|
Как хотите, но романа я из этого сделать не смогу, да и смысла не вижу.
Автобус колесил по старой трассе, временами проваливаясь в ухабы, что заставляло бабок с оханьем хвататься за подпрыгивающие ведра, а меня придерживать лежащий на коленях объемный рюкзак. За окнами величественно прыгали березовые рощи и хвойно-лиственные леса, перемежающиеся полями и крохотными озерцами. Правда, по большей части видел я вовсе не пейзажи, а серо-рыжую башку с трогательно сведенными на макушке ушами. Временами она поворачивалась в мою сторону и улыбалась, показывая белые клыки. Свисавший с сиденья хвост при этом вяло шевелился. Бабки напротив не разделяли собачьего восторга, но так как свободных мест было еще предостаточно, они просто бубнили себе под нос что-то про распоясавшеюся молодежь, живодерни, мыловарение и Сталина.
Мы вышли возле перекрестка, перешли на другую сторону и ступили на узкую хорошо протоптанную тропку. Пес рвался вперед и я спустил его с поводка, чтобы не рисковать получить вывих запястья, вокруг которого была обмотана петля. Осчастливленное животное взяло с место в карьер, подняв облако пыли и вскоре скрылось из виду. Ничего, место здесь безлюдное, пусть бегает. Поймаю ближе к хутору. А в густом горячем воздухе пахло летом: медвяными цветами, травой, хвоей и пряной землей леса. Я неторопливо шагал вперед, наслаждаясь тем, что могу наконец-то отдохнуть от пропитанного бензинными парами и чадом города. Иногда впереди показывался пес, останавливался по-волчьи, боком, смотрел на меня, высунув длинный язык, и, убедившись, что хозяин жив и здоров, мчался обратно в чащу.
Остановившись примерно в километре от хутора, я посвистел псу. Он выбежал на дорогу, увидел в моей руке поводок и замер. Хитрая скотина. Байкал прекрасно знал, что дальше будут дома, возле которых разгуливают откормленные куры и утки, и не желал упускать возможность поохотиться. Я, в свою очередь, знал, что звать его дальше бесполезно, а потому, постояв пару минут, скорчил страдальческую физиономию и медленно осел на землю, вытянув вперед ногу и делая вид, что ужасно ранен. Пес клюнул. Для охотничьей собаки святой долг – спасти своего хозяина. Чем я каждый раз бессовестно пользовался. Байкал, прекратив дурачества, побежал на выручку и был сцапан за ошейник. Я закрутил замочек карабина, поднялся, отряхнул джинсы. Пес укоризненно вздохнул и поплелся рядом.
Старый деревянный забор, до середины закрытый густыми зарослями лебеды, с прошлого года накренился еще сильнее, грозясь обвалиться от первого же прикосновения. Пока я стоял в раздумьях, Байкал, не терзаемый заботой о сохранности сей древности, толкнул калитку передними лапами. Я зажмурился, ожидая звука падения, но древность оказалась на редкость стойкой. Лишь надрывно скрипнула отворенная дверца. Я зашел во двор, поднялся на крыльцо небольшого дома с камышовой крышей, порылся в кармашке рюкзака, достал ключ и вставил его в замочную скважину. Пес, уже успевший обнюхать все, что ему было интересно, с нетерпением топтался рядом, то и дело наступая мне на ноги. Когда я перешагнул через порог, Байкал пронесся мимо, сгинув в комнате, из которой тут же донесся грохот. Дом пах как всегда – бывает такой запах заброшенных домов, сложный, от которого мурашки по телу, со знакомым с детства мерзким ощущением скелета между крышей и потолком. Пройдя через кухню и столовую, я заглянул в комнату – пес повалил тяжелый дубовый табурет. Снял рюкзак, бросил его на кровать, расстегнул молнию, достал бутылку с водой и отправился на кухню в поисках тары под собачью миску.
Пара часов ушли на то, чтобы натаскать дров, растопить печку и принести воды из колодца, наполнив ею пустой бак, умывальник и две кастрюли – поменьше (себе на макароны) и побольше (Байкалу на кашу). Уже вечерело, надо было поужинать, а затем отыскать начальника охотничье-лесничего хозяйства, чтобы договориться о прокате лодки на завтра. Собственно, целью моего визита был не сам хутор, а скифские курганы возле меловых гор. Можно, конечно, было сразу сесть на электричку в городе, а затем пройтись пешком через Дивногорье, но мне хотелось навестить этот старый дом… И хотя страх перед ним прочно засел в сердце с самого детства, но желание побывать здесь, в месте, с которым связано столько ярких и радостных воспоминаний, было сильнее. Дом и хутор – липкий ужас и приключения. Что ж, так оно зачастую и бывает – на чердаке грозу бояться интереснее.
Пес дочиста вылизал миску, похрустел сахарной косточкой и начал тихонько посвистывать носом в прихожей. Я отложил вилку, нехотя поднялся и открыл ему дверь. Выгуляется, а ночью будет дрыхнуть без задних лап. С ним мне здесь гораздо спокойнее. Даже пристальный взгляд ледяных черных глаз кажется не таким ужасным. Байкал не проснется, но во сне вздыбит на загривке жесткую густую шерсть и зарычит, негромко, однако внушительно, прогоняя своим рыком местных призраков.
Я вымыл посуду, закрыл дом и отправился на поиски начальника, а заодно и куда-то запропастившейся псины. Прошел уже почти целый час, но наглая скотина так и не соизволила вернуться с прогулки. Эх, не надо было так легкомысленно отпускать его одного…
Нет, птичье поголовье не пострадало, пострадало осуществление моих планов – начальник с богатырским храпом спал возле крыльца своего дома, а рядом с ним возлежал мой пес. И от обоих несло самогоном. Пустая трехлитровая банка сиротливо валялась на пузатом боку, неподалеку стояла кастрюля. Кто сказал, что собаки на дух не переносят запах спиртного? Наглая ложь. Эта собака спиртное обожала в любом виде и в любом количестве: от некрепкого светлого пива до коньяка. Три литра на двоих. Прекрасно. Значит, животное будет завтра страдать тяжелым похмельем… Байкал отойдет быстрее. Досадливо сплюнув на землю, я отправился спать в холостяцкое начальственное гнездышко. Остаться в том доме одному было выше моих сил.
Наутро пес пил воду кадушками, помятый мужик опохмелялся самогоном. Договориться насчет лодки мне удалось, но придется отплывать не по холодку, а по дневной жаре и возвращаться следующим утром. Заночевать возле кургана под веселый треск костра тоже неплохо. А злобные местные комары пусть подавятся.
Байкал пришел в себя ближе к полудню и приволок мне в зубах пустую миску с намеком на то, что неплохо бы было и подкрепиться. Я слазил в погреб за его кашей, и пока пес трапезничал, собрался в дорогу: пару банок консервов, пачка галет, коробок спичек, термос с горячим чаем, фонарик, нож и два одеяла. Жаль, не взял с собой пенку, просто не рассчитывал на ночевку в полевых условиях. Ну, да ладно, авось не замерзну. Если что возьму себе в качестве грелки пса. Он никогда не откажется поваляться на одеяле под боком у хозяина.
Лодка стояла возле купальных мостков, мерно покачиваясь на мелких речных волнах. Я закинул вещи на дно, распутал узел на толстом канате. Байкал уже сидел возле рюкзака, нетерпеливо перебирая передними лапами. Он любил сплавляться по реке, глядя на рыбу, плескающуюся за бортами. Иногда по-кошачьи пытался поймать ее лапой, но чаще просто громко гавкал.
Весло бесшумно опускалось в воду, я правил лодку через узкие протоки, поросшие по бокам высокими плотно сомкнутыми камышами. Пес сидел ближе к левому борту, сведя на макушке уши и внимательно глядя вниз. Примерно через километр протока расширилась и разветвилась надвое. Я повернул лодку, мельком взглянув на охотника застывшего возле развилки. Вспугнутая стая уток поднялась над рекой с суматошными криками, шумно хлопая тяжелыми крыльями. Раздался выстрел, а затем и синхронный плюх: подстреленный селезень ухнул в камышовую кущу, а выпрыгнувший из лодки Байкал, соответственно, в воду, гребя теперь в сторону добычи. Объяснять собаке, что стрелял вовсе не ее хозяин, было бесполезно. Выстрел был? Был. Попали? Попали. Видел, куда она упала? Видел. Вопрос исчерпан. Сопение и шевеление в зарослях сменилось радостным лаем, а затем смачным хрустом. Селезень был найден. Я тяжело вздохнул и опустился на сиденье. Пес приплыл минут через десять, сжимая в челюстях потрепанную тушку. Я перегнулся, схватил его за ошейник и затянул в лодку. Байкал благодарно отряхнулся, обдав меня брызгами, и выплюнул добычу к моим ногам. Несчастная птица уже успела лишиться головы, обеих лап и одного крыла. В этот момент к нам подплыл охотник. Брезгливо подняв добычу за оставшееся крыло, я перекинул ее законному владельцу. Тот тоже не шибко обрадовался. Собака у него, оказывается, была – рыжий спаниель жался к ногам, опасливо косясь в сторону соперника.
Когда инцидент с уткой был исчерпан, а пес, получив пинка, наконец, успокоился, я продолжил путь, вскоре причалив возле лесистого берега. Припрятав лодку в кустах – здесь ее никто не уведет, и, воздев рюкзак на плечи, взял собаку на поводок. В Дивногорье водятся гадюки, поэтому следует быть поосторожнее.
Тот курган, к которому мне хотелось попасть, находился поодаль от меловых гор, и оказался я там уже тогда, когда заходящее солнце выкрасило горизонт золотисто-алым, расплескав краски на редкие перистые облака. Пока я разводил костер, набрав веток в ближайшем перелеске, пес умудрился где-то изловить суслика и теперь с наслаждением грыз его как большую конфету. Вот уж кто точно нигде не пропадет…
Поужинав консервами с хлебом и чаем, я немного повалялся, глядя на закат и думая о скифах и их обычаях. Потом поднялся, подкинул в костер еще веток и поплелся к кургану. Холм был большим, а вход в него, давно поросший терновым кустарником, оказался почти не виден. Я остановился, задумчиво потрогал колючую ветку, и, вздрогнув, отдернул палец, взглянув на набухшую красную каплю. Байкал, пасшийся рядом, требовательно ткнул меня влажным носом, а затем слизал кровь. Я потрепал его по загривку и осторожно шагнул в прогалину между двумя кустарниками, в сторону едва видневшейся двери. Тихие шаги за спиной заставили вздрогнуть от неожиданности и обернуться. За моей спиной стоял мальчишка лет двенадцати, босой, в простых штанах и рубашке. Байкал вздыбил шерсть и зарычал.
- Фу! – прикрикнул я на пса, и обратился к нежданному гостю, - откуда ты взялся?
- Оттуда, - мальчишка неопределенно махнул рукой в сторону перелеска.
- Один гуляешь?
- Да.
- И родители отпускают?
Он промолчал, лишь зябко передернув плечами.
- Сирота? – догадался я.
Мальчишка кивнул.
- Как тебя зовут?
- Савелий. А тебя?
- Никита.
- Хочешь, садись к костру, - предложил я.
Он принял приглашение, и мы уселись друг напротив друга. Байкал лег рядом со мной, недоверчиво косясь в сторону гостя.
- Будешь консервы с хлебом или чай?
Савелий отрицательно помотал головой.
- Я не голоден.
- С кем же ты живешь?
- С родичами, - коротко ответил он.
Я не стал настаивать на более подробном ответе – мальчишка явно не хотел обсуждать эту тему.
- И не страшно бродить одному по ночам?
Он как-то странно взглянул на меня, и снова не ответил.
- Ясно.
- А зачем тебе в курган? – спросил Савелий.
- Я интересуюсь историей, поэтому хочу посмотреть захоронение.
От цепкого взгляда через огнь мне стало как-то не по себе. Не детский был у него взгляд… Совершенно не детский.
- Не стоить тревожить покой мертвых, - негромко вымолвил он.
- Разве им уже не все равно? – я опустил глаза.
- Там, - мальчика указал на мой хутор, - была война, и многие погибшие на этой войне так и не обрели покоя. Их кости перемешаны с землей, но они не были погребены, и призраки с холодными пустыми глазами бродят неприкаянными, пытаясь выбрать себе пристанище. Ты боишься своего дома и боишься тех глаз, ибо через них проглядывает сама смерть. Так почему ты не боишься идти к тем, кто умер гораздо раньше?
- Как ты? – спросил я, ощущая до боли знакомую волну тягучего ледяного страха. Да, я понял. Теперь понял, кем был мой собеседник.
- Как я, - подтвердил Савелий и поднялся.
Пес вскочил на лапы, оскалился, но мальчишка лишь улыбнулся и попятился в сторону кургана.
- А тебе лучше поспать,- сказал он на прощание, проходя сквозь поросший травой холм.
И страх отступил, уступая место разлившейся по телу приятной сонливости.
Мне снились скифы – Савелий и его старшая сестра. Она танцевала возле костра, и жаркое пламя то взвивалось вверх, то снова опускалось, повинуясь этому танцу.
- Живи, пока живешь! – выкрикнула она. – И не тревожь покой мертвых.
Девушка приблизилась ко мне вплотную, коснулась руки теплой ладонью, и я сжал пальцы, принимая ее подарок.
- Я буду приходить к тебе во снах, - пообещала она. – И расскажу то, что ты хочешь знать.
- Почему вы помогаете мне? – спросил я.
- Ты способен видеть больше, чем другие.
- И это все?
- В тебе течет наша кровь…
Рассветное солнце побилось сквозь сон и вернуло меня в реальность. Костер давно потух, Байкал спал поверх шерстяного одеяла, которым я был заботливо укутан на ночь. Интересно, чья это работа – Савелия или его сестры? Я тряхнул головой, отгоняя видение, и с трудом разжал уже затекшие пальцы; на ладони лежал бронзовый амулет в форме волка с повернутой к хвосту головой. «Сбереги его», - словно наяву услышал я голос скифской девушки, - «он будет защищать тебя от холодных глаз смерти».
_________________
После реинкарнации я стал совсем другим человеком.
|
