Полки книжного червя

Война прокатилась повсюду. Проехалась гусеницами танков, падала с неба снарядами, утопила мир в крови и слезах. Не миновала она и наш небольшой городок… Солдаты ворвались в мой дом, убив почти всех, кто там был. Почти… последнее, что я запомнила, перед тем, как потеряла сознание: цепкие пальцы на своем плече и единственное слово – «puppe».*
Очнулась я уже в госпитале для пленных и после того, как полностью поправилась, была переведена в закрытый лагерь, обнесенный высоким забором с пущенной поверху проволокой под напряжением. На территории лагеря помимо госпиталя и столовой находилось еще несколько двух- и трехэтажных зданий и одно пятиэтажное, в форме цилиндра, с высокими потолками. Что было в тех других строениях – я не знаю, меня поселили в «цилиндре», выделив небольшую уютную комнатку на первом этаже. Около недели я провела взаперти. Три раза в день приходил какой-то молчаливый мужчина, который приносил еду, иногда заглядывал знакомый доктор из госпиталя, расспрашивал о самочувствии, давал лекарства и снова уходил, а на седьмой день в моей комнате появился незнакомец с короткими черными волосами, смешными маленькими усами и приятной мягкой улыбкой. Он вошел, по-хозяйски присев на край кровати и сложил на коленях руки.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил мужчина.
- Нормально, - мне и в самом деле было не хорошо, но и не плохо.
Он кивнул.
- Как тебя зовут?
- Я не помню.
- А что ты помнишь?
- Немецких солдат, стрельбу, запах дыма, крики и кровь на полу и на стенах.
Незнакомец не ответил, но смотрел на меня с пристальным вниманием.
- Я буду звать тебя Грау, - сказал он.
- Грау значит «серый», - немного помедлив, ответила я. – Почему?
- В тебе просыпается интерес, это хорошо, - улыбнулся мужчина. – А меня зовут Адольф. Знаешь, что это означает?
- Благородный волк.
- Правильно. Ты любишь волков?
- Да. Люблю, - в памяти всплыл лес, луна и силуэты зверей, мелькающие среди деревьев.
- У меня есть один, ручной. Его зовут Куно. Хочешь послушать, как он поет?
- Хочу.
- Тогда я пришлю за тобой сегодня вечером. Надеюсь, ты не будешь творить глупости? – взгляд Адольфа стал жестче.
- Нет, - ответила я.
- Вот и молодец. Я попрошу доктора больше не давать тебе тех лекарств. Думаю, пора начинать другую жизнь, - мужчина поднялся.
- Что вы со мной сделаете? – спросила я.
- Будет видно со временем, - ответил он, шагая за порог.
Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ.

Вечером, как и было обещано, за мной пришла охрана и отвела на последний этаж здания. Я встала возле ограждения и перегнувшись через перила посмотрела вниз – все этажи шли со сквозной пустотой в центре, обвиваясь по кругу лестницей. Затем я подняла голову – под куполообразной крышей на широком тросе висел прозрачный шар метров пяти в диаметре.
- Что это? – невольно вырвалось у меня.
- Луна, - раздался сбоку знакомый голос.
Я обернулась и увидела Адольфа, возле ног которого сидел здоровый лохматый волк. Он слегка приподнял голову, поводил носом, раздув ноздри и оскалил в усмешке крепкие белые клыки.
- Грау, это Куно. Куно – это Грау, - представил нас друг другу мужчина.
Пока мы с волком смотрели друг на друга, помещение потихоньку заполнилось людьми в офицерских формах.
- Мой фюрер, все готово, - негромко доложил подошедший парень из охраны.
- Хорошо, можно начинать, - ответил Адольф. – Грау, ты оставайся рядом со мной.
Я молча кивнула.
- Куно!
Волк неторопливо потрусил к квадратному возвышению возле ограждения и затем, взвившись в прыжке, бесшумно приземлился на лапы, а после сел, свесив сбоку хвост. Потушили свет, погрузив площадку в непроглядную тьму, а через некоторое время шар под потолком начал переливаться блеклыми искорками, постепенно затягиваясь ими полностью. И, как сказал Адольф, вскоре действительно стал похож на луну. Куно перебрал на месте передними лапами, задрал вверх морду, прикрыл желтые глаза и запел. Сначала тихо, будто бы неуверенно, но затем все громче и протяжнее. Люди молчали, слушая пробирающий до мозга костей волчий вой…
А ночью мне снились по-человечески умные глаза Куно.

Через несколько дней меня стали выпускать во двор, но не одну, в сопровождении охраны и только в определенное время по вечерам. Фюрер уехал. Война не терпела отлагательств, и в «цилиндре» начали говорить о возможном поражении из-за русских. А ближе к концу второй недели плена ко мне пришел новый парень, которого я раньше не видела. Типичный ариец – высокий, мускулистый, голубоглазый, с золотистыми волосами.
- Я Хайнц, - объявил он с порога. – Меня прислали присматривать за тобой. А ты?
- Грау, - пожала плечами я.
- Это что за имя такое? – удивился парень.
- Меня так Адольф назвал.
- А-а, - протянул Хайнц слегка нахмурившись. – Фюрер любит разные сакральные штучки. Меня он вообще прозвал Herr der Wolfe.**
- Забавно, - улыбнулась я.
- Ты очень красивая, - взгляд голубых глаз был серьезным.
- Ты тоже ничего. Кстати, Хайнц, кто такие «куклы»?
Парень поджал губы.
- Скажи, - попросила я.
- Он хочет, чтобы ты стала куклой?
- Адольф? Нет, наверное. По крайней мере, ничего такого не говорил.
- Я спрошу у него.
- А тебе можно?
- Мне – да, - Хайнц взглянул на часы. – Извини, пора идти. Я загляну сегодня вечером.
- До встречи, - шепнула я.
- До встречи, Серая, - подмигнул парень.

*Puppe – нем. кукла, марионетка
**Herr der Wolfe – нем. повелитель волков

Продолжение следует

Хайнц пришел поздно вечером, держа в руках две бутылки пива и тарелку с сосисками.
- Что-то не так? – спросил он, увидев мою странную улыбку.
- К даме и с пивом, - не удержавшись, фыркнула я.
- Ну, извини, я не слишком люблю вина, - парень поставил на стол бутылки и закуску.
- Еще и пить из горла.
- Прям таки аристократка, - поводил бровями Хайнц.
- Наследственная, - серьезно подтвердила я.
- Ох, простите, фройлян Грау, - церемонно поклонился парень.
- Прощаю, - смилостивилась я. – Откупоривай! Я, если честно, тоже больше люблю пиво.
- Ты ходил к Адольфу? – решилась я на вопрос, сделав пару глотков.
- Да.
- И?
- Ты не станешь куклой. Во всяком случае, если будешь хорошо себя вести.
- Хм…
- А я постараюсь об этом позаботиться, - добавил Хайнц.
- То есть, ты теперь мой надзиратель, - понятливо кивнула я.
- Именно. Кстати, не хочешь завтра прогуляться со мной по городу?
- А разве меня выпустят за территорию лагеря?
- Со мной выпустят, - хмыкнул парень.
- Приглашаешь на свидание? – хмель приятным теплом растекся по телу.
- Вроде того.
- Я согласна.

- Ты все еще спишь?! – разбудил меня с утра донельзя возмущенный голос Хайнца.
Я открыла глаза, щурясь спросонья оглядела возвышающуюся над собой фигуру и потянулась.
- Ну, ты же не сказал, что придешь так рано, - голос был еще хрипловатым.
- Я сказал, что приду утром, - упрекнул он.
- Извини, в ночной рубашке я никуда не пойду, так что придется тебе подождать. Да и вообще, меня сюда привезли в простеньком ситцевом платье…
- У-у… вот об этом я не подумал. Ладно, ты пока умывайся, а я что-нибудь придумаю, - сказал мой надзиратель и покинул комнату, оставив при этом дверь незапертой.
Я усмехнулась про себя – проверяет.
Когда Хайнц вернулся, я ждала его на том же месте. Он подозрительно сузил глаза, но затем улыбнулся.
- На, держи, - на протянутых руках висело легкое изящное платье. Серое, с черными цветами.
- Спасибо, - я переложила подарок на край кровати. – Ты так и будешь здесь стоять?
Парень смутился и вышел в коридор.
А через пятнадцать минут мы шли по широкому двору лагеря.
- Какие странные люди, - тихо вымолвила я, с опаской озираясь на бродивших возле зданий с решетчатыми окнами мужчин и женщин с невыразительными, словно застывшими лицами и деревянной походкой.
- Не смотри на них! – нахмурившись одернул меня Хайнц.
Я послушно уставилась себе под ноги. Возле ворот он показал охранникам пропуск (видимо, формальность, потому что те приветливо кивнули еще издали) и указал на меня:
- Эта девушка со мной.
- Хорошо, гер Крамер.
Мой надзиратель провел меня через кованую дверцу в воротах, подвел к машине и открыл дверцу.
- Садись!
Я залезла в салон и умостилась на мягком сидении.
- До города далеко, пешком идти слишком долго, - пояснил парень, усаживаясь за руль.
Я отвернулась к окну, глядя на дорогу.
- Скажи, тебе действительно все равно, что с тобой происходит? – нарушил воцарившуюся тишину Хайнц.
- С чего ты взял, что мне все равно? – удивилась я.
- Ну… ты все время спокойная, не кричишь, не психуешь, не пытаешься избить охрану и сбежать… Сначала я решил, что это из-за психотропных средств, но теперь даже не знаю, что и думать.
- Я интроверт. Храню все эмоции глубоко внутри.
- Это не слишком полезно для здоровья, - заметил парень.
- А что полезно? – спросила я. – Ударить охранника, чтобы потом быть избитой? Или закатывать истерики, чтобы и дальше пичкали лекарствами?
Хайнц криво ухмыльнулся.
- Да, ты права, Серая. Здесь вести себя тихо гораздо разумнее.
- Я вспомнила своих родных и то, как их убили. Мать, отца, бабушку с дедушкой, младшего брата… И мне очень больно. Но вернуть их я не смогу. И я очень боюсь того, что твой фюрер может в любой момент передумать, и отдать приказ убить меня или сдать на какие-нибудь бесчеловечные опыты.
Он промолчал, но пальцы сжались на руле до побелевших костяшек, а взгляд стал жестким и злым.

Хм, и когда будет продолжение?

Будет, просто процесс идет медленно.

Ну, эт всегда так... Муза она того, не любит поспешать.

Погода с утра была теплой и солнечной, и аккуратный немецкий городок ударил в ноздри тысячами разнообразных запахов. Хайнц поставил свой автомобиль на стоянку, подал мне руку, а затем и вовсе взял под локоть, увлекая за собой в пеструю толпу горожан.
- Давай сначала в кафе, - сказал парень, указывая на вывеску над дубовой дверью. – А то у меня уже желудок скоро бурчать начнет. Не ел ничего с утра.
- Давай, - согласилась я. Мой завтрак тоже должны были принести позже, чем мы уехали.
А после кафе он водил меня по разным улицам и улочкам, показывая местные достопримечательности и рассказывая разные истории. Мне было легко и свободно здесь, в чужой стране, с чужим по сути человеком, и совершенно не хотелось возвращаться назад в лагерь. Хайнц прекрасно видел выражение моего лица, когда мы приблизились к воротам. Он поморщился и прикусил губу, но ничего не сказал.
- Я еще загляну, - пообещал парень на прощание, закрывая на ключ дверь моей персональной тюрьмы.

Я вышла из душа, на ходу вытирая волосы полотенцем. Легкий халатик был накинут поверх голого тела и подвязан широким пояском. Хайнц уже дожидался меня, сидя на краю кровати. Когда я появилась в комнате, он резко поднялся и развернулся в мою сторону. Я невольно попятилась от внезапного чувства опасности. Взгляд голубых глаз с узившимися до точек зрачками был тяжелым и хищным.
- Хайнц, - прошептала я, ощущая, как язык прилипает к пересохшему небу.
Он дернул уголками рта, то ли улыбаясь, то скалясь, и подался вперед. Я прижалась спиной к стене, не в силах шелохнуться, словно загипнотизированный взглядом удава кролик.
- Не надо, - затравленно пискнула я, когда он сорвал с меня халат, и провел ладонью по груди.
Парень, продолжая отмалчиваться, подхватил меня на руки, перенес на постель и уложил на живот, а затем быстро разделся сам и устроился сверху, приподняв меня за талию.
- Не надо, - сдавленно прохрипела я, пытаясь отстраниться.
Хайнц только рыкнул, крепче сжимая пальцы, и в следующий миг я закричала от резкой сильной боли.
Он не отпускал меня, пока не кончил. Я перевернулась набок, отодвигаясь от кровавого пятна на простыне и уткнулась носом уже и в без того мокрую от слез подушку.
- Серая, - тихо окликнул меня парень.
Я не ответила.
- Прости меня, - голос был хриплым, слова давались ему с явным трудом, будто бы гортань приспосабливалась к иным звукам.
- Уходи, - всхлипнула я.
Он попытался коснуться моей щеки, но я сильно ударила его по руке.
- Я… не хотел причинить тебе боль, - виновато вымолвил Хайнц.
- Убир-райся, - прорычала я.
Парень глубоко вздохнул, поднялся, оделся и вышел в коридор. В замке повернулся ключ…
Разумеется, чего еще следовало ожидать? Ясно же, что ни о какой романтике не может быть и речи. Небольшая прелюдия перед жесткой сценой насилия. Я пленница, он надзиратель. Все в порядке вещей. Странно, что этого не сделал кто-нибудь до него… С этими горькими мыслями я погрузилась в тревожный долгий сон.

На следующее утро первой пришла полная пожилая женщина и, не говоря ни слова, сменила постельное белье. Чуть позже принесли завтрак, а еще через час меня навестил знакомый доктор.
- Как самочувствие? – спросил он.
- Нормально, - мрачно буркнула я.
- Ничего не болит?
Я подняла голову и окинула доктора презрительным взглядом.
- Мне надо тебя осмотреть, пойдем в кабинет.
Я поднялась и покорно поплелась следом. Пусть хоть на кусочки режут, уже все равно… Результаты осмотра доктора удовлетворили, после чего меня оставили в покое и гордом одиночестве. Мой надзиратель не показывался – может, не было времени, а может (во что не особо верилось) его терзали угрызения совести. Немного помучившись от невеселых мыслей, я взяла с тумбочки книгу, решив занять остаток дня чтением.
Хайнц объявился ближе к ночи. Помедлив, словно в раздумьях «а стоит ли»? открыл дверь и крадучись вошел в комнату.
- Привет, - негромко вымолвил он, глядя в пол.
Я мельком взглянула на парня и отвернулась.
- Это тебе, - Хайнц протянул шоколадную плитку в красивой обертке. – Горький.
- Решил загладить свою вину конфетой? – проворчала я, но подарок приняла, аккуратно развернув шуршащую обертку.
- Серая, ну не злись на меня, - умоляюще протянул парень. – Я, правда, не хотел…
- Меня не хотел? – скептически уточнила я.
- Нет. Тебя хотел, - ответил он, не поднимая взгляда. – Не хотел, чтобы вышло так… грубо.
- Угу, - не особо поверила я, с наслаждением пережевывая кусочек шоколада. Сладкого хотелось давно и безнадежно, но максимум, что мне здесь давали – сдобу к чаю или кофе.
- Ты меня не простишь,- обреченно высказал Хайнц, присаживаясь на край кровати.
- А тебе, как надзирателю, не все ли равно? – поинтересовалась я, заворачивая оставшиеся полплитки. Про запас.
- Нет, Серая. Не все равно.
- Почему? – осознание того, что он не врет, было неожиданно приятным. Наивная девочка. Он – не твой парень. А ты не его.
- Потому что я хочу, чтобы мы были друзьями, - фраза вышла неловкой, заставив меня фыркнуть.
- Разве друзей насилуют? – сощурилась я.
Хайнц спрятал лицо в ладони. Ситуация выходила донельзя глупой.
- Что мне сделать, чтобы ты меня простила? – спросил он.
Я поднялась, встала напротив него, а затем медленно скинула халат, оставшись обнаженной. Парень поднял голову. Я провела ладонью по его щеке, с удовольствием ощутив, как по его телу прокатилась волна дрожи.
- Если хочешь загладить свою вину, тогда продолжи вчерашнее, - улыбнулась я.
- Ты… сейчас так издеваешься? – хрипло спросил Хайнц.
- Нет. Я серьезно.
Он с шумом втянул воздух и резко поднялся на ноги.
- Как скажешь, моя девочка, - голос надзирателя снова стал больше похож на звериное рычание.

Извините, но в это я совсем не верю.
У девочки убили всю семью, захватили ее для опытов, изнасиловали - а она тут же предлагает "повторить вчерашнее"? Если это искренне, то...
Помню, я читала, какие у немцев времен ВОВ ходили страшилки о "русских Иванах", насилующих всех немецких женщин подряд. (Случай был - одна немка, когда наш солдат зашел в дом, кажется, попросить воды, сама легла и сняла трико.)
Может, и у нас такое бывало, конечно, но, скорее всего, крайне редко.

Я еще не дописала. Девочка была не совсем обычная. Да и Хайнц тоже. У нее было свое восприятие действительности.

Ну-у, в тексте нигде не упоминается, что девушка, тыскыть, из Союза. Может, она полячка. Или француженка, или итальянка, или испанка. Или... или... Хотя поведение странное, согласна. Но вряд ли это привязано к национальности.
Честно говоря, я сперва была уверена, что будет что-то мистическое... А сейчас больше на этакий эротический женский романс смахивает.

Дело не в национальности, а в позиции по отношению к врагу - и вреду, который нанес этот враг. Наши тоже, конечно, причинили некоторые неприятности немцам, но разве это идет в сравнение с тем, что сделали они? (Иллюстрация в моем примере - поведение немки.)

Смахивает. Но я пишу дальше.

Ну-у, опять же, не говорится же, что она советская. Может, вон француженка. Если мну память не изменяет, Франция большую часть времени ВОВ представляла собой марионеточное государство и армия ее сражалась на стороне немцев. И против СССР, и против британских и американских войск. А еще во время оккупации в Париже ломились кинотеатры из-за повышенной посещаемости. Причем, отнюдь не только женщинами.
Так что по поводу отношения к врагу - тоже довольно условно...

В ее случае не условно, а конкретно: она-то сама, со своими близкими, очень пострадала. И какой должен быть шок для девушки: а с нее как с гуся вода.

Так она объяснила, что не видит для себя смысла в истериках. У нее воля к жизни, она видит, что убивать или ставить опыты в ближайшее время над ней не собираются. Надзиратель ей нравится + она видит если не выгоду, то шанс на нее.

Тем более, что ее накачивали таблетками.

- Ты верфольф? – спросила я двумя часами позже, когда мы лежали обнявшись на помятой постели.
- Нет. Вернее, не совсем, - Хайнц уставился в потолок. – Моя мать была вервольфом, а отец человек.
- И где они сейчас?
- Отец в России, на задании, а мать… убили.
- Кто?
- Охотники в лесу, - с горечью усмехнулся он. – Нелепая смерть, правда?
- Ее перепутали с волком?
- Ну да.
- Да уж…
- То есть, ты превращаться не умеешь?
- Нет. Но иногда волчья кровь дает о себе знать.
- Я заметила.
- Серая, а почему ты решила отдаться мне сама? Я думал, что после вчерашнего ты меня сразу вытолкаешь за дверь.
- Я здесь не в том положении, чтобы выталкивать за дверь надзирателя, - хмуро заметила я.
- Ладно. Но все же – почему?
- Может, ты мне нравишься, - таинственно улыбнулась я.
- Как человек или как волк? – поинтересовался парень.
- И то и то. Тем более, раз уж ты сам начал…
- То отчего бы и не продолжить?
- Именно.
- Серая, тебе кто-нибудь говорил, что ты очень странная?
- Да. Все.
- Угу. Тогда… можно я заночую с тобой?
- А не боишься, что кровать узкая и одеяло небольшое?
- Нет, если что, я спихну тебя и буду спать один, - коварно ухмыльнулся Хайнц, демонстративно отбирая у меня край одеяла.
- Укушу! – злобно пообещала я. – Больно.
- Кусай, - парень покорно подставил мне открытую шею.
- Я тебе что – вампир? – возмутилась я, отнимая одеяло обратно.
Он, продолжая нагло ухмыляться, подсунул мне под нос локоть…

Хайнц ушел рано утром и снова пропал на весь день. Я изнывала от тоски и невозможности вырваться на волю. Хотелось выть, и сразу вспомнился Куно, а вслед за ним и его хозяин. Дверь отворилась, я обернулась на звук и хмыкнула – легок на помине!
- Здравствуй, Грау, - поприветствовал меня мужчина.
- Здравствуйте, фюрер, - ответила я, поднимаясь.
- Для тебя я просто Адольф, - мягко улыбнулся он.
Я невольно поежилась. Надеюсь, руки распускать не станет… Фюрер, словно прочитав мои мысли, снова улыбнулся. На сей раз шире.
- Не беспокойся. Я не трону тебя. Во всяком случае так, как ты сейчас подумала.
- А как тронете? – осмелилась я на ехидство.
- Посмотрим, - уклончиво ответил Адольф. И от этого слова по коже пробежали мурашки.
- Хайнц уже заходил? – спросил фюрер, глядя на мое помрачневшее личико.
- Еще нет.
- Ясно. Завтра поедем выбирать тебе платье.
- Зачем? – удивилась я.
- На свадьбу, - ответил Адольф.
- А кто женится? – осторожно полюбопытствовала я.
- Ты! – расхохотался фюрер. - Выходишь замуж.
- За Хайнца? – почти шепотом спросила я, чувствуя, как пол уплывает из-под ног.
Адольф успел вовремя подхватить меня на руки и усадил обратно на кровать.
- А что, у тебя есть иные претенденты?
- Нет…
- Плохо, конечно, что он не удержался, но, с другой стороны, не произойди этого, может, он и не решился на такой шаг.
- Но почему он не сказал об этом мне?! – воскликнула я. – Вроде бы, у девушки положено спрашивать согласия на… - я прикусила язык.
- А ты разве против? – удивился Адольф.
- Нет, но…
- Тогда решено. Свадьба состоится через три дня. Без огласки, разумеется. Но мы отметим. Нашей тесной волчьей стаей, - подмигнул мне фюрер.
Я проводила его взглядом, все еще не в силах подняться и все еще не в силах поверить в то, что это не сон. Хайнц… мой избранный белый волк… решил сделать меня своей женой.

Хайнц постучал в двери личного кабинета фюрера.
- Войдите! – послышалось с той стороны.
Парень вошел, и лохматый волк, мирно лежащий возле стола, поднялся на лапы и неторопливо, с чувством собственной значимости, подошел к парню, ткнувшись мордой ему в ладонь. Хайнц слегка улыбнулся, провел от носа к ушам, а затем потрепал Куно по жесткой шерсти загривка.
- Чего ты хотел? – не отрываясь от чтения бумаг, спросил Адольф.
- Я хотел поговорить о той пленной девушке, - робко начал Хайнц.
- И?
- Я… хочу… взять ее в жены, - запинаясь, вымолвил парень.
Фюрер поднял голову и долго пристально смотрел на своего подчиненного.
- Уверен? – наконец спросил он.
- Да.
- Что ж, пусть будет по-твоему. Ты уже придумал ей имя?
- Да, мой фюрер. Я назову ее Габи.
- Габи Крамер, - задумчиво изрек Адольф. – Звучит неплохо.
- Когда ты хочешь провести церемонию?
- Это решать вам, - с уклончивым почтением ответил парень.
- Тогда, чем раньше, тем лучше. Думаю, дня через три. Устроит?
- Разумеется.
- Я возьму приготовления на себя. За платьем тоже съезжу с ней сам. А ты купи кольца. Желательно, сегодня.
- Хорошо, мой фюрер, - кивнул Хайнц.
Парень покинул кабинет, и волк вернулся на свое место.
- Как думаешь, Куно, будут ли у них волчата? – спросил Адольф, глядя в желтые глаза своего ручного зверя.
Волк в ответ растянул черные губы в клыкастой довольной улыбке.

Свадьба прошла все в том же «цилиндре». На церемонии, кроме жениха, невесты, Адольфа и его волка, присутствовали еще сорок человек: офицеры и особо приближенные к фюреру.
- Это раухтопаз, - сказал Хайнц, надевая мне на палец тонкое колечко с дымчатым камешком в плетеной оправе. У него самого кольцо было с таким же. – Мой самый любимый камень. Считается, что он очищает сознание и приносит удачу своему владельцу.
Я улыбнулась.
- Удача никогда не бывает лишней.
После свадьбы меня переселили на второй этаж к мужу.
- Я иногда уезжаю, - сказал он, - но не больше, чем на неделю. Обычно на день, на два. Запирать тебя здесь никто не станет, можешь ходить по зданию, можешь выходить во двор, но за пределы лагеря тебя по-прежнему выпустят только со мной.
Я кивнула в ответ. Свобода стала не намного шире. Но все же… все же…
Медовый месяц, по большей части, прошел в лагере, и лишь под конец нас отпустили на несколько дней к прибывшему в Германию отцу Хайнца. А по возвращению в «цилиндр» я обнаружила, что моя бывшая тюрьма была снова занята. Адольф позволил мне общаться с новой пленницей – русской девушкой, статной темноволосой красавицей, которую звали Вика.
- Мне не слишком нравится имя Виктория, - призналась она.
Семьи у пленницы не было – погибли много лет назад, и после детского дома девушка пошла работать на фабрику, а вскоре началась война и ее захватили точно так же, как и меня – ворвавшись в дом.
- Тебе не сказали, что собираются делать? – полюбопытствовала я.
- Нет. Приставили надзирателя, какого-то блондина, кормят, выводят во двор, где другие люди гуляют, а потом снова закрывают здесь.
- Ты боишься? – спросила я.
Она задумалась.
- Нет.
- Тебе давали лекарства?
- Да. И сейчас дают. Как привезли, я сопротивлялась, пыталась драться, а потом в меня какую-то дрянь вкололи и все – как отрезало. Ни страха, ни злобы, при этом соображаю, вроде, нормально.
- Вот и у меня так же, - кивнула я. – Значит, насчет лекарств я была права, что они убивают негативные эмоции…
- Я не скажу, что ничего не чувствую, - возразила Вика. – Просто нет отчетливого сильного страха.
- Знаю. К тебе Адольф заходил?
- Гитлер? – удивленно вскинула брови девушка. – Он здесь?
- Да, - смутилась я.
- Нет. Не заходил. Я его не видела, - по красивому лицу пробежала тень.
- Ты ненавидишь его?
- Сейчас – нет.
- А раньше?
- Он убийца. Зверь.
- Да. Убийца, - согласилась я.
- Но ты на него не злишься, - отметила Вика.
- Я хочу уйти отсюда. А если говорить о мести – он и так ее скоро получит. Не от меня. От других.
- Ты провидица? – скептически фыркнула девушка.
- Я… - я осеклась и умолкла.
- Что – ты?
- Ладно, не будем об этом.
Вика пожала плечами. Она тоже хотела на волю и хотела мести. Мне же казалось, что дело не только в препаратах, которые нам давали, но и в самом «цилиндре». Это здание сковывало волю, позволяя управлять как марионеткой. Но нет, о замужестве я не сожалела. Хайнц – это Хайнц. Он повелитель волков.

Еще через неделю Вика сдалась своему надзирателю, повторив нашу с Хайнцем историю, однако жениться при этом они не спешили. То ли Герберт был против, то ли сама девушка, то ли Адольф не дал на брак разрешения.
- Тебя не переселят отсюда? – спросил я.
- Пока нет, - ответила Вика. – Если бы ты знала, как я устала от этого места… Не только от четырех стен вокруг и ничего не деланья, вообще от лагеря и от «цилиндра». Я хочу сбежать отсюда.
- Я тоже хочу на волю, - насупилась я. – Но сбежать в городе от мужа я не могу, а здесь нет шанса вырваться.
Девушка усмехнулась.
- А если будет, ты уйдешь со мной или останешься со своим немцем?
- Я… не знаю.
- Подумай об этом на досуге. И ответь мне. Желательно завтра.
- Что ты задумала? – с тревогой спросила я.
- Не я – Герберт.
- Он хочет помочь тебе сбежать?!
Вика приложила палец к губам.
- Тсс! – сердито шикнула она. – Это должно остаться нашей тайной.
- Я поняла.
- Так что?
- Я отвечу тебе завтра.
- Буду ждать, - хитро улыбнулась подруга по несчастью.
Хайнц вольготно возлежал посреди кровати поверх одеяла, вытянув длинные ноги и заложив руки за голову.
- Наболталась, Серая? – спросил он, заслышав шаги, но даже не повернув голову.
- Угу.
- Что ты ей ответишь?
- А ты уже знаешь? – удивилась я.
- Да. Мы с Гербертом друзья детства. Он делиться со мной всеми секретами. Берт по уши втрескался в эту русскую девчонку и сделает все, чтобы она была счастлива.
- А ты, значит, меня не так сильно любишь? – я плюхнулась рядом с мужем и уткнулась подбородком ему в грудь.
- Сильнее, чем ты думаешь, - не полном серьезе ответил Хайнц.
- А если я тоже хочу на свободу?
- Я знаю, что хочешь. Таким, как ты не место в клетке.
- И?
- А я?
- Я люблю тебя. И хотела бы на волю с тобой.
- Серая, мы не можем сейчас пропасть вместе. Сначала ты.
- А ты?
- А я останусь здесь.
- Почему?
- Так надо.
- Хайнц!
- Так что ты ей ответишь?
Я тяжело вздохнула.
- Я хочу сбежать, - тихо вымолвила я.
- Что же, пусть будет по-твоему, - так же тихо отозвался муж.

- Герберт и Хайнц подогнали во двор бронированную машину, - заговорщическим шепотом сообщила Вика.
- И что нам это даст? – не поняла я.
- Ты обратила внимание на то, какие ворота на выезде?
- Ну.
- Их довольно легко выбить. А бронь выдержит выстрелы, пока мы будем прорываться.
- А..?
- Наши мужики будут отвлекать внутреннюю охрану, - опередила мой вопрос девушка.
- Хорошо.
Во двор мы выбежали одновременно, и почти сразу же наткнулись на двух гуляющих там женщин.
- А может их тоже захватить? – предложила сердобольная Вика. – Давай у них спросим?
Я одернула подругу в тот момент, когда она уже протянула руку к плечу одной из женщин.
- Без толку у них что-либо спрашивать, - поморщилась я. – Это куклы. Не живые и не мертвые. И уже давно не люди. Они жертвы опытов фюрера.
Девушка увидела лицо обернувшейся к нам «куклы», вздрогнула и невольно попятилась.
- Господи, это ужасно, - с отвращением и ужасом прошептала она, глядя на совершенно неживое лицо с пустыми, будто стеклянными глазами.
- Машина, - напомнила я, и Вика, выйдя из ступора, первой побежала к стоящему неподалеку от входа авто.
- Садись! – скомандовала она, прыгая за руль и поворачивая в зажигании ключ.
- Мне страшно, - сказала я, когда мы уже ехали по внутреннему двору.
- Не бойся, подруга! – адреналин и предвкушение свободы придали Вике какой-то инфернальной красоты. – Прорвемся!
Позади раздались выстрелы.
- Из автоматов стреляют, с-суки! – крикнула девушка. – Врешь! Не возьмешь!
До ворот оставалось всего метров десять, когда прицельная очередь прошлась по незащищенным колесам. Машину крутануло на месте, перед глазами промелькнули ворота, здания, а затем и стремительно приближающаяся стена. Боль была настолько сильной, что зазвенело в ушах. Я повернула голову, взглянула на уткнувшуюся в руль подругу и маслянистые пятна темной крови в салоне и провалилась в бездонную тьму.

Хм-м, как-то это... ненатурально несколько выглядит. С потолка взятое решение сбежать, никаких раздумий по поводу побега как такового. И верные фюреру "волки", так быстро согласившиеся на побег своих подруг. С учетом того, что они якобы под лекарством, и потому такие пофигистки, то вот это желание сбежать выглядит немотивированным.