиморф где?
Журавль счел, что словесный подзатыльник схлопотал заслуженно, вздохнул и собрался с мыслями ещё тщательнее. Воротник кителя внезапно показался тесным, а кабинет -- невыносимо душным. Хотелось покинуть эти стены, сменить ватную тишину на городской шум.
- Так в том шлюзе и сидит с тех пор как его туда поместили. Не таскать же мне его на глазах всего персонала и этих шпионов по всему кораблю.
- В этом ты прав. Своё внезапное открытие тебе крайне нежелательно светить. А лучше спиши весь замешанный в этом деле персонал на планету, набери новых людей, а самого полиморфа -- сдай в наш научный центр. Всяко всё будет целее и безопаснее. И твой экипаж и ты, и этот горе-вояка.
Лаккомо задумчиво смотрел перед собой стеклянным взглядом. Он умел "зависать" так, не моргая и как будто не дыша. Жутковатое зрелище. О чём думал вице-король сейчас не успевал уловить даже родной брат. Казалось, невидимая змея, поднявшись на хвосте, медленно раскачивается туда-сюда и зачаровывает жертву перед прыжком, глядя на мир глазами человека.
Наконец, он понял, что его смущает во всей этой истории. И произнес:
- Ты ведь знал... Знал о военных образцах?
Спокойствие короля не осталось незамеченным. Карты придётся раскрыть. И одним духам ведомо, что сейчас взбредет в голову вспыльчивому брату.
- Да. Знал.
- Но почему Ты не сказал мне? - боль проскользнула в голосе ядовитой змеей. Он боялся выпытывать правду. Боялся узнать, что от него отвернулся единственный родной человек. Но своим вопросом не оставил королю выбора.
Эйнаор тяжело вздохнул. Признаваться придётся, как бы ни хотелось оставить брата в блаженном неведении.
- Потому что после того как проект "Полиморф" был передан Лазурному престолу лично его создателем, никто, кроме цинтеррианского Научного Центра и нас не имел права вести подобные разработки. Но где-то произошла утечка информации. Возможно, были подкуплены сотрудники Центра. Может быть -- они там даже сами взломали сервера. Да что там, Исток свидетель, я даже приказал тайно проверить всех наших сотрудников, кто имел дело с файлами. По методу детального пси-сканирования, - король сделал паузу и поднял указательный палец, заостряя внимание. - Да, ты не ослышался. Это радикальные меры, но я должен был убедиться, что утечка произошла не с нашей стороны. А теперь представь, что произошло бы, если бы я в тот момент рассказал всё тебе. Я верю в твоё умение держать язык за зубами, но ты бы вспылил. Ещё хуже -- докопался бы в адмиралтействе до правды. При той тотальной секретности, которую они развели вокруг машин, любое твоё слово сыграло бы против тебя. А я, знаешь ли, хочу, чтобы у меня был живой брат, а не памятный портрет.
Король говорил спокойно и неторопливо. Его голос звучал ровно и твёрдо. И когда он умолк, волна напряжения в комнате заметно спала.
- А так я вспылил не тогда, а сейчас, когда лично познакомился с жертвами этих экспериментов. И даже не берусь сказать точно, что меня больше выводит из себя. То, как наверху придумали утаить от всех информацию, покрыв её дурацкой мишурой о новых роботах. Или то, какие извращения кроются за столь удобной ширмой, - Лаккомо тщательно подбирал каждое слово и это помогало ему держать себя в руках. - Думаешь, я не попросил выдать мне на стол все записи с их систем? После того как допросил полиморфа лично. Правда, я не поверил сперва ни единому его слову. Но информация... сгенерированные на основе их данных видеозаписи... личных дел... Я всё узнал. И поверил.
Вице-король замолчал, крепко задумавшись о тех кадрах, которые видел. Не надо было уметь читать мысли, чтобы понять -- радости они ему не доставили.
- Не говоря уже о том, - продолжил Лаккомо, - что я считаю подобное утаивание правды с их стороны своим личным оскорблением и нарушением военного соглашения с Лазурным престолом.
Сказал -- и змея стегнула хвостом, зашипев.
Эйнаор шевельнулся и сдержанно кашлянул в кулак, пряча ухмылку. Конечно, ведь это такая "мелочь" - оскорбление венценосной особы. "Мельче" может быть только явное нарушение договора с самой Торией. У короля снова бурно разыгралась фантазия: он живо представил, как одна эта фраза, высокомерно брошенная в Зале Совета, словно дуэльная перчатка, доводит господ Сенаторов до инфарктов. В оправдание у бедолаг не нашлось бы и полслова.
Король подавил очередной вздох. Брат опять уперся и ни на волос не сдвинется со своей точки зрения. Да, этот раунд словесной дуэли он выиграл и в правоте своей убедил. Теперь предстояла задачка посложнее: следовало убедить его самого не переть против течения раньше времени.
Как бы это устроить...
- Видишь ли, Лакки, - звук детского имени подействовал на вице-короля обжигающе и мгновенно заострил его внимание, - я не могу позволить тебе дать огласку этому делу. Знаешь, я прежде всего протираю задом, как ты выражаешься, Лазурный престол. И моя обязанность -- заботиться о безопасности граждан, которые окажутся под угрозой, если мы в это влезем. Молчи! Ты сам прекрасно знаешь, что одному тебе я ввязаться в подобное разбирательство не позволю. Но дай мне объяснить.
Впервые за всё время разговора Лаккомо откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы на животе и приготовился внимать словам Эйнаора. Вся его подчеркнуто расслабленная поза с головой выдавала истинное отношение к необходимости прислушиваться, но деваться было некуда. Он хотя бы не отводил взгляда. Спасибо и на этом.
- Кампанию по закрытию проекта военных полиморфов следует начинать очень осторожно. Видишь ли, пока у нас не было на руках ни одного экземпляра, и все наши дистанционные изучения были очень... поверхностны. Фактически, с юридической стороны, нам не к чему придраться. Все образцы, или будем называть их просто военными, отличаются от гражданских полиморфов как небо от земли. Да, армия позаимствовала идею пересадки человеческого сознания в машины. Но в них нет той уникальной программной оболочки, на которой базируются машины "Команды двадцать восемь". Я полагаю, мне не надо напоминать тебе, что это та первая команда экспериментаторов учёных?
- Я помню, - сухо ответил Лаккомо.
- Отлично, - по-деловому кивнул Эйнаор и продолжил. - Я говорю про оболочку с такой уверенностью лишь потому, что её исходные коды были переданы только Тории, и даже Центр получил лишь сильно усеченную версию протипа интеллекта. Но наши сервера не ломали, следовательно -- военные полиморфы работают на совершенно иной системе. Потом, они отличаются от гражданских самим материалом. Мы сравнивали презентационные данные и выяснили, что армейский синтезированный полиаркон в несколько раз прочнее гражданского. Даже внешний вид военных не имеет ничего общего с "Командой двадцать восемь". Нам не за что их прижать. Пока -- не за что, - добавил король под строгим взглядом собеседника.
- Я понимаю, брат, - подозрительно мягко начал Лаккомо. - Всё дело в том, что ты сидишь здесь, и твоя задача -- беречь народ. Но давай на миг представим ситуацию там - на Стремительном... Ощути себя в моей шкуре на мостике. Почувствуй дикость ситуации, когда ты, как последний идиот, посылаешь эти выкидыши очередных военных экспериментов на других людей. По приказу "сверху". Потому что должен. Потому что подписался. Допустим, ты согласен и привык. Но уверен ли ты в тех, кого посылаешь в бой? Людей? Машин? Нет... Ни то, ни другое. Половина из них -- личности с обрезанной памятью. Был бы ты уверен в них? Я -- нет. Вторая половина -- напуганные отщепенцы, вынужденные убивать из страха перед собственной смертью. А в них ты будешь уверен? Сомневаюсь. Мой информатор не встречал ни одного здравомыслящего добровольца в железе. Я хочу проверить его слова. Но исходя из всего предыдущего -- как бы ты себя чувствовал? Знаешь, сколько их уже наштамповали? С учётом частичного оснащения Объединенного Космического Флота -- почти миллион. Не считая погибших.
- Я знаю, - бесцветным тоном отозвался король Тории.
- А теперь скажи мне, Эйни, - Лаккомо подался вперед и по-птичьи склонил голову набок, - что будет, если истинная информация об этих машинах выползет в Сеть и разлетится по всей галактике? Если об этом скажет кто-то раньше нас? Давай, брат, ты же в таких вещах соображаешь быстрее меня.
Эйнаор Сан-Вэйв внезапно похолодел.
- В Сети сделают все, чтобы обвинить нас в передаче исходников проекта, - голос дрогнул, выдав нахлынувшую панику.
- Именно, - подтвердил Лаккомо, снова откинувшись в кресле. Фиолетовые глаза его напоминали сейчас холодные аметисты. - Могут подставить с неудачной миссией меня. Могут выставить счета тебе. Очередная группировка пойдет на поводу моды и объявит себя "защитниками прав полиморфов". Сенат придумает, как оградить любимый гражданский Центр от атак, и тогда ты, именно ты здесь подвергнешься освистанию. Смотри дальше -- минус лояльность колоний, минус престиж, падение акций и влияния в Сенате. Другой вариант -- тайна останется тайной, но оснастив весь флот этими машинами Сенату останется лишь щелкнуть пальцами, чтобы всю Торию, которая у них поперек горла, просто выгладили железным утюгом.
В кабинете повисла долгая напряженная тишина.
Тикали на стене старомодные валейновые часы. Несколько стрелок, выполненных в форме веточек и перьев, описывали свои круги, показывая месяц, день и точное время. Широкое кольцо, густо покрытое гравировкой с изображением разнообразных зверей и уже давно вымерших птиц, незримо проворачивалось вокруг оси часов, указывая на 5048 год от эры Новых Звезд.
Традиционные бамбуковые колокольца близ часов едва заметно покачивались без ветра, но пока не звучали.
Наконец, Эйнаор заговорил.
- Все должны... нет, просто обязаны узнать это именно от нас.
- Да, - согласился Лаккомо, только теперь удовлетворенно отдыхая в кресле. - Возможно, расчёт был именно таков. Но они сами там "наверху" решили выбрать себе оружие. Мы же можем правильно развернуть его против них самих.
- Ты прав. Нельзя отбрасывать вероятность, что такой укол мог бы последовать с их стороны. Такая тихая атака слишком соблазнительна, чтобы ей не пожелали воспользоваться против нас, - король собрался с мыслями и в одно мгновение преобразился. В его глазах проступил знакомый всему Сенату холод. - Нам нужна доказательная база. Дай мне того полиморфа и все извлеченные из него файлы. Наши научники с ним быстрее разберутся. Медиумы восстановят память и личность. А информационный отдел вытащит коды к их центрам. Правда, у меня есть небольшие сомнения насчет того, хватит ли им мощности, чтобы взломать сервера с базами данных по всем личностям.
- С моего "Стремительного" -- хватит, - уверенно заявил Лаккомо. - Дай мне своих хакеров и вскоре, я обещаю, у нас будет достаточно данных о том, из кого таких красавцев делают.
- Сколько?
- Двадцать мест за терминалами корабля найдется.
- Но нужно продолжать поддерживать секретность, - строго напомнил Эйнаор. - Если необходимо -- даже самим гасить слухи.
- Нашёл, кого учить, - не удержался от лёгкой язвительности Золотой Журавль и улыбнулся.
Зашипи он змеей в тот момент, сходство было бы поразительным.
- Хотя, - чуть сбавил тон король,- любой дополнительный полиморф нам для изучения и статистики не помешает.
- Я не могу просто так их списывать. Но... - вице-король на полсекунды умолк, обдумывая идею. - Вам достаточно будет их кристаллов? Без оболочки. Или, скажем, в другой оболочке?
- Вполне.
Разговор можно было считать оконченным. Вопросы иссякли, поток возмущения обмелел. Схлынуло грязной пеной всё накипевшее, и стало не о чем говорить. На Лаккомо запоздало нахлынуло чувство стыда -- он даже не поздоровался с братом, как явился. До чего довела эта проклятая служба... А сколько они не виделись? Десять месяцев? Тогда он ради исключения ещё приехал к нему на свадьбу. Но счёл весь церемониал настолько занудным, а гостей -- набившими оскомину, что уже через неделю забыл какого цвета было платье невесты и брата. Мда... Полагалось бы спросить, как они ужились.
От медленного падения в бездну собственного стыда Лаккомо спас брат. Продолжая какую-то невысказанную мысль, он пробормотал:
- И кто только придумал без спроса измываться над людьми и их памятью..
Но вице-королю было уже не до серьезных вопросов.

- Знай я кто это, - потягиваясь в кресле, сказал он, - привез бы этого отца идеи сюда, да скормил бы твоему намшеру в зоопарке. Десять лет уже зверюшка скучает по живому мясу. Скоро на посетителей кидаться будет.
И вот поди пойми его выражение лица -- шутит он или всерьёз.
- Не наговаривай на мою кису, - тем не менее пригрозил пальцем Эйнаор. - Я ей отборных овцебыков списываю.
- То-то она такая стройная, что лопатки блестят, - улыбнулся краешком губ Лаккомо.
- Кстати! - хозяина кабинета осенило, и он бойко вскочил с места, - Ты должно быть голоден с дороги.
- Только не общий ужин! - мигом выпалил брат, изобразив напуганный взгляд.
Эйнаор легко рассмеялся, подошёл к Журавлю, и тронул его за плечо.
- Нет. И не беспокойся ты так. Тетушка в санатории с прошлого месяца. На грязях.
Что-то общее, ехидное проскочило в их взглядах впервые с момента встречи. Шутливые огоньки-задиры вспыхнули поверх напускной холодности и будто сожгли за раз обоим по семьдесят лет, возвращая в буйное детство.
- Неужели я в кои-то веки вознагражден судьбой и меня не будут пытаться женить! - всплеснув руками, с сарказмом воскликнул Лаккомо и встал. - А может, тогда по этому случаю зайдем в наш портовый ресторан? Уже три года скучаю по сангриловой рыбе.
- Надо же! - издевательски отметил Эйнаор. - Ты больше не боишься выйти в люди?
- Я потерплю, - с ухмылкой выкрутился брат.
И уже перед самой дверью, положа руку на управляющий камень охранного контура, король спросил то, что тревожило его.
- Кстати, между нами, Лакки, я хотел бы спросить твоё мнение.
- Да?
- Во всей этой истории тебя тоже больше всего смущает то, что им затирают память?
Лаккомо не заставил себя ждать с ответом.
- Нет. Нисколько.
- Почему? - слегка изумился король.
- Потому что это как раз объяснить проще всего, - спокойно пожал плечами Лаккомо. - Им есть, о чём молчать перед общественностью. Даже если они попадут к ней. Даже если им кто-то поставит голос. И вот о чём положено молчать полиморфам, Исток свидетель, я узнаю для всех нас.

Лишь в провинциях и на планетах-колониях показавшийся среди горожан монарх вызвал бы немое удивление. Жители Лазурного Берега относились к прогулкам братьев проще. Если "Золотой стражи" рядом мало -- значит, правители просто гуляют. Ничего интересного, и личного счастья от лишнего взгляда в лицо королю не прибудет. Если охраны много и назревает шумиха -- следует держаться поближе. Потому как визорных записей может не сохраниться и стоит лично приобщиться к зрелищу. А если золотых мундиров при королевской особе нет вовсе -- значит, правитель изволил остаться для народа инкогнито и можно сколько угодно пытаться разглядеть венценосного в толпе -- затеряется. Как им это удается, один Учитель знает. Сам же и объяснял.
На сей раз братья ограничились малым эскортом -- водителем и двумя охранниками, больше смахивающими на молчаливые тени. Открытый флаер почти беззвучно скользил вдоль аллеи, укрытой резными тенями крон. Прогретый летним солнцем воздух был пропитан приторно-сладким запахом цветущих пиней. Высоко над деревьями и крышами неторопливо проплывали в разные стороны серебристые стайки "воздушных рыб" - личный транспорт горожан. Торийцы не любили спешить и не любили суетиться. Правители молчали, думая каждый о своём, пока машина везла их в любимый портовый ресторан, где подавали помянутую сангриловую рыбу и любимых вице-королем улиток в сливочном соусе. Не клеилась беседа и за обедом. Всё-таки время и расстояние строят преграды даже между самыми близкими людьми. И уже ничего не значит то, что ты близнец и телепат, что способен услышать родную душу за многие сотни световых лет, ведь время -- утеряно. Жизнь развела безвозвратно по разным дорогам и для каждого нашла свои условия. Выросли мальчишки, подкладывавшие в суп любимой тетушке синих миног, от которых как минимум дней на пять синело лицо. Не гоняли больше на гидроциклах тайком от старших. Не сбегали от сотен нужных и не очень правил дворцовой жизни. И волосы одного успела пеплом присыпать первая седина...
Но всё же вихрь бесконечного "а помнишь?" поймал и закружил обоих, стоило только скрыться от посторонних глаз в самой заросшей части городского парка. Почти настоящий лес пьянил запахами, успокаивал тишиной. И разглаживались нервные морщинки на лице Золотого Журавля, улыбка опасливо заползала на лицо -- не прогонит? Говорил всё больше Эйни, генерал устало слушал. И как будто улеглась, свернувшись кольцами, нависавшая над плечом змеиная тень.
Вечером того же дня на планету тайно спустили Бэкинета. Притихшего полиморфа переправили в научно-исследовательский центр, пообещав извлечь из него всю полезную информацию, а потом отпустить, куда командование прикажет. Командование, разумеется, не собиралось держать на корабле машину, признанную разбитой и списанной. Нельзя было ни возвращать полиморфа в группу, ни тем более, держать его в том же шлюзе. Во-первых, это небезопасно, во-вторых, чужие любопытные носы никто не отменял. В-третьих, такого решения не поймет экипаж. И, наконец, в-четвертых, сам Бэкинет быстро свихнется от бездействия, сидя в тесном шлюзе. Нет, его следовало оставлять на планете, лучше всего -- на Тории, где ему гарантированно обеспечат и работу, и безопасность. Лучше выждать два-три дня, потом наведаться в Центр и спросить, не обнаружили ли ещё что-то новое. Потом спокойно пристроить железного бедолагу и заняться в полную силу подбором кадров для работы на корабле. А пока -- невиданная роскошь! - в распоряжении Лаккомо имелись аж целые сутки на отдых.
Но мысли по-прежнему крутились вокруг вороха предстоящих дел, и даже дворцовая тишина, которую не смели нарушать вышколенные слуги и придворные, не доставляла удовольствия. То ли дело собственный домик на берегу реки близ маленького провинциального городка. Скромный, одноэтажный дом под пологом прозрачного от солнечных лучей леса, увитый зеленью и укрытый настоящей, а не искусственно поддерживаемой тишиной. Жителям городка нет дела до того, кто обитает время от времени в домике с белыми стенами. Лаккомо вздохнул, глядя в потолок дворцовой спальни. В следующий раз он непременно поедет туда сразу же, как только спустится с орбиты. Сперва отдых, а потом уже разговоры с братом на свежую голову. А с другой стороны, какой, к дьеркам, отдых может быть при таких делах?!
Чёрная страшная усталость навалилась такой тяжестью, что вице-король никак не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, искал удобную позу, в конце концов вышвырнул вон почему-то мешающую подушку. Эгоистичный внутренний голос вкрадчиво нашептывал: брось всё, связываться с этим делом -- себе дороже, шею свернешь!
Нет, бросать нельзя. Теперь поздно. Потому что даже не по колено увяз во всём этом, по пояс. Шагни чуть дальше, и по горло засосёт. И ради чего? Ради Родины, где люди начинают перешептываться, а не продался ли их Золотой Щит со всеми потрохами федералам? Ради долга, которым все уши прожужжали с самого детства? Ради любви? К чему?..
"Ради самого процесса" - шепнул пробудившийся в глубине души безликий зверь. Голодный, жадный до азарта. "Ради Игры, в которой непременно нужно выиграть".
Капитан "Стремительного" заснул, забыв снять форму. В открытое окно влетел летний ветер, коснулся встрепанных волос, погладил мягкой лапкой по щеке. В эту ночь, вопреки обыкновению, снились ему не война и не космос, а дом на берегу реки. И кто-то выводил на струнном инструменте одинокую грустную мелодию, сидя на берегу под серебряной ивой.

Утро вышло прескверным. Будил брат, причём, самым мерзким способом -- стучался волнами тревоги прямо в мозг. От такого попросту невозможно не проснуться.
К тому же, дело касалось полиморфа.
"Да когда всё это кончится!" - раздраженно фыркнул Лаккомо, подобрав брошенный с вечера китель и пытаясь придать себе мало-мальски приличный вид. "Имею я право хотя бы дома отоспаться, наконец, или нет?!"
- Под твоим взглядом прислуга скоро летать научится, - заявил король, заметив, что брат не в духе. - Или по потолку бегать, лишь бы тебе на глаза не попадаться. Садись завтракать, авральной спешки дело не требует.
Стол был накрыт в гостиной королевских апартаментов, блюда под салфетками дразнили ароматами свежей выпечки, нескольких сортов сыра и фруктов. Ко всему примешивался царственный аромат свежесваренного кофе. Солнце, щедро льющее свет в высокие окна, играло бликами на чеканной платине сервиза, широкими полотнищами падало на паркет. Воздух мерцал редкими робкими пылинками, чудом удравшими от бдительных горничных с пылесосами.
- Я просил не будить меня хотя бы этим утром, - с мрачной терпеливостью в голое отозвался Лаккомо, опускаясь в своё кресло и наливая кофе. Порой этот чёрный энвильский напиток оставался единственным средством, способным заставить мозг соображать после трех часов сна в сутки. Хорошо если трех. - Что такого вы в нём нашли?
- Ничего срочного, - Эйнаор, одетый по случаю в белый домашний костюм простого кроя, сидел напротив с чашкой травяного чая в ладонях. Он и вовсе не спал всю ночь, вернулся во дворец только с рассветом, посему завтрак у него случился ранний.
- Тогда зачем?
- На большее терпения не хватило.
- Твоего? - королю показалось, или Лаккомо ухмыльнулся?
- И моего тоже, - уклончиво признался Эйнаор.
Лаккомо вздохнул, но промолчал. Несмотря на яркое утро, настроение радужным не было, и завтрак в горло лез с трудом. Вице-король всё-таки заставил себя доесть, и уже через двадцать минут флаер нёс братьев в сторону Торийской Академии Наук. Лучшие менталисты и программисты планеты собрались на экстренный консилиум и со вчерашнего вечера были заняты полиморфом. Эйнаор старательно молчал, не говоря ни слова о результатах раньше времени, и умело глушил даже эхо собственных мыслей. Лаккомо всё больше мрачнел -- молчание брата ему не нравилось.
Громадное многоэтажное здание с резным фасадом из жёлто-серого камня встретило их тишиной -- шли занятия. По дорожкам парка бродила только пара молодых людей, уткнувшихся в толстые конспекты. От них так веяло унынием, что гадать не приходилось: беднягам предстояла пересдача.
Когда-то принцы тоже здесь учились. Порядок был прост -- члены королевского рода тоже граждане своей планеты, а значит, привилегий и поблажек в обучении у них быть не должно. Разумеется, имели место быть и частные занятия, но на большинство лекций братья смолоду ходили, как обычные студенты. И экзамены тоже сдавали на общих основаниях. Лаккомо до сих пор с ужасом вспоминал выпускной экзамен и полный амфитеатр преподавателей всех мастей. Каждый студент входил в амфитеатр лектория в одиночку и должен был быть готов ответить на любые вопросы. Любые! Это означало, что кто-то мог попросить вывести теорему Эйселя о "тождественном равенстве компонентов в проекциях многомерных функций", а кто-то лукаво поинтересоваться: "а знаете ли вы, молодой та'рэей, почему вы обязаны были прийти в такой замысловатой униформе?". Зато после такого испытания успевший покраснеть, побелеть и сменить на лице ещё несколько разных оттенков студент осознавал, что ничего хуже в его жизни быть просто не может и успокаивался перед действительно серьезными заданиями.
Ностальгия по тем временам на несколько минут накатила и схлынула, оставив после себя привкус книжной пыли и воспоминания об испещренных данными экранах личных планшетов...
Эйнаор провёл брата вниз, на территорию исследовательского центра, обсновавшегося много лет назад в подвалах под Академией. Лаккомо и представить себе не мог, что небольшая группа учёных, занимавшаяся разработками на основе проектов Джаспера Крэта, давно расширила свои владений далеко за пределы Академии вширь и вглубь.
Бэкинета поместили в один из дальних залов. Пришлось минут пять тащиться туда на лифте, а потом пешком. По словам служащих коридоры оказались достаточно велики, чтобы полиморф прошёл по ним на своих двоих, как человек, что немало удивило, прежде всего, его самого. Перед глазами вице-короля ярко встала картинка: вертящая шипастой головой антропоморфная машина медленно шагает в окружении сдержанного персонала. Что-то в этом образе насторожило Лаккомо.
И только войдя в зал, он понял, что.
Виновник суматохи лежал в углу лаборатории, опутанный кабелями как паутиной, с частично снятой броней, оголяющей пластичный полиаркон нутра. Он снова походил на побитую собаку.
И его колотила мелкая дрожь.
Если бы Лаккомо не видел сейчас собственными глазами, как дрожат лопасти винтов и сегменты брони -- он не поверил бы. Но полиморф дрожал и норовил сжаться в комок понезаметнее.
- Что вы с ним сделали? - тихо спросил вице-король, не обращаясь ни к кому конкретно.
Люди в стерильных комбинезонах притихли. Секунду назад они носились, пытаясь привести полиморфа в порядок, и изображали активную работу за терминалами, но замерли, услышав змеиное шипение. Только несколько человек не повернули голов от экранов -- они следили за показателями Сердца.
- Ничего особенного, - как можно спокойнее ответил Эйнаор. Холодный взгляд короля хлестнул персонал, люди спешно вернулись к работе. - Полная проверка на жучки, смена идентификационных кодов, считывание носителей информации....
- Я же выдал тебе весь пакет его данных, - с едва заметным негодованием прервал Лаккомо.
- Да, но вдруг что-то было упущено? Затем вопросы, проверка активности Сердца и параметров психики, а в заключение, мы забрались к нему в кристалл и просканировали память напрямую. После чего он стал вести себя вот так, - король повёл ладонью в сторону досмерти запуганного полиморфа.
Жалости в его голосе не звучало ни крупицы. Да, материал, да, живой. Сколько раз процедуру пси-сканирования проделывали с людьми -- и ничего. Случалось, что кто-то реагировал болезненно и потом долго успокаивался как после нервного срыва. Но с полиморфом торийские менталисты то ли перестарались, то ли не учли сущей мелочи -- полной машинности подопытного. Человека можно накачать успокоительными. А полиморфа? Персонал пытался придумать способ его успокоить, но, по всей видимости, безуспешно
- Он же свихнется, - Лаккомо поймал общую мысль, тревожно витавшую в воздухе. - Чем вы думали?
Тон брата начинал нервировать короля. Но внешне он оставался спокоен и даже не сменил позы.
- Это было бы крайне нежелательно, - безучастно ответил он. - Работу с ним мы ещё не завершили. Но, я помню, тебе удалось угомонить его у себя. Не мог бы ты...
- Какую ещё работу? - вице-король наконец оторвал взгляд от полиморфа и пронзительно уставился на брата. Его зрачки сузились, лицо застыло.
- Это первая боевая машина федералов, попавшая к нам в руки. Мы должны полностью изучить все её параметры, сравнить и узнать из чего она состоит вплоть до последнего винтика, последней нейроцепи, - Эйнаор был непоколебим.
- Сравнить -- с чем? - чеканя каждое слово, спросил Лаккомо.
- Пойдем в соседний зал. Покажу кое-что.
На самом деле Эйнаору не хотелось вести брата на экскурсию, но деваться было некуда. Да и демонстрировать посторонним назревающий спор -- тоже не дело. Он взял вице-короля за локоть и увлек его в дальнюю дверь. То, что разыгралось за ней, впоследствии осталось тайной и было забыто даже братьями.
Очень уж явно поднял в том разговоре голову голодный азартный зверь...
- Ты... идиот!
Пожалуй это было самое мягкое из всего, что высказал Золотой Журавль за последние несколько минут.
- Дай мне объяснить.
- Что объяснить? Это? Я не слепой.
Рука обвиняюще метнулась к стойкам с полусобранными полиморфами. Вдоль стен зала в захватах и блоках подпитки громоздились полиарконовые оболочки. Где-то на станках под механизмами сборки лежали запчасти манипуляторов. У некоторых машин отсутствовали головы -- видимо, работы над сенсорами ещё не закончились и велись в другом помещении.
- Ты не хочешь меня выслушать.
- А ты хоть понимаешь, что натворил?!
- Нет.
На минуту повисло молчание. Тяжёлое и злое.
А потом он перешёл на Старый язык. Обычно мягкий голос Лаккомо соскользнул в злое шипение. В который раз за день? Чужой голос. Чужие движения. Чужой взгляд. Зрачки расширились, как это уже бывало не раз, фразы больно впивались в мозг, оставаясь внятными лишь инстинкту, разлетались в голове гулким эхом... Эйнаор запоздало выставил ментальную защиту, вообразив между собой и братом зеркальную стену. Но голову словно пробили колом и теперь выкорчевывали мозг изнутри. Держаться. Надо просто удержаться...
Зрение плыло, не осталось ничего, кроме мертвенно белого пятна с чёрными провалами глаз. Освещение в цехе не давало теней. Но Эйнаору казалось, что она есть -- непомерно огромная, безглазая, безликая.
Скрипнул помятой броней ближайший манипулятор на станке. С какого то стола с грохотом упал оставленный на краю инструмент.
В голове гудело и выло. Хотелось сбежать к дьеркам подальше, да хоть бы под их защиту, лишь бы уйти от разъяренного брата.
Держать защиту...
Свистнуло, словно по воздуху стегнул длинный хлыст или хвост...
...и начало затихать.
Боль неохотно отпускала голову. Лаккомо медленно и трудно брал себя под контроль, вспомнив о последствиях. По вискам его струилась испарина, глаза всё ещё смотрели нездешне. Но это, вне всяких сомнений, снова был он.
- Ты. Не должен был. Строить. Полиморфов, - раздельно и с трудом, словно высекая каждое слово по камню, произнес вице-король.
- Объясни почему, - вымученно спросил Эйнаор. Огромных усилий ему стоила сдержанная спокойная речь. Не впервые... Бывает. Но как же это больно...
- Поздно, - бросил Лаккомо. - Ты уже совершил непоправимое.
"Не объяснит, - через силу понял Эйнаор, потирая виски. - Не видит четкой картины и не может объяснить. Протест инстинкта. Но почему же Даэррек одобрил работу?!"
- Пойми, возможно ты видишь всё не так. Позволь объяснить и выслушай в конце концов.
Лаккомо молчал, стоя напротив, и его простой, злой взгляд без отблеска зверя гулял по недостроенным машинам.
Эйнаор принял это молчание за согласие.
- ...Разработки ведутся последние пять лет, с тех пор как мы обнаружили, что военных полиморфов стали штамповать в Федерации. Я отдал распоряжение разморозить проект и усовершенствовать его под наши нужды. У нас есть всё. Материал, оболочка искусственного интеллекта, камни для Сердец, даже первые добровольцы. Но я хочу, чтоб ты понимал -- я не позволю ни одному торийцу сесть в кристалл без видимой нужды до тех пор, пока мы не узнаем, как извлекать сознания обратно в тело.
Но король неба не желал ничего слушать. Вчерашнюю откровенность он не забыл, и оттого машины отечественного производства ударили ещё больнее. В голове новость не укладывалась. Торчала костью поперек глотки и мешала. Докатились. Полиморфы -- на Тории!
Эйнаор несколько раз пытался донести до Лаккомо разницу между машинами. Но у Лаккомо будто аллергия на полиморфов развилась. Он и от слова-то кривился так, будто несвежий лимон проглотил. Но в конце концов привычная внимательность победила, вице-король вслушался в пояснения брата и более-менее остыл. Или нашёл во всём этом пользу, что вероятнее.
- Для этого вам нужен всеми задерганный несчастный капрал?
Проснувшаяся вдруг заботливость Эйнаора удивляла. То брат склонен к радикальным методам и разбирается с врагами с применением тактических ядерных боеприпасов, а то, вот как сейчас, привязался к одной машине, будто свет клином на ней сошёлся. Всего лишь забытый всеми и никому не нужный... даже не человек. Полиморф. Эйнаор бы ещё понял, если бы на месте этого капрала оказался кто-то из членов экипажа "Стремительного". Их-то Лаккомо знал, как облупленных, и за каждого готов был глотки рвать до победного. Но кто-то чужой...
- Нам нужен любой военный полиморф, - наконец сдался Эйнаор.
Вице-король, правда, понял эту фразу как настойчивую поправку к своим словам.
- Твои методы сгубят человека в кристалле окончательно, - шикнул он на брата.
- Он уже не жилец! - закатил глаза к потолку монарх. - Куда ты пообещал его засунуть? На стройку в колонии? Думаешь, много радости доживать там?
- Вашими методами здесь всё равно не справиться.
- Почему же?
- Я знаю.
Конец игры. Эйнаор привык, что если Лаккомо прибегает к этому последнему аргументу, то спор можно завершать. Дальнейшие слова будут лишь бесполезным сотрясением воздуха. Впрочем, как и действия, вызвавшие этот спор.
- ...Может быть ты тогда знаешь и другой метод? - зашёл с другой стороны король. Немного язвительно, но Лаккомо тон проигнорировал.
- Пока нет. Придумаю -- доложусь. Но пока ещё это мой солдат и подчиненный, а значит, распоряжаться им я имею полное право. Прикажи своим сворачиваться, вы узнали, что хотели, а я забираю полиморфа в колонию.
Король не сдержался, выругался. Непоколебимость логики добивала. В конце концов Эйнаор прогнал раздражение. "Не сейчас, так потом сдашь. Не этого -- так другого. Надо будет -- сам добуду".
- ...Неужели ты уперся только из-за этих тайных разработок? - в сердцах спросил король, не надеясь на ответ.
- Нет. Просто я знаю, каково воину чувствовать себя подопытным.
Эйнаор ошибся. Впоследствии они не получили от вице-короля больше ни одного военного для исследований.

Последнее, что сказал Лаккомо брату в дверях цеха -- повторный приказ немедленно собрать полиморфа и доставить обратно на корабль. Как быстро, какими средствами -- вице-короля уже не волновало. Не взглянув больше на Бэкинета, он покинул Академию с непроницаемой маской на лице. Настроение было испорчено окончательно, с трудом ожившее вновь тёплое отношение к брату -- тоже. И дело было даже не в ошибке персонала, не в полиморфе. Какого дьерка он ему вообще сдался? Что он, трясущихся от боли и страха солдат не повидал за всю жизнь? Повидал. И использовал не меньше. И жалко не было, потому что у каждого своё назначение. Нет, тут дело было в другом. В самом принципе, в подходе. Лаккомо просто не мог простить брату скрытности, тем более в делах родины. И это самоволие, авантюры втихаря от самого близкого, вроде бы, человека -- выводило из себя.
Расчётливый разум искал причины таких действий и находил их, оправдывал Эйнаора. Всё-таки брат был прав и, желая сохранить тайну, действительно не должен был выпускать её за пределы планеты -- а значит, не должен был и говорить Лаккомо. Но в ответ на доводы разума протестовала душа -- билась в клетке и выла от предательства...
Эйнаор вернулся после разговора к полиморфу, несмотря на раскалывающуюся от боли голову. Когда Бэкинета отключили от аппаратуры, то обнаружилось, что его Сердце пошло глубокой трещиной до середины. Было ли это результатом нагрузки пси-сканирования или нейролит треснул в последнем бою -- никто не знал. Но после работы менталистов общительный капрал теперь отказывался говорить. Заподозрили даже обрыв цепей голосового модуля, но он был в порядке. Замученный полиморф молчал, не издавая даже гудения, и безропотно подчинялся любому приказу.
Это было последней каплей для короля. Он сорвал злость на персонале и менталистах, высказав за неумелое обращение с техникой. Досталось всем. А Его Величество теперь вовсе не знал, как помириться с братом, если даже не может вернуть ему адекватного полиморфа. И надо же было поругаться из-за такой ерунды...
А вдруг он остынет? Обдумает все принятые Эйнаором решения? Поймет? Больше короля ничто не заботило в ту минуту. Даже мировые проблемы поблекли и стали казаться никчемными и мелкими в сравнении со ссорой. Какие войны, какие интриги, какие масштабные планы, если болтающаяся в дальнем космосе вторая половинка будет огрызаться и недоверчиво шипеть на каждое не так сказанное слово? Катилось бы оно всё к дьеркам с таким раскладом....
А Лаккомо шёл пешком по улице, не обращая ни на кого внимания. Постепенно уходил гнев. Ветер приглушил душевную боль, а трезвый расчёт вновь победил, найдя всему своё оправдание. Снова угасли эмоции и были забиты ещё глубже в сознание.
Тишина. Спокойствие...
А что если когда-нибудь чувства будут загнаны настолько глубоко, что вызвать их уже не получится? Что если с каждым таким ударом, с каждой новой болью всё меньше и меньше будет оставаться в душе простых человеческих чувств? Что если жизнь придётся мерить лишь понятиями выгоды и пользы? Чем тогда он сам будет отличаться от машины?.. Тем более, что даже машины нынче испытывают чувства.
Сам не замечая как, Лаккомо давно шёл известным маршрутом.
Хотелось выговориться. Нет, не так... Выругаться. Грязно и со вкусом, как дельцы из притонов контрабандной столицы Дмарка. Он слишком устал, чтобы оставались силы держаться и говорить спокойным тоном. Полиморфы стали последней каплей, от которой мозг начал попросту идти вразнос. И если как следует хорошенько не высказаться обо всём... не выругаться на весь свет... Да только брат не сумеет сдержать подобный удар. Никогда не мог.
Нога в форменном ботинке ступила на знакомый жёлтый мостик, и Лаккомо очнулся от размышлений, увидев своё отражение в воде через металлическую вязь перил.
Рука привычно отвела в сторону невидимую завесу, и Золотой Журавль перешёл поток, отделяя себя от внешнего мира.
Ветер гулял в стенах Святилища, перебирая розовые листья священных деревьев. В распахнутые настежь окна в куполообразном потолке струился почти осязаемый во влажном воздухе древнего чертога свет. Протяни руку -- и поймаешь тончайший нежный шёлк. Мелкие насекомые, пролетая сквозь столбы света, блестели перламутровыми крыльями. Едва слышно журчала вода в канавке, опоясывавшей зал, и в рукотворном озере в центре. Солнце, отражаясь в зеркальной поверхности, бросало причудливые блики на высокий купол и стены. Храм дышал. Молчал. Ждал.
Исток сегодня был спокоен. Широкий, толщиной в пять обхватов столб нежно-лазурного, почти белого света размеренно лился вверх из толщи воды в центре зала. Сложно сказать, почему Лаккомо решил, что свет сегодня сочился "размеренно". Он и сам не мог объяснить себе, почему в голову пришло именно это слово. В нем жило стойкое чувство, что Исток смеётся над ним, стремясь в вышину ровным, гладким потоком. В противовес вынужденной сдержанности Журавля. Штиль -- в ответ на сгущающиеся грозовые тучи.
С каждой минутой он начинал всё ярче слышать, о чём поет Исток. И как всегда -- старательно гнал эти песни прочь.
"Не хочу. Не буду. Отпусти", - мысленно твердил вице-король. И накатывающее наваждение отступало, пряталось. Вот только с каждым разом отпускало оно всё неохотнее...
- Даэррек.
Сидящий на коленях перед Истоком человек неспешно поднял голову, выходя из медитации, но не повернулся к ученику. На другого гостя он бы не отреагировал вообще.
Лаккомо церемонно поклонился, сложив ладони перед собой особым жестом, и замер в ожидании. Всю жизнь он кланялся только и единственно Учителю.
- Зачем ты пришёл ко мне, ма-тарэй? - лёгким эхом отразился от стен Святилища его мягкий, наполненный теплотой голос.
Как приятно было слышать это обращение. Древнее как мир и неизменное. Лёгкое, домашнее, доброе. Как будто ладонь по голове погладила.
- Мы давно не виделись, - ответил Лаккомо, как положено, не приближаясь без приглашения. - Я решил навестить вас, учитель.
Дрогнул напряженной сталью голос, как несгибаемый клинок. Слишком твёрдый, а потому очень хрупкий. Ох, не такому Даэррек учил своих последних учеников...
Плавно, будто всплывая, мужчина поднялся на ноги, опираясь на шест, и обернулся.
- Ты пришёл не для этого, - без тени сомнения ответил он и бросил свой шест через весь зал прямо в руки Золотому Журавлю. - Защищайся.

Засим конец первой части