|
Две миниатюры на одну тему, но с разных позиций.
Солнце плещет в окна, просвечивая полосатые колонны штор. Утро холодит зябкой свежестью: распахнута дверь, и я выбегаю во двор — там мои друзья, школа, весь мир уходящего понемногу детства. У нас свои пути: проходной двор, дыра в заборе, тропинка по краю заросшего кладбища. Ивы с качелями склоняются над водой, где отражаются небо, облака и золотистая маковка церкви.
Прогудел майский жук. Крупный, неторопливый он уселся прямо на тропинке, складывая крылья. Мы ловили их в спичечные коробки, стряхивая шлепками ладоней по стволам молодых берез, которые теперь окрепли, устремились ввысь, превратившись в настоящую рощу. Мы росли вместе с березками, целовались тут, вырезали имена, еще только готовясь к настоящей взрослой любви.
Война разлеглась между нами. Помнишь, ты говорил: “Я счастлив! Мне переломило ногу бревном, когда мы неумело строили баррикаду. Мне выбили зубы, когда начались первые стычки. Палкой мне рассекли лицо люди с птичьей эмблемой, когда мы уже громили их отряды. Но очнувшись, с радостью узнавал я, что враг разбит и что мы опять наступаем.”
А я говорила: “Ты идиот!” И жуки шуршали настойчиво и неутомимо, высовывая усики в щель коробка.
“Нет, — говорил ты. — Пусть хоть не при нас, а после нас страна будет могучей и великой.”
Мы встречались робкие и неумелые в местах наших детских забав, ловили жуков, сталкиваясь лбами смущенно, спорили — куда нам было идти, где любить? Мы еще не знали многого. Не знали и того, что случится в совсем скором времени.
Ты попал в плен, и когда я нашла тебя в круговерти событий, обтянутый кожей скелет протянул костлявую руку с койки лагерного изолятора. Я уже была на сносях, испугалась, а ты прохрипел:
— Будет страна великой и могучей!
Я ничего не забыла.
Ну вот и пришла. Тебя реабилитировали потом, посмертно. Я трогаю мрамор, где высечено твое имя. Героям слава.
Могла бы наша жизнь быть иной? Сейчас, когда вокруг празднуют окончательную победу, жизнь бьет ключом, грохочут марши и парады, а в море тают силуэты чужих кораблей, — мне хотелось бы жить. И я буду. Ты знаешь, ради кого. Может, ради этого только и стоило жить. А школу я обязательно закончу, обещаю.
Когда раздался звонок Никита еще спал. Лена-Вера завозилась рядом, толкнула локтем, хотя он твердо решил не брать.
— Приехал, — жизнерадостно сообщил в трубку Ваня, конкретный братушка, старший лейтенант службы внешней дзю-до (как шутил он сам), и Никитина крыша. — Рыбки тебе привез, шеф-повар уже колдует. Значит, часиков в семнадцать, сам знаешь где. Баюшки!
Никита уронил голову на подушку и мстительно лягнул сонных близняшек. День начинался неожиданно и слишком рано. Надо завести настоящего секретаря, вместо этих симметричных кобыл.
В пять он прошел сквозь увитую плющом арку «Сим-Сима» и сразу увидел добычливого рыбака. Тот был в своей стихии. Назревал скандал, и Ваня находился в самом центре. Бог войны. Подтянутый, загорелый, коротко стриженый блондин в форме, вызывал возбуждение гостей «стреляющей свадьбы», — такое событие не отменишь, но и старшему лейтенанту не откажешь. Скрытый занавеской рокотал барабан, негромко ныла зурна. Юные бородачи в кроссовках «Ferrari» смотрели вызывающе, расправляя плечи приталенных пиджачков, переговариваясь по-своему.
— Дразните гусей, Иван, — сказал Никита неодобрительно.
— Это мой город, — простецки улыбнулся старший лейтенант. — А гуси, кажется, Рим спасли... Героям слава, — он насмешливо отсалютовал молодоженам бокалом.
Вокруг загомонили, жених вскочил. Иван ухмыльнулся и потянул из-за пазухи нечто длинное, блестящее, с ребристым курком. Никита даже не услышал, а почувствовал, как стихает вокруг, замолкает музыка. Когда пистолет брякнул о стол наступила тишина.
«В сущности, нация получает героев, которых заслуживает», — подумал Никита садясь.
Стремительным коршуном налетел метрдотель. Костлявый, с блестящей лысиной, он стискивал нервными пальцами карту вин, словно конституцию.
— Это недопустимо! — заклекотал он возмущенно. — У нас приличное место...
— Тебе, муха назойливая, в колено выстрелю, — сказал громко Ваня, и вокруг снова воцарилась тишина.
Из глубины ресторана материализовался брюнет в дорогом костюме с фигурой отставного борца. Кавказ исторически брал роль арбитра в непростых ситуациях. Иван неторопливо поднялся навстречу, все замерли. Никита зевнул.
— Здорово, Бабай!
Двое обнялись, коснулись щеками, и вокруг невероятным образом возобновилось течение жизни. Посыл был воспринят окружающими мгновенно и однозначно, азиатские прививки Россия усвоила давно. Никита со вздохом подумал о собственном месте в иерархии современных конкистадоров.
— Оттуда? — спросил Бабай.
Ваня хитро подмигнул. Хранитель пещеры Али-бабы засмеялся, хлопнул по плечу и предложил не забывать друзей. Официанты уже вертелись вокруг, звенела посуда. Музыканты грянули лезгинку.
— Знаете, Иван, — сказал Никита задумчиво, — я с вами попадаю в истории, которые обычным людям представляются сумасшедшим фейерверком. Какой-то мизер вероятности...
— А чего квелый такой? — справился старший лейтенант. — Укатали Сивку бурки-близняшки?
Никита дернул плечом.
— Тревожно что-то... Носится неуловимое в воздухе, зябкий холодок войны и потрясений, — он прищелкнул пальцами, — какое-то звериное беспокойство перед грозой. А такие как вы, — должные стоять на страже, — ослеплены невнятным патриотизмом.
— Погоди! — нахмурился лейтенант. — Я в командировках без счету, пару войн прихватил. Чего тут невнятного? Если твоя жизнь по итогу упирается в деньги, то я служу стране. Даже со всей этой музыкой, — он раздраженно махнул. — Или ты мне конкретно, за честь офицера предъявляешь? Так я ее не марал! Служу Родине, как полагается…
— Патриотизм базируется на экономике. Откуда взяться победам, если на это банально не хватит средств?
— Ага, ты это в деньги перевел, так я отвечу, Хасан! Эй, Хасан! Сколько стоит ваша невеста?
Никита вздрогнул.
— Не надо, Иван, — зашептал он тревожно. — Что вы делаете…
— Этот человек иностранец, — закричал лейтенант, взбираясь на стул. — Он спрашивает, сколько стоят наши невесты и матери. Сколько стоят Родина и свобода. Не дорого ли они обходятся нам?
Никита съежился за столом.
— Но разве мы продаемся, разве наши мужчины торгуют честью?!
Ресторан взревел.
Ваня пальнул в потолок, подхватил со стола бокал.
— Пью за молодых, Россия вперед!
Вокруг завертелся свадебный калейдоскоп, барабан неистовал.
— Кушай рыбку — своя, крымская! — прокричал Иван сквозь грохот праздника и склонился к самому уху:
— Порядок в доме наведем, а ты, Никитушка, потихоньку активы переводи: векселя, фонды, ну сам знаешь. Пора осваивать Черноморскую Жемчужину, Родина зовет. Patria о muerte! Привыкай, патриот…
|
