Полки книжного червя

Заскрипели тяжелые створки храмовых ворот, полыхнули золотом, открываясь навстречу каравану. С протяжным криком усталые верблюды входили в благодатную тень. За голубой полоской Нила, далеко в красной пустыне, горячий диск солнца клонился к закату.
Прибывший из Инбу-хеджа молодой жрец снял пыльный платок, скинул сандалии. Омыл в поднесенной чаше бритую голову, и в простой схенти вокруг бедер ступил на террасу.
— Жизнь, здоровье, могущество, Ур-Маа. Да ниспошлют тебе боги долгие дни, чтобы я мог видеть тебя и обнять своими руками!
Великий провидец, опоясанный шкурой леопарда, поднял синие, удивительно ясные глаза.
— В милости Амон-Ра, царя богов! Но видишь, Баст уже не отходит от меня, — погладил он лежащую на коленях мау. Пятнистая красавица сверкнула глазами цвета незрелого крыжовника и снова зажмурилась в чуткой дреме. — Пришло время советоваться с сердцем…
Он шевельнулся высохшим телом на тисовой скамье, золотое ожерелье звякнуло тяжелыми пластинами, стесняя слабую грудь. Взмахнул рукой, отпуская слугу с опахалом.
— Мой бабуин скучает, некому прислуживать за трапезой. Ни печеные журавли, ни рогатые иуа, добытые сворой прирученных львов, не влекут меня. Не голоден ли ты с дороги? У нас еще есть время до заката...
Молодой жрец бросился на колени, протягивая руки:
— Отец!
Обнявшись, они замерли и долго молчали, пока в тростнике у канала не затрубила выпь.
— Я должен рассказать тебе, — старик усадил сына рядом. — Наш предок Нух, праведный и непорочный в роде своем, построил судно из дерева гофер способное пережить потоп и снарядил его для длительного плавания, — он прикрыл глаза и произнес нараспев:
— Спасли его и тех, что на ковчеге, и сделали знамением для миров… — Пригубив воды из ониксовой чаши, он продолжил. — На пятый месяц скитаний бесчисленные стаи мышей расплодились на борту. Голодные — они грызли ковчег, грозя потопить всех. Небесами Нуху ниспосланы были мау, прежде не виданные подле людей. С тех пор мы обриваем брови в дань уважения, когда одна из них уходит в последний путь. Весь срок — два с четвертью луны длится траур, как если бы прощались мы с людьми...
Он задумался, устремившись взглядом в призрачные силуэты гор на горизонте, где кончалось могущество Та-Кем, лишь рассеяные орды нагих дикарей кочевали по красным пескам. Оттуда уже надвигались сумерки, наливались синевой выжженные солнцем тени. Поднялся легкий ветерок — предвестник ночной прохлады. Над блистающей полосой Нила развернулся первый парус, и цепочка ослов потянулась к пристани.
— Наши спутники, — старик положил руку на украшенную скарабеем голову мау, — помогают душам умерших пересечь границу миров. Сопровождают в пути к царству мертвых — темный глубокий и бесконечный дуат Осириса.
— Страшную силу имеют они над нами, — прошептал молодой жрец.
— Власть их иного рода... Смертным ужасом объята душа, проходя вратами, истинная правда. Словно испуганный ребенок, бредет она одиноко во тьме. Но когда рядом мау — заботливый поводырь, провожающий ее на ту сторону, — страх тает, уходит прочь, отворяя сознание дыханию бессмертия.
— Неоценимую услугу даруют они людям, — воскликнул юноша.
— И бесценную, воистину, получают награду! За каждую переведенную душу получит мау еще одну из своих девяти жизней...
Старик замолчал, встречая взглядом надвигающийся мрак.
— Ведь каждая душа — это падший ангел, бессмертная сущность, проигравшая битву. Мир, что был сотворен, не просто разделил небо и землю, он закончил войну. И победители торжествуют — судят и вершат. Я часто ошибался, — провидец вздохнул. — Грешил... И перед лицом вечности смятенно ожидаю, получит ли моя душа прощение.
Сын опустился перед ним на колени.
— Прощай, дитя! — рука отца потянулась и бессильно упала. Он вздрогнул, откинулся на спинку скамьи, глаза его закатились.
Мау вскочил, шерсть на загривке вздыбилась, он зашипел, будто увидел недоступное обычному взору. Молодой жрец замер, затаив дыхание. Ни на миг не сводя светящихся глаз, мау потоптался, сел перед умершим, обвил хвостом лапы и закаменел, застыл недвижимым изваянием. Над горизонтом сверкнула первая звезда — яркий голубой сапфир в пасти звездного Пса, отразилась двояко в бездонных зрачках мау.
— Сотис Великая блистает на небе, и Нил выходит из берегов, — прошептал молодой жрец сквозь слезы.
Влажной пеленой заволокло взор, сквозь слипшиеся ресницы он едва разглядел, как по звездному лучу, прихрамывая уходит отец, а рядом упруго переступает лапами призрачный силуэт мау.
Мгла опустилась на землю, украсилась искрами костров на холмах, в прохладной темноте зашумела ночная жизнь. Лишь на террасе, вознесенной высоко над стенами храма, замерли недвижимо трое перед разверзшейся границей миров.

Шедевриально написано! Браво!




Заскрипели тяжелые створки храмовых ворот, полыхнули золотом, открываясь навстречу каравану. С протяжным(душераздирающим) криком усталые верблюды входили в благодатную тень.
Великий провидец, опоясанный шкурой леопарда, поднял синие, удивительно(пронзительно) ясные глаза.
Пятнистая красавица сверкнула глазами цвета незрелого(недозрелого) крыжовника и снова зажмурилась в чуткой дреме. — Пришло время (по)советоваться с сердцем…

— Я должен рассказать тебе, — старик усадил сына рядом. — Наш предок Нух, праведный и непорочный в роде своем(двусмысленность, в своем роде- штамп, означающий оригинальность), построил судно из дерева гофер способное пережить потоп и снарядил его для длительного плавания, — он прикрыл глаза и произнес нараспев:

Он задумался, устремившись взглядом в призрачные силуэты гор на горизонте, где кончалос(заканчивалось) могущество Та-
— Власть их иного рода... Смертным ужасом объята душа, проходя вратами, истинная правда. Словно испуганный ребенок, бредет она одиноко во тьме. Но когда рядом мау — заботливый поводырь, провожающий ее на ту сторону, — страх тает, уходит прочь, отворяя сознание дыханию бессмертия(очень хорошь!!!).
Молодой жрец замер, затаив дыхание. Ни на миг не сводя светящихся глаз, мау потоптался, сел перед умершим, обвил хвостом лапы и закаменел, застыл(застыв) недвижимым изваянием. Над горизонтом сверкнула первая звезда — яркий голубой сапфир в пасти звездного Пса(очень хорошо!!!), отразилась двояко в бездонных зрачках мау.

Хорошо.
Меня смутила только пара мелочей: растет ли в Египте крыжовник, было ли у египтян поверье о девяти кошачьих жизнях и была ли им известна история Ноаха и ковчега, да еще и еврейское название дерева, из которого он был сделан. Впрочем, все вопросы, кроме первого, можно списать на авторскую вольность... А стиль определенно хорош.

крыжовник: Место произрастания. Распространение.

Растет в сыроватых, тенистых горных лесах Кавказа и в средней полосе европейской части России. Культивируется почти повсеместно.

Но Aтлас может и прав, ведь климат когда-то был совершенно другой и Сахара представляла собой цветущую местность.

Ну, вот чего у египтян определенно не было так это ангелов и понятия "греха".
Да и с соответствием "бессмертной души" египетскому Ка - очень большие нестыковки.

— Ведь каждая душа — это падший ангел, бессмертная сущность, проигравшая битву. Мир, что был сотворен, не просто разделил небо и землю, он закончил войну. И победители торжествуют — судят и вершат. Я часто ошибался, — провидец вздохнул. — Грешил... И перед лицом вечности смятенно ожидаю, получит ли моя душа прощение.

GuasuMorotiAnja, При всех ваших достоинствах вы еще дотошнее меня.

Да-да-да, и это.
ПАДШИХ ангелов вообще выдумали только христиане. У жреца, если присмотреться, тут чисто христианские рассуждения.
Не очень, если учесть, что Египет весь концентрировался вдоль Нила. И крыжовник - в любом случае растение средней полосы.

А если были другие рассуждения, то были бы они интересны читателям, воспитанным на определенных ценностях морали и несущими кодекс чести через всю жизнь?
В Древнем Риме, официально павшем из за распущенности нравов (по версии наших соотечественников) могли быть и другие причины для развала. Но формула, основанная на нашем моральном христиано-иудейском кодексе делает понятным нам падение.
А вполне вероятно, что развал произошел ввиду распрей императоров, нашествию варваров или еще по какой-то неизвестной нам причине. Смотрел фильльм о Каллигуле. Какой чистый был и гуманный человек в начале правления, но болезнь сделала из него изувера.

С моей точки зрения - безусловно. А кого не интересует история морали и религии, тот может не читать. Однако египетский жрец и католический священник не могут мыслить одинаковыми категориями.Неверно. Причин было много, и т.наз. падение нравов - в лучшем случае, одна из них. Скорее уж я бы назвала отказ от изначальных римских ценностей и массовое предоставление гражданства варварам... Впрочем, это Гуасу у нас спец как раз по римской истории, он точнее скажет. В любом случае, искать монетку надо там, где она упала, а не там, где светлее.

С тем же успехом можно спросить - а будут ли интересны подробности египетской кухни читателю, никогда не пробовавшему печеных журавлей или рогатых иуа?

Ответ простой - все зависит от мастерства автора.
И потом - гомеровские сочинения с их чуждыми христианству богами ведь не смущают же никого и вполне себе читаются с интересом.
В данном случае греческий термин в устах египтянина заведомо неуместен - как неряшливое постороннее пятно краски на театральных декорациях

P.S. Про Древний Рим можно, конечно, обстоятельно поговорить, но не здесь - тут все-таки несколько другая страна.

Вы упускаете из вида наррацию, т.е. суперпозицию рассказчика, чтеца (не буду поминать лишний раз термин фокал). Все сравнения и эпитеты - зелень крыжовника, ангелы, теософские доктрины - терминология того, кто излагает вам историю. Упрекать его (меня) в недостаточной аутентичности бессмысленно, таковы принципы литературы. Иначе горьковская "Песнь о соколе" пестрела бы татарскими словечками и понятиями, пронизанными словославием пророку Мухаммеду в конце каждого предложения, "Старуха Изергиль" - потерялась бы в цыганской пестроте представлений о мире, Данко был бы совсем другой - курчавый, в бархатной рубашке навыпуск, серьгой в ухе и ножом в сапоге.
Ладно, Пешков вам не указ, Маркес - фигура куда как авторитетная, предваряет рассказ преамбулой об арабских источниках, которая вовсе не обязывает его скрупулезно сохранять лексику туарегов. Авторы сказок нарушают все мыслимые каноны, да вы бы и не смогли прочитать и десятка страниц из собрания "1000 и одна ночь" без ассимиляции текста к сознанию европейца.
Пусть вам не доступен термин фокал, но понять, кто рассказчик истории - автор или персонаж вы наверняка можете. Тогда все ваши упреки несостоятельны, я не выдаю это за фолклор, не претендую на этнографическую точность, а просто рассказываю вам мою сказку.

Спорно. Но коли это не небрежность, а авторская позиция, - принято.

Не надо выдавать нужду за добродетель!
Такой позицией можно оправдать сколь угодно корявый и изобилующий грамматическими ошибками текст, мотивируя тем, что рассказчик неграмотный, не имеющий чувства стиля и вкуса человек.
Тем более, что ангелы и теософские доктрины это отнюдь НЕ "терминология того, кто излагает вам историю", а ПРЯМАЯ РЕЧЬ ЖРЕЦА.

— Наши спутники, — старик положил руку на украшенную скарабеем голову мау, — помогают душам умерших пересечь границу миров. Сопровождают в пути к царству мертвых — темный глубокий и бесконечный дуат Осириса.

...

— Ведь каждая душа — это падший ангел, бессмертная сущность, проигравшая битву. Мир, что был сотворен, не просто разделил небо и землю, он закончил войну. И победители торжествуют — судят и вершат. Я часто ошибался, — провидец вздохнул. — Грешил... И перед лицом вечности смятенно ожидаю, получит ли моя душа прощение.


P.S. Особо доставляют попытки прикрыться авторитетом великих - типа это "ассимиляция текста к сознанию европейца"



Собственно, в это можно было бы поверить, если б не многочисленные употребления специфически-древнеегипетских слов и названий, для понимания которых среднестатистическому читателю приходится лезть в соответствующие справочники. Какая уж тут ассимиляция!
Так что поздравляю вас, гражданин, соврамши!

P.P.S. Но вообще мы видим точь-в-точь картинку нынешнего рекламно-туристического бизнеса: экскурсовод обещает виды далекой седой древности, для создания колорита сыпет направо и налево незнакомыми терминами, а подсовывает типичный новодел. А чо - пипл же хавает! И можно и дальше вешать лапшу, тьфу, "рассказывать мою сказку"

Как эмоционально))
Вы, Змей-Горыныч, в любимом жанре "пеплум" нарушаете эти принципы изначально. Иначе бы ваши греко-римские стансы изобиловали латинскими словечками, меч повсеместно назывался бы гладиусом, женщина феминой, лево-право были бы синистер и декстра, и вообще достоверности ради следовало писать на языке Овидия.

Ничуть. Это некоторые просто не в курсе общих принципов передачи иноязычных реалий.
Таких, в частности, как : стараться избегать анахронизмов и не употреблять названия пришедшие из совсем чуждых исходному языков.
Исключения составляют слова языка, на котором написано произведение.



А почему не спатой?



Спасибо, что не на языке Талиесина!

Вас обязательно нужно припереть к стенке? Можно не отвечать, это риторическая фигура.

Ага, уже sruchch!!! Интересненько, однако!
Только вот, что мне думается, какой вопрос возникает: а где происходит действие рассказа? В Древнем Египте? А каком, позвольте спросить? В историческом, или, всеж-таки, вымышленном? Собственном авторском? Вот как, например, сравнить историческую дохристианскую Русь и мир "Волкодава" Семеновой.

Павлины говоришь? Ха!

Так вот, продолжая разговор по поводу. Давайте разбирать горе по пунктам.
Сразу оговариваюсь, что излагаю только личную точку зрения и ничего кроме.
Первое (хоть и не самое главное). Крыжовник. Лично я при чтении воспринимала показываемую картинку как бы глазами входящего: - это видит герой. Я-читатель вижу то, что видит он, и погружаюсь в предложенный мне мир. Вы говорите, что я "должна" видеть глазами рассказчика со стороны. Но тогда зачем так старательно и умело организовывать "эффект присутствия"? Скажем, у Гуасу рассказы всегда несколько отстранены (не минус, а стиль), всегда взгляд издали. У Вас тут - нет, Вы меня забросили туда с первых строк, и вдруг - крыжовник! И сразу выбрасывает обратно. Это даже не отстранение, это за шкирку дёрг и на четвереньки шмяк: ыыы, а хде это мы? "Вот те раз - нельзя же так!"
Да кроме того: если это взгляд человека "из отсюда" через некий магический кристалл, человека, у которого зеленые глаза вызывают ассоциации в первую очередь с крыжовником, - то видит он не схенти, а набедренную повязку (или что там), и никак не мау, а кошку. Как бы ни был он сведущ в египетской мифологии - для него она прежде всего кошка, а потом он уже вспомнит, что мау, воплощение богини и т.п. Так что уж или туда, или сюда. Или мы "ныряем" в страну Та-Кемет, где носят схенти, охотятся на иуа, гладят мау и ничего не знают про крыжовник, или мы смотрим издалека на Древний Египет и видим кошек.

Второе же - по поводу падших ангелов и иже с ними. Опять-таки: будь это авторская речь - рассказчику "из отсюда" позволено рассуждать хоть о падших ангелах, хоть о диктатуре пролетариата, где бы ни происходило действие его рассказа. Это само собой. Но у Вас-то не авторская речь, а реплики героя, а герой живет не в тридесятом царстве, а в стране Та-Кемет, которую Вы так тщательно обрисовали. Почему же он, жрец, оперирует понятиями чужих (и еще даже не существующих) религий? Тогда бы уж как-то это обыграть - хоть изумлением собеседника: "Вас ист дас падшие ангелы, и о чем, собссно, речь?" - и ответом жреца, что, дескать, было ему озарение, прозрение и явление, и теперь он точно знает, что к чему. А как само собой разумеющееся - ну не идет оно тут. И суперпозиция рассказчика здесь не помогает - именно потому, что здесь речь героя, человека "оттуда".

К слову. Когда Изергиль рассказывает о себе, там "цыганщины" достаточно. Однако ни Данко, ни Ларра не имеют никакого отношения к цыганам. "Жили в старину на земле одни люди"... Где-то, когда-то, в том же тридесятом царстве. Конечно, и цыгане были когда-то изгнаны со своей земли... но, во-первых, тогда они не были "в бархатной рубашке навыпуск, серьгой в ухе и ножом в сапоге", а во-вторых, и в-главных, история Данко - совершенно определенная отсылка к истории еврейского изгнания, начать хотя бы с ужасно важных "заветов", которые ни в коем случае не должны пропасть. И горящее сердце, за которым все пошли, - это, с одной стороны, напоминание о столпе огненном, а с другой - намек на Теодора Герцля, человека, предложившего "выход из леса" (хотя в то время Горький не знал, что вскоре Герцль умрет именно от сердечного приступа). Горький идеям сионизма очень сочувствовал и вообще интересовался еврейской историей, не знаю уж, почему. Правда, нам об этом в школе, конечно, не рассказывали. Однако, несмотря на всё вышеизложенное, в рассказе это - абстрактный народ, без каких бы то ни было национальных признаков.

Действие всегда происходит в воображаемых мирах, известный роман Кальвино вообще написан от второго лица, где главный герой читатель. На какой горе Прометею клевали печень, в каком лесу погасло сердце Данко, где мы сами странствуем каждую ночь во сне? Нам иногда кажется, что мы знаем ответы, но так ли это.

Айрин, нет никаких картинок, фокуса, кадров - просто я взял вас за руки, коснулся пальцами запястий где бьются роднички пульса, и рассказываю, глядя в глаза. Жаркий ветер дует со стороны пустыни, невдалеке журчит фонтан, скрытый зарослями лавра и цепкого вьюнка, который взбирается вверх по резным столбам беседки к выжженному солнцем небу. Передо мной сидит девочка из племени Левит, коротко стриженная, с большими глазами, которая вздрагивает от прикосновений взрослого мужчины и жадно слушает очередную историю.
За облаками у водопада, где в брызгах рождается радуга, высится замок фей. Люди называют его Фрейн, а сами феи — Faeth Rien. С этими языками вечная путаница, ты ведь и сама знаешь. Во дворе замка устроен чудесный сад с мостиками, террасами и лестницами. Над задумчивым ручейком шепчется аир, серебристые ивы склоняются к самой воде...

Определенный фокал, несобственно-прямая речь, и вы поверите чему угодно - да и какая разница, где растет крыжовник, главное, чтобы он цвел у вас в душе.