Site Logo

Полки книжного червя

 
Текущее время: Пт мар 29, 2024 16:10

Часовой пояс: UTC + 3 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 23 ]  На страницу 1, 2  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Сб сен 21, 2013 19:40 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Здесь буду выкладывать рассказы разных авторов - кто может предложить не 10-20, а 1-2-5. Разновсякие. Из них можно будет, думаю, подбирать в разные тематические сборники.
Наверное, пока без опроса?

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Сб сен 21, 2013 19:42 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Маленькая Лошадка

Джек, Лис и барсучья нора.

посвящается Малышу-27,
которому она обещана


Друзья мои, разрешите поведать вам одну грустную, но поучительную историю о том, как…
Хотя нет.
Давайте, вы увидите всё сами. Итак:


Однажды Лис сказал себе: «Хватит!» - и пошел искать новую нору.
«Сколько можно? - сердито рассуждал про себя лесной хищник. - Это просто невыносимо! Люди нынче совсем обнаглели, понастроили своих домишек почти у самого входа!»
Ну сами посудите: разве две мили до трепальной фабрики и поселка – это расстояние для уважающего себя Лиса? Нет и нет! Слишком близко от их суеты, коз и куриц.
«И ружей, об этом тоже забывать не стоит, - сварливо добавил он про себя. - Нет уж, не надо нам их куриц. Ну вот что за удовольствие поедать то же самое, что и тысячи персон вокруг тебя? То ли дело крольчонок… или птенцы дрозда…» Незаметно для себя он облизнулся и потрусил дальше вглубь леса. Ну или хоть мыши! Но не курицы, спасибо, не надо.
Когда он решил остановиться и поискать место для норы, было уже поздно. Покружив по поляне, хищник устроился под корнями поваленной ветром старой сосны. «На худой конец, - решил он, засыпая, - тут и буду жить, углублю немного вон туда, вбок, расширю… Но назад не вернусь!»

Утром первым, на чем остановился сонный взгляд Лиса, был вход в барсучью нору. Почему-то вчера он остался незамеченным. Вход выглядел многообещающе заброшенным, словно хозяин покинул жилище эдак с неделю назад.
«Так-так-так… - подумал Лис. – Все складывается даже лучше, чем я думал».
Однако, будучи зверем, умудренным жизнью, он подкрался к жилищу, постоянно принюхиваясь: вдруг барсук вовсе не ушел? Или нору нашел охотник и порасставил кругом капканов - или, того пуще, разложил приманки с ядом? Пока он настороженно рыскал вокруг, солнце потихоньку всходило, и просыпались беспечные дневные птицы.
Довольный тем, что ничего так и не нашел, Лис уже сунул было длинный нос в нору, как вдруг…
- Чак-тяк-тяк! Что, Л-чис, решил тут поселич-чься? – сорока подпрыгивала на ветке, заливаясь хихиканьем и тараща круглые маленькие глазки. – Ччщиссь… хитрюга Лис! Самый-самый хитрый Лис!!! Чак-тя-тяк! Хор-рочщее жиличче! Чааа!..
Безумное веселье обуяло собравшихся пернатых сплетников. Прижав уши, чтобы заглушить щебет, свист и чак-тяканье, Лис тяжелым недобрым взглядов следил за их торжеством. Больше, чем куриц и ружья, он не любил только смех над ним самим…
- Чак-чак, Лис разве не говорил со старым Барсуком, который?..
Но закончить свою речь сорока не успела - с истошным чаканьем она метнулась в сторону, оставив в пасти довольного Лиса два роскошных, отливающих зеленью черных длинных хвостовых пера.
- Пшли отсюда, твари несъедобные! – фыркнул он, демонстративно выплюнув перья перед входом в нору. – И чтоб духу вашего здесь не было!
- Чаак… - Сорока махнула остатками хвоста и, насмешливо кося глазом, почесала клювом пухлое белое пузо. – Ч-что ж, удач-ччи! Хитрый умный Лис!
И она улетела прочь, заливаясь злорадным хохотом и от этого едва не врезаясь в деревья.
А Лис начал неспешно обустраиваться на новом месте.
Солнце одаривало поляну потоками света и тепла, заставляя одну за другой вызревать большущие ягоды малины, так что едва очередная ягодина наливалась отчаянно сладким соком и тяжелела, она наклоняла тонкую веточку и оказывалась прямо перед носом хозяина Барсучьей норы, когда он по утрам высовывал морду наружу. Вкусно…
Так все и шло, мирно, славно и размеренно. Целых две недели шло, Лис уже почувствовал, как округляются бока, как вдруг…
В одно светлое, ничего не предвещающее утро, поближе к полудню…
Когда он плотно подзакусил одной толстой мышью и половинкой второй и лег вздремнуть на припеке…

Послышался частый топот, словно приближалась маленькая, но ужасно тяжелая и упрямая лошадка. Лис навострил уши и недоуменно причмокнул, не просыпаясь. В его сне съеденная позавчера куропатка отрастила рога и копыта и ухмыльнулась ему.
- Привет! – тявкнули ему над ухом, так что оно едва не свернулось в трубочку. – Привет-привет-привет!
- Здравствуй-здравствуй, Ежик Полосатый! Я так рад! Я рад, что ты наконец пришел, что ты тут!!!
И острые зубы вцепились в пушистый лисий хвост.
- А-аааа!!! – разом очнувшись, Лис подпрыгнул изо всех сил и влетел в нору, оставив в зубах чужака как бы не половину хвоста. Вслед ему несся обиженный лай.
- Собака, клянусь первым снегом, - бормотал он, крадучись обходя нору. Судя по запаху, псина успела побывать у каждого входа, но человеком и порохом вроде бы не пахло. На всякий случай быстро доев вторую мышь, Лис осторожно вышел в основной лаз норы и принюхался.
- Ёжииик, - тонко заскулили от входа.
«Очень молодая и глупая собака».

Наконец он выглянул, на всякий случай оскалившись.
На поляне сидел, от нетерпения перебирая лапами, черно-рыжий ягдтерьер.
- Почему ты убегаешь? – обиженно спросил пес, учуяв вернувшуюся лисицу. – Барсук обещал, что ты будешь со мной играть.
- Барсук?
- Да!

Лис поразмыслил минутку, а потом зарычал про себя. Жирная серая ...! Он знал, знал, что лисы любят селиться в старые барсучьи норы. Мерзавец толстозадый.
Зверь взглянул на щенка пристально, так что тот засмущался и отвернул морду.
- Повтори-ка, что сказал тебе Барсук, - коротко велел лис. – И отчего он ушел так быстро?
«И далеко».
- Ведь нора еще не доделана и не обжита как следует. Ну? Кстати, как мне тебя звать?
- Меня называют Джеком, - осклабился щенок во всю пасть. – Понимаешь, ёжик, тут раньше жил такой большой, серый с полосками…
- Барсук.
- Да. И когда я его нашел, я хотел на него как следует поохотиться. Меня ведь учили раньше, прошлый хозяин. Я знаю, как охотиться на птицу и кабана. И еще на лису с барсуком.
Лису пришлось сделать над собой усилие, чтобы промолчать, но он был умным зверем, поэтому удержался.
- Вот как? – только и проворчал он себе под нос. – Ну надо же.
- Но когда я сказал все это, Барсук почему-то совсем не обрадовался. – Джек печально повесил уши. – Тогда я предложил поиграть, в догонялки. И в «прикуси лапу»… Но Барсук ответил, что прямо сейчас он ужасно занят проветриванием норы, и предложил прийти на следующий день, после обеда.
Справа за кустом пробежала полевка, но Лис едва проводил ее шевеленьем уха.
- Так-так, - задумчиво проговорил он. – Что же было дальше?
- Я ушел, потому что и правда было поздно, но вернулся не днем, а утром, и едва успел застать Барсука. Он уходил на север, за новую Гремящую дорогу. Вот тогда-то он и сказал, что играть со мной будет ежик полосатый.
- Хм.
- Я спросил, кто же это и где мне его искать. Старый Барсук посмотрел на нору и сказал, что ежиком станет тот, кто заимеет глупость поселиться на этой поляне после него. И что ноги барсука не будет возле владений Дэвидсонов, уж лучше жить там, где трижды в неделю теперь ползает железный червяк.
То есть, барсук сбежал туда, где заканчивались фермерские земли, туда, где два года назад люди проложили новую Гремящую ветку к трепальным фабрикам.
Лис бывал там, давненько. И знал, что барсук возле дороги наверняка не задержится – настолько плохо там было. Получается, искать его, чтобы разок укусить за жирный зад, было абсолютно бесполезно.
- Значит, можно, да?
- Да. Но в догонялки играть не буду.
- Послушай, а почему ты полосатый, ведь на самом деле ты совсем не полосатый?
Джек сел поудобнее, так что его нос оказался едва не в норе. Маленькие глаза его горели азартом, однако большого ума в них и не намечалось.
«Оно и к лучшему».
- Ну почему же нет? Смотри, сколько на мне полосок: темные полоски на носу, светлые – оторачивают уши, да и горло с грудью - тоже полоса.
- А почему ты ёжик? Ты же не колючий совсем.
Пес подался вперед, заползая в нору.
- А зачем ты ешь фазанов и куриц мистера Хиггинса, ведь он отдает их обычно перекупщику, а вовсе не ёжикам?
- Эм… хороший сегодня денек, правда? – попробовал отвертеться Лис, но у него ничего не вышло.
- А где ты жил, до того как пришел сюда? Там тоже есть фазаны, или только мыши и…
- Джек, послушай, - лис ненавязчиво клацнул зубами перед носом ягдтерьера, но с тем же успехом он мог бы кусать ёлку.

- Джек!
Пес вздрогнул, мигнул словно через силу.
Вокруг было темно и пахло мышиными шкурками. Оказывается, он успел проползти около двух ярдов, задавая вопросы вдогонку отступающему лесному зверю.
- Знаешь, а ты довольно надоедливый щенок, - сказал Лис и все-таки цапнул собаку за обрубок хвоста. Так, для порядка.
- Ты задал мне добрых три десятка вопросов, и, знаешь, я не хочу отвечать почти ни на один из них.
- Но почему?! Мне ведь так интересно…
- Но это не интересно мне. Мы, ёжики, загадочные звери. Могу сказать только, что я пришел издалека.
- Из-за Гремящей дороги?
- За нею я тоже бывал. Поверь, там нет ничего, стоящего внимания. А теперь иди к хозяевам, я устал от тебя и хочу вздремнуть.

Когда через три дня Лис вернулся к своему жилищу, то замер как вкопанный. Потом осторожно выронил в траву задушенного час назад фазана, и тот упал, распластав пестрые крылья.
На его поляне опять кто-то побывал. И не просто побывал.
Лис брезгливо принюхался, прижав уши. Вся земля вокруг входа в нору была истоптана и взрыта, трава смята, а справа, под старой осиной, валялся большой бараний мосол.
Старый Лис его точно узнал – когда-то, в далекой юности, он имел глупость стащить приманку из самодельного браконьерского капкана и, разумеется, попался. В итоге ему удалось выбраться, но два месяца обитания на свалке близ скотобойни – пока заживала раненая лапа – запомнились надолго. Так что кость лис опознал, а вот подходить не спешил.
- Мерзавец! – тявкнул Лис себе под нос и, подхватив фазана, отступил в кусты.
Проклятый пес пометил деревья, и теперь поляна ну просто смердела собакой.
- Придушу маленького ублюдка, как последнюю курицу, - ворчал лис, пробираясь к запасному лазу под насмешливые голоса соек.
- Или он тебя, - заметила одна, пользуясь тем, что пасть зверя была занята птицей пожирнее.

***
Скажи, зачем ты это сделал, пес? – спросил Лис, сверля взглядом щенка.
- Вчера свора мистера Хиггинса убила ёжика, такого же, как ты. Старая Серая сегодня показала мне его лапу – немного же там осталось мяса и шерсти!
- Ах вот оно что…
Лис оглянулся на всякий случай.
- Но они ведь не будут искать ёжиков там, где играю я. Правда? Ведь не будут же?
Пришлось сказать, что возможно – только возможно! – он прав. Хотя помеченные деревья - это все-таки уж слишком. Джек не обратил на его слова никакого внимания, снова начав с рычанием гонять мосол по поляне. Лис лениво поглядывал на него, на всякий случай лежа прямо у входа. Солнце светило все жарче, и он задремал, время от времени привычно поводя ушами.
Разбудил его человеческий голос, который раздался где-то далеко, у самой опушки леса.
Джек, оказывается, успевший закатить кость в колючий куст, подскочил как заяц.
- Ты слышал?! Слышал? Это мальчик, с которым мы дружим, зовет меня. Надо бежать.
Уже уходя, Джек вдруг оглянулся.
- Серая называла того, чьей лапой играли, как-то по-другому. Она не говорила, что свора разорвала ежика, странно, да?

***
Так продолжалось все лето.
Несколько раз Лис тайком заглядывал на ферму, если Джек долго не приходил.
Он видел собак мистера Хиггинса в загонах, там, на дальней стороне поля.
Видел птицу на птичьем дворе и фазанов за оградой, но не пошел за ними – еды в лесу хватало.
Лис видел и старую будку за большим сараем. К ней была прикреплена ржавая, но крепкая цепь, и лис подумал, что не так уж Джек нужен своему другу, как думает. Друзей не забывают у сарая перед пустой миской, а в последние дни лета это случалось всё чаще и чаще.

Лис видел и «друга» - худого мальчика с серыми прямыми волосами. Он, кажется, болел, как это случается с людьми. Кашлял, часто заходил в дом пить порошки, которые разводила для него хозяйка, и совсем редко теперь выходил за ворота фермы.
Несколько раз Лис не выдерживал и приносил свою добычу этому надоедливому псу. В дни, когда мальчик вовсе не показывался из дома и, видимо, был чем-то очень-очень занят, слишком занят, чтобы попросить кого-нибудь позаботиться о Джеке.
Он клал задушенную мышь приятелю к будке, подталкивал ее носом, чтобы раззадорить щенка, но Джек только вилял хвостом в знак приветствия, безотрывно глядя на край окна, выглядывавший из-за угла сарая.

А однажды люди, гостившие на ферме, вдруг собрались и уехали.
Был уже конец августа, на деревьях стали попадаться первые желтые листья.
Свора мистера Хиггинса еще раньше покинула ферму вместе с самим Хиггинсом – приближался сезон охоты. Поэтому лис прошел заграждение, уже совершенно не боясь встретить гончих.
Он хотел еще раз взглянуть на дом, проведать птичьи площадки – может, там остался птенец-другой?..
Но за углом сарая стояла серая от зимних дождей и снега старая будка, а возле нее лежал Джек, прикованный к будке цепью.
Он едва заметил Лиса, положив голову на вытянутые лапы и все так же безотрывно глядя на темное окно.
- Он сказал, что скоро вернется, - наконец проговорил Джек, - обязательно вернется. Мне нужно только дождаться его, и все.
Лис обошел будку кругом, внимательно оглядывая цепь, но звенья были проклепаны надежно.
- Когда люди уехали?
- Вчера утром. Мальчик помахал мне из окна, а потом они вышли из дома и сели в коляску. – Пес мельком глянул на приятеля и снова уставился на дом.
- Но как же…
- Он сказал, чтобы я вел себя хорошо и ждал его.
- Но ведь ферма закрыта, Джек! Я проходил мимо ворот – на них большой замок, и в загонах пусто, а печи не топят второй день. Кого они оставили приглядывать за тобой?
Терьер удивленно поднял голову.
- Приглядывать? Нет, что ты. Мальчик сказал, что он сам вернется. Значит, мне надо быть послушной собакой и просто ждать его.
- Джек, послушай. Цепь хороша, но твой ошейник – он потертый и может лопнуть. Надо только дернуть посильнее. Рядом есть другие фермы, даже станция, там тебя наверняка примут. Ну же! – лис подтолкнул приятеля носом и едва успел увернуться от щелкнувших у горла зубов.
- Не говори так! Если я уйду, как мальчик меня найдет, когда вернется? Хочешь, чтобы я бросил друга? Убирайся.
И маленький черно-рыжий терьер попятился в пыльную будку, свернулся там клубком.

Вернувшись через час или полтора, лис положил возле миски, полной дождевой воды, пару убитых полевок.
- Я приду завтра, слышишь? – сказал он в темноту будки. Однако ему ничего не ответили.
Когда через две недели Лис отогнал от горки разлагающихся мышей и птичек наглую ворону, он не стал подходить ближе и окликать. Зачем?
Лис постоял, как Джек, глядя на окна пустого дома, и ушел в лес.
Однако, когда лис, гоняясь по первому снегу за молодыми глупыми куропатками и голубями, вдруг оказывался в пределах фермы, не раз и не два замечал он вдалеке, в сумерках, старую будку и кого-то, лежащего перед ней.
Позже, темными зимними вечерами, синицы даже видели, как он беседовал с этим кем-то. Но кто верит синицам?

Так прошло три года.

И однажды Лис понял, что ему нужно, ну просто необходимо проведать ферму Дэвидсонов. Он пришел еще засветло, с интересом проследил за тем, что творится во дворе и у дома. Загоны тоже больше не пустовали.
Все-таки он дождался полной темноты, прежде чем подойти к ветхому сараю с просевшей от снега крышей. Двор зарос травой, кое-где даже низкими деревцами, вот и старая будка скрылась в молодых осинках.

- Здравствуй… ёжик, - с еле заметной насмешкой сказали из темноты.
Глаза, с непонятным Лису выражением глядевшие на окно дома, отсвечивали зеленым.
- Ты здесь, - выдохнул Лис, подойдя совсем близко. Ближе, чем он позволял себе зимой. Хотя весь его опыт был сейчас против этого.
- Знаешь, - все так же непонятно проговорил обитатель будки, - мой старый друг, мальчик, вернулся сегодня.
Лис молчал, заранее все зная.

- Он даже не подошел сюда.
Окна закрыли плотными ночными шторами, и во дворе стало совсем темно.
- Весь день и вечер они ходили здесь, играли, смеялись. А он даже не подошел посмотреть.
Лис, наверное, что-то услышал в тихом голосе, потому что немного отступил назад.

- Что толку быть добрым, зверь? Зачем оставаться преданным? Твою преданность обманут, а над доверием посмеются. Вот и все. Эти люди знают только себя.
Тьма у входа в будку шевельнулась, и Лис отвел взгляд.
- Но теперь тебе должно быть без разницы это, - заметил он, сделав еще два шага назад. Вышедший был… неприятен. – Даже я не узнаю больше того доброго щенка, а такой, как сейчас, ты им не нужен.

То, что ступило на землю рядом, двинулось, задев плечом пыльную крышу будки, и она перестала притворяться, будто еще существует.
- Щенка? Щенка, Лис?.. Я полгода был травильной собакой у Хиггинса, и неужели ты думаешь, я не отличал лисиц от ежей? Что ж, это все равно было весело – задавать тебе вопросы.
Сквозь обломки гнилых досок и реек на земле в лунном свете белели кости собаки.

- Бедный Джек так и не дождался своего друга. А что станешь делать ты? Хочешь навредить мальчику и этому дому?
То, что когда-то было ягдтерьером по имени Джек, посмотрело на окно дома. Его больше не загораживал угол сарая, но за стеклами было темно. Люди в доме спали.
- Нет, зверь. Они такие, какие есть, а мальчик… я желаю ему счастья. Собака все равно остается собакой, пусть даже только где-то в глубине души.
Тень развернулась и пошла к ограде фермы, постепенно теряя всякое сходство с псом.

Лис начал отставать, потом сел.
- Куда ты пойдешь, Джек?
- Не зови меня так. Куда-нибудь. Туда, где нет добрых лживых друзей, заботливых хозяев и крепкой цепи, чтобы удержать меня при них. Не ходи за мной, ты мешаешь. Напоминаешь о том, что было.

Лис свернул вправо, потом еще раз. Добежав до бывшей барсучьей норы, он извлек из-под листьев целого зяблика. Половину съел, а оставшееся взял в зубы и поспешил за тем, кто брел сейчас у дальнего поля.
«Я просто иду в том же направлении, вот и все. Так, на всякий случай. Нору все равно пора менять, раз появились люди. Да, именно так. А у меня целая половина зяблика, и мы, кажется, идем на юг, где всегда теплее».
Он понял, что начинает отставать, и прибавил ходу.

«Будь прокляты те, кто забывает друзей…»

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Сб сен 21, 2013 19:45 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Маленькая Лошадка

Здравствуй, крошка

- Ау… - безнадежно повторяла Энн, - кто-нибудь, отзовитесь!
Уже темнело, и ей с каждой минутой становилось все страшнее. А сперва было так весело! Они ехали на ярмарку в Йорк, папа вез подарки дяде Эдварду, который жил в предместьях Йорка и зазвал их наконец к себе в гости.
«Ярмарки бывают не каждый день, вот вы заодно и повеселитесь. Обещают представление на Рыночной площади, а Энн никогда еще не видела фокусников и жонглеров, да и твоя Дженни тоже, я думаю», - писал дядя Эдвард отцу.
И они собрались в дорогу. Папа даже одолжил у соседа повозку покрасивее, с большим верхом и блестящими колесами.
Но ехать оказалось долго и скучно, Энн ни за что бы не согласилась отправиться, если бы только знала, что будет так скучно!

Энн услышала шорохи за спиной, ей показалось еще – семенящие по жухлой листве шаги и злобный смешок. Она бросилась к ближайшему дереву, прижалась к нему спиной, огляделась испуганно. Но вокруг никого не было видно, хотя уже сильно стемнело… Энн всхлипнула.
Она вытерла нос краем накидки и побрела дальше, прихрамывая. Новые башмаки стерли ноги в кровь.
- Будешь знать, Энн, - подражая голосу матери, сказала она себе. – Будешь знать, как убегать от взрослых и прятаться.

И вот они ехали, ехали… а Йорк все не показывался. Потом у мамы закончились сказки, а у папы – терпение, и он остановил повозку за краем дороги, сказав, что они сейчас отдохнут, а он накормит лошадь. А если Энн будет и дальше капризничать, то, может, даже и напоит. И к дядюшке они двинутся не раньше, чем она извинится за плохое поведение.
«Ведь мне не так уж интересны эти фокусники и представления», - сказал папа, и она поняла, что на ярмарку они могут и не попасть.
«Придется мне просить прощения», - подумала тогда Энн и заплакала от обиды.
Она вырвалась из рук матери и убежала в лес, далеко-далеко. Так далеко, что ни дороги, ни лошади, ни даже маминого плаща – ярко-голубого, нового - не было видно.
Наверное, ее звали, но сначала Энн закрывала уши ладонями и кричала на весь лес, что ни за что не извинится, а потом уже не услышала голосов.

А еще говорят, что в лесу водятся трау – страшные маленькие ведьмы, которые варят похлебку из непослушных детей. Сама она никогда не встречала трау, и никто из ее знакомых детей тоже, но вот Питер говорил, что…
Она снова остановилась. Что же говорил Питер?.. Он любит приврать, поэтому когти до земли и черные зубы есть у каждого его страшилища, а вот то, настоящее…
Они маленькие, это Энн запомнила. И злые, а больше Питер ничего и не сказал – начал ее пугать.

- А мне все равно, ну и пусть будет трау, пусть когти, - упрямо сказала вслух она. – Только бы съела не сразу, дала согреться.
За спиной послышались быстрые шаги. Энн вскрикнула и обернулась, сердце того гляди выпрыгнуло бы.
На тропинке, взявшейся, казалось, из ниоткуда, стояла старушка. За ее спиной была вязанка хвароста, а в руке покачивался нарядный фонарь, осветивший замызганную девочку, мокрые от росы деревья и темный лес вокруг.
- Заблудилась, крошка? – как-то очень по-доброму сказала старушка. – Уж не тебя ли искали тут днем?
- Меня… - Энн хорошенько рассмотрела старую женщину и успокоилась. Никакая это не ведьма! Чистый плащ, фартук новый, а в сумке на поясе, может, есть что-нибудь поесть…
- Ну ладно, ты, наверное, проголодалась, - ласково усмехнулась старушка. – Пойдем-ка в дом, у меня есть горячее жаркое, похлебка и даже немного каши с потрохами.
- Похлебка? – пропищала Энн, вспомнив страшилки Питера. – Похлебка? А разве она уже готова?..
А старушка продолжала, как ни в чем не бывало:
- И главное – у меня в доме тепло и сухо, ты ведь не хочешь ночевать под елкой?
Она поправила вязанку за спиной, покачала головой.
- Что тебя удивляет, милая? Похлебку я сварила еще днем, когда встретила твоих родителей. Да так и держу горячей, вот, хворост закончился, пошла еще собирать. И тебя я искала, Энн…

Домик ее был такой же маленький, чистый и уютный, как сама старушка. В нем вкусно пахло имбирными пряниками, тушеным мясом и мятным отваром. Девочка потопталась у порога, снимая башмаки, проходить дальше она стеснялась.
- Иди-иди, не бойся, - пропела старушка, ставя на стол большую миску жаркого. – Поешь, да и спать, а утром…

Тут Энн вскрикнула, увидев на спинке стула мамин плащ.
- Мама с папой здесь были! – она подбежала и, сорвав плащ, прижала к себе. – Как же матушка без него ушла?! Холодно на улице, как она забыла?
Старушка выпрямилась и улыбнулась. Ее морщинистое сероватое личико вдруг перестало быть добрым, а голос – приветливым.
- Кто тебе сказал, Энн, что они ушли? – проскрипела она, доставая из-под стола корзину. – На-ка вот, тебе на утро задание: почистишь, снимешь кожу и замочишь в кислом молоке. А потом я испеку нам пирожков с мозгами…
На голубом холсте плаща были какие-то брызги, в свете старушкиного фонаря казавшиеся черными. Он был даже немного влажный.
Энн, обмирая, сняла с корзины плетеную крышку. Две головы, мамина и папина, смотрели на нее укоризненно и удивленно.
Энн закричала.
- Мооолчиии, дрянная девчооонка! – с улыбкой пропела трау.
- В-вы варите похлебку из детей! Из детей, непослушных детей! – заплакала Энн. - Почему вы сварили ее из мамы?!
- А ты умненькая девочка, правильно. Из твоего отца получилось прекрасное жаркое, мужчины в супе нехороши, – кивнула ведьма. Она подошла к брошенной корзине, покряхтев, поставила ее на стол, рядом с исходящей паром миской.
Трау вытерла руки о фартук и поманила к себе девочку.

- Мы убиваем не детей, а их родителей. За недосмотр, за то, что они вас плохо воспитали – так уж повелось. Нас поставили смотреть, чтобы у негодных родителей не было слишком разбалованных детей. Матушка тебя ведь работать по дому не заставляла? Ну и ну, а ведь ты уже очень большая девочка, Энн. Я тоже была противной капризной девчонкой, крошка. Пока мисстрау Ульша не накормила меня рулетом из папеньки.
Ведьма взяла Энн за руку и подвела к столу.
- Давай, ешь, да принимайся за работу. Если подумать, чистить головы лучше сегодня, пока глаза еще свежие. Мозги достану я сама, не волнуйся.
А из костей мы, трау, делаем отличные иголки! Может, я еще успею продать часть на ярмарке в Йорке.

Пирожки были ужасно вкусными. Прямо таяли во рту.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Пн сен 23, 2013 1:55 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Маленькая Лошадка

Ворожеи не оставляй в живых

Ведьма кричала.
Годфри сделал над собой усилие, чтобы не отвернуться, не отвести взгляд от корчащейся в огне женщины. Вечерело, над западным лесом ходили тучи, скоро, кажется, дым привлечет их и сюда.
После непрогоревшие дрова растащат крестьяне, а дождь смоет почти все следы казни.
Надо проследить, чтобы кости вытащили из золы и закопали где-нибудь подальше, а то с местных выродков станется наделать амулетов.

Дым от костра повлекло в их сторону, вонючий, жирный. Видно, кто-то из стражников плеснул масла.
Ведьма наконец-то умолкла, обвиснув у столба.

- Вот и все, друг Годфри, – сказал брат Крум, невысокий и коренастый человек северной наружности, - ты хорошо выполнил свою службу. Пойдем.
- Нужно дождаться…
- Я уже сказал десятнику. Он проследит, чтобы эти люди не узнали, где схоронены кости.

***

Когда брат Себастиан закончил читать по третьему листу и спросил у обвиняемой, вдовы Мута, чем она может ответить на обвинения, время близилось уже к полудню.
«Не стану откладывать казнь назавтра, того гляди, дождь соберется – на неделю застрянем».
Третье обвинение было от аббатства, в допросе же оно пойдет первым.
Годфри незаметно прислонился плечом к стене, темной и подпорченной гнилью, и прикрыл глаза. Рядом опустился на лавку брат Крум, епископский соглядатай.
- Ты уверен? – шепотом спросил он. Годфри, не размыкая глаз, кивнул.
- Хорошо, если так, – Крум еще раз вздохнул, хотел было что-то сказать, но замолк.
На том конце комнаты вдова божилась, что невиновна, и в доказательство бормотала обрывки молитв, без начала и без конца.
Все они так делают
- Эй, на крыльце, позови палача.

- Признаешь ли ты, что призывала Дьявола? Что прошлой осенью, угрожая соседям черным колдовством, присвоила себе часть десятины, из-за чего аббатство недополучило трех мер хлеба, двух ягнят приплода и дюжину куриц?

- Говорят, ты чуешь дьявольские силы, брат мой.
Годфри хмыкнул.
- Говорят, - так же негромко промолвил он, - ты теперь доверенное лицо епископа в этих землях.
Крум коротко хохотнул.
- От тебя и вправду ничего не утаишь, - признал он. – Недаром ты стал сержантом раньше всех, да еще в разведке. Эх как мы тебе завидовали!..
- Я не куплюсь на твою лесть, десятник, - хмуро ответил Годфри, потирая шрам на ладони. – Все это было слишком давно.
- Слуге Господа злость не к лицу, так и знай, сержант. Но ладно, шутки в сторону. Я сам настоял… испросил разрешения сопровождать вас. Брат Амвросий отворил мне быстрые дороги, едва в епископате узнали про вашу нынешнюю миссию. Были обстоятельства…

- Признаешь ли, что искажала слова молитв, плевала на святое распятие, заставляла пришедших к тебе справлять сатанинские обряды?
- Нет! Нет, святой брат, не было такого!! Я невиновна, невиновна, меня оговорили! – вдова зашлась криком, когда палач сдавил щипцы на её пальцах.
- Покайся, ведьма, спаси свою грешную душу, - сказал Гофри, подходя и подавая сигнал поднести жаровню и иглы. – Брат Себастиан, продолжай.
Тот вздрогнул, отдернув руку от четок. Поднес к глазам листы, потом дрогнувшим голосом начал читать:
- Признаешь ли, что приносила в жертву своему хозяину домашний скот, и кошек, и черных собак в количестве двух? Признаешь ли ты, что крала детей, что брала кровь этих детей, и плоть их, и волосы для колдовских зелий?

Одобрительно кивнув Себастиану, инквизитор снова отошел к окну. Брат Крум последовал за ним.
- А если она невиновна в ведовстве, Годфри? – негромко спросил Крум. – Мы ведь не нашли ни черных книг, ни переписанной по сатанинскому обряду Библии – ничего, что указало бы на связь с Дьяволом. Ты сам участвовал в поисках, и ни в доме, ни в амбаре…
- И в яме, где мы нашли кости и трупы, книг тоже не было? Прости меня, брат, за еретические, может быть, слова, но Дьявол не в книгах. Дьявол всегда скрывается в душах человеческих.
Он прислонился лбом к влажной от плесени стене у окна.
- И если правда это – да, я способен учуять дьявольские метки, – Годфри тяжело сглотнул, вспомнив, что они нашли в загаженном бывшем пруду и в кострище за овином. – Никогда, наверное, не привыкну я к этой мерзости…
Почувствовав прикосновение к рукаву, он открыл глаза и выпрямился, насколько позволял потолок.
- Прости, старый друг, но ты и сам видишь всё. Эта женщина – ведьма, и мы добьемся от нее признания, иначе судить придется всю деревню. Пятнадцать человеческих тел она сбросила в свой пруд, а других живых тварей без счета. Да, книг у вдовы не было – так она и читать-то не умеет. И никакой Дьявол к ней не являлся.
Из узкого окна подул слабый ветерок, и он только теперь понял, какой смрад грязи и горелого мяса стоял в комнате. Что ж, иногда по-другому нельзя.

- Но знаки гадина чертила, какие только придумать могла, черные свечи катала, а местные к ней на поклон ходили. Сами. Молились ей - и Дьяволу, просили на соседа порчу навести и не только… А вчера на допросе друг друга оговаривали почем зря, того не зная, что есть и непричастные. Слову которых я верю, Крум.
Тот поморщился от нового крика обвиняемой.
- Я тебя понимаю. Но и ты пойми – святые отцы, которые шептали о твоем умении видеть следы Искусителя, добра тебе не желали. Вели Себастиану писать, что черная книга расточилась вонючим дымом, едва ее окропили святой водой. Заставь его приложить руку к допросным листам, я, после, тоже подпишу. Ты же только вел допрос, и все будут тому свидетелями.

Годфри нахмурился.
- Я должен принудить его к обману?
- Да. Прости. Епископу нужны будут доказательства, чтобы заставить добрых отцов надолго замолчать.
Инквизитора снова затошнило. Он посмотрел себе под ноги, скрывая выражение лица. Вздохнул.
- Пусть будет так. Но у меня к тебе просьба, брат, уж не знаю, в твоих ли силах ее выполнить.
- Говори же.
- Нет, потом. Когда все будет закончено.

***

- Признаешь ли ты, что обманом завлекла к себе Рузу, дочь вашего старосты, жену Канекты, и опоила ее, и извлекла из чрева ее плод. Признаешь ли, что кровь младенца растирала с черным мхом и могильной землей и нечистотами, и отравила этим зельем Рузу и самого Канекту? Признаешь ли, что обескровленный плод разъяла на пять частей, которые попыталась закопать по сторонам общего поля, голову же опустила в колодец, и тем попыталась навести порчу на добрых людей?

- Нет! Они сами, сами ко мне пришли! – вдова дернулась, уворачиваясь от раскаленных щипцов. – Они сами! Святой брат, помилуйте!
Годфри сделал знак палачу отойти.
- Что сами? – ровным голосом спросил он.
- Они попросили урожая, чтобы зерна было больше. До весны хлеба никак не хватало, хоть и прятали часть, чтоб в десятину не пошло. Канекта сам отдал жену, только старосте они ничего не сказали! Ребенок ведь не его был, чего тогда жалеть?! Помилуйте, святой брат! Больно!..
- Ты признаешь обвинения?
- Я только поле заговорила, только поле, святой брат! Как мать научила, разрезала, куски по краю протащила и закопала, когда солнце ушло за деревья. Ничего плохого не делала, только урожай… Они сами просили!..

***

- Сделаешь?
- Ты мог бы и не просить, брат.
Они помолчали, глядя из-под полога на мелкий дождь, моросящий с самого утра. Повозка медленно катила по раскисшей дороге, расплескивая лужи и нещадно подпрыгивая на промоинах.

- Священник, который служил в их церкви, одной на всю округу, умер пять лет назад. От старости, как говорят. Я, конечно же, доложу о необходимости прислать туда нового пастыря. Вокруг епископа достаточно рукоположенных, чтобы с этим не было промедления.
- Спасибо, десятник. Я не люблю возвращаться, чтобы сжечь тех, кого вразумил в прошлый раз.
Крум искоса глянул на него.
- Как думаешь, сержант, есть вообще Дьявол? Такой, каким нас стращал капеллан – чтоб с рогами и копытами, и плетью, обжигающей грешников? Неужели нигде красавицы-ведьмы не заключают договоры, отдаваясь нечистому?
- Дьявол? Не знаю. А вот зло точно есть, и недавно мы его видели.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Пн сен 23, 2013 2:01 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
А.П.Г.

Цветочная фея

http://forum.fenzin.de/viewtopic.php?f=21&t=11472

(Если так не годится, я скопирую и выложу текст).

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Пн сен 23, 2013 2:03 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
А.П.Г.

Дорога в рай

У зеленого слоника было четыре руки.

- Привет! – сказал я ему. - Отойди-ка, дорогу загораживаешь.
- А зачем ты идешь туда? – обиженно поинтересовался слоник, спрыгнув в канаву.
- За надом.
И ускорил было шаги.

- Слушай, - сказал слоник вдогонку, - ты не в ту сторону пошел.
- Да ну?
- Точно. Там, за бродом, ничего не осталось. Или тебе нужны лысые фламинго?
- Они не лысые.
- Я просто так сказал, не придирайся. Так нужны?
- Почему-то мне кажется, что я иду правильно… слоник.

Мне на рукав спланировал желтый березовый лист. Жилки на нём были как настоящие. Я оглянулся. Пальмы опять пропали, вокруг сомкнул ветки осенний хмурый подлесок. А там, за холмом, была дорога и ехали машины.
Я это точно знал.
Топающий за мной слоник был слегка не в тему.

- Ты не в тему, - сообщил я ему, остановившись. – Сгинь.

Слоник почесал бок, сменил цвет на розовый и спросил, закуривая:
- А так?
- Пошел ты.
- Не, пошли вместе. Могу еще ёжика позвать. Надо?
- Зачем тебе ёжик? – покосился я. Под ногами чавкал раскисший мох, где-то слева вдруг послышались голоса, окликающие по имени, и я ускорил шаги.

- Всем нужен ёжик, - глубокомысленно ответил розовый слоник, на ходу пыхнув мне в лицо дымом. – И ты не исключение. Стоп, а куда ты так бежишь? Тебя же грибники разыскивают.
- Это грибники-маньяки, - сказал я, не оглядываясь. – Они заманивают прохожих, а потом крошат грибнице на ужин. Пускают, понимаешь, граждан на боровички. Страшно?
- Извини, не очень. Ты никогда не умел врать.

Слоник отрастил крылья и взмыл в небо. Невысоко, над соснами.
Я задрал голову, провожая его взглядом.
- Эй!
- Чего тебе? – недовольно буркнул слоник, стряхивая на меня пепел.
- Ты там впереди сада не видишь?
- Вижу.
- А…
- Не поведу.
- Мне надо.
Слоник молча посмотрел на меня сверху, шевельнув ухом. Закурил новую сигарету.
- Паша, - сказал слоник, - фламинго ведь скоро появятся опять. Тебя же зовут, иди. Ты точно не хочешь свернуть влево?


… вывернул руль.


- Отвали, - сказал я и пошел дальше.
Как оказалось, розовый гад был прав: скоро вдали показались пальмы и соленое озеро, в котором плескались фламинго.
От жары разболелась голова, гомон птичьей стаи отдавался в ушах. Над ордами грязных фламинго реял толстый слоник, и я почему-то подумал: нафига слону такой хвост – прикрывать самое дорогое?
- А зачем тебе…
- Прикрывать самое дорогое, ясен пень, - буркнул слоник. – Я же в воздухе по-турецки сижу.
- Логично, - признал я.
- А то! Голоса-то пропали?
- Давно.
Слоник как-то невесело вздохнул, комкая в нижней левой руке пустую пачку мальборо.
- Вот оно как. Может, вернешься? Дорога в лес уже пропала, конечно, но я новую сделаю. Спецом для тебя, а?

****

- …сколько?
- Дня два. Может, и больше, но сомневаюсь. В сознание не приходил. Почкам песец пришел, и печень в хлам. Так что - сколько сердце продержится.
- А?..
- Всё плохо, сама глянь, на.
- Да я помню… думала, может, что к лучшему изменилось.
- Угу. Типа, бывают чудеса. И знаешь, что самое плохое?
- Знаю. Всё опять повесят на отделение. Ну, бумаги-то у меня в порядке, с таким-то анамнезом, но… Блин, тошно становится, как подумаю.
- Ничего, привыкнешь. Все когда-то начинали. Кофейку?
- Давай. Ого! Да у тебя в гранулах есть…
- Знай наших, салага. Эй, больно же!


****

- … а он вел машину.

- Может, хватит?

- Ирчик еще не слышала.
- И что, все погибли?!
- Жена со старшим ребенком умерли на месте. Сан Саныч говорил, бригада ничего не успела сделать.
- Но вы упоминали…
- Нет, так и не задышал. Восьмой месяц, с этим сроком всегда проблемы.

- Блин, хватит об этом! Мне и так скоро на обход.
- Да ладно, ладно, уже молчу. Щелкни чайником, а? Спасибо.

- Опа, смотрите-ка, дождь пошел. Надо будет ночью тяжелых лишний раз проверить, в такую погоду всегда проблемы.
- А с отчетами у тебя как?
- Успею. Ну ладно, пойду я. Чур, печенье под ноль не съедать, а то к утру всегда так есть хочется…
- Угу, пока, еще поболтаем.

****

Я прилёг на жесткую от соли траву.
Небо над головой было жёлтое.

- Почему оно жёлтое? – возмутился я. – Слоник, верни как было!
- А как было? – вкрадчиво поинтересовался слоник, возникая где-то сбоку.
- А я помню?
Я потер глаза. На берегу озера стояла жара – не продохнуть, да и пальмы тенью не радовали. Фактически, все последние минуты они от меня расползались, подволакивая корни. Жарко как, а…

- Ну?
- Нет, не помню. Лучше колись, как попасть в сад.
- Я что, Пушкин – всё знать? – огрызнулся слоник, давя окурок.
- Нет, ты лучше. Говори давай, а то ведь искать пойду.

Слоник чиркнул спичкой, закуривая снова. Помотал ушами.
- Не-а. Сначала ты вспомнишь, какое должно быть небо.
- Зачем?
- Я не теряю надежды, знаешь ли.
- Если вспомню – отведешь?
- Тогда подумаю. Не торопись, в тот сад всегда успеешь.

Ушастый глубоко затянулся, потом выпустил дым в мутный воздух, который становился всё жарче. Дышать стало почти нечем. Я взял из его пальцев сигарету и потушил об траву.

Небо над нами было синее-синее.

- В том-то и дело, Слоник. Я очень боюсь туда опоздать.
Он молчал, замерев над полупустой пачкой.

- Сло-о-оник…
- Дурак! Не обзывайся, я!.. – слоник всхлипнул, размазывая слёзы по толстым щекам.

Щекам? Так, что-то я здесь задержался, пора и честь знать.
Фламинго разлетались в стороны от моего приближения. Часть из них тут же превращалась в астры, большие и растрепанные. Одну, фиолетовую, я даже заценил.
Когда солнце над головой стало штангенциркулем и начало вращаться, далеко впереди замаячили ворота белого сада.

Жарко было – просто мрак, и во рту давно пересохло. Странно, что ноги я не стер, хотя ботинки – совсем не то, что нужно для пальм и прочей африки. Мой попутчик тоже свалил куда-то еще полчаса назад, а ворота не спешили приближаться.
Может, ёжика позвать?

- Эй! – окликнул из-за плеча слоник, - может, все-таки попробуешь вернуться? Ну пожалуйста.
- Зачем? Я дошёл. Ты ведь ждешь меня там, за оградой, Слоник?

- Возвращайся, Пашка.

- Знаешь, - сказал я, не оборачиваясь, - они меня ни в чем не обвиняли. Твои родители. Это было хуже всего. Они говорили: «держись, Паша», как будто не я вас убил. Как будто это не я…

****

- … вывернул руль. Весь правый бок машины – всмятку.
- Господи… я не слышала ничего. А когда это было?
- Ну… подожди, вспомню. Месяц назад почти. Недели две точно.
- А,. тогда понятно. Я же отпуск догуливала. Он что, пьяный был?
- Да нет, говорят что нет. Сын умер сразу, жена – минут через двадцать, наши даже добраться к ним не успели. А на нем – ни царапины, представляешь?
- Вот козел.
- Ну…

- Дождь закончился. Ну что, чайку, или пойдем проверим твоих?
- Давай. Заодно к этому еще раз зайду. Толик говорил, что вот-вот, ну, сама увидишь. Показатели и правда ни к черту.


****

Небо у горизонта внезапно потемнело.
- Ну вот и всё, - грустно проронил зеленый слоник и полез в сумку за сигаретами. – Паша…
Все это время он молча шел следом, пока я пытался догнать сад.

Вокруг становилось темнее, первым пропал мокрый лес, следом растворилось в черноте озеро и птицы.
- Жалко, что ёжика не позвали, а? – хмыкнул я, наконец отыскав щеколду на воротах. – Да и ладно, в другой раз увидимся. Почему ты молчишь, Слоник?

- Слоник?..
Но рядом никого не было.

- Ты ждешь меня по ту сторону? Ведь правда? – я вгляделся в темноту, ползущую со всех сторон. – Мне открывать эти ворота, Слоник, ты будешь там?
А вместе с темнотой пришел холод. Руки замерзли. Я убрал щеколду, уже почти не чувствуя пальцев.

- Ты была такая красивая, беременная. И такая толстая с этим животом…

Створка не поддавалась, заржавела, что ли.
- Я дразнил тебя слоником. Мой Слоник, мой собственный, а ты иногда страшно обижалась. Беременные всегда капризные, правда?

- Ты ведь будешь там, когда я войду? Ты и Сашка? Вы должны быть там, обязательно.
Я рванул створку на себя и шагнул за ограду. Голоса вдали наконец-то замолчали. Я…

- Я так вас искал, Слоник.

****

- Слушай, а у вас красиво стало после ремонта.
- Надолго ли? К осени все равно затопчут и обшарпают. Санитары фиговы…
- Что, косорукий Вася у вас так и работает?
- Да куда он денется с подводной лодки. Мама – завотделения, даже если сынок дебил, быть ему врачом.
- Хи, ну ты скажешь, Наташ!.. Он же санитар у вас.
- Так он кретин, о кретинах речь не шла.

- А где этот ваш самоубийца лежит?
- В четвертой, давай зайдем, ага? Все равно собирались.
- Ну давай, а потом чаю. Ой, смотри, опять дождь пошел…
- Блин, скоро сменяться, а у меня зонта с собой нет. Черт. Льёт как из ведра, даже с пузырями!

- Тёть Вика по коридору прошла… не тебя ищет?
- Ну, найдет, если срочно.

- …через пару дней после похорон. Сан Саныч говорил, они не знали, за что схватиться – он таблеток съел столько, что на троих бы хватило. И успокоительное сверху, которое ему дали.

- Толик мне рассказывал. Бывает же. И никакой надежды, вообще?
- Уже нет. Там и с кровью беда, в общем, всё и сразу. Да он даже в сознание почти не приходил. Господи, ну и духота здесь! Они хоть бы окна в коридоре иногда открывали.

- Ну заходи. Подожди, тёть Вика звонит на мобильник, я отвечу.
- Ой. Наташ… а он, кажется…

- Да, Виктория Игоревна, я в четвертой. Двадцать минут назад? Да, я записываю, не беспокойтесь. Мы как раз шли к вам на этаж, разминулись, наверное.


****
.............................................................Слоник .................................................................................
...............................................................В своем платье ты была похожа ..........................................

.....................................................................на большую астру, .......................................................
...................................................................махровую и поэтому растрепанную..................................

****

- Ну конечно, я все оформлю. Что вы, я не обижаюсь, тёть Вика.
- Наташ…

- Да, мы побудем здесь. С остальными нормально? А то мы не успели пройти всех. Хорошо, мы вас ждем.
- Наташ, ты что, плачешь?

- А что, непохоже?? Бли-ин… и опять в моё дежурство! Вот урод, не мог пожить еще немного! А мы так старались. Дурак…
- Не ругайся, Наташ. Пойдем, провожу до сестринской, ага? Там наверное, у них чайник горячий.
- У меня теперь бумаг будет море.
- Успеешь, бумаги никуда не денутся. Тёть Вике я сама всё скажу.

- Ну надо же, у себя они окно открыли! А там – не судьба, пусть больным будет душно.
- Ладно тебе, держи чашку.
- Я и сама могу налить, вообще-то.
- У тебя руки трясутся.

- Ну ничего, привыкнет.
- Тёть Вик, вы уж посмотрите тут, ладно? Она, кажется, там задремала, я через часик ее разбужу.
- Конечно, тут у нас тихо. О, кажется, дождь перестал. Хорошее будет утро.


****

............................................................... Почему ты не встретила меня, Слоник?
............................................................... Здесь темно без вас.
По эту сторону ограды ничего нет.
Прости.

.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Пн сен 23, 2013 2:12 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Тау

Семья

- Ты же обещал... обещал! - Анна выкрикнула это сдавленным голосом, глядя на закрытую дверь детской так, будто хотела прожечь ее взглядом.
- Тише, тише, детей разбудишь, - примирительно прошелестел из-за двери мягкий мужской баритон. - Я уже иду.
Дверь бесшумно отворилась, и на Анну пахнуло лёгким цветочным ароматом, как всегда, витающим в детской. Анна коротко взглянула на мужчину и, сделав шаг в сторону, встала, опершись спиной на стену. Он посмотрел на нее нерешительно, опасаясь, что объяснения опять затянутся далеко за полночь. Её тонкий силуэт на фоне сумрака коридора, казалось, вибрировал от возбуждения.
- Пошли, пошли вниз, - он взял ее за руку, но Анна резко освободилась и пошла впереди, вся напряженная, как на пружинах.
- Стив, ты обещал... - вновь начала она, остановившись на лестнице, не оборачиваясь и глядя вниз, на мягкий ковер, покрывающий ступени.
- Я помню, но дай еще немного времени.- Он спустился на ступеньку ниже, и их лица оказались на одном уровне. Стив обнял её за талию, посмотрел в тёмные, лихорадочно блестевшие глаза. - Я люблю тебя, но...
- Что "но"?!
- Но они тоже для меня что-то значат.
- Что они могут значить?!
- Пойми, они создают иллюзию семьи. Да, только иллюзию, но мне в ней уютно.
- Иллюзии, иллюзии, фантомы... Еще в A War Apart поиграй! А я хочу реала!
- Реала у нас и так скоро будет более, чем достаточно. Пусть это иллюзия, но, когда я с ними, я вспоминаю, как моя мать укладывала меня спать...
- Ах ты сюси-пуси! - перебила его Анна, вырвалась из объятий и пошла вниз. - У меня есть только одна "семья", - она выделила это слово зло и иронично, - это ты. А другой нет и никогда не было! - в ее голосе вдруг зазвучали слёзы, но Стив предпочел этого не заметить.
Они молча спустились в холл, Анна плюхнулась в кресло, а Стив прошел к бару, налил виски и, поставив стаканы на столик, сел напротив.
- Хватит злиться. Мне казалось, и тебе это тоже должно нравиться.
- И раньше не нравилось, а сейчас - тем более!Ты знаешь, чего я хочу. До отлета всего неделя, и я хочу провести ее на океане. С тобой. Точка!
- Мы можем взять детей с собой.
- Да ни за что! Только ты, я и океанские волны!
- Аня, мне кажется, ты слишком возбуждена. Причины нет, а ты вся на нервах.
- Ах, нет причины!? - Анна вскочила, - Я люблю тебя, а для тебя важней эти куклы!
- Это не куклы... - Стив сбился. - Вернее, они не важней, я люблю тебя, но ты же не даешь мне... - он замолчал, не находя подходящих слов.
- Я не даю? Чего? Жизни? Свободы? Тебе наплевать на мои желания, вот что я понимаю!
- Хорошо, успокойся, я отвезу их завтра. Ты поедешь с нами?
- Нет уж, уволь!- она села, глотнула из стакана, как-то сразу успокоилась, расслабилась, откинулась в кресле.
- Вот и хорошо! Успокойся и иди ко мне.
Она была красива. Очень красива. И возбуждала его своей истеричностью.

***

Стив позавтракал один, Анна не вышла к столу. Попивая кофе, он планировал сегодняшний день и с удовольствием смотрел, как дети шалят, исподтишка поглядывая на него время от времени.
- Папа, мы пойдем в зоопарк? - "шестилетний" Петруша подбежал к Стиву, прижался, заглянул в глаза.
- Нет, мой дорогой, не получается, - Стив обнял его хрупкое тельце. - Но у меня есть другая идея. Пока это секрет.
- Ну, папа! Скажи! - "семилетний" Алекс уселся к папе на колено, ладонями повернул к себе его лицо. - Скажи, скажи!
- Так, дети, - Стив засмеялся, - чуть позже. А пока у нас с мамой много дел, придется вас отвести ненадолго к няне.
Да, дел, действительно, было запланировано немало.

***

Машина Стива плавно остановилась на крыше Центра биоинформационных технологий.
- Вам куда? - молодой человек с улыбкой, за которой лишь слегка проглядывала его "технологичность", взял за руки Петрушу и Алекса.
- Мальчиков - в Детскую комнату ожидания. Я - к старшему менеджеру.
- Папа, ты скоро? - Петруша подбежал, обнял его за ноги, прижался щекой.
- Постараюсь, - Стив успокаивающе улыбнулся, погладил его по мягким чуть вьющимся волосам, - поиграйте пока.
Он задумчиво посмотрел вслед удаляющимся детям. Те уходили, весело подпрыгивая, держась за руки встретившего их андроида.

***

- Итак, господин Ворнс, я вас слушаю, - старший менеджер изобразил повышенное внимание, не бросая, однако, сигары. Впрочем, она, наверняка, была электронной.
Стив на мгновение задумался, стараясь покороче сформулировать своё желание.
- Господин Блоу, могу ли я выкупить образцы, взятые мной напрокат полгода назад, и можно ли их перепрограммировать при необходимости?
Брови господина Блоу слегка приподнялись.
- Выкупить вы можете, цена образцов в каталоге. Думаю, вы с ней уже ознакомились.
- Видите ли, - Стив замялся, - я хотел бы оформить кредит. Я улетаю через неделю, полет продлится предположительно пять лет. Я частично оплачу образцы сейчас и оставлю распоряжение относительно дальнейших взносов в своей фирме. В случае моей смерти остаток стоимости покроет страховка.
- Вполне приемлемо, - кивнул Блоу. - Но вот с перепрограммированием всё не так просто.
Он откинулся в кресле, затянулся, выпустил дым кольцами. Стив молча ждал.
- Да, господин Ворнс, перепрограммирование образцов - дело непростое, доступное только в стационарных условиях нашего института и, кстати, недешевое. Но, в принципе, возможное. Что именно вы хотите?
- Видите ли, сейчас Петруша и Алекс - почти обычные дети с их милыми шалостями, детским пониманием мира и физической слабостью, которая, как я понимаю, тоже запрограммирована.
Блоу слегка кивнул.
- Так вот, - продолжил Стив более уверенно, - я бы хотел, чтобы в нужный момент я мог переключить мальчиков в режим полноценных роботов-исследователей. Это возможно?
Блоу задумался.
- Вариант интересный, - наконец ответил он. - Я должен переговорить с руководством. Возможно, это получится оформить, как наш новый совместный проект. Тогда вы получите существенную скидку на перепрограммирование.
- Спасибо, это было бы очень кстати.
- Я решу вопрос в течение дня и завтра сообщу вам результат переговоров.
- Пока я хотел бы оставить мальчиков здесь. Дела, знаете ли... предполётные.
Блоу понимающе улыбнулся.
- Не вопрос. Вы хотите, чтобы мы временно деактивировали мальчиков?
- Нет. Пусть просто поскучают несколько дней в Комнате ожидания.
- Хорошо. Свяжемся завтра примерно в это же время, и я дам окончательный ответ по вашему вопросу.
- Буду ждать, - Стив вежливо улыбнулся и попрощался.

***
Анна давно проснулась, но вставать не хотелось, и она расслабленно полулежала, просматривая а планшете утренние новости. Наконец-то Стив отвёз детей! Она слышала, как они уезжали, но не вышла попрощаться. Нет, она не стерва, как думал Стив, просто не было сил. Она очень устала от них. Последнее время постоянно ловила себя на том, что перестала воспринимать Петрушу и Алекса, как андроидов. Они вдруг, в какой-то момент перестали быть игрушками по заказу. Черт побери! Она начала видеть в них детей, и это жутко бесило!
Анна выросла в интернате, родители ее сначала долго были в космосе, а потом погибли. Она привыкла быть одна, надеяться только на себя, заботиться только о себе. Потом, после интерната, было общежитие Академии, где она получала профессию пилота. Там тоже каждый заботился о себе сам. И наконец - работа, полеты и... Стив. Они были вместе уже семь лет, жили вместе даже в межполётный период. И всё было хорошо, пока не появились "куклы", взятые напрокат по настоянию Стива. Анна долго привыкала, приспосабливалась к их присутствию. Сначала дети-андроиды представлялись ей обычными дорогими игрушками, взятыми на время. Но постепенно их нежное "мамочка", детские объятия, поцелуи будто сорвали с нее защитный скафандр равнодушия. Она начала ловить себя на том, что, забываясь, планирует их будущее, думает о здоровье, обучении, карьере, о том, как устроится их жизнь, когда они станут взрослей. Приходилось напоминать себе, что Петруша и Алекс никогда не вырастут, останутся такими же до момента утилизации. И это, эта ее забывчивость, и то, что они никогда не вырастут, и то, что они НЕ дети, и все это вместе, приводило ее в отчаяние.
Она понимала, что это надо прекращать, что дальше будет хуже, даже подумывала обратиться к психоаналитику, но побоялась, что такое обращение может помешать ее карьере.
Последний месяц вымотал ее окончательно. Но теперь - всё! Впереди недельный отдых на океанском побережье, загар, серфинг, посиделки с новыми знакомыми, вечерние прогулки под несмолкаемый шум волн... и никаких детей! "Кукол", то есть...

***

- Стив, хватит болтать! - Анна бросила доску для серфинга рядом с шезлонгом. Взяла полотенце, вытерла мокрые волосы. Легла, подставила упругое тренированное тело под лучи солнца. И оно охотно принялось слизывать с кожи капли воды, оставляя лишь чуть заметные белёсые пятнышки соли.
- Спасибо. Пришлите мне на фирму расчет платежей. Да, и за перепрограммирование тоже, - донесся до нее голос Стива, продолжавшего говорить по телефону. - Спасибо, это отличная скидка! Пусть пока побудут у вас, я заберу перед вылетом, девятнадцатого утром. Спасибо. Всего хорошего.
- Что ты покупаешь? - лениво, не открывая глаз, спросила Анна подошедшего Стива, - и зачем оно тебе надо за пять дней до отлёта...
- Да так... Мелочи.
- "Мелочи" в кредит... "Спасибо за скидку"... Ну-ну, - Анна чуть приоткрыла глаза и посмотрела на Стива сквозь ресницы. – Может, это бриллианты?
- Ты у меня сама - бриллиант. Зачем нам еще? - он, не глядя на нее, прикрыл полотенцем покрасневшие плечи. Его белая кожа не выдерживала тропического солнца.
Анна разочарованно замолчала. Она хотела подарков. Не то, чтобы ей нужны были бриллианты сами по себе - она хотела внимания. Внешнего проявления любви. Они уже так давно были вместе со Стивом, что ей стало казаться, что чувство Стива к ней, так ярко горевшее вначале, погасло. Осталась лишь привычка. А она хотела любви. Любви и приключений. И всё складывалось, казалось, очень удачно. Они вместе летали, приключений было достаточно, любви - до последнего времени - тоже. Но сейчас... сейчас Стив к ней охладел. Наверное, "семилетний кризис отношений". Да еще эти дети, занимавшие его внимание. "Куклы", то есть...
Анна усилием воли отогнала мысли об андроидах.

***

Неделя отдыха промчалась со скоростью курьерского поезда, оставив после себя лишь легкий дымок воспоминаний.
Их машина неслась на автопилоте вдоль побережья по шоссе в эконом-режиме, чуть касаясь покрытия дороги. Океан был на удивление спокоен. Край Солнца только что показался над горизонтом, и Анна, как зачарованная, смотрела на проложенную им по воде алую дорожку. Красную, как кровь. Глупо, глупо... Глупые ассоциации... Она повернулась к Стиву, дремавшему на водительском сиденьи.
- Стива, хватит спать.
Он открыл глаза, посмотрел на нее устало, как на надоедливую муху, от которой никак не удается отделаться. И Анна затрепетала от этого взгляда.
- Доброе утро, милая.
- Доброе... наверное, - Анна взяла себя в руки и смотрела на него почти спокойно. Отогнала дурные предчувствия. Всё будет хорошо. Зря она разволновалась. - Какие у нас планы на сегодня? Думаю, мы можем справиться с оформлениями до обеда, или часов до шестнадцати, а потом сделать романтический ужин. Побыть дома вдвоем, выпить шампанского, заказать что-нибудь вкусненькое. Ну и вообще... - она кокетливо засмеялась, - побыть вдвоем.
- Боюсь, не получится, милая.
- Но почему? В одиннадцать мы будем на месте. Часок отдохнуть после дороги. Медосмотр займет не более получаса, подписание договора... ну пусть еще час. Получается, что после четырнадцати мы будем свободны. Пусть еще пару часов на сборы...
- Аня, всё не совсем так, - Стив замялся на мгновение, посмотрел серьёзно и спокойно, и у нее вдруг что-то оборвалось внутри, образовав жутковатую пустоту в области сердца. - Между медосмотром и подписанием договора есть еще одно дело.
- Что именно?
- Я забираю Петрушу и Алекса.
- Ты в своем уме?? - у Анны от неожиданности перехватило дыхание. - Неужели не наигрался? Надо последний день перед отлётом испортить?! И когда их обратно?
- Аня, я решил взять детей с собой.
Анна молчала, стараясь переварить услышанное.
- Ты в своем уме? - наконец выдавила она. - Зачем они тебе на корабле? Они же типа дети...
- Не совсем так. Они будут детьми до тех пор, пока я захочу этого. А потом, по условному сигналу, будет запущена вторая программа, и они будут выполнять роль роботов-исследователей. Так сказать "два в одном", - он улыбнулся примирительно, хоть и несколько опасливо. - И семья сможет нас радовать, и рабочая сила при необходимости. Документы на них уже оформлены, договор нашей фирмой подписан, кредит оформлен. Осталось узнать ключевую фразу для переключения программ, которую мне и сообщат при личном контакте. Ну, когда я буду забирать детей.
- Ты больной... - Анна прикрыла глаза, пытаясь унять разбушевавшиеся эмоции. Сердце стучало в горле. Голова кружилась. Сумасшедший! Сначала - любимые дети, потом - роботы... Да по нему дурдом плачет!
- Нет, моя дорогая, я как раз здоров. А вот с тобой точно не всё в порядке. Смотри, как ты побледнела. Думаю, тебе лучше остаться на Земле. Пока. Ну, пропустить один полет.
- Нет, - Анна подняла на него глаза и встретилась с чуть насмешливым взглядом. - Ни за что! Даже и не думай!
- Анечка, - сказал он отвратительно покровительственным тоном, - пойми, это - эксперимент, ну - с детьми. Ты настроена слишком негативно и можешь помешать его проведению.
- Замолчи! - резко перебила она. - К счастью, не тебе решать, полечу я или нет. На это командир есть.
- Ну, знаешь ли... Моё слово тоже кое-что значит. А особенно подтвержденное вот этим, - он достал из ее нагрудного кармашка портативный приборчик, - с записью твоих психофизиологических реакций...
Стив вынул из прибора миниатюрную карту памяти и аккуратно вложил в футляр.
- Отдай! - Анна попыталась отобрать компромат, но Стив был, конечно, сильнее.
- Аня, не надо! Если ты сама откажешься от полёта, я не покажу эти записи. Давай попрощаемся по-хорошему! Мы ведь любим друг друга! Ты дождешься меня, может, слетаешь в краткосрочный рейс... Всё будет хорошо. А может, родишь нашего ребенка.
- Я не беременна.
- Но еще не вечер, да и возможно искусственное оплодотворение. Я оставлю материал.
- Нет! - она вырвала свою руку из его крепких пальцев и откинулась в кресле. Предатель! Она чувствовала, что случится что-то ужасное, но не предполагала, что настолько. Теперь у нее нет ни любви, ни семьи, ни работы. Это полный крах. И виной тому не дети. Не "куклы", то есть...
Не куклы, а только Стив. Как он красиво избавился от неё! Обыграл всухую...
- Аня! - начал он вкрадчиво.
- Отстань! Дай мне поспать, пока не приехали! - Анна закрыла глаза. Да, виноват он, только он.

Машина неслась к городу на бешеной скорости. Давно позади остался океан, солнце поднялось и спряталось за облака. Анна лежала с закрытыми глазами, но сна не было и в помине. Только лихорадочные мысли кружились в мозгу в поисках решения. Она взглянула на Стива. Он спал. Да, железные нервы. А впрочем, ему просто наплевать. Он уже всё решил за всех, всё сделал.
Нет!
Уже показались первые здания.
Машина начала замедлять ход.
Стив зашевелился в кресле.

Анна быстрым движением отключила автопилот, нажала газ и направила машину в стену ближайшего здания.
Удар был мощным, хотя подушки безопасности и смягчили его. Анна очнулась первой. Голова Стива лежала на боковой стойке. Кровь... Женщина, с трудом справляясь с подушкой безопасности, первым делом нашла карту памяти и сунула ее себе в рот. Разжевала. Потом повернула голову Стива таким образом, чтобы подушка закрыла ему доступ воздуха, и придержала, пока всё не было кончено.
"Опасность пожара, покиньте салон!" - прозвучал механический голос. И Анна, собрав все силы, вытолкнула своё непослушное тело в разбитое окно мобиля.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Пн сен 23, 2013 2:14 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
МиХан

Белая дорога

http://forum.fenzin.de/viewtopic.php?f=69&t=19246

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Пн сен 23, 2013 2:21 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
МиХан

Пусть ветер нашепчет нам

1.
Не на шутку ночью разозлился Морской дед Петасак. Волны вздымал, гонял тучи, шипела вода между острыми скалами, пенилась, точно кипящий жир тюленя.
Много рыбы выкинуло на берег. Хорошо!
Вот и ходил Каякер по берегу, собирая живность. Много наберет, большую сумку. Принесет в стойбище, отдаст старому Нунваку, тот делить станет. Все поровну, всем по справедливости. Никого не обойдут. Жаль, много не набрать. Очень уж Каякер слабый уродился, никчемный в хозяйстве.
Целый вал из водорослей появился у побережья. Высотою в локоть, вязкий, пружинит, как пузо у снежного медведя. Волны шептали, и облизывали подножие вала. Каякер зорко смотрел под ноги. Оп, еще рыбина!
Терпко пахло - солью, морем, гнилью. Холодом тянуло от серого горизонта. Каякер спрятал озябшие руки за пазуху кожаной кухлянки на тюленьем меху.
А что это такое сверкнуло в темно-коричневой массе из подсыхающих водорослей?
Никогда прежде молодой сборщик не видел ничего похожего. Удивленно он вертел в мозолистых руках сверкающую вещицу. Круглая, из какого-то невиданного железа, размером с ладонь, на длинной цепочке.
Не отсюда она, не местные делают такое. А может, злая она, может, ее подкинул морской дух, и на ней какое-нибудь злое проклятие?
Ломая голову, совсем забыл Каякер, куда он идет и что должен делать. Так и брел он по пружинящему валу, временами проваливаясь по колено, пока не обогнул высокую скалу.
Когда же поднял он глаза на небольшую бухту, то замер, будто бы пораженный громом, и, открыв рот, всем своим существом впитывал небывалое зрелище.
Весь каменистый пляж покрывали деревянные и железные обломки, а вдали маячило нечто, похожее на... большой шатер из дерева. Квадратным был тот шатер, больше любого известного Каякеру. Почти со скалу он был!
Несмело Каякер двинулся в бухту, достав на всякий случай острый нож из китовой кости.
Тут снова дохнул Морской дед от серых вод - и от дыхания развернулось мокрое, обвисшее полотнище на самой вершине деревянного шатра: на черном поле семь золотых языков огня!
- Игнутукок... - вырвалось с клубом пара слово изо рта Каякера. - Люди огня...
Пригнувшись, он сорвался с места и, пригибаясь к земле, подбежал к большому валуну. Спрятавшись, дрожа от страха, Каякер выглянул из-за камня.
Точно как деды говорили! Люди огня плавают в огромных, деревянных шатрах, и вещи их необычные, из незнакомого железа, и сами они опасные, злые люди!
Тут только Каякер обнаружил, что до сих пор сжимает в руках блестящую вещицу - и бросил ее от себя. Сверкнула вещица на солнце, и скрылась в море.
Хотел было Каякер пробираться в родное стойбище, и уж попятился, как услышал стон. Оглянулся, пригляделся, и среди кусков дерева увидел человека. Весь в крови и лохмотьях, тот стонал, бессильно опираясь ободранными руками о придавившую нижнюю часть тела массивную балку.
Тут-то Каякер и догадался. Люди огня, может, и пришли. Только зла они не причинят, потому как самим им плохо. Это на них разозлился ночью Морской дед Петасак, это их морской шатер он с силой швырнул на скалы! И вот теперь одни из Огненных людей умирает на скалах! Может, добить его?
Каякер задумался. Много плохого говорили о них старики. Будто бы все болезни и беды от них.
Только вот какое зло сможет причинить этот Человек Огня? Слабый он, того и гляди помрет. А может, поговорить с ним? Вдруг шепнет ему на прощанье какое полезное заклинание?
Но вдруг он сглазит Каякера? Тогда люди племени прогонят бедного мальчишку, и бросят его одного в тундре.
А что терять-то? И так Каякер слабый, хилый, неумелый, потеет часто, и девки не смотрят на него. А вот шаман, Вагаку, тот тоже слабый. Он ни лук натянуть, ни копье швырнуть не сумеет. Говорят, он этого не мог, даже когда был молодой. Зато с духами говорит. Всякое говорят старики. Непонятное, загадочное. Может, если помочь незнакомцу, тот умрет добрый, и не станет проклинать Каякера. А сила, сила? Если Люди огня колдуны, она перейдет к мальчишке, и станет никчемный мальчишка шаманом, как Вагаку.
Пусть потел Каякер, но ел он быстро. Пусть слабый, зато храбрый. И вот он уже отвязал от пояса фляжку с чистой водой из топленого снега, и подошел, осторожно ступая среди обломков. Склонившись, протянул фляжку незнакомцу.
- Вархайзе... - пробормотал незнакомец, судорожно вцепившись в руку Каякера.
- Э! Оставь! - испугался юноша.
- Шойсс рекаден, - просипел мореход, схватил фляжку обоими руками и жадно к ней приложился - только ходил ходуном выпирающий кадык. Осушив до дна, вернул юноше и снова застонал.
- Верр-те ауграс... - и бессильными руками налег на массивную балку. Усилие истощило моряка, и, запрокинув голову, он замер неподвижно.
Что, уже умер? Каякер удивленно склонился над незнакомцем, рассматривая его бледную кожу, крючковатый нос, светлые волосы, странно густую бороду, обрывки диковинной одежды. Но все-таки незнакомец дышал. Вытащить?
Каякер навалился на балку. Тяжелая... Даже три таких, как он, не стащат ее. Что же делать? Бежать в стойбище? Так ведь он может умереть, и сила не перейдет к Каякеру? Попробовать вытащить его из-под балки?
- Гэээра!
Каякер дернулся, сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Какой-то человек пробирался к пляжу среди скал. Еще один Человек Огня! Бородатый, с рыжими волосами, и, похоже, здоровый!
Пора бежать, решил Каякер и сорвался с места.
Через полминуты быстрого бега он все же обернулся и понял, что преследовать его не собираются.
Второй незнакомец изо всех сил налегал на злополучную балку.
- Хэй, даре аздрайсе, шаберус! - жест рыжебородого не мог быть ничем иным, как призывом подойти. Каякер медлил.
- Даре аугайзе, сугерус аур бар! Войшен нес та фукиген вергебес! - в отчаянии воззвал рыжебородый и снова навалился на балку.

2.
- Хэй, ты, узкоглазый, вернись!
Бервег уже не чувствовал ног, но знакомый голос старого Вивни вывел его из забытья. Вивни жив... По крайней мере, теперь их двое...
- Ты, вонючка, сын песка! Помоги мне с этой гребаной деревяшкой!
Снова проваливаясь в забытье, Бервег почувствовал, как балка поддается совместным усилиям Вивни и молодого лоса.

3.
- Мехте аурус... - рыжебородый рухнул на колени рядом с освобожденным товарищем.
Не выживет, понял Каякер. Очень уж плохо выглядели ноги пострадавшего, несколько часов придавленные бревном.
- Аст вириа и та вирайте, и та саменсурис венус сэ, - прошептал рыжий и совершил странный и сложный жест, повторить который Каякер не смог бы. Рыжий замер в коленопреклоненной позе и продолжал бормотать нечто под нос. Юноша, пользуясь случаем, и тем, что нападать на него пока не собирались, рассматривал рыжего. Был тот очень низкого роста, на голову ниже мелкого Каякера, но коренастый, широкий в плечах, и тяжелее Каякера не меньше, чем в пятеро. Между прочим, Люди огня тоже не походили друг на друга: пострадавший был на две головы выше Каякера, но уже в плечах своего рыжего напарника.
- Шот, - промолвил рыжий, поднимаясь. Затем огляделся вокруг, быстро побежал вдоль линии прибоя, перепрыгивая через обломки.
Ищет других, догадался юноша. Но на берегу попалось только три бледных трупа. Вскоре Вивни нашел длинную, блестящую полосу - Каякер смотрел во все глаза, и с ее помощью соорудил подобие носилок из досок и веревок. Погрузив на носилки бесчувственного друга, он поволок его, осторожно обходя обтесанные прибоем валуны.
- Зачем это? - Каякер пристроился сбоку, удивленно косясь на сверкающую полосу, которую Человек огня пристроил в кожаный чехол. Рыжий молчал.
- Он умрет. Ноги плохие, их съел мороз, и придавило дерево.
Краткого ответа он не понял, но, подумав немного, так же ухватился за канат.
- Куда ты идешь? - спросил он через некоторое время.
- Данзе аусребен. Нойхе нехус ариде.
Затем взглянул на Каякера.
- Вивни! - низкорослый ткнул себя пальцем в грудь. - На адус Вивни. Вивни.
- Каякер! Я - Каякер! - догадался юноша.
- Хаде. Икте абору Бервег. Бервег, - кивнув на лежащего без чувств.
- Бервег, да. Он умрет, - Каякер указал на обмороженные, раздробленные ноги и покачал головой.
- Идес нарур адорин... - с жаром заговорил Вивни. - Зегофер алер! - указал пальцем на сизые, клубящиеся тучи.

4.
Сколько длилась вечность, пронизанная тьмою, болью и алыми отблесками огня?
Бервег открыл глаза и смотрел на мерцающий костер. Слабость не давала ему приподняться. Мыслей не было совершенно.
- Ты проснулся? - раздался над ухом чей-то шепот.
- Вивни... - пробормотал Бервег. - Ты все-таки живой.
- Да, дружище. И я живой, и ты живой, и оба мы живы! - цверг склонился над постелью товарища.
- Где мы? - Бервег попробовал подняться, но лишь застонал от непомерного усилия.
- Лежи-лежи! - Вивни положил массивную, волосатую руку ему на грудь. - Лежи. Сейчас я покормлю тебя, и все расскажу. Поменьше двигайся, тебе надо восстановить силы.
Усадив Бервега поудобнее, Вивни стал кормить его с ложки горячей ухой.
- Помнишь бурю, а? "Знак Небес" еще хорошо держался. Славный был корабль. Жаль, не для дальнего плавания, и не для этих вод. Всех нас выкинуло, завертело волнами. Я себя привязал и к бочке, и к мачте - для верности. Мы, цверги, плавать страсть как не любим. Да ты и сам знаешь. Ну, мачту сорвало, я вовремя канат перерезал. Зато к бочке, точно к матери родной, прилип. Значит, меня и смыло. Поболтало, поболтало, да и приложило. Крепко так, шишка до сих пор не сходит. Очнулся на берегу. А потом вижу, на скале, прямо надо мной, нацарапан шулгри. Я думаю: Зегофер велик! И пошел по следу. А, не знаешь, что такое шулгри? Это знак такой. Те цверги, которые не землю поднялись, обычно строят укрытия, типа каменных землянок. И в округе ставят или чертят на скалах шулгри, меты такие, чтоб сородич смог отыскать убежище. Вход туда обычно закрыт, и никто его отворить не может, кроме сведущего цверга. В таком-то убежище мы и сидим с тобою, друг мой Бервег. Представляешь, какое везение? Этому месту сотни лет, его построили, наверно, темные цверги из потерянных колен. Однако же мы спаслись их трудом. Зегофер, помилуй души этих древних мастеров! Так вот... Я, значит, убедился, что дверь открывается, внутри есть очаг, и ничего не разграблено, и айда к берегу, искать выживших.
- Хвала Зегоферу! Зегофер велик! - пробормотал Бервег, и зашевелился.
- Ты не уймешься, - покачал головою Вивни.
А Бервег все же сел на постели и... замер в ужасе. Рот его мучительно приоткрылся, глаза широко распахнулись.
- Да, да, - Вивни сощурился, опустил голову. - Ноги тебе пришлось отрубить. Их раздробило балкой. Отмирать начали, заражение пошло... А еще ты невесть сколько часов лежал босиком. Ветра здесь сильные... Чудом живой остался. Чу-дом.
Бервега затрясло, и новое забытье накрыло его мутной пеленой.
По морщинистой щеке Вивни стекала одинокая слеза.

5.
- Ничего, выберемся, - Вивни молча смотрел на очаг. Над огнем жарились на ветке кусочки рыбы.
- Вот я думаю, перезимуем, да поплывем обратно. А что? Соорудим плот, запасемся строганиной, да и поплывем. Поздно мы поплыли, думали кратким путем, перед тем, как море замерзнет, проскочить по северу, ан нет. Не успели мы. Но весной-то море по-любому поласковей будет, верно? Так и вернемся. Кстати, я ж не один спасал тебя. Тебя вперед меня нашел парнишка один, из местных.
- Из лос? - хрипло подал голос Бервег, сидевший на каменной кровати на одеяле из шкуры оленя.
- Из них самых. Он тебя нашел, и пытался вытащить из-под балки. А тут я. Едва не спугнул, парнишка деру, а я кричать начал вслед. Вернулся, слава Зегоферу. Таки вместе справились. Он еще захаживал пару раз, ты его не видел.
- Отчего?
- Так он к укрытию не приближается. Боится, по всему видать. Тут неподалеку становище есть, я видел огни и дым. Они, конечно же, и не знали про убежище цвергов. Не мудрено. Только нас они боятся, и, видать, чуют здесь что-то чудное. Может, сглаза боятся или колдовства какого. Дело ихнее, лишь бы нас не трогали. А мальчишка дельный оказался. Он еще в первый раз нам целую сумку оставил, с рыбой и со всякой живностью морской. Кажись, он на берегу то подбирал, что из моря выбросило. Тем и прожили. Потом лук подарил и несколько шкур. Два раза заходил, я его к очагу звал - все никак.
- Завтра... Вынесешь меня поутру на воздух? Хорошее убежище строят цверги, друг мой Вивни, но каменный потолок мне снится даже ночами.
- Обязательно, брат. Непременно.
- Послушай, а что же, не заметили нас другие? - Бервег не отрывал глаз от огня. - Ведь, если они здесь живут да не знают, что тут убежище, то и ходят свободно. Так я думаю.
- Не знаю. Не заметили. Кроме мальчишки того, я больше никого и не встречал, - голос цверга как-то странно звучал. Похоже, он стал чуть выше.
- А как я выжил? Чем ты меня лечил? Вы, цверги, живучие, и немочь вас никакая не берет, но мне-то вся статья помереть от огневицы.
- Ну как лечил... Как я мог лечить? Разве что Небу молиться. Крепкий ты, вот и выжил. Зегофер велик!
- Велик... А что же, убьют нас лосы, если найдут? Мы с ними на ножах после Северного Святого похода. Они воевали на стороне того демона, который привел сюда троллей и хотел ударить с севера на наши земли. Тебе, кажется, под двести, ты наверняка помнишь ту войну.
- Не думаю я, что они помнят все. Здешние - мелочь, они, может даже, и не воевали. Это самые северные, которые за проливом - вот те воевали. Они посмышленнее здешних будут, да и оружие делают не хуже нашего. А эти... Да брось. Пятьдесят лет прошло, они небось и позабыли все.

6.
Мирно посверкивал огонек очага. Каякер лежал неподвижно между двумя женами отца, сестрами и млашими братьями. Так как отец вместе с другими уплыли за пролив ловить моржей, они остались одни. Каякера на охоту не брали. Не было толку от него, и потому оставался он в стойбище чуть ли не единственным мужчиной.
Что у него всегда получалось, так это красться. Неслышно Каякер поднялся, снял со стены отцовский лук, поднял мешок со шкурами, хранящимися прозапас, и, отогнув самый низ шкуры, закрывающей проход, проскользнул наружу. Вдохнув запах стойбища - олений навоз, дым, шкуры - он поскользил в сторону холмов, прячась среди теней.
У самой границы стойбища его настиг оклик:
- Я вижу.
Вздрогнув от испуга, Каякер выронил мешок и оглянулся. Увидев шамана Вагаку, он так же выронил и лук. Побледнев, будто шмат китового жира, юнец молча уставился на Вагаку.
Кутаясь в меховой плащ, шаман медленно приблизился и поднял мешок. Заглянул внутрь, пробормотал:
- Шкуры. Лук. Стрелы.
Затем спокойно взглянул на юношу.
Племена лос жили в большими семьями в тесных, маленьких шатрах. Все они делали вместе, не мыслили жизни друг без друга, потому что, чтоб выжить у северного берега, им приходилось крепко держаться за родичей и соплеменников. Оттого-то они всегда были спокойны между собой, никогда не кричали, не ругались, и уж тем более не дрались. Любые ссоры были строжайше запрещены.
Но это не значило, что пронившийся избавлялся от допроса и наказания.
Шаман присел на корточки, став похожим на большого нахохлившегося филина, и жестом велел присесть Каякеру.
- Глаза твои сказали мне, - негромко заговорил старик, глядя прямо на юношу, - что не от белого медведя ты убегал. Не ему ты кинул свою сумку с добычей, чтоб оставил он тебя в покое. Я не зря живу так много лет. Я не охочусь. Не хожу в походы. Не натягиваю лук. Не пускаю стрелы. Так зачем я? Зачем дают мне долю, как для сильного мужчины?
- Ради правды. Чтоб беседовать с духами, - выдавил Каякер.
- И не только с ними. Говори мне, что ты делаешь. Но говори правду.
- Там... - всхлипнув, собиральщик указал в сторону залива, - прошлой ночью дед Петасак разбил плавучий шатер Людей огня. Я нашел шатер, и Людей огня тоже. Их осталось двое. Один скоро умрет, потому что ему раздробило ноги. Им я и оставил то, что собрал.
Шаман молчал. Его узкие, черные глаза не выражали ничего.
- Меня изгонят, да? Наверно, я подцепил порчу. Тогда мне надо уйти, - выдавил Каякер.
- Не подцепил, - негромко ответил Вагаку. - Я же не подцепил?
- Что? - вскинул взгляд потрясенный Каякер.
- Бери то, что взял, - шаман медленно поднялся. - Веди меня туда, где оставил ты Людей огня.

7.
- Много весен минуло с тех пор, как родился я на свет, - несмотря на скорый шаг, говорил Вагаку без отдышки. - Помню я и Избавителя, который появился на Северной Земле. Помню я всех его слуг и Войну. Не сразу Избавитель стал Избавителем. Сперва люди его ходили по стойбищам и собирали тех, кто мог стать шаманами. Они-то и научили меня тому, что знаю. И взяли меня в его воинство, чтоб лечил я людей Избавителя. Сам я не воевал. Но знаю, что воевали страшно. По ранам знаю, по смертям. Были мы у границ Теплых земель, откуда родом Люди огня. В большой битве налетели они, сидя верхом на Детях ветра, втоптали в грязь, и многих побили. Я среди мертвых лежал со стрелою в спине. А они подбирали всех живых. И врагов, и своих. И лечили. Да, меня вылечили Люди огня, а то бы умер. Я с ними долго жил, помогал их кашеварам в обозе. Отпустили меня, как вернулись мы в наши тундры, и одежду дали, и еду, и вернулся я живой в свое стойбище. Оттого я знаю их язык, и помогу травами исцелить больного пришельца. Жизнь за жизнь. А ты можешь ходить к ним, но не чаще, чем раз за пять дней. Сделаю так, чтоб наши сородичи не ходили в те места и ничего не проведали про Людей огня. Пусть по весне уплывают обратно. Только вот о деле нашем ты должен молчать, понял? Всегда молчи, это тайна. И даже с Людей огня я возьму слово молчать о моей помощи.

8.
- Какой сегодня день? - подал голос Бервег, лежа на шкурах.
- Не знаю, - пожал плечами Вивни, помешивая уху. - Я, конечно, отметки делал на стенах, но первое время я до этого не додумался. Так что ошибиться мог.
- И сколько там отметок?
- Пятьдесят два, - цверг встал и поднял топор. - Пятьдесят три, - острым углом лезвия Вивни нацарапал на стене очередную засечку. - Спасибо, что напомнил.
- А конкретнее?
- Конец эркаста, друг. Скоро Новый год.
- Намного ли ты мог ошибиться?
- Дней на пять. Прибавить пять дней - или убавить пять дней. Не обессудь.
- Послушай... А пусть Новый год будет сегодня?
- Думаешь?
- Да. Пусть будет Новый год?
- Новый, двести девятый год Империи, а? - Вивни усмехнулся. - Могли бы праздновать его в столице.
- Могли бы. Я хочу смотреть на небеса, на Зовущую звезду и думать, что моя жена тоже на нее смотрит.
- Тогда давай устроим его завтра? - Вивни склонил набок голову. - Праздничный ужин не получится. Все та же рыба, все тот же олень. Но вдруг наш юный друг завтра придет, а мы его и пригласим?
- Тогда хорошо. Да, пусть так. У меня для него уже есть подарок.

(окончание следует)

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Пн сен 23, 2013 2:23 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Пусть ветер нашепчет нам (окончание)

9.
Каякер явился рано утром и, как всегда, встал на высоком камне, ожидая, пока скрывающиеся в темной землянке Люди огня заметят его.
Его заметили - вышел Вивни, неся на спине Бервега. Опустив товарища на землю, цверг немедля скрылся в землянке и, вытащив оттуда низкий, старинный табурет из железа, усадил товарища на него.
Затем быстрым шагом направился к Каякеру.
- Хэй, даре маргебе! Ауслайзе науррэ хоус мерах?
- Вот! Я принес! - на этот раз Каякер принес еще одну шкуру, нить из жил оленя и костяную иглу.
- Харашо! - Вивни перешел на ломаный лосар. - Иди аун Вивни! Иди! Магребе, детер харашо!
- Нет-нет! - Каякер отступил. - Не могу, древнее место, сглаз.
- Сейчас! - Вивни пытался подобрать слово. - Харашо! Сейчас - харашо! - затем указал на солнце, провел линию, по небу, желая выразить "закат". - Тоур Бервег датин шерргас... Каякер ун Бервег! Бервег ун Каякер!
- Что? Бервег хочет говорить с Каякером?
- Нарс!
Вивни поднял перед грудью дары Каякера, прижал их к сердцу, поклонился. Затем провел линию от Бервега до сердца Каякера, и так несколько раз.
- Он хочет мне что-то дать? - понял юноша.
- Плохо - нет! Харашо - нарс! Детер аур нарс!
Каякер сглотнул и... последовал к черному зеву пещеры. Остановившись перед улыбающимся Бервегом, неловко улыбнулся в ответ. Тот вытащил из-под засаленного воротника некогда белой моряцкой куртки Священный знак на золотой цепочке, и протянул его Каякеру.
Увидев на черненом круге золотые языки пламени, Каякер замотал головой, направился обратно в стойбище, и ничто не могло убедить его остаться.
- А знаешь, может, так и лучше? - печально промолвил Вивни. - Кто знает, как его сородичи отнесутся к нашим знакам?

10.
Молча сидел Каякер у огня в окружении сородичей. Молчали жены отца. Молчали младшие братья. Даже неугомонные сестрички молчали и тихо жались друг к другу.
Близился срок возвращения мужчин из-за Пролива, и все знали, что кое-кого могут недосчитаться.
Как-то особенно злобно завывал ветер за стеною из шкур и кожи.
Как-то... Нет, ветер так не завывает, и семья поняла это почти одновременно.
- Лук бери, бери копье, - велела старшая жена отца Каякеру. - Посмотри, что это там, не волки ли. Крикнешь, если там нехорошо, мы тоже выйдем к тебе, - и крепче обняла младшую дочку.
Сжимая в одной руке лук, в другой копье с костяным наконечником, Каякер выпрыгнул в морозную ночь.
Бежали по небу рваные тучи. Печально посматривал месяц сквозь серый саван. Метались мягкие снежинки под порывами ветра. Скрипели кожи и ремни шатров. Не один он вышел поглядеть, кто же завывает так злобно и так громко, были и другие - подростки, старики, жены, молодые девушки.
И мудрый шаман Вагаку.
- Это не волки! - громко крикнул мудрец. - Не волки! Не стреляйте, и копья свои опустите. Это пришли к нам в гости слуги Избавителя! Это Нунукавы!
Шепот прокатился над стойбищем, а спина Каякера покрылась холодным потом. Снова мерзкая дрожь сотрясала его тело, и, силясь скрыть охвативший его ужас, юноша посьльнее воткнул в землю древко копья и оперся на него всем своим весом.
Серые тени за стойбищем сгущались, и видны были темные, темнее ночи очертания человекоподобных фигур. Они все приближались странной, неровной походкой, то перебегая вправо-влево, то замирая на месте.
Наконец, у самого крайнего шатра, фигуры остановились, и лишь одна продолжила движение.
Сохраняя неподвижность, но клацая зубами, Каякер всматривался в лицо пришельца, понимая, что не может сравнить это с чем-то иным, кроме волчьей морды.
Меховые одежды незнакомца оказались его собственным серым мехом. Длинные, мускулистые лапы - каждая толще Каякера - свисали до согнутых по-волчьи, коленями назад, задних ног. Длинный хвост топорщился и ходил из стороны в сторону.
- Привет тебе, добрый друг наш! - казалось, шаман не чувствует страха. Как ни в чем не бывало, он выступил вперед. - С чем пожаловали, чем можем мы помочь вам?
Слуга Избавителя - Нунукав, сгорбившись, свесив перед собою лапы, мрачно, из подлобья уставился на шамана. Затем медленно приблизился. Сгорбившись, он все же оставался выше старика. Когда он приблизил свою морду к уху шамана, Каякер подумал, что если бы на месте Вагаку оказался он сам, то непременно убежал бы, куда глаза глядят - однако же старик не дрогнул. Не даром он сражался в одном войске с Нунукавами, за Избавителя!
Пасть людоволка приоткрылась, и послышался шепот, похожий на шипение. Слова сносил ветер. Шаман почтительно слушал.
Затем, развернувшись к своим, объявил:
- Слушайте все! В наших краях завелись Люди огня!
Загудели, загомонили соплеменники.
- Они плыли мимо наших берегов, но Морской дед рассердился! Он не дал нас в обиду! И разбил их морской шатер о наши скалы. Однако некоторые спаслись, и прячутся в окрестностях. Мы, как добрые друзья Нункавов, поможем им найти наших общих врагов, а Нункавы укажут нам путь, потому что у них есть чутье на Людей огня! Ведь Нунукавы - дети самого Избавителя. Я выберу самых сильных из тех, кто сейчас в лагере, и мы вместе найдем их, и убьем!
Затем направился к своим соплеменникам, и каждому шаман негромко говорил, что надлежит делать. Одного он отправил домой, другому приказал сторожить лагерь, третьему велел следовать за собой.
Остановившись около Каякера, Вагаку вздохнул и промолвил:
- Ты.. домой иди.
Как во сне, стоял юноша у порога отцовского шатра, глядя вслед соплеменникам, исчезающим во мраке надвигающейся бури. Буря - это плохой знак. Ведь отцы их и старшие братья сейчас в море... Если разбился огромный плавучий шатер Людей огня, то каково же им, в маленьких каяках?
Когда пот стал замерзать на щеках, Каякер вернулся в шатер - и заплакал совсем не мужскими, горькими слезами.

11.
Тонко-тонко завывал ветер, вздымая змейки снежных завихрений. Непроглядно-седая ночь становилась все неприветливей, и сливались на юге небо с землею в одну лишь сизую, студеную мглу.
Хорошо, что вход в землянку цвергов смотрел на юг, и ветер с моря, взяв разбег с макушки морских коней, пробежавшись по корке непреклонно намерзающего льда, не влетал в невеликую келью, плавно обтекая заснеженный склон приземистого холма.
Туда же, на юг, смотрели и моряки, кутаясь в подаренные Каякером шкуры.
- Глянь-ка, до чего гиблые здесь места, - пробубнил красноносый Вивни. - Даже благодать земли нашей не долетает сюда. В столице как празднуют ночь нового года? Выходят на улицы, поют, пируют прямо на снегу, и хворь не липнет ни к кому. А в стародавнее время, когда пророки еще ходили среди нас, и чудеса были. Говорят, неизлечимо больные исцелялись. А здесь? Чую, за ночь мы вмерзнем в землю и станем похожи на снеговиков.
- Так, может, чуда нет оттого, что мы не в срок новый год встречаем? - Бервег пытался согреть озябшие ладони теплым дыханием.
- Сам просил. Когда просил, тогда и встречаем. Эх, невезуха! - Вивни подбоченился. - Море-то до сих пор не замерзает. Ведь могли же, могли проскочить по северу, если б не проклятый шторм. И были бы самыми богатыми мореходами за последние десять лет. Если выберусь, займусь перевозками железа. Из Урдушата до Хириллата - милое дело. Или ювелиром стану. У меня чуткие руки и верный глаз. А в море - ни ногой. Цверги не должны покидать земли.
Бервег все молчал, вглдядываясь в затянутое пеленою небо. Иней намерзал на отросшей бороде морехода.
- Расходилась непогода, - прошептал он. - Звезд не видно. Нет, мы с женою не смотрим на одну звезду.
Вивни крякнул, что-то прикидывая, а затем стал притопывать короткими ногами.
- Не получится нам отметить эту ночь по имперскому обычаю. Давай уже в тепло!
И склонился над товарищем, чтоб взвалить его на карачки.
- Погоди! - остановил цверга Бервег. - Еще немного... Послушай, я, наверно, не вернусь домой. Останусь я здесь. А ты плыви по весне.
- Чего задумал? Чего ты там несешь, а? - Вивни угрожающе навис над ним. - Ты что, грибов объелся? Где нашел, отвечай!
- Жена моя меня таскать не сможет, как ты, - Бервег стиснул зубы, и желваки заходили на его скулах. - Вот получу я деньги с торговой компании, и что? Насколько их хватит?
- Да, оно конечно, - Вивни почесал бороду. - Ну и что? Давай, я тебя к себе в дело возьму? Будешь шлифовщиком первой стадии. Или с заготовками работать будешь. Есть в этом деле такие процессы, что шибкого мастерства не надо, лишь бы руки совсем уж не из жопы торчали. У тебя вроде не из нее, а? Слушай, бросай уже хандрить. Не вернуться, чего удумал... Люди друг друга не бросают, и цверги не бросают. Раз уж спасся, так карабкайся до последнего. Все, пошли в дом, а то промерз я. Шутки шутками, а простуда нам не нужна.
Взвалив увесистого моряка на спину, коренастый цверг даже не пошатнулся. Проваливаясь по колено в сугробах, он направился ко входу. И тут же - замер. Долгий, пронзительный вой раскатился по округе, перекрыв собою жалобный скулеж северного ветра.

12.
Унга припал к земле, ибо был горд собою. Унга видел добычу. Он чувствовал в себе огонь, который говорил ему: хозяин Унги рядом с Угной.
Путеводная звезда разгоралась алым, алым горели следы на снегу, алые искры мельками в черном воздухе.
Эти искры были во множестве. След, говоривший Унге: ты близко. Они близко. Ты справился, Унга!
Вокруг тебя братья и слуги хозяина. Братья ликуют, слуги воняют страхом. Слуги слабы и глупы. Под самым носом они не заметили проклятое племя и теперь источают страх. Их есть за что наказывать. Но пусть живут. Они - люди.
Они не могут уловить эти искры - а Унга может. Давно, много ночей назад, когда он охотился в своей вотчине за южным горами, он уловил искры, что источали Люди Огня, когда их корабль причалил к берегу.
Долгие ночи, сквозь бури, метели, через холмы и тундру, через горы, над пропастями и обрывами - бежали, искали добычу. Корабль плыл у берега, и Унга ловил дыхание моря. Никто не должен плавать у берегов хозяина севера!
Особенно люди Огня. Досадно, что ветер и прибой сделали то, чего не успели сделать клыки Унги.
Но дело еще не завершено! Скоро, скоро! Скоро угаснут последние искры! Уже близко, близко, близко!
Охотник Унга припал к заснеженной земле, шерсть на его загривке встала дыбом.
Горловое, ликующее рычание вырвалось из его груди вместе с клубами горячего пара - и превратилось в восторженный вой.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Пн сен 23, 2013 2:33 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
МиХан

Горлица

- Неладное чую, княже, - прогудел Вышимир. Привстав на стременах в седле, приложив ладонь козырьком к морщинистому лбу, он пристально вглядывался вдаль.
- Нет на стенах знамён, - хмурил брови кустистые брови воевода, - да и в прошлое время давно бы встретили нас на пути.
На скулах Вышимира играли гневные желваки.
- Дозволь, я разведаю, отче! – крикнул Волчур и пришпорил коня. Вырвался вперёд, но тут же резко осадил, недовольно внимая горловому рычанию отца:
- Осади, шалой! Поперёк батьки когда разучишься лезть? Вышимир, шли двоих молодцов.
Недовольно кусая губы, княжич вернулся в строй. Его вороной жеребец плясал и волновался подстать самому ездоку.
- Эй! Вострой! Дичила! – зычно кликнул воевода, повернувшись в седле. – Разведать, чего там!
Два дружинника в лёгких кожаных доспехах молча отделились от кавалькады и погнали вперёд, понукая коней.
- Негоже нам неведомо куда голову совать, - промолвил князь. – Обождём.
- С дороги бы убраться, - предложил воевода. - Под деревьями к нам можно незаметно подползти, а куда мы – с таким-то обозом?
Княжич хмуро оглядел дружину отца. Три десятка могучих мужей на крупных конях. Даже запылённые, в замызганных кафтанах вояки выглядели внушительно и грозно. Они ехали по бокам от трёх огромных телег, до верху набитых дичиной. Были там и куропатки, и кабаны с лосями, и здоровенный медведь.
Княжич невольно коснулся мешочка на поясе, где лежали вырванные когти страшилища. Юноше не терпелось вручить грозные трофеи молодой жене.
- Неподалёку лощина есть, - говорил воевода. – Оттащить телеги туда, перекрыть проход, да и занять оборону. Чай, рогатины с собою, и стрел ещё довольно осталось.
- И то верно, - князь подёргивал себя за седой свисающий ус. – Волчур! Крепи оборону в Глухой лощине.
- Отче! - вскинулся княжич. – Эдак мы полдня с телегами провозимся. А ежели напрасно? Не проще ли ударить, не быстрее ли сразу в бой?
- А ежели не напрасно? – громыхнул отец. – Ежели засада впереди? Делай, что велено.
Проглотив ругательство, Волчур соскочил с коня, передал поводья воеводе и схватил за уздечку одну из упряжных лошадей.
- Помогай, братцы! – крикнул Волчур. – Повертай телеги да к лощине их!
- Чёрмное знамя! – скомандовал воевода. – Прикрывать их будем. Нельзя обоз бросать.
***
На половине пути к лощине вернулись Вострой и Дичила.
- Взят замок твой, княже! – доложил один, склонив голову. – Ни души там не осталось.
- Что слуги, домочадцы? – резко переспросил воевода. – Тела видели?
- Мало тел. Может, через ход потайной утекли.
- А вои что? - князь был каменно-спокоен. – Двадцать там оставалось.
- Все порублены у входа в башню, - мрачно ответил Вострой. – Они по двое заступали недругу путь – и погибли до одного. Все в дверях лежали.
- Мыслю я, светлый княже, - добавил Дичила, - что они так срок для домочадцев дали. Вои погибли, а домочадцы через тайный ход ушли.
- Кто напал? – глухо выдавил Волчур.
- Не ведаем, княжич, - потупились разведчики. – Ни тел вражьих мы не видели, и броши чужеземной от плаща, ни шлема, ни оружия, окромя тех, что на воях наших. Всё вороги с собою забрали.
- А Заряна? Что супруга моя? – княжич впился безумным взглядом в лицо воинов.
- То неведомо, - был ответ.
- Ты, княжич, не горюй раньше времени, - Вышимир неловко похлопал его по плечу. – Ежели она с прочими через тайный ход ушла, то и сейчас с ними в безопасном укрытии лесном. Как вернёмся, так сразу по ходу тому воина отправим – он наших домочадцев и слуг отыщет.
***
Неспроста замок князя морян звался Каменец. Высился он на самом берегу морском, на высокой скале. И был этот замок из серого камня. Стройная башня терема поднималась над землёю на полных шестьдесят локтей.
- Вовремя мы дичью запаслись, - хмуро буркнул воевода.
Князь, Вышимир и Волчур стояли посреди разорённого пиршественного зала. Скамьи и столы были перевёрнуты и изрублены, княжеское кресло – разбито в щепы. Похоже, боевым молотом или булавой.
- И всё же, - ответил князь, - голодная будет зима.
За пределами зала слышались голоса. Это вернувшиеся из укрытия домочадцы суетились, наводя порядок.
- Оружейные пусты, - продолжил князь. – Амбары тоже. Сокровищницу выгребли подчистую.
- Может быть, Редан Холмлянский поможет нам зиму пережить? - осведомился Вышимир.
- Нет, - отрубил князь. – Не видать нам подмоги от него. И поделом. Залогом дружбы была Заряна, дочь его. Не будет теперь ни союза с холмлянами, ни иной помощи.
- Кто же совершил сей набег? С кого спрашивать? – негромко и спокойно прозвучал голос воеводы.
- Ныне узнаем. Волчур, затвори дверь, - велел князь.
Княжич, белый как полотно, подошёл к дверям и заложил их на засов. Руки его дрожали.
Князь, мрачно хмурясь, подошёл к огромному камину в стене, огороженному литою стальною решеткой. В камне лежали угли и зола.
Он опустился на колено, низко склонился над золою, протянув руку, чуть коснулся пальцев холодных углей, и зашептал что-то неслышное – губы старого воина едва шевелились. Волчур прищурился – ему показалось, что искра промелькнула между пальцами отца и отгоревшими дровами. В палате потемнело, потеплело, а в углах неожиданно-густо заклубились тени. Волчур поежился. Никогда еще отец не прибегал при нём к такой волшбе.
Князь резко выпрямился и безошибочно взглянул в дальний угол, хотя тот ничем не отличался от других, и тени точно так же клубились в нём.
- Мир тебе, батюшка-Домовой Свет-Любожитович, - негромко молвил вождь. – Спасибо тебе, что на зов явился. В добром ли здравии ты, кормилец наш?
Никакого домового не видел никто, кроме князя. Он слушал, склонив голову, а затем произнёс несколько слов на неизвестном языке и низко поклонился в сторону угла. Неуловимо изменилась палата – и стала прежней. Потянула из распахнутого окна холодными морским ветром.
- Нордаллы напали на замок наш, - глухо молвил князь. – Воины ярла Тьёрма под покровом ночи пришли, неслышно взошли по стенам. Разорили они дом наш – а княжну Заряну увезли с собою за море.
- Как – Тьёрм? – громыхнул Вышимир. – Так ведь это… Уговор у нас с ним! Нешто порушили завет нордаллы?
- О Заряне, что сыну моего в жёны досталась, - тяжко вздохнул князь, - с давних пор слава шла. О красе ее неземной да мудрости. Не было вождя или воина в землях Ирия, кой бы в жёны ее не желал получити. Не добром, так силою. Таковы нордаллы – поганое племя.
- Отче! – княжич подался вперёд. – Отче! – хотел он крикнуть, но вместо этого сипло цедил слова. – За позор, за бесчестие… За постыдное клятвы порушение… Отмстить позволь. Умоляю… Всем, что святого в мире! Дай воев, дай оружие – я змеем проползу к ним, я собакой им горло порву! Мир и союз с холмлянами дозволь спасти, а жену из плена постыдного вызволить…
Молчал князь, хмуря лохматые брови, и ничего нельзя было на лице его прочитать.
- Тогда в одиночку пойду я! – окреп голос Волчура. – Лодку утлую ты дашь ли для сына?
- Дружину дам, - буркнул отец. – Дело это в тайне хранить надлежит. Все же двадцать годов учили тебя мудрости ратной – сам ведаешь обо всём. Дружину бери – и изничтожь всех воев Тьёрма. Ведаешь ли, где живут они?
- Рагенфельсвалле, - выдохнул Волчур. - На Мысе Меча.
- Плыви туда. Да благословят тебя предки наши и Верех-Покровитель.
И обнялись они - по-медвежьи крепко.
***
Неслышными тенями крались анты среди призрачных деревьев. Крались они цепью, широким строем, облавою, чтобы вовремя снимать тех, кто мог бы обнаружить их. Светил им месяц на тёмно-синем равнодушном небе, ярко и призывно, презирая ветхий саван из клочковатых туч.
Были воины облачены для тяжелой битвы: в шли они кольчугах и в островерхих шлемах, при мечах, топорах. Но двигались они неслышно по шепчущему лесу. Не звенели кольца доспехов – их плотно прижимали к телу плотные кожаные куртки. Не шуршали воины листвой, и даже ни одной ветви они не потревожили. Походили они на волков – злых, голодных, лютых от голода.
Корабль их ждал у моря, надежно укрытый в глубоком фьорде среди скал, в дне пути от Мыса Меча. Решили анты зайти к врагу с неожиданной стороны – не с моря, а с гор. Потому и крались они теперь, потому и прижимались они к земле, точно голодные волки.
Но привстал на миг в полный рост тот, кто шёл впереди цепи. Поднял вверх кулак в кожаной рукавице. И остановилась цепь, затаив дыхание. Подобрался справа к тому воину другой. Их лица скрывались за масками шлемов. Тот, кто подобрался, коснулся правою рукою виска и груди. Это означало: «Княжич, что случилось?».
Передний – а это был Волчур – вытянул руку перед собой и провел длинную черту до носа равнодушного лика маски. Это значило: «запах». Затем княжич провел ломаную зубчатую линию в воздухе перед грудью.
«Огонь».
Воин стянул с головы шлем, потянул морозный воздух. Недоуменно нахмурился. Указал вперёд.
«Оттуда, куда идём?».
Волчур кивнул.
Воин провел изломанную линию, а затем свёл ладони углом, и резко развёл их в стороны.
«Пожар?».
Кивок. Княжич снова провёл рукой до носа маски, коснулся лба и повторил знак пожара.
«Думаю, это запах пожара».
Воин вопросительно дёрнул головой, указав подбородком на Волчура.
«Что дальше?».
«Вперёд!» - махнул рукою княжич.
***
Ждали воины битвы, думали, что, закинув верёвки с крюками на вершину частокола, взлетят по стене, будто белки, и обрушатся из тени на сонных нордаллов, точно рыси.
Каково же было их удивление, когда увидели они вместо высокого вала… огромный пролом. Вокруг валялись толстые бревна, изломанные, точно щепки. Запах гари витал в воздухе – теперь его чуяли все.
Пригибаясь, держа руки на оружии, воины ловко подхватили одно из брёвен, и перекинули его через глубокий ров. Перебравшись по бревну, они ловко взбежали вверх по крутому склону земляной насыпи и проникли в городище через огромный зияющий пролом в частоколе.
Чернели рёбра выгоревших домов. Земля под ногами превратилась в чёрную, жирную сажу, и не было часового, чтобы окликнуть незваных гостей.
В полной тишине дружинники бежали среди горелых руин к высокому чертогу на скале, что высился надо всем городищем.
Дом ярла не пострадал от огня. Всё так же сверкали яркоокрашенные резные столбы, подпиравшие галерею, а крытая медью высокая двускатная крыша блестела под кристальным светом месяца. Только тяжёлые дубовые двери были сорваны с петель и валялись на середине каменной лестницы, ведущей на вершину скалы. Поднимаясь по ступеням, Волчур подвился – что за сила выворотила массивные железные петли с мясом из толстых досок?
Во весь рост встали анты в дверях пиршественного зала прославленного ярла.
Хотели воины ворваться в них, сокрушая врагов, а вышло – так… Горько и тревожно было на душе у дружинников.
- Знакомое зрелище, - пробормотал себе под нос Волчур, глядя на разорённый пиршественный зал, а разбросанные, изломанные столы и скамьи.
- Ну что, княжич? – спросил один дружинник. – Будем ли обыскивать палаты?
- Да, - отрывисто бросил витязь. – Должна же здесь быть хоть одна живая душа? Первый десяток – сторожите вход. Второй десяток – к левому проходу, третий – к правому, за мной.
Быстрым шагом двинулись анты, переступая через расколоченные остатки мебели и куски роскошного угощения, перемешанные с грязью и пылью.
«Нешто свадебный пир устроил супостат?» - скрипнул зубами Волчур, оскальзываясь в луже из ароматного эля.
И тут дрогнули воины, замерли на месте от неожиданности, оцепенев от хриплого рычания, громом потрясшего разоренный зал.
Но это оказалось не рычание, а каркающий смех. Человеческий смех.
Мигом Волчур пересёк палату – он двигался к месту ярла. За опрокинутым креслом вождя лежал человек. Княжич сгрёб его за грудки и выволок на середину зала, чтоб скудный свет месяца озарил его лицо.
В кровавую маску превратилось лицо ярла Тьёрма. Конвульсивно дрожа, он хрипло и каркающее хохотал.
- Кресло ровно поставьте! – скомандовал Волчур. – Помогите усадить.
Анты усадили бессильно обвисшего ярла в княжеское кресло. Волчур навис над светловолосым, бородатым, могучим нордаллом, который, залитый кровью, был теперь слабее ребёнка.
- Что тут случилось? – требовательно спросил Волчур. – Где Заряна?
Ярл закашлялся, но трястись от жуткого смеха не престал.
- Чему ты радуешься? – Волчур схватил его за ворот расшитой рубахи. – Отвечай, или я вырежу ответ из тебя вместе с жизнью.
Тьёрм смолк, перевёл дух. А затем подался вперёд, силясь что-то произнести.
- Что? Что ты сказал? – Волчур наклонился ниже.
- Белая… горлица, - прохрипел ярл.
- Белая горлица…
В башне высокой
Опереньем сверкала,
Привлекая орлов.
- Что ты несёшь? – Волчур стал закипать.
- Слетелись орлы, - продолжил Тьёрм.
Первый – растяпа,
Второй – простофиля.
Досталась голубка
Медведю со скал.
- Какому медведю? О чём ты?
- Айхвайльгар, - выдохнул Тьёрм. Полоска крови стекла из его рта и скрылась в соломенной бороде. – О! Тот её достоин…
- Айхвайльгар? – Волчур встряхнул ярла. – Кто это?
Но ничего уже не ответил ему прославленный Тьёрм.
- Зажгите факелы, - хмуро распорядился княжич. – Обыщем чертог и вынесем добычу и сокровища отца моего. Затем же.. Погребальный костер размером с Высокий чертог. Он увенчает жизнь любого воителя.
***
Две зари сияло на холодном северном небе. Одна поднималась из-за моря с востока, а другая – сияла с запада, над обугленным городищем. Это обращался в пепел Высокий чертог нордаллского ярла.
Хмуро анты взирали на эти зори. Кутаясь в плащи, они развели костёр и варили в большом котле ячменную похлёбку.
- Айхвайльгар, княжич, - черноволосый молодой дружинник опустился на колоду рядом с мрачным Волчуром. – Ведомо ли тебе, что родился я в этих краях?
- Трэлем был отец твой у ярла Эстборгилле, что к югу от этих мест, - ответил Волчур. – А мой отец вызволил вас во время похода в тот край.
- Вызволил нас твой батюшка и облагодетельствовал, - дружинник приложил руку к груди. – И всё не напрасно. Нынче я хоть отчасти долг вернуть могу.
- Что знаешь ты об Айхвайльгаре, Колун? – поднял княжич взгляд на дружинника.
- Им нас пугали в детстве, - прошептал воин. – В рассказах вечерком у камина. Это оборотень. Медведь, что живёт высоко в горах. «Айх» - это по-нордаллски значит «против, супротив». «Вайль» - «медведь». «Гар» - «человек». Ни медведь, ни человек. Ни то, ни другое. Оборотень, тварь из тени. Вот о ком сказал перед смертью Тьёрм. Возвращаться надо нам, светлый княжич. Того зверя никто победить не может.
- Как отыскать того зверя? – глаза Волчура загорались бешеным огнём.
- Княжич… - покачал головою Колун.
- Скажи мне. Смерть свою всяк волен сам искать, - прошептал юноша.
- Убьёшь ты себя.
- Скажи, Освобождённый! – Волчур схватил его за локоть. – Скажи – и мигом долг свой погасишь перед родом нашим!
- Говорили мне, - Колун смертельно побледнел, - что живёт тот оборотень вон на той горе, - и ант протянул руку на запад. Белый пик сиял белизною снегов. Гаснущий месяц венчал его, точно венец.
- Будто бы там палаты его устроены из камня и льда. Будто служат ему злые духи, кровососы и оборотни. Он – единственный владыка тех мест. Не ходи туда, Волчур.
Княжич отпустил локоть Колуна. Глаза Волчура горели, точно у волка. Оглядевшись, он встретил взгляды своих дружинников – многие из них слышали слова Колуна, и шёпотом передавали их тем, кто не слышал.
- Ну что же, братцы мои, дружинники! – зычно крикнул Волчур, поднимаясь. - Айхвайльгар! Вот кто теперь враг мой. Вот кто оскорбление нанёс племени нашему, кто теперь грозит союз разрушить между нами да славными холмлянами. Я туда иду! – он указал на белеющий пик. - А вас я неволить не стану. Сильный это враг. Да вы и сами видите, что сотворил он с городищем. Посему властью, что отец меня наделил, я вас освобождаю. Возвращайтесь с миром в Каменец, и весть передайте отцу обо мне. Если будет воля Вереха на то, вернусь я домой с женою своей. Идите, друзья. С миром идите.
Но молчали воины, переглядываясь меж собою. А один, седоусый, сказал:
- Полно, княжич. Ежели за дело взялись, так его до конца довести положено… Я вот так мыслю. Верно, Турец? – и толкнул под локоть соседа.
- И то верно, - прогудел тот. – Так что это, светлый… Не того.
- С тобою мы, - заключил кто-то из задних рядов.
***
Спали воины, завернувшись в одеяла и меха. Спали над самым обрывом, под скальным козырьком, что не давал редким снежинкам, реющим в морозном воздухе, падать на спящих.
Что и говорить – не столь привычны анты были к горам, как к лесу. И куда подевалась вся быстрота их, вся смертельная сноровка? Но знаменитое упорство их не исчезло, и потому уже три дня они карабкались по склонам, обвязавшись верёвками, и тянули друг, и ни слова жалобы не раздавалось из уст грозных вояк.
Ныне же они спали, прижимаясь боками друг к другу для того, чтоб сохранить ускользающее тепло.
Сидел Волчур на камне и зорко всматривался в темноту – была его очередь сторожить сон товарищей. Спиною он ощущал приятное тепло от потрескивающего костра, а на душе его царила мертвящая пустота.
Один лишь раз он видел до свадьбы Заряну, но этого хватило, чтоб мечтать о ней все годы до того дня, как вошла она в чертоги князя Камнеца.
Нет, никак не мог свыкнуться Волчур с мыслью о том, что так глупо и в одночасье лишился того, ради чего, собственно, и стоило ему жить на свете.
Вдруг тихий шорох прервал течение его мыслей, и княжич привычно подобрался, хватаясь за копьё, сверля пристальным взором синюю промозглую темноту.
Что-то белое мелькнуло среди камней. Княжич вскочил, перехватывая копью поудобней.
- Волчур! – раздался шёпот. И юноша обмер. «Неужто Заряна?». Да, вот и она, стоит между двух валунов, в белой шубке, прижимает ладошки к груди. Рванулся к ней витязь, не помня себя, но та вдруг замахала руками, и палец к губам приложила:
- Не шуми, - попросила она. – Иди за мной, разговор есть. Один иди. За товарищей не бойся.
Оглянулся княжич. Не один он караул нёс, а пятеро бывалых вояк вместе с ним. Но все они спали – мерно вздымались их бока под кольчугами, под шубами и плащами.
- За мной иди, - звала Заряна, - но тихо. Ни слова не говори, лишь ступай след в след.
И быстрым, грациозным шагом направилась по тропинке между острых камней и кустарников. Сам не свой от счастья и удивления, витязь последовал за супругой. Долго шли они всё вверх и вверх, над обрывами, под утёсами. Шли они, покуда не оказались в долине меж двух отрогов. Лежал там мягкий и пушистый снег, росли строенные ёлки, застенчивые, будто девицы на выданье.
А между ёлок стояла избушка.
В неё-то вошла Заряна.
- Люба моя! – выдохнул Волчур. – Что же это? Ты ли? А я – за тобой!
- Сядь, витязь, - печально прозвенел голос княжны. Усадила она гостя на лавку подле теплой печки, дала ему квасу да каравай душистого хлеба. Благоухал свежий каравай, но грусть стояла в голубых глазах разрумянившейся от мороза девицы.
- Что с тобою? – Волчур отложил хлеб и квас. – За тобою мы. Пошли скорей отсюда! Увезу тебя в свой терем, да и будем жить в богатстве и почёте.
- Не хочу я с тобою идти, - промолвила твёрдо девица. – Ведаю я, что за мною ты явился. Ждала я этого дня. Потому и предупредила Буруна, чтоб не трогал вас в дороге вашей.
- Какого ещё Буруна? – омертвевшим голосом прошептал Волчур. – Почему это не хочешь ты со мною?
- Бурун… - вздохнула Заряна. – Я его так на антский манер называю. А в долине его Айхвайльгаром кличут. Не пойду я с тобою. Останусь с ним. Люб он мне, мой Бурун.
- Что ты молвишь? – не веря себе, Волчур поднялся со скамьи. – Люб тебе оборотень? Нечисть горная?
- Да, люб, - ровно ответила княжна. – А отчего ж не любить его? Он и воин, и чародей. Равных ему на Ирии уж точно нет. Да и он меня любит. Посему остаюсь я тут. Иди же с миром. Он не тронет вас.
- Ах ты… Изменщица! – выдавил Волчур. – А как же племя твое? Как отец твой, как союз между нашими народами? Жила ты в палатах княжеских, в достатке и почете! Разве не ведаешь ты долга своего?
Тихо скрипнула дверь за спиною. Резко Волчур обернулся на звук. Вошедший был высокого роста, дородный, плечистый. Выше Волчура на две головы, он действительно чем-то походил на медведя. Облачённый в роскошную соболиную шубу, пришелец распахнул полы – и под шубой сверкнула кольчуга и золочёная рукоять меча.
- Потише, гость, - прогудел он басом. – Не тревожь тишину моего владения. И с женою моей советую вежество помнить.
- Душно мне в хоромах княжьих, - звонко молвила Заряна. – Не такой жизни хотела я с малых лет. Это – Бурун. Он теперь муж мне. А ты иди с миром, Волчур.
Не ответил ей княжич, рассматривая вошедшего.
- Вот ты какой, Айхвайльгар, - наконец проговорил витязь. – А сказывали, что хоромы у тебя из льда и камня.
- Ну, зачем же изо льда? – усмехнулся оборотень. – То – байки досужие. Сказки, чтоб детишек малых пугать. Впрочем – сказка ложь, да в ней намёк. Я действительно владыка здешних мест. И всё здесь покорно воле моей.
Потянув булатный кинжал из ножен, Волчур бросился на ухмыляющегося колдуна.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Вт сен 24, 2013 3:38 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Гном-Полуэльф

«Творение»

Золотинке, а также всем Творцам посвящается!

В кузнице царил обычный творческий беспорядок, хотя все предметы лежали на своих местах. Уже горел огонь в горне, согревая холодный воздух пещеры. Мастер вошел в кузницу, достал последний слиток мифрила, неторопливо взвесил в руке тяжелый молот и задумался.
Он снова воссоздавал тот образ, что навечно был выгравирован в его сердце, обдумывал ту деталь, что хотел сейчас выковать, завершив многотрудное дело. Закрыв глаза, он снова, бурно, по-гномьи – забыв себя, ринулся в воспоминания. Её слова, её голос, её волосы, её лицо, её руки… Да! Её руки!!! Он вспоминал их, их нежную легкость, шелковистую мягкость, невыразимое изящество, сладкий запах луговых цветов.
Огонь разгорался всё ярче, совсем не требуя качания мехов. « Баммм!» - грохнул молот по наковальне и слитку мифрила, уже лежащему на ней. «Баммм!!!» - ещё и ещё молот поднимался и опускался на наковальню, издавая ясный, мелодичный звон. Мифрил изгибался, плавился, тек под ударами, принимая нужную Мастеру форму. Мастер ковал, но не смотрел на наковальню. Он пел, смеялся, кружился в хороводе осенних листьев вместе с Ней в своих мечтах. Казалось, и молот, и наковальня, и мифрил – кружатся вместе вокруг него в медленном, но страстном танце.
Но вот отгремел последний удар. Мастер снял с наковальни выкованную вещь и голыми руками, несмотря на жар, - не швырнул, нет, мягко опустил в ледяную ключевую воду. И раскаленный мифрил, соприкоснувшись с ледяной водой, не зашипел, плюясь искрами, а лишь чуть слышно, как будто шепнув что-то, испустил облачко пара. Мастер достал заготовку из воды, положил на верстак, вытащил из ременной петли на стене небольшой молоток, резец и продолжил работу. Он вырезал легкость, вытачивал нежность, шлифовал мягкость, воплощал изящество изгибов… Если бы он мог, он бы вырезал даже сладкий запах, оставшийся в его сердце.
Наконец, он остановился и оглядел готовое творение. Перед ним лежала рука - бледная, как будто прозрачная, теплая женская рука. Он, немея от восхищения, легонько коснулся её кончиками пальцев, взял руку и повернулся к дальней стене каморки. Отдернув темное покрывало, повешенное для защиты от любопытных взоров, он с благоговением взглянул на Неё. В нише, искусно вырезанной в граните стены, стояла необычная статуя. Она не была похожа на изваяние, выкованное из мифрила, нет! Там стояла прекрасная и юная дева, зябко кутаясь в длинный серебристый хитон. Дивной красоты лицо, тонкий и стройный стан, величественный поворот головы – говорили о том, кто был воплощен в статуе. У статуи не хватало правой руки, как будто стыдливо заложенной за спину. Мастер приложил недостающую, новосотворенную руку к пустовавшему плечу, достал несколько мелких и незаметных, но острых стальных заклепок и снова принялся за работу. Через несколько мгновений рука была крепко закреплена на своем месте, сразу изменив позу статуи. Сейчас дева протягивала руку к Мастеру, как бы приглашая его на танец.
Он окинул взглядом – нет, не статую, - любимую! И залюбовался ею. Отблески пламени горна подсвечивали бледную кожу рук и лица, делая их живыми и румяными. Не верилось, что кожа – это только тонкий до прозрачности и бледный мифрил. Золотистые волосы, сплетенные из тонкой золотой проволоки, струились по спине девы и казались лучами солнца, невесть как заглянувшего в эту темную подземную каморку. Глаза статуи – два небесно-синих сапфира - лукаво светились искорками, и казалось, что небо отражается в них. Мечущиеся по кузнице отсветы пламени создавали впечатление, что статуя дышит, что ровно и часто поднимается её высокая грудь, в которой бьется горячее сердце – огромный рубин, лично вырубленный Мастером из жил Агларонда. Но все-таки ему казалось, что чего-то в облике статуи не хватает. Он нахмурил кустистые брови и нервно погладил длинную, заплетенную в косы бороду. И вдруг его осенила догадка. Ну конечно же! Он схватил в щипцы один из обрезков заготовки – маленькую узкую полоску мифрила, сунул в огонь, схватил молоток, резец и лихорадочно стал воплощать последний штрих, венчающий его творение. И вот уже в бадье с водой зашипело дивное кольцо, похожее на величайшие творения древних эльфийских кузнецов. Кольцо выглядело как переплетенные с травами серебряные листья, что должны были служить оправой камню. Мастер нашарил в ящике верстака небольшой алмаз, вставил его в нужный паз на кольце и закрепил плоскогубцами в зажимах. Затем подошел к Ней и, замерев на мгновение, чтобы набраться храбрости, опустился на колено. Затем, не смея, протянул руку и надел ей на палец кольцо (повелевающее стихией Вод и его сердцем), как будто венчаясь с нею.
И огромная острая боль, скрытая и отодвинутая на задний план работой, снова охватила его сердце. Его мечта, его любовь, его жизнь стояла от него в двух шагах, но не могла эти шаги пройти, будучи лишь холодной металлической статуей. Мастер рухнул на пол, из глаз показались несвойственные ему слёзы. Он взмолился:
-«О, Великий Махал, Творец и Праотец наш! Отец земной тверди и дома нашего, камня, металла и огня недр! Одаривший нас жизнью, даром творить и кузнечным мастерством!» - охрипшим голосом начал он: - «Прошу милости твоей! Снизойди своей мощью и властью к моей просьбе. Оживи это творение моих рук – мою любовь, мою судьбу, мою жизнь!!!»
Как будто в ответ его словам, где-то далеко, в вышине неба, прогремел гром, отозвавшийся гулом даже под землей. Потом, через мгновение, прогремел еще. И ещё, но уже как-то несмело, как будто извиняющимся тоном. И затих.
Шли часы. Мастер потерял всякую надежду, но, собрав волю в кулак, продолжил на Квенья:
-«О, Эру! Отец всего сущего! Отец самой жизни! Ты позволил жить нам, детям Ауле, творить и радоваться бок о бок с другими твоими детьми – эльфами и людьми. В твоей власти повелевать жизнью всех живых существ, дарить и отнимать её. Я люблю Её больше самой своей жизни, но мы не можем быть вместе против законов Твоих. Поэтому прошу, оживи это скромное творение, эту статую, вдохни в неё жизнь! Пусть я хоть мгновение побуду вместе с любимой и любящей женщиной. Даже если это будут последние мгновения моей жизни. Во имя нашей Любви помоги мне, как ты помог воссоединиться любви Берена и Лютиэнь! Прошу!!!»
Лишь тишина была ему ответом. Мастер вздохнул и растянулся на холодном полу, намереваясь тут же и умереть, не имея сил жить дальше в пустоте и отчаянии. Он уже почти потерял сознание, когда вдруг будто бы услышал легкие шаги по каменному полу. Дуновение откуда-то взявшегося в пещере ветерка или прикосновение чьей-то легкой руки коснулось его щеки. И ему на палец скользнуло маленькое бронзовое кольцо – одно из завалявшихся в углу звеньев его кольчуги. Он поднял голову и увидел чудо. Рядом с ним сидела, присев на корточки, эльфийка. Это одновременно была Она - и не она. Безусловно, те же черты лица, всё тот же тонкий стан, очаровательная элегантность. Но это была не величественная Повелительница, а весёлая, вечно юная девчушка, возможно, даже его ровесница. Она была такой, какой он представлял её в своих мечтах, такой, какой, возможно, была до Исхода, изломавшего не только её судьбу. Рядом с ней он казался себе не морщинистым стариком с сединой в бороде и немалым животом, а несмышленым подростком, у которого только начала пробиваться борода.
Она протянула ему руку, и он несмело её коснулся. На ощупь её рука не казалась отполированным его же руками холодным металлом, как он боялся. Это была всё та же нежная легкость, шелковистая мягкость, невыразимое изящество со сладким запахом луговых цветов. Он взял её руку и прижался к руке щекой. На глаза навернулись слёзы. Слёзы радости.
- Гала! - прошептал потрясенный Мастер.
Она потянула его за руку, сказав: «Пойдем,» - и указывая на распахнутую дверь, из которой бил яркий солнечный свет. Он встал с пола и пошел вместе с ней, щурясь и недоуменно думая, откуда в его глухом подземелье солнечный свет…
…Они плыли на лодке по прекрасной реке с чистой и вкусной водой. В реке плескалась рыбешка, на берегу росли сладко пахнущие диковинные цветы и деревья с сочными и вкусными плодами. Она пела, плетя Мастеру веночек, в перерыве между поцелуями. А он думал, любовно глядя на неё, где взять хороший увесистый камень. Для молота, ведь вон тот валун прекрасно сгодится под наковальню, серебряный самородок он нашел в ручье ещё вчера. А в холме у леса наверняка были залежи угля. Кольца где-то потерялись, надо ведь выковать новые. Хм, а может, вон в том пригорке с голубой глиной водятся алмазы? Пора приниматься за дело, ведь должен же гном хоть немного отдохнуть!

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Вт сен 24, 2013 3:40 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Летописец

Семейные будни

Андрей Романович Комаров шел домой после ночной смены. Шел он не торопясь, нога за ногу, и намеревался попасть туда никак не раньше рассвета. Смена выдалась средненькой – не особо тяжкой, но и бить баклуши не пришлось, так что Андрей заранее предвкушал небольшой отдых с последующим ничегонеделаньем. Ну, или с какими-нибудь неутомительными домашними заботами и всяческими хобби, которые, с точки зрения дражайшей супруги, также являлись откровенным бездельем. Планы на этот весенний день представлялись столь радужными, что Комаров, жмурясь от удовольствия, как кот, объевшийся сметаны, домой не спешил.
Вот так, предаваясь мечтам и любуясь постепенно сереющим небом, Андрей брел по хорошо известному ему маршруту, не особенно интересуясь окружающим. И, как оказалось, зря. Очень зря.
Вылетевший из-за угла жигуленок с мигалкой внезапно притормозил рядом с опешившим Комаровым. Из автомобиля выскочила некая личность в мундире и грозно рявкнула на Андрея Романовича:
- Пр-редъявите документики, гр-ражданин!
Пока растерянный Комаров обхлопывал карманы в поисках требуемых документов, из машины появились еще двое стражей порядка. Повинуясь нетерпеливому знаку, они достаточно вежливо, но твердо взяли под локотки Андрея и усадили в «Жигули», сев по бокам. Машина резко стартовала с места и понеслась со все увеличивающейся скоростью.
Через пятнадцать минут ошеломленный Андрей Романович уже входил в какой-то кабинетик милицейского участка своего района. В кабинете ощутимо пахло псиной.
- Лейтенант Сергей Волков! – представился сидящий за столом мужчина. Подождав, пока Комаров присядет на стул, стоящий с другой стороны стола, он ласково вопросил: - Ну, что, гражданин, нарушаем?
От его радушной улыбки Комарову сделалось не по себе.
- Никак нет, товарищ лейтенант! – казалось, еще немного - и Андрей, вскочив, вытянется по стойке смирно.
- Ну, а как Вы сюда тогда попали, гражданин хороший? – продолжал ласково улыбаться Волков. - Не по собственному же желанию?
- Нет, - понурился Иванов, - у меня документы спросили…
- Ай-я-яй, а говорите – не нарушаете! – укорил его лейтенант. – Что ж Вы так?
- Да я их просто найти не успел! – воспрял духом Андрей. – Они всегда при мне!
Комаров начал лихорадочно рыскать по карманам, в то время как сидящий напротив мужчина впился в него настороженным взглядом серо-желтых глаз с узким, «снайперским» зрачком.
- Вот же они! – с торжеством провозгласил Андрей и торопливо протянул лейтенанту свой паспорт с рабочим удостоверением.
Тот осторожно принял их и стал внимательно изучать. Настолько внимательно, что, казалось, он готов был обнюхать каждую страничку, а если возникнет необходимость, то и попробовать ее на зуб.
Наконец, лейтенант снова взглянул на нарушителя.
- Вроде бы все в порядке, - нехотя протянул он. В глазах лейтенанта затухали желтые блики, вновь меняя цвет на серый. – И давно Вы работаете се-кью-ри-ти?
Последнее слово было произнесено подчеркнуто по слогам и с явной издевкой.
- Давно, - буркнул Андрей, пряча документы, и, смерив работника органов оценивающим взглядом, спросил: - А насколько легитимна подобная проверка? Лично у меня все легально.
Сергей снова стал похож на охотящегося хищника. Причем очень сердитого хищника.
- Вы – участник программы «Ассимиляция»? – лейтенант уткнулся в маленький монитор видавшего виды старенького компа и быстро застучал по клавиатуре. Через минуту он тихо присвистнул и удивленно уставился на посетителя. – Так Вы – один из отцов-основателей! Ну, и зачем надо было ломать комедию, Ваша Светлость?
Как лейтенант ни старался, но наряду с почтительностью в голосе его промелькнула досада.
- Я ломаю комедию?! – возмутился Андрей. – Шел себе домой после рабочего дня, то есть, ночи, а тут налетают, хватают, и без лишних слов…
- Да-да, Ваша Светлость, я в курсе. У нас отчетность, знаете ли. Процент раскрываемости преступлений за прошедший и текущий месяц и все такое. – Собеседник старательно прятал глаза. – Что приказано, то и делаем. Но Вас больше задерживать не смеем.
- Ну да, конечно! А справку для жены дадите?! Что я провел столько времени в ваших столь гостеприимных стенах? – Комаров старался держать себя в руках, но получалось плохо. – И идти мне теперь домой, между прочим, в разгар дня!
- Мы постараемся что-нибудь сделать. Можем, например, отвезти Вас домой на машине. А сопровождающий объяснит ситуацию жене… - На лейтенанта было жалко смотреть. Он нервничал, и с каждой минутой запах песьей шерсти в комнате становился все сильнее.
- Ладно, только давайте поскорее, а то у меня законный отдых накрывается, - хмыкнул Андрей и пошел к двери. Уже взявшись за ручку, он спросил: - Сопровождать тоже оборотень будет?
Насладившись изумлением в глазах лейтенанта, он покинул кабинет.
Ждать обещанную машину Комаров решил перед милицейским участком. Поискав тень и укрывшись в ней от солнечных лучей, Андрей огляделся. Прямо около входа стоял панк, обвешанный кучей разномастных цепочек, и нервно курил сигарету. Судя по всему, он тоже успел пообщаться с ментами. Вот подъехала милицейская «канарейка», и из нее под конвоем в участок повели дедка лет семидесяти. Дедуля шел, пугливо втянув голову в плечи.
- Чертовы оборотни в погонах! – с досадой буркнул Андрей.
- Мусора! – брезгливо откликнулся панк.
Может, они еще долго могли бы костерить на все закорки милицию, но тут из участка вышел сержант.
- Гоблин, шел бы ты отсюда, а? - тихо, но с угрозой сказал он панку.
Тот, презрительно сощурившись, щелчком пальцев отправил сигарету в урну и, встряхнув радужным ирокезом, пошел прочь. Когда за поворотом затихли топот бутс и мелодичное позвякивание металла, сержант повернулся к Комарову и уважительно поднес руку к козырьку.
- Сержант Кобелякин. Ваша Св… Андрей Романович, садитесь в машину, я отвезу Вас домой. Прокачу, так сказать, с ветерком!
Дорога домой показалась и короткой, и долгой одновременно. Водитель оказался шутником и балагуром и трещал, не умолкая ни на минуту, что несколько вводило в транс Андрея и помогало избавиться от грустных мыслей. Когда Андрей представлял, как его встретит жена, то ему очень хотелось, чтобы бравый сержант не гнал так машину. С другой стороны, откладывать неизбежное тоже не имело смысла, и через несколько минут Комаров с сопровождающим стояли на лестничной площадке и ждали, когда им откроют дверь.
Тихо щелкнул замок, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы Андрей смог хорошо рассмотреть неодобрение в горящих глазах супруги. Очень-очень сильное неодобрение. Табун мурашек с топотом пробежал по спине, и Андрей Романович, зажмурившись, уже собирался выдать нечто льстиво-ласково-заискивающее, как его опередили.
- Доброе утро, гражданочка. Простите за беспокойство, вот, доставил домой Вашего супружника. Мы несколько подзадержались в участке… - добродушно пробасил сержант.
Мрачный взгляд черных глаз переместился на сержанта, и Комарова тут же улыбнулась чарующей улыбкой гостеприимной хозяйки.
- Что Вы, что Вы, какое беспокойство! – грудным контральто пропела она. – Спасибо, что доставили моего беспутного супруга домой. Может холодного пивка? В такую-то жарищу…
Попятившийся сержант мотнул головой, не отрывая глаз от белоснежных зубов хозяйки.
- С-спасибо… Я на работе. К-как-нибудь в другой раз. И мне нужно торопиться в участок. Доброго дня!
И сержант, торопливо откланявшись, побежал вниз по лестнице.
Сообразив, что остался со своей половиной тет-а-тет, Андрей вздохнул и бочком, мимо жены, просочился в квартиру, сразу ретировавшись на кухню. Тихо захлопнулась входная дверь, и на кухне, следом за мужем, появилась Комарова. Несколько минут прошли в томительном молчании, и, наконец, Комарова тяжко обронила:
- Так.
- Люсечка, я все тебе объясню! – торопливо, в тихой панике зачастил Андрей. – Понимаешь, из-за «Ассимиляции»…
- Не смей называть меня Люсей! – гневно прошипела жена. – Ты знаешь, что я этого терпеть не могу!
- Хорошо, Лючия, только успокойся! Я сейчас все-все тебе объясню.
- Не надо мне ничего объяснять! И так все ясно! Заявился домой черт знает когда, черт знает с кем, и даже не спросил, как ребенок!
- А что с Лорой? – мгновенно похолодев, спросил Андрей.
- К твоему сведению, Лоренца заболела.
- Чем? – губы у Андрея задрожали.
- У нее начали прорезаться зубки, – мрачно сообщила Лючия.
- Ох! – с облегчением вздохнул отец. – Но, Люча, какая же это болезнь! Все дети через это проходят.
В южных глазах Лючии сверкнули черные молнии.
- У ребенка температура, и ей нужно лекарство! – категорично заявила она.
Андрей сразу подобрался.
- Люча, ты говоришь о том, о чем я сейчас подумал? Но ты же знаешь, что нам не стоит лишний раз светиться! Неужели никак нельзя потерпеть? Ты же знаешь, что «Ассимиляция»…
- Ассимиляция! Ассимиляция! – в устах Лючии слово казалось грязным ругательством. – Из-за тебя и твоих бредовых идей нам теперь житья нет! Ты попробуй дочери про ассимиляцию расскажи, может, ей полегчает!
- Но, Люча, - попытался воззвать к логике жены Андрей, - ты же сама понимаешь, что так у нас хотя бы есть шанс! Ты же знаешь, какая была травля!
- Ты же сам говорил, что возможны исключения! И это – именно такой случай!
Лючия подошла к кухонному шкафчику и вытащила молочный бидончик. Затем поставила его на стол и выжидательно уставилась на мужа.
- Лючия, я не пойду! – повысив голос, заявил Андрей.
- Нет, пойдешь! – взвизгнула Люча.
- Нет! – отчаянно выкрикнул Комаров.
Послышался горький, взахлеб, плач маленького ребенка. Андрей сразу сник.
- Хорошо, - тихо и спокойно сказала Лючия, протягивая руку к бидончику. – Я пойду сама. А ты сиди с ребенком, раз уж разбудил!
Андрей представил, как его темпераментная жена добывает пресловутое лекарство, и его прошиб пот.
- Ладно, я схожу, - сдался Андрей и умоляюще добавил: - Вечером, когда солнце станет слабее.
- Ты же знаешь, что для взрослых вампиров оно не смертельно! – возмутилась Лючия.
- Но крайне неприятно!
Лючия снова молча протянула руку за бидончиком.
- Хорошо-хорошо, я уже пошел! – Комаров схватил бидончик и выскочил из кухни.
Выйдя из подъезда, Андрей остановился и болезненно поморщился. Не то чтобы полуденное солнце доставляло такие уж большие проблемы, но ощущение постоянного легкого зуда кожи создавало определенный дискомфорт. Быстренько подобрав наиболее подходящий вариант поиска лекарства, он зашагал к ближайшей автобусной остановке.

- Следующая остановка – Институт Гематологии! – мягкий женский голос вывел Андрея из оцепенения. Всего лишь получасовая поездка в автобусе довела его до кондиции, и, похоже, лекарство теперь требовалось не только дочери, но и ему.
Выскочив из автобуса, Комаров почти вбежал в здание института и тут же попал в теплые объятия вахтера.
- Вы к кому, молодой человек? Вам назначено? – старичок-вахтер строго смотрел на нарушителя сквозь очки.
- Я к профессору Кровохлебкину! – Андрей вывернулся из удерживающих его рук и бросился к лифту.
- До чего же посещаемый профессор, - укоризненно проворчал вахтер, глядя вслед торопливому посетителю.
Легкий толчок возвестил об остановке лифта, и Андрей вышел. Почитав таблички на дверях, он вскоре нашел необходимую дверь и, тихонько постучав, вошел.
- И кто же это там такой нетерпеливый, а? Входит, да без приглашения… - На него добрыми глазами доктора Айболита смотрел профессор Кровохлебкин. – Ба! Какие люди в Голливуде!
Широко раскрыв объятия, профессор стремительно пошел на сближение и сгреб неубедительно отбрыкивающегося Комарова.
- Благородный кабальеро! Сколько зим, сколько лет! Веков, я бы даже сказал! – Профессор просто светился от энтузиазма. – Да ты проходи, проходи, Ваша Светлость. Сейчас мы нашу встречу отметим. Все-таки почти два столетия не виделись…
Андрей осторожно присел на стул, несколько оглушенный активностью хозяина, а тот уже метнулся к селектору.
- Зина! Зиночка, занеси, пожалуйста, ко мне в кабинет образец «MNP Ах0 Rh-» из нашей коллекции и парочку мензурок.
Профессор вновь повернулся к гостю, довольно потирая руки.
- Ну что, Ваша Светлость, рассказывай! Рассказывай, как живешь, как твоя красавица-жена, что нового в твоих матримониальных планах… Рассказывай-рассказывай!
- А что рассказывать, Ваша Светлость? – пожал плечами Комаров. – Живем, ассимилируем помаленьку. Вот, получили разрешение на ребенка…
В кабинет зашла ассистентка профессора и, белозубо улыбнувшись гостю, водрузила на стол пакет с кровью и две мензурки. Затем вновь покинула кабинет, оставив друзей наедине. Профессор аккуратно разлил густой напиток по мензуркам.
- Ну что ж, отметим, отметим! Как раз твоя любимая группа и резус-фактор, вторая отрицательная! Когда ребенком будете обзаводиться?
- Да мы уже… - ответил Андрей Романович, принимая из рук профессора мензурку. – Девочка.
- Что ж, за ее здоровье! – провозгласил тост Кровохлебкин и пригубил свою мензурку. – Как назвали девочку?
- Лоренца. – Андрей отпил кровь, посмаковал и ностальгически вздохнул. – Все-таки раньше было как-то вкуснее, что ли.
Профессор поперхнулся и раскашлялся, пытаясь избавиться от густой жидкости в дыхательном горле, потом уставился круглыми от изумления глазами на друга.
- А… А Лючия была не против?! – Шепотом спросил Кровохлебкин. – Все-таки назвать дочь именем первой жены…
- Да она сама и назвала, - Андрей флегматично рассматривал мензурку на просвет. Но кровь была слишком темной и только рубиново отсвечивала сквозь стекло. – Я вообще был против.
- Да-а, - сокрушенно покачал головой профессор, - не понять мне женской логики.
- Это что-то новенькое, Ваша Светлость! – рассмеялся Андрей. – Неужели граф Сен-Жермен спасовал перед женской логикой?
- Так же, как и граф Калиостро! – ехидно ответил профессор и кивнул на молочный бидончик. – Или я ошибаюсь?
- Нет, Ваша Светлость, не ошибаешься, - вздохнул Андрей. – Граф Калиостро стал подкаблучником на старости лет.
- Ладно, рассказывай с самого начала! – потребовал профессор и разлил по мензуркам новую порцию.
Через полчаса пакет для переливания крови полностью опустел, а рассказ подошел к концу. Друзья некоторое время посидели молча, каждый думая о своем, навеянном рассказом. Наконец, профессор прервал молчание:
- Нда, женщины ничего не смыслят в высокой политике. До чего же приземленные существа!
- Зато практичные, - вздохнул бывший Калиостро, - страшно подумать, что было бы, займись они политикой на полном серьезе.
- Вот и чудненько, что самоустранились, зато нам жить проще. И веселее! – улыбнулся Кровохлебкин и снова занялся селектором. – Зиночка, пожалуйста, занеси в кабинет один пакет образца «MNP AzB Rh+» и пяток пакетов «MNP 00 Rh-».
Когда Зиночка вышла из кабинета, профессор принялся запихивать пакеты в бидончик.
- Проще их было бы, конечно, прямо вылить в бидон, - пропыхтел профессор, заталкивая особо упрямый пакет, - но тогда прощай стерильность! Да и температурный режим, все-таки… Первая отрицательная лучше всего помогает при прорезывании молочных зубов, поверь моему опыту. А вот этот пакет мы с тобой выпьем на посошок. Четвертая положительная! – профессор восторженно закатил глаза. - Редкостный деликатес.
- Уговорил, сибарит, – рассмеялся Андрей.
Настроение у него было просто отличное. Все-таки он выполнил поручение Лючии в достаточно краткие сроки. И выполнил более, чем успешно. А распитие крови в компании со старым другом и вовсе поднимало настроение до заоблачных высот.
Через некоторое время, покончив с очередным пакетом деликатеса, Андрей стал прощаться.
- Ну, ты это, заходи, если что, - напутствовал его профессор на прощание. – У нас тут хорошо, все-таки НИИ, особой отчетности о сохранности и текучести… гм, материала... нету. Если что, всегда можно списать на неудавшийся эксперимент. Да и образцы иногда встречаются, ну просто пальчики оближешь!
Профессор несколько осоловел и тоже находился в приподнятом настроении.
- Впрочем, зная физиологию подрастающих вампирчиков, уверен, что ты ко мне еще ча-а-асто заглядывать будешь! – Профессор погрозил пальцем другу. – Обещай, что не будешь скромничать! Иначе проблем потом не оберешься… С этой, как ее, «Ассимиляцией».
- Обещаю! – торжественно провозгласил Андрей, бережно прижимая к груди наполненный пакетами с кровью молочный бидончик. – Думаю, Люча помешает мне быть излишне скромным.
Вскоре Андрей уже вышагивал по тротуару, направляясь домой. После принятия ударных доз крови даже дневное солнце было ему нипочем. А дома его с нетерпением ждали маленькая Лора и нервничающая Лючия. Граф Калиостро бодро помахивал молочным бидончиком и весело насвистывал «Санта Лючию». Ностальгия его не мучала.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Вт сен 24, 2013 3:42 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Летописец

Подарок к Новому Году

В дверь деликатно постучали.
Дед Мороз, задремавший было в уютном кресле, вздрогнул и облился давно остывшим кофе.
- Ну, кого еще там навьюжило? – недовольно пробурчал Мороз, пытаясь надеть свалившиеся во сне тапки. Но тапки проявили характер - они уворачивались, как живые, и надеваться на ноги не желали.
В дверь снова постучали.
- Снегурка, глянь, кого там, а? – просительно протянул Дед, подслеповато щуря глаза на помощницу.
Оторвавшись от ведомостей, Снегурочка кинула на Мороза укоризненный взгляд покрасневших от недосыпу глаз. Старик вздохнул и вступил в единоборство с креслом, томно засасывающим его в свои недра. После недолгой борьбы кресло было побеждено, а тапки призваны к порядку, и Мороз направился к двери. Но дойти не успел.
В дверь просунулась голова с вызывающе пламенеющей морковкой.
- Шеф! К Вам тут с письменным заказом! – молодцевато отрапортовал Снеговик.
Снегурочка, вздрогнув, выронила ведомости, которые стаей испуганных птиц разлетелись по комнате.
- За сутки до Нового Года заказы больше не принимаем! – басовито прогудел Дед Мороз.
- Я говорил, но... – закончить Снеговик не успел – от сильного толчка в спину он осел в дверях грудой рыхлого снега.
В наступившей тишине по снегу вразвалочку прошел пингвин и, остановившись перед Дедом Морозом, молча протянул ему письмо.
- В Северном Полушарии пингвины не водятся, - хмуро сообщил ему Дед Мороз, нехотя принимая послание.
Все так же молча пингвин развернулся и зашлепал к выходу, по дороге впечатав ластой морковку глубоко в останки Снеговика.
- Вот ведь гусь, - недовольно хмыкнул Мороз вслед гостю. - А ты чего тут разлегся? Вставай давай!
Снежный сугроб зашевелился и приступил к самосборке. Снегурочка с любопытством поглядывала на письмо с последним, как она надеялась, заказом этого года. И только Дед Мороз не торопился распечатывать послание, продолжая хмурить кустистые брови.
Первым, как существо крайне непосредственное, не выдержал Снеговик.
- Ну что там, шеф? – гнусаво вопросил он, старательно прилаживая морковку на место.
- Сейчас узнаем, - проворчал Мороз, тщетно пытаясь нащупать в буйных зарослях бороды очки.
- Может, для младенчика подарок заказывают... – мечтательно протянула Снегурочка, смущенно порозовев под двумя парами изумленных глаз.
- Младенчика?! – седые брови взмыли ввысь, решительно потеснив сверкающую лысину. – Младенчика... Ишь ты!
Наконец очки были водружены на нос и Мороз углубился в письмо, а Снеговик и Снегурочка принялись терпеливо ждать результатов. Но реакция начальства их глубоко поразила - закончив чтение, старик вместо объяснений тяжело опустился в кресло. Его остекленевший взгляд, неподвижно устремленный в стену, говорил о полном отсутствии мыслей.
Пять минут царило напряженное молчание, и, наконец, Снегурочка не вытерпев, подбежала к Деду Морозу и взяла из его безвольных пальцев письмо. Покрутив его и так, и эдак, она пожала плечами и передала документ на изучение Снеговику. Снеговик с напускной важностью принял письмо, реквизировал очки Деда Мороза, напялил их на свою морковку и уставился на послание.
- Иероглифы... – забубнил под морковку Снеговик. – Вроде бы не китайские или там, японские. И не египетские... Майя?
Снеговик показал письмо Снегурочке:
- Это похоже на майя?
Та в ответ только отрицательно покачала головой и отправилась искать кедровую настойку – надо было срочно приводить Деда Мороза в адекватное состояние. Снеговик продолжил изучать письмо, разворачивая его в разные стороны.
- Шеф, а как его полагается читать? Справа налево, сверху вниз или еще как?
Дед Мороз неопределенно помахал рукой, изображая непонятную загогулину.
- Как – с центра по спирали?! Такого не может быть!
Озадаченный Снеговик вернул письмо и очки Морозу, вытащил морковку, куснул ее и принялся задумчиво хрупать. Вернувшаяся Снегурочка протянула рюмку Деду Морозу, потом, укоризненно поджав губы, новую морковку Снеговику.
После алкотерапии Мороз несколько оживился и начал перечитывать письмо, задумчиво пощипывая бороду.
- Ну что там? – не выдержала Снеугорчка. - Должны же мы тоже быть в курсе заказа!
Тяжко вздохнув, Дед Мороз кратко описал ситуацию, в результате чего Снегурочка изменила лилейный цвет лица на нежно-бирюзовый, а Снеговик подавился морковкой.
- Шеф, и... и что мы будем делать?! – заикаясь, спросил Снеговик. – Неужели... неужели выполним заказ?!
Снегурочка позеленела еще больше и, зажав рот варежкой, пулей вылетела из комнаты.
- Так, звони коллегам! – отдал распоряжение Мороз. – Срочно!!!
Снеговик кинулся к телефону и начал набирать номер. Наконец, после долгой паузы, на той стороне ответили.
- Коля! Коленька! – закричал Дед Мороз в трубку. – У меня тут заказ! Очень такой... деликатный! Вы, случаем, такой же не получали? От самого...
- Oh, no! No, no, no!!! – прорыдала в ответ трубка и разразилась истеричными гудками отбоя.
- Ясно... – процедил Дед Мороз и повернулся в сторону входящей с графином настойки Снегурочки: - Придется нам самим выкручиваться, обойдемся и без заморских коллег!
Графин задрожал в руке, чуть не расплескав драгоценную ароматную жидкость. Снегурочка всхлипнула.
- Но это же... это... Мы же не можем! Как?! – Не выдержав, она все-таки расплакалась, стараясь незаметно смахивать колючие слезы-льдинки.
- Как-как... Поддержим отечественное производство! – рявкнул в ответ Дед Мороз, спасая от гибели графин. – Вот как!

Следующие полчаса компания провела за столом, углубившись в обсуждение заказа и для успокоения нервов потребляя кедровую настойку. Тщательно обговорив все ключевые моменты, они приступили к лихорадочной дейтельности.
Снегурочка, схватив свою шубку, выскочила на улицу и села в припаркованную машину. Серебристый хаммер резко рванул и понесся со все увеличивающейся скоростью. Снеговик торопливо обзванивал всю команду сотрудников и раздавал указания от начальства. Сам Дед Мороз неторопливо вышагивал по комнате, попивал кофе, и хмуро поглядывал на ходики – стрелка медленно, но неумолимо ползла по циферблату.
Несколько часов прошли в напряженном ожидании. Но вот на улице послышался визг тормозов, и через минуту вбежала запыхавшаяся Снегурочка.
- Все! Со всеми оптовиками поговорила, контракты на срочную доставку заказа заключила. Первая партия прибудет к 20.00. Остальное получим еще до полуночи.
Довольная Снегурочка плюхнулась в дедоморозово кресло и устало потянулась. Мороз подал ей чашечку крепкого горячего кофе и повернулся к Снеговику.
- Обычной доставкой займутся группы поддержки с волонтерами, с этим проблем не будет. Для доставки особого заказа, - Снеговик выделил слово «особого», - зарезервировано несколько грузовых самолетов. С Министерством Обороны все улажено, самолеты к вылету готовы.
Снеговик выжидательно уставился на Деда Мороза и расслабился только после его одобрительного кивка.
- А мы успеваем? – с беспокойством спросила Снегурочка, допивая кофе.
- Время пока есть, - задумчиво обронил Мороз, глядя на предательскую стрелку часов, - у нас Новый Год наступит раньше, а клиент находится гораздо западнее... Погрузкой займемся сразу по прибытии товара. Вылетаем ровно в полночь.
- Но нам еще нужно время на дорогу! – Снегурочка вскочила и начала нервно ходить из угла в угол, звонко цокая каблучками. – Сколько туда лететь?
- А это я уже возьму на себя. – Нехотя сказал Дед Мороз и, по-стариковски ссутулившись, вышел из комнаты, не заметив, как Снегурочка обменялась со Снеговиком тревожными взглядами.

Ровно в полночь с одного из засекреченных военных аэродромов в новогоднее небо устремилось с десяток грузовых самолетов. На борту одного из них находились Дед Мороз со Снегурочкой и Снеговиком. Дорога предстояла трудная и дальняя, но, благодаря возможностям Деда Мороза, недолгая.
Снегурочка с беспокойством поглядывала на осунувшегося Деда Мороза, а Снеговик постоянно выглядывал в иллюминатор, как будто мог что-нибудь разглядеть в той темени, что царила снаружи.
Вскоре по указанию Деда Мороза самолеты пошли на посадку. Приземлились они на неизвестном крошечном островке, около огромной черно-зеленой цитадели, сочащейся ядовитой слизью.
- Сгружай! – зычно крикнул Дед Мороз, указывая на основание цитадели, теряющееся где-то в глубинах океана.
В темную воду один за другим полетели контейнеры. Снегурочка провожала их задумчивым взглядом.
- Думаешь, его это устроит? – обернулась она к Морозу. – И количества хватит?
- Не знаю, - устало ответил Дед Мороз. – Не знаю. Но будем надеяться.
Мороз развернулся и пошел к самолету.
- Слушай, - сказал Снеговик, дергая Снегурочку за рукав шубки, - как ты думаешь, а как он все это будет потреблять?
Снегурочка, вздрогнув, снова приобрела нежно-салатовый оттенок и поспешила за Морозом. Снеговик со вздохом поплелся за ней, поминутно оглядываясь на громаду цитадели. Вскоре самолеты вылетели в обратном направлении.

Над Атлантикой вставала холодная заря первого дня Нового Года. Где-то глубоко-глубоко на дне, в водах океана, омывающего таинственную черно-зеленую цитадель, лежала громадная гора вскрытых консервных банок. На этикетках банок значилось: «ОАО МАЛЮТКА. Жареные мозги с горошком». А на самих банках вольготно расположилось некое гигантское кальмароподобное существо.
Впервые за последние тысячелетия Ктулху был счастлив.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Вт сен 24, 2013 3:53 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Алиса

Рассказ о носильщике Али и коварном колдуне

Дошло до меня, о счастливый царь, что жил в городе Бальсоре бедный носильщик Али, и был он холостой. И вот однажды, в один из дней, когда стоял он на рынке, облокотившись на свою корзину, увидел он девушку. Была она в синем шелковом изваре и расшитых туфлях, отороченных золотым шитьем, и в ушах ее были кольца, а на запястьях пара перехватов, и на пальцах – перстни с драгоценными камнями. И была девушка нежна очертаниями и совершенна по красоте. И когда взглянул на нее Али, его ум и сердце были похищены. И полюбил ее носильщик любовью великою, так что сердце останавливалось, когда он думал о ней.

А была это не простая девушка, а дочь халифа. Али робел и не смел подойти к ней. Но однажды вечером к нему в дом постучали. Он подошел к двери, открыл ее - перед дверью стоял календер*, и спросил он носильщика: «Может быть, хозяин этого дома даст мне ключи от стойла или хижины, где я сегодня смогу переночевать? Сам я иду издалека и не знаю никого, у кого бы приютиться». Али пустил его в дом и дал еды и питья. И после вечерней молитвы спросил календер, почему хозяин так невесел. И ответил ему Али, что полюбил он девушку любовью великою, но она настолько знатного рода, что никогда и не посмотрит на бедного носильщика. На это календер ответил, что знает, как помочь Али. Но за помощь свою потребует от него выполнить всего одну просьбу - но не сейчас, а когда придет время. И что за просьба, он тоже не сказал.

Али поклялся ему клятвой страшною, что, когда придет время, выполнит любую просьбу календера. На том и порешили. Наутро календер ушел, и не было его целый день, а уже ночью он опять постучался. И когда Али открыл дверь, то увидел, что календер держит в руках кирки и лопату. Они вышли на улицу, прошли через весь город и подошли к кладбищу, там долго бродили между могил, пока календер не указал на одну из них. Он сказал, что о тайне, сокрытой здесь, не знает никто, кроме Аллаха. Они взяли кирки и, подойдя к могиле, вскрыли ее и перенесли камень в сторону. А потом календер стал рыть лопатой землю в гробнице и открыл плиту из железа величиной с маленькую дверь, и поднял ее, и под ней обнаружилась сводчатая лестница. Календер спустился по ней и скрылся из глаз. Через два часа он появился, и были у него в руке сверток и меч. Они с Али убрали опять могилу, так, чтоб никто не мог сказать: «Эту могилу открывали недавно». Под утро они вернулись в дом к носильщику, и там календер открыл тайну свертка и меча и сказал, как надо поступить.

А на следующее утро халиф со своими эмирами, придворными, визирями и вельможами царства отправился на охоту. И только доехали до рощи, как вдруг из земли пошел дым, и поднялся до облаков небесных, и пополз по лицу земли, и когда дым вышел целиком, то собрался, и сжался, и затрепетал, и сделался ифритом с головою в облаках и ногами на земле. И голова его была как купол, руки - как вилы, ноги - как мачты, рот - словно пещера, зубы - точно камни, ноздри - как трубы, и глаза - как два светильника, и был он мрачный, мерзкий. И замахнулся ифрит своим огненным мечом, и разбежались все слуги халифа, и остался он один, и подумал, что смерть его пришла. Но тут на дорогу между халифом и ифритом вышел Али, взмахнул своим мечом и крикнул: «Призываю тебя именем Сулеймана ибн Дауда, заклинаю его мечом – изыди, порождение шайтана!» И была битва между ними недолгая, и победил Али, а ифрит обратился опять в дым и исчез.

И воскликнул тогда халиф: «Клянусь Аллахом, за то, что ты спас меня, я обогащу тебя и детей твоих и облагодетельствую тебя, и все, что ты захочешь, будет твое, и ты станешь моим сотрапезником и любимцем!» И они обнялись, обрадованные до крайности, а потом пошли и пришли во дворец. И вышли все эмиры, придворные, визири и вельможи царства. И пали перед халифом на колени и облобызали перед ним землю, и просили пощады за трусость свою. И прошел халиф в палаты свои и сел на трон, и сказал каждому: «Я прощаю вас, ибо Аллах великий велел прощать. Но вот мой спаситель Али, он будет теперь мужем моей дочери и моим эмиром, поэтому всякий должен ему оказывать крайнее уважение». И в тот же день поженили Али и Сарию, и сбылось все, как предсказывал календер. И когда Али пришел с женой в палаты и снял он одежды с жены своей, то увидел, что была она еще прекрасней, чем представлял себе Али в мечтах своих. Ее щеки были как анемоны, алые губы - как коралл, и зубы - как стройно нанизанный жемчуг, а шея - как у газели, и грудь - словно мраморный бассейн с сосками точно гранат, и прекрасный живот, и пупок, вмещающий унцию орехового масла. И тогда взял Али свою жену и лег с ней на постель, и провели они ночь до утра в поцелуях да объятьях.

И прожили они в радости и наслаждении год, а через год, в одно утро, услышал весь город звуки барабанов, труб и литавр, и бряцанье оружия храбрецов, и крики людей, и лязг удил, и конское ржание, и мир покрылся мраком и пылью из-под копыт коней. И спросил халиф своего визиря, что происходит за городской стеной. И ответил визирь, что колдун собрал солдат и снарядил войско, и нанял кочевых рабов, и пришел с войском многочисленным, как пески, которые не счесть никому и не одолеть. И требует колдун, чтобы сдался халиф на милость его. И вскочил тогда Али, что был всегда подле халифа, и вскричал горячо: «Аллах велик и всемогущ, и не позволит он пасть повелителю правоверных и своему наместнику на земле!» И обнял его халиф и сказал: «О Али, что стал мне как сын, которого у меня никогда не было, ты прав: Аллах великий защитит нас, и не разрушатся стены Бальсора никогда. И выстоим мы здесь, какую бы осаду они ни замыслили.» И пал тогда Али в ноги к халифу и облобызал землю перед ногами его, и сказал: «О повелитель мой, недаром выбрал ты меня в эмиры свои! Не будет никакой осады, выйду я и сражусь с колдуном!»

И выбежал тогда Али на улицу, и подали ему коня. Выехал он за ворота городские и закричал: «Выходи на бой, колдун, докажу я тебе силу нашу и крепость веры!» И выехал на черном коне колдун, и поднялся песок стеной до неба и закрутился в вихре. И скрылись они от глаз наблюдателей. Тогда подъехал колдун к Али и сказал: «Помнишь ли ты меня, носильщик?» И вдруг переменилось лицо его и одежда, и признал Али в нем календера, что помог ему когда-то. Сказал ему тогда календер: «Пришло время исполнить мою просьбу. Знаю я, что город неприступен, поэтому должен ты провести меня и мое войско потайным входом.» «Не бывать этому никогда!» - воскликнул Али и воздел в руке обнаженный меч. И сказал тогда колдун-календер: «О обманщик, ты нарушил клятву и обет!» - «О проклятый, и для подобного тебе у меня будет клятва?» - ответил ему Али и замахнулся мечом, но рассек лишь воздух. А колдун оказался вдруг за спиной его и крикнул: «Получи то, что пришло к тебе!» И весь песок, что стоял до неба, обрушился на Али, и потерял тот сознание, а когда пришел в себя, увидел, что находится он один и без коня посреди пустыни. Тогда поднялся Али и пошел вслед за солнцем. И так долго шел Али, что состояние его расстроилось, пожелтел он лицом и не знал, сколько дней или часов прошло в его пути.

И вышел он к Бальсору через три дня, когда муэдзин призывал на утреннюю молитву. И не было перед городом армии великой, и спокойно вошел он в город и дошел до дворца халифа. И обрадовался тогда халиф до крайности и пал в ноги своему эмиру: «Клянусь Аллахом, ты самый великий человек в нашем городе, ибо отвел беду грозную». И обнял он сына своего названного и отвел в палаты свои, дал ему воды и еды. И когда утолил Али жажду и голод с дороги, то увидел, что сидит халиф лицом печальный. И спросил его Али: «О повелитель мой, почему сидишь ты так печален, разве не отвел я беду от города?» И ответил халиф ему: «Правда в словах твоих, но постигло нас горе черное. Пока сражался ты с колдуном, жена твоя превратилась из девушки, совершенной по красоте, в старуху безобразную». И выпала чаша из рук Али, и понял он, о чем говорил колдун тогда, и стал он печален.

И прошел еще один год, и за этот год все лекари, знахари и просто ведающие люди побывали во дворце халифа, но никто не смог справится с бедой, постигшей дочь халифа. И заперлась она тогда в хираме и никого не хотела видеть, оплакивая красоту свою и юность. И ходили халиф и Али печальные, не зная покоя. А через год опять оказалось под стенами Бальсора войско колдуна, такое многочисленное, как пески, которые не счесть никому и не одолеть. И опять вышел Али сразиться с колдуном, но теперь тот сказал: «Я прощаю тебя, Али-носильщик, что ты преступил клятву. И знаю я, какая беда постигла твою жену, и готов помочь, но требование мое прежнее: открой моему войску потайной вход в город.» И вспомнил тут Али жену свою, и лик ее, словно полная луна, и грудь ее упругую - и не смог устоять. Ночью провел он войско колдуна подземным ходом, и был стерт Бальсор с лица земли, а жители его уничтожены.
И пришел тогда Али к колдуну в шатер и воскликнул: «Сделал я все, как ты просил, колдун. Верни теперь юность моей жене!» И ответил ему колдун: «Это не так просто сделать, для этого нужны мне белые финики, что растут только у халифа Кадиса в саду, и никого он туда не пускает». «Достану я тебе эти финики!» - воскликнул Али, вскочил на коня и поехал в Кадис. А приехав туда, он перебил всю стражу, убил халифа и забрал финики. Вернулся он колдуну, но тот опять послал его в город Маргот за красным песком, и разрушил Али вместе с войском колдуна город и достал песок. А колдун послал его опять на север за пером птицы Тардух, много войска померзло в дороге, и многие не вернулись назад, но привез Али перо колдуну. Тогда сказал колдуну Али, что готово зелье, но, чтобы оно подействовало, должен Али дать его своей жене и потом в полную луну овладеть своей женой на черном камне богини Манат. И ужаснулся Али и закричал, а колдун лишь смеялся над ним.

И пришел тогда Али к жене своей, рассказал ей все и сказал, что нужно бежать от колдуна, ибо задумал он грех невиданный. И воскликнула дочь халифа тогда: «Неужели ты хочешь, чтоб я так и осталась старухой с отвислыми щеками, редкими бровями, выпученными глазами, сломанными зубами и угреватым лицом? А мне всего семнадцать лет!» И ужаснулся ее словам Али: «Как можешь ты, недостойная, сравнивать свою красоту с величием Аллаха! Ты хоть понимаешь, что задумал колдун?» Но жена не ответила, лишь горько заплакала о своей потерянной юности. И тогда понял Али, что надо бежать одному, и бросил он жену свою, и погнал коня прочь. Но лишь только доехал он до великой реки Евфрат, как нагнала его песчаная буря, что послал колдун. Три дня и три ночи боролся Али с песком, а когда обессилел вконец, вдруг все прояснилось. И тогда подошел колдун вплотную к юноше, обнажил меч и ударил его в грудь, и вышел меч, блистая, из-за его спины. Потом колдун опять ударил его и разрубил пополам, и кинул тело его на землю двумя кусками.

И выбежала тут старуха и стала рвать на себе седые волосы, посыпать голову песком и оплакивать мужа. И спросил ее колдун: о ком она плачет? Неужели о бывшем носильщике, ставшем ее мужем? И воскликнула тогда старуха: «Горе тебе, собака! Это ты сделал со мной такое и причинил боль моей юности!» И ответил ей колдун: «Если поклянешься быть мне верной женой, то в тот же час сброшу я чары и верну красоту твою». И тогда старуха бросилась в ноги колдуна и стала целовать землю у его ног. И взял тогда колдун чашу, наполнил ее водой и проговорил над ней заклинание, и вода в чаше забулькала и стала кипеть, как кипит в котле на огне. Потом колдун обрызгал водой дочь халифа и сказал: «Заклинаю тебя тем, что я произнес и проговорил: если ты стала такой по моему ухищрению, то измени этот облик на твой прежний». И в миг стала дочь халифа снова совершенной в красоте своей. И сказал ей тогда колдун: «Знай же, что я твой родной дядя, и хотел я раньше взять тебя в жены, да отец твой сказал, что не быть этому никогда, а я ответил ему, что ты все равно будешь моей женой, и прогнал меня тогда халиф из города, и вынужден я был скитаться по пустыне, и нашел я старого колдуна из Магриба, и научил он меня своему искусству. И теперь ты жена моя - и где отец твой?» И рассмеялся тогда колдун и овладел женой своей прямо перед войском, и потом все они уехали.

А происходило это все возле развалин города. И вышел оттуда старик - сгорбленный, одетый в дырявые лохмотья и драные тряпки. И никто не признал бы теперь в старике гордого халифа. Взял старик нож и отрезал голову от мертвого Али, и насадил ее на палку. И стал ходить он по городам и показывать ее, говоря всем: «Люди добрые, к Аллаху взывайте о спасении от гнева его! И будь история моя даже написана иглами в уголках глаз, она послужила в назидание для поучающихся.» И рассказывал он всем, как пал город Бальсор от предательства, и тряс он головой мертвой на палке, и жалели его люди, и давали ему еды и монет. И говорят, о счастливый царь, что поклялся бывший халиф Бальсора обойти каждый город и всем рассказать о беде своей.

И настало утро, и закончила Шахразада дозволенные речи.

_________________
*календер, или каландар – странствующий дервиш.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Ср сен 25, 2013 21:31 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Хунта

Пиг, Ма, Лион и прекрасная Галатея

Три молодых, но о-о-очень талантливых мага: добряк Ма, розовощёкий толстяк Пиг и красавчик Лион - возвращались из знаменитейшей магической школы города Дурсбурга, закончив курс повышения квалификации по некромагии.

Миновав небольшой городок Франкенберг, поддерживая реноме вновь приобретённой специализации, подкрепиться решили на кладбище.

Отобедав на ступеньках небольшого, но уютненького на вид склепа, начинающие мерлины обратили внимание на небольшую мраморную доску с эпитафией.

Красивая вязь, тускло поблескивая недоосыпавшейся позолотой, гласила: "Здесь покоится прекраснейшая Галатея Пандорини, покинувшая этот бренный мир в самом расцвете своей красоты...". Нижняя часть доски с продолжением надписи откололась или была отбита и лежала на земле, явив миру неприглядную свою изнанку, вроде как бы даже и не совсем мраморную. Но наши кандидаты в магистры, сытно перекусив, поленились беспокоить свои седалища, а пустились фантазировать, как же могла выглядеть прекраснейшая, до того как...

И так, слово за слово, решили они на практике применить вновь приобретённые знания и умения, вернув этому бренному миру Галатею Пандорини в самом расцвете...
День для подобных опытов выдался подходящий, астрологическая обстановка тоже благоприятствовала. До наступления ночи набирались они сил и освежали в памяти необходимые заклинания. С приходом темноты проникли в склеп, скинули крышку саркофага и приступили...

Первым приступил толстяк, как более других дружный со стихией земли, и восстановил прекраснейшую плоть; Ма, предпочитающий водную стихию, наполнил сосуды кровью и заставил биться сердце, а Лион, любимец воздуха, вернул Галатее дыхание жизни. Совсем под утро, встав вокруг уже почти воскресшей Пандорини, предельным напряжением объединённых своих магических способностей призвали они душу прекраснейшей, так, правда, и не поняв - из каких сфер.

С первым лучом солнца возрождённая восстала из гроба. Воистину, она была прекраснейшей. Это было видно воочию, так как одежда её за время упокоения успела истлеть почти полностью.

Три сотворителя стояли, как громом из-за угла поражённые, не сразу осознав, что же такого они натворили. Оттаяв немного, стали они громко восхищаться красавицей и собой заодно. Постепенно восхищения перешли в сначала невнятный, а потом всё более и более яростный спор о том, чей вклад в это дело больше и кто, соответственно, имеет право...
Кричали они одновременно и услышать друг друга было им довольно сложно. Из воплей добряка разбиралось только что-то типа "...на всех хватит...", красавчик, похоже упирал на "...сама выберет...". Чем же аргументировал розовощекий Пиг, разобрать было решительно невозможно.

Словесная перепалка плавно перетекла в обыкновенную потасовку, а потом и в магический поединок.

Нововозрожденной такие сцены, похоже, были не в диковинку. Сидя на краю саркофага, нимало не смущаясь, внимательно следила она за всеми перипетиями дискуссии взглядом завсегдатая ипподрома.

Увы! Пришедших к финишу не было. Отправились они все опытным путём узнавать тайны некромира, благо и строение было вполне подходящим.
Кому словом, кому делом, кому магией, а кому простым булыжником, но всем досталось сверх меры, совместимой с жизнью.

Галатея же красивой летящей походкой покинула место разыгравшейся драмы, задержавшись лишь на миг - перевернуть изящной ножкой отколотую часть надгробной доски с эпитафией. Но только равнодушное солнце и легкомысленный ветер могли прочитать скрытое доселе продолжение роковой, как оказалось, надписи: "...к великой радости всех сограждан, ибо красота её свела в могилу больше жителей города, чем моровое поветрие".

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Ср сен 25, 2013 21:33 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Хунта

Палеоконтактом по кумполу

О, сколько нам открытий чудных…
(А.С.Пушкин)


Что можно сказать о шапке Мономаха… кроме того, что это золотая тюбетейка, подаренная московскому князю Ивану Калите ханом Золотой Орды Узбеком? По крайней мере, такую версию довелось прочитать мне в детской книжке «Судьбы вещей», не в малой степени сформировавшей у меня устойчивый интерес к истории с самого нежного возраста, сохранившийся и до нынешних первых седин.
Но речь-то у нас не о шапке, даже и уважаемого Владимира Всеволодовича, а о власти. С её предполагаемым бременем. Ведь не зря же «наше Всё» вложил в уста Бориса Годунова крылатые ныне слова о сём головном уборе: «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!»
И, положа руку на сердце, я вполне согласен с Александром Сергеевичем. И даже более чем.
За всю, довольно немаленькую, жизнь меня периодически выпихивали на разные рукойводящие должности, вот как начали с октябрятской звёздочки, пионерской дружины и школьного комитета комсомола, продолжили в армии, назначив старшим смены на узле связи в уссурийской тайге, и до последнего раза, когда я поддался на эту провокацию, согласившись пойти бригадиром в прокатном цехе на заводе Амурсталь.
С тех пор… чтобы ещё раз взвалить на себя этот крест… ни-ни, ни Боже мой… возложить на себя эту ответственность, эту головную боль, эту необходимость балансировать между молотом вышестоящего начальства и наковальней родного коллектива… Не спать ночами, вскакивать по утрам, как ужаленный… Боже упаси…
Личный опыт говорит мне, что человек разумный не может стремиться к власти. Я имею в виду человека действительно разумного, а не просто примата вида homo sapiens. Для приматов-то это стремление как раз нормально. Первый, самый животрепещущий вопрос, выясняемый в стае бабуинов, павианов, подростков и политиков – кто над кем начальствует, и после серии «выяснений отношений» все рассаживаются на завоёванных ступенях иерархической пирамиды.
Пожрать, поразмножаться и повластвовать - это базовые животные стремления, присущие всем людям без исключения. Но разумные индивидуумы научились ими худо-бедно управлять, а вот над бабуинообразными и павианоподобными особями скорее верховодят сами инстинкты. И это вполне нормально для животного: сесть на вершину лестницы и навластвоваться там всласть, то есть обожраться всем, чем можно.
Я немного утрирую, но, надеюсь, основная мысль достаточно ясна.
Конечно, и разумный человек может стремиться к власти из вполне достойных побуждений: служить родине, например, и помогать людям. Это уже скорее следующая ступень эволюции человека, как сапиенса. Но пробиваться-то ему придётся среди обычных приматов. Пробьётся ли? А если пробьётся, то не заразится ли от них примативизмом?
Вот что если правы сторонники теории палеоконтакта, и боги народов, известные нам по мифологиям, – это внеземные пришельцы? И какие-такие цели преследовали они, спускаясь к нашим диким предкам?
А чтобы придать нашим фантазиям хоть мало-, но художественную форму, придумаем главного героя, ну какого-нибудь Иван Иваныча.

Итак, жил да был на земле Иван Иванович, средний во всех отношениях человечек: среднего роста, среднего веса, средних способностей и абсолютно среднего ума – обычный представитель вида хомо сапиенс, рода людей, семейства гоминид, отряда приматов, класса млекопитающих. И дожил он как-то до вполне себе средних лет. По достижении которых, опять же совершенно предсказуемо, случился с ним кризис упомянутого возраста. Задумался наш философ о смысле жизни: человечества вообще и своей, Иван Иванычевой, в частности. Жены и детей у него, что ли, не было: уж они-то быстро отбили бы охотку тратить время по пустякам. А может, жена к тому времени от него уже ушла, а дети выросли?
Ну, как бы то ни было: вот накрыло его этой думкой. И так прикидывал и эдак, а высокого смысла всё не мог придумать. Собрался было в религию податься, да тяжёлое атеистическое прошлое не пустило: ну не мог он всерьёз молиться существу, которого, может, и нет вовсе. Да и без ритуальной стороны, само по себе, в доброго Бога как-то не верилось, а в сурового и не хотелось.
Куда ещё бедному советскому интеллигенту податься, если с церковью не станцевалось? В науку, мистику или в нечто среднее. Вот и наш Иван Иванович увлёкся уфологией: брошюрки соответствующие стал почитывать, фильмы посматривать, к глобальной паутине на этой волне приобщился.
Больше всего интересовала его теория так называемого палеоконтакта и особенно любой материал, связанный с воротами богов. Дело в том, что родной дядя Ивана Ивановича – довольно известный археолог - незадолго перед смертью оставил ему в наследство, как единственному мужчине в роду, диск из нефрита с контурами каких-то фигурок, диаметром примерно так с кулак и толщиной в палец, сказав только что это «ключ к божественным вратам». А больше ничего и не добавил: тот ещё партизан был.
Каково же было удивление нашего диванного изыскателя, когда нашлись такие воротца, правда, чёрте-где: на одном высокогорном кряже Южного Перу, недалеко от озера Титикака. Так и назывались: «Ворота богов», а по местному Пуэрта де Хауи Марка. Согласно легенде, великие герои уходили к богам через эти врата. Что любопытно, по преданию инков не все уходили туда навсегда. Некоторые герои возвращались из "Страны богов" получив неслыханную силу и знания.
Совсем охренел наш Иванович, увидев фотографии этого прохода. Представьте себе: в каменном кряже огромный квадратный проём, высотой где-то в четыре человеческих роста, ведущий в никуда, вернее, никуда не ведущий – просто в скалу. Посередине - довольно глубокая Т-образная ниша в один рост, типа дверки, причём перекладина по высоте примерно равна ножке. На вид так идеально подошла бы для человека, раскинувшего руки. А в самом центре этой ниши находится круглое углубление, с кулак диаметром, вроде замочной скважины. И древнее предание гласит, что портал открывается с помощью диска-ключа.
Разглядывая свой нефритовый кругляш и прикинув, насколько это возможно по фотографиям, диаметр «замочной скважины», пришёл наш наследник инков в неописуемое возбуждение, ибо показались они идеально подходящими друг к другу.
Год терзался наш герой в сомнениях: тот, не тот; ехать, не ехать? Дорожка-то не близкая и средства немалые. Терзания терзаниями, а денежки копил и испанский подучивал.
Капитала на полёт, правда, так и не сколотил, но за эти двенадцать месяцев так себя накрутил, что полностью уверовал в диск, врата и свою удачу, поэтому взял кредит, не особенно задумываясь об отдаче. Да, возможно, и отдавать-то будет некому, ибо приближался, и довольно большими шагами, роковой 2012 год. В общем: либо шах помрёт, либо Насреддин, а то и ишак сдохнет.
Долго ли, коротко ли, но оказался наш Иван перед вожделенными вратами. А тут народу оказалось… экстрасенсов, шаманов, уфологов и просто чокнутых… Туриндустрия, чтоб её… И каждый со своим прибабахом: одни, воздев руки, «заряжаются энергией»; другие травы курят у дверки и на месте кружатся; третьи с приборами какими-то суетятся; четвертые ещё чего. Ну как тут свой диск доставать? Пришлось схорониться в сторонке до темноты, благо попить-поесть в рюкзачке у нашего героя нашлось в избытке.
И вот… солнце село, народ рассосался, скала приятно греет накопленным за день теплом… дрожа от волнения, нетерпения и, что уж скрывать, страха, наш контактант забирается в Т-образную дверку, достаёт свой нефритовый ключ, трясущимися руками прислоняет его к «скважине» - и… проваливается внутрь… полёт в где-то или нигде… куда-то или никуда... масса неописуемых вестибулярных, гравитационных и пространственных ощущений… и выпадает…
Ошеломлённый, подавленный, еле соображающий, поднимается на ноги наш путешественник между мирами, пытаясь понять: где он, что с ним, и стоило ли оно того… но смысл жизни… конец света, опять же… да и поздно уже, поди…
А вокруг абсолютная темнота и тишина, слышатся только удары сердца и дыхание.
Сделав робкий шажок, натыкается наш Иванович на что-то звякнувшее, и тут его осеняет: в рюкзачке-то у него довольно мощный галогеновый фонарь.
Синеватый луч выхватывает из мрака два диска: нефритовый и такой же жёлтого металла; точно – в предании-то о золотом ключе речь шла. Добрался, значит, жрец инков Арами Мару до страны богов. Подбирая находки, попробовал наш Иван разглядеть поверхность, на которой эти артефакты лежат, и не смог: как будто сумрак сгустился в твёрдую плоскость, да так и застыл, гася свет и звук. Посветив назад, обнаружил наш кротонавт – ну как ещё назвать субъекта, перемещающегося через кротовые норы пространства – так вот, за спиной заметил он точную копию перуанских Пуэрта де Хауи Марка. А поведя лучом фонаря по сторонам, увидел целый ряд таких ворот.
– Чёрт! Как камины в Министерстве магии! – воскликнул поражённый Иван Иванович, оказавшийся приобщённым к кинопоттериане. – Как бы вместо богов не попасть к волдемортам.
Вот не поминай, говорят, не подумавши, ни Бога, ни противника его: стоило только нашему искателю смысла жизни это произнести, как где-то в отдалении показалась сияющая фигура, медленно и плавно заскользившая к месту контакта.
Вместо того, чтобы успокоиться и собраться перед событием, ради которого он, собственно, и прибыл, наш Иван Иванович только больше возбудился и растерялся – ну средний же человечек, что с него возьмёшь.
Да ещё стал он ощущать, по мере приближения светящегося существа, не очень приятные чувства: как будто кто-то взялся щекотать его по всему телу, и не только снаружи, но и изнутри. Особенно раздражало это почёсывание внутри головы. А что делать? Подать жалобу в галактический суд? Осталось только смириться.
Наконец фигура приблизилась, некоторое время оставаясь бесформенной и переливаясь разными цветами, потом приняла вид величественного мужчины средних лет в белом балахоне, ростом метра два. В физиономии инопланетного визави Иван Иванович с изумлением узнал свои собственные черты, только сильно облагороженные безмятежностью.
– Ой ты гой еси, Иванушко! – напевно «услышал» непосредственно у себя в голове обалдевший землянин.
– И вам здравствовать, – машинально ответствовал он, глядя на неподвижные губы собеседника.
Тут у него в мозгах пронёсся особенно интенсивный щекотательный шмон, и инопланетчик обратился уже более современным языком, но так же невербально:
– Зачем ты прибыл к нам этим давно забытым путём?
– Узнать, будет ли конец света и в чём смысл жизни.
– Нашей? В окончательной трансформации в полевую форму.
– А нашей?
Величественная фигура некоторое время стояла молча, просто освещая пространство вокруг себя, прежде чем начать свой смысложизненный ликбез.
– Давным-давно, когда мы ещё имели тела и интересовались полезными ископаемыми, понадобилось нам много металла, который вы зовёте золотом. Ваша планета довольно богата им, но подолгу находиться на Земле мы не могли, и для добывания создали вас – людей.
– Создали искусственно?
– Не совсем: отловили в Междуречье самых сообразительных волосатых длинноруких животных - шустрые такие были особи, умудрялись даже у нас вещи воровать, - добавили им немножко наших генов, а получившихся человеков научили добывать золото и складывать в нужных местах. Время от времени мы прибывали и забирали запасы.
Чтобы они самообеспечивались, научили их земледелию, скотоводству, ремёслам, первых - даже письменности. И до сих пор, наверное, сохранились глиняные таблички со сказаниями про нас – Анунаки-творцов, создавших вас – адамов-людей.
По мере необходимости мы расселяли вас по планете, а уж легенды про богов вы сами придумывали.
– А потом?
– А потом у нас отпала необходимость в любых металлах, и мы попробовали вернуть планету в первоначальное состояние, даже поэкспериментировали с потопом, но люди оказались вполне жизнеспособной формой жизни, и вас оставили в покое.
– Совсем?
– Были отдельные энтузиасты, забавлялись созданием зверолюдей: полукошек, полуконей, полукрокодилов и других; но это закончилось много тысяч лет назад.
– И вы больше не появлялись?
– Ну почему, Земля долго была как заповедник, своего рода музей нашей прошлой деятельности. Но и это уже давно не актуально.
Так что, с нашей точки зрения, у человечества нет смысла жизни.
– А лично у меня?
Анунаки опять помолчал, как бы в недоумении разглядывая Иван Ивановича. Пощекотал немного в мозгах и, подтверждая поговорку «язык мой – враг мой», вынес вердикт:
– Ну, раз ты нашёл дорогу сюда, смысл будет: давай доведём до конца историю создания человечества.
– Как?
– Чтобы нам не было стыдно перед галактическим сообществом за своё творение, нужно или подтянуть людскую цивилизацию до приемлемого уровня…
– Или?
– Или стереть, как неудачный черновик. Когда, ты говоришь, у вас ожидается очередной конец света?
– 21 декабря 2012 года, почти ровно через год.
– Вот иди и объяви человечеству, что если за этот год оно не последует заповедям своих богов, я явлюсь на Землю и устрою там конец света, конец тьмы и вообще – полный конец!
– Кто же ты? – со страхом спросил Иван Иванович.
– Я, Анунак ХIII, ответственный за всю прошлую деятельность нашей звёздной системы, так как присматриваю за этим музеем внесириусных культур по ночам.
– Да кто же меня слушать-то будет?
– Я наделю тебя всеми мыслимыми и немыслимыми сверхспособностями. Хочешь - стань мировым правителем, хочешь - действуй через убеждения, да хоть оснуй новую религию с собой во главе, но чтобы через год всё человечество отвечало минимальным межзвёздным стандартам.
– А если не всё?
– Хватит разглагольствовать! Пришло время собирать камни! Я всё сказал!

Вот не завидую я этому Иван Ивановичу. Нет чтоб познакомиться с женщиной помоложе и найти с ней смысл жизни. Так его на горнее потянуло.
Даже не знаю, что бы я на его месте стал делать. Человечество исправлять точно бы не взялся. Неблагодарное это занятие, с любыми талантами. Пожил бы, наверное, годик в своё удовольствие, со сверхвозможностями-то, а потом будь что будет. Или попробовал бы передать эти способности команде крепких ребят: своего рода группе быстрого межпространственного реагирования. Подстерегли бы этого зарвавшегося ночного сторожа у небесных врат 21 декабря и, пользуясь преимуществом неожиданности, уладили межпланетный конфликт. Можно было бы и просто эти ворота взорвать, да вряд ли они единственные, а тут хоть ясно, где этого... поджидать.
И человечеству не завидую. Особенно если Иван Иванович возьмётся его исправлять. Ну что серость может придумать в таком глобальном деле? Ведь вряд ли большие способности добавят ему мудрости и морально-нравственных качеств.
Анунаху… пардон, Анунаку тоже не завидую. У меня бы рука не поднялась и муравейник уничтожить, а тут – человечество. А может, он пошутил так… Вдруг чувство юмора нам тоже от богов досталось? Не от приматов же: эти-то к своему существованию очень даже серьёзно относятся.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Ср сен 25, 2013 21:37 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Хунта

Рыцарские страдания

– Любезный, – придержав своего росинанта на въезде в село, сэр Маннелиг окрикнул первого встречного, довольно жалкого на вид, – что это за дыра?
Зыркнув исподлобья, «любезный» мгновенно оценил мордоворот спрашивающего, косую сажень его плеч, оружие, богатырские стати коня - и, не решившись дерзить, ответил, скрывая обиду:
– Не дыра это, бла-а-родный дон, а коронное село – Малый Бздох.
– Чего же малый? Халуп-то, вроде, порядочно, – заинтересовался благородный всадник.
– Большой подальше чуток. Его Величество, проезжая годов десять назад по этой дороге, «дунул» у них на площади гораздо громче, чем у нас, – огорчённо сообщил местный патриот и, немного оживившись, добавил, – но домишек у нас поболее будет.
– А таверну у вас не снесло от королевского… кхм… Переночевать тут есть где?
– Это завсегда… – вдруг засуетился «любезный» и махнул вдоль дороги рукой с зажатым в ней жалким подобием шляпы, – дальше езжайте, увидите большую избу с вывеской. Постоялый двор там. Мимо не промахнётесь. Малой у меня в «Монаршем громе» при лошадях.
Пропустить сей приют путников, действительно, можно было только спьяну, настолько сильно он выделялся из окружающей бедности.
Пока благородный дон пытался разобрать рисунок на вывеске – уж больно заинтересовало его: как же художник вывернулся, изобразив высочайший «вздох»? - долговязый юноша с конюшни, видно, тот самый «малой», метнулся внутрь и позвал хозяина.
Трактирщик, вопреки ожиданиям, оказался худ и бледен, да, судя по всему, ещё и скуп: одет хоть и не в рваньё, но во всё грубое и серое. Быстренько договорившись с ним о ночлеге и ужине, путник поручил заботу о коне малому, а большинство седельных сумок доверил призванному слуге, без малейших следов ума на лице, но достаточно бугаистому, чтобы справиться с тяжёлой поклажей.
Бросив прощальный взгляд на вывеску, но так и не узрев там ничего, кроме бесформенного пятна, - то ли всё смыло дождями, то ли монарший гром был так силён, что всё вокруг заволокло (каков же тогда был раскат в Большом?..), - сэр Маннелиг зашёл в заведение.
Вещи сложили пока у отдельного стола в углу, куда наш путник и проследовал, сопровождаемый любопытными взглядами завсегдатаев таверны – ничем особо не примечательных местных обывателей. Выделялся из этой толпы только лютнист, пытавшийся развлечь местную публику, распевая подходящие случаю куплеты:

Хорошо сидеть в трактире.
А во всем остатнем мире -
скука, злоба и нужда.
Нам такая жизнь чужда.
Задают вопрос иные:
"Чем вам нравятся пивные?"
Что ж! О пользе кабаков
расскажу без дураков…

Народ слушал охотно и даже пытался подпевать, качая в такт кружками, но отблагодарить певца, похоже, не спешил: соловьём тот разливался на сухую и не перекусив.
Поджидая вино и еду, сэр тоже с удовольствием прислушивался, заодно поглядывая вокруг. Таверна как таверна, тьма таких встречалась ему на пути: длинные столы, сработанные из толстенных досок и столбов – от любых неожиданностей, лавки под стать столам, сальные светильники разгоняют мрак, отблески очага тоже вносят свою лепту; хозяйка, хлопочущая у огня, краснолица и дородна, даже чересчур - видно за себя и супруга, служанка румяна и тоже не худышка.

…Пьёт народ мужской и женский,
городской и деревенский,
пьют глупцы и мудрецы,
пьют транжиры и скупцы,
пьют скопцы и пьют гуляки,
миротворцы и вояки,
бедняки и богачи,
пациенты и врачи…

Тут и заказанное подоспело: кувшин вина, лучшего, что нашлось, жареные бараньи рёбрышки, ржаная лепёшка, кусок брынзы, зелень. Проворно работая руками и небольшим ножиком, благородный дон резво приступил к борьбе с этими неприятелями.

…Пьёт монахиня и шлюха,
пьёт столетняя старуха,
пьёт столетний старый дед –
словом, пьёт весь белый свет!
Всё пропьем мы без остатка.
Горек хмель, а пьётся сладко.
Сладко горькое питье!
Горько постное житье...

Пел и играл лютнист замечательно - явно был большой мастер по этой части; но оценить его по достоинству, кроме нашего всадника, в этой дыре было некому: по окончании от щедрот слушателей ему перепало, но такая малость…
Сэр Маннелиг, героическими усилиями уже победивший первый голод, подозвал барда к себе и решил исправить эту несправедливость:
– Э… Маэстро, угоститесь для начала, чем Бог послал, со служанкой переслал, а там потолкуем.
В четыре руки дело у них пошло совсем весело, так что Всевышнему пришлось переслать с румяной прислугой ещё кое-чего, но наши герои быстро справились со всеми трудностями. Тут пришло время и поговорить. Оказалось, что зовут барда Руэль, а занесло его в эту глухомань с королевского турнира менестрелей, где он потерпел полное фиаско:
– Понимаете, herr Маннелиг, откуда я мог знать, что при местном дворе в моде юмор довольно низкого пошиба и нужно петь о жопе, яйцах, члене… и прочем подобном, а баллады и легенды вовсе не в чести. Репертуар-то у меня обширный, я бы нашёл, чем потешить их нравы, но… второго шанса не представилось… завистники… и вот, без денег и связей, приходится перебиваться, чем придётся…
– А порадуй-ка меня хорошей балладой, что там не оценило это с… своеобразное величество?
– Охотно, благородный herr, охотно.
Пока довольный музыкант настраивал лютню, сэр рассмотрел отличное качество инструмента; платье, хоть и потрёпанное жизнью, но явно щегольское; задорную шляпу с пером; добротные башмаки. Да и сам бард производил хорошее впечатление: невысокого роста, одухотворённые черты лица, русые длинные волосы чисты и аккуратно причёсаны, глаза честные и смышлёные. Довольный осмотром, герр Маннелиг задумался о спутнике и с удовольствием погрузился в музыку.
Струны лютни моей – на разрыв,
И разбит потемневший доспех.
Здесь, в золе перебранок и битв,
Щит и меч станут – песня и смех…

Заворожённый переборами струн, рыцарь погрузился в отзвуки своих битв, поражений и побед.

…Не к драконам, блюстителям зла,
Не к властителям тьмы, колдунам -
Нашей клятвы слова и дела
Сквозь века возвращаются к нам.
В наше зеркало с верой глядят
Сотни будущих ликов и глаз...
В седла, всадники, вечный отряд,
Лансеор, Ланселот, Лодегранс!

К концу баллады благодарный слушатель принял окончательное решение:
– Браво, Маэстро! А присоединяйся-ка ко мне! Прежний слуга соблазнился окороками вдовушки в одном городишке и променял на них походные трудности. Да и был он чересчур ленив и туп. Мне же нужен спутник, оруженосец и слуга в одном лице; за песни же – отдельная звонкая монета.
– Охотно, herr Маннелиг, – недолго думая, согласился бард, – а куда вы направляетесь?
– Путешествую в поисках славы, приключений и денег… Вернее, сейчас так: денег, приключений и славы.
Это дело бла-а-ародный дон решил как следует отметить борьбой с зелёным змием – покровителем пьяниц - и заказал ещё кувшинчик вина… и ещё один… и ещё… Победил, как чаще всего и случается, змий. Так что за короткое время маэстро Руэль узнал о рыцаре много интересного… Наутро свои наблюдения он не утаил от нового хозяина, отпаивая его молочной сывороткой с лЕдника.
У немного ожившего дона хватило сил познакомить новоиспечённого спутника с некоторыми пунктами негласного рыцарского кодекса:
– Запомни, Руэль, бла-а-родный рыцарь не напивается как сапожник, не обжирается как свинья и не спит как бревно – он отдыхает от тяжких ратных подвигов и набирается сил для новых… а если не отстанешь, узнаешь, чем на самом деле занят рыцарь, избивая оруженосца…
– Да я-то ладно, а вот трактирщик… за разбитый стол и лавку…
– Ну... рыцарь не упустит случая потренироваться в любое время… а лишняя серебрушка всё уладит… хотя… лишних денег не бывает. Предложу ему сонной травы, полезная вещь, у меня как раз есть изрядный запас.
Как бы то ни было, двинуться в путь сумели только после обеда. Одарив «малого» мелкой монетой за хорошо вычищенного коня, рыцарь заметил Руэлю:
– Росинант не вынесет двоих… на нём же ещё доспех, оружие и припасы. Купим тебе мула покрепче, деньгами бы только разжиться. Не знаешь, где тут поблизости можно благородно заработать: разбойников перебить, даму освободить, дракона приструнить?
Оказалось, что бард как раз знает подходящее местечко: немного в сторону от тракта банда разбойников не даёт житья городишку Храбрищи, и магистрат объявил неплохую награду за их поимку. Более того, превратности судьбы заносили Руэля и к самим злоумышленникам, но долго он там не продержался:
– Знаете, herr Маннелиг, кормили они неплохо и песни слушать любили, даже баллады, но уж больно нравы дикие… судите сами, если навалить в башмак считалось милой шуткой!
Тут-то у наших друзей и родилась хитромудрая идея. До темноты они добрались в эти Храбрищи и утрясли с магистратом монетный вопрос. С утра подкрепились и двинулись в поход. Недалеко от логова злодеев рыцарь сел в засаду, а бард с лютней под мышкой двинул прямо к старым знакомцам. Ему, конечно, дружески накостыляли по шее - ну, дикий народ, дети гор - но быстро отошли; и то сказать: какие в лесу развлечения, а тут музыка, пение, танцы… культура… А после обеда все тринадцать разбойников, вместе с Кудеяром-атаманом, крепко уснули. Благородный сэр прибыл из засады на белом коне (ну, гнедом, гнедом) и повязал их всех ещё тёпленькими. Тут и мул для музыканта нашёлся, и ещё кое-что. На всякий случай благородный сэр попросил лютниста не воспевать некоторые детали кампании - причины столь крепкого сна злодеев, например… да и вообще… промолчим и мы.
После празднования этой победы в осчастливленном городе, Руэль узнал и ещё одно правило странствующего рыцаря: бла-а-ародный дон не развратничает, просто он не всегда может устоять перед искушением. Впрочем, лютнист и сам не записывался в монахи.
Путешествовать на восьми копытах оказалось гораздо веселее, чем на четырёх копытах и двух ногах. Богатырский конь тоже вздохнул с облегчением: мул взял на себя заботу не только о музыканте. Всё-таки таскать на себе высоченного и здоровенного, пусть благородного и коротко стриженного, дона, вместе с доспехом, щитом, мечом, булавой и всем прочим - удовольствие сомнительное, хоть и почётное. Мул же оказался существом крепким, кротким и покладистым, безропотно давшим навьючить на себя мешки с легким пластинчатым панцирем, шлемом, разными поножами-наручами, да ещё и со съестными припасами.
Синее небо, украшенное барашками облаков, зелёные островки деревьев вдоль дороги, разноцветные мазки цветов, колыхание хлебов, пение птиц и стрекотание всяческих кузнечиков тоже вносили свою лепту в хорошее настроение странников без страха и упрёка. На привале, отобедав под сенью дуба-патриарха, сэр Маннелиг возжелал послушать что-нибудь весёлое. Руэль охотно расчехлил лютню, настроил и вдарил:

Вот уже камень, распутье - и вновь
Несколько строк, нацарапанных мелом:
Строго направо – престол и любовь,
Слава и подвиги – строго налево.

Лай-лай, направо любовь,
Слава и подвиги – строго налево.

Рыцарь как рыцарь – и хмур, и суров,
Скорбная дума легла на забрало:
Слава – налево, направо – любовь…
Конь поразмыслил – и двинул направо.

Замок как замок – с наскока не взять,
В башне высокой грустит королева…
Вот уж охота копыта ломать –
Конь только плюнул и двинул налево.

Шесть великанов – мерещится, что ль?
Лапищ одних – по шестнадцать на брата.
Выдь, повоюй-ка с такою ордой! –
Конь потоптался – и двинул обратно.

Вот и выходит – в сюжете изъян:
Конь хоть налево пойдет, хоть направо,
Рыцарю по фигу, он вечно пьян,
Скорбная дума не сходит с забрала.

Лай-лай, а рыцарь-то пьян:
Скорбная дума не слазит с забрала!

– Превосходно, маэстро, просто великолепно! Порадовал… как там, «грустит королева»?.. А не утешить ли нам какую-нибудь прекрасную даму, что твоя менестрельность скажет?
– Шутить изволите… но вообще-то, за недолгое пребывание при дворе, слышал я про одну даму, привечающую странствующих рыцарей. Даже видел мельком.
– Ого! Ну и как она тебе?
– Горячая штучка, жгучая шатенка, проще сказать – рыжая.
– О! Мой любимый цвет. А грудь большая?
– Как раз в ладонь должна поместиться
– Мой любимый размер! Ну а всё прочее? Лицом не страшная?
– Да нет, всё на уровне… только…
– Что такое?
– Да вам бы, herr Маннелиг, э… омовение принять.
– Что такое, Руэль? Запомни: рыцарь не зарастает грязью – он маскируется, и не воняет, а хочет быть ближе к народу.
– Так ведь благородный herr не к народу собрался, и зачем ему маскироваться от прекрасной дамы?
Благородный сэр почесал затылок, провёл ладонью по бычьей шее, зачем-то потрогал свой курносый нос и арбузные щёки, взъерошил жгучебрюнетистый ёжик на макушке и нехотя согласился:
– Пожалуй, тут ты прав.
– Вот и ладненько, поищем баньку.
– Какую баню? Мы не в дикой восточной стране, у нас цивилизованный запад – обойдёмся речкой.
Сказано – сделано. Уже через несколько дней, свежекупаными в ближайшей речке и свежевысушенными щедрым летним солнцем, они подъезжали к замку леди Мэри - так звали прелестницу. Цитадель была не очень велика и произвела на странников мрачное впечатление: камни строений чёрные или тёмно-серые, кованые детали все в виде костей, летучих мышей или инфернальных чудовищ, лепнина только в виде черепов; скульптуры мерзкого вида гарпий на крыше дополняли тревожную картину.
Паладин остановился в глубокой задумчивости: а стоит ли продолжать путь - может, свернуть поскорее от греха подальше? Но тут с окне ближней башни показалась и сама леди: рыжие волосы распущены, чёрное платье с изрядным вырезом выгодно оттеняет благородную бледность кожи и подчёркивает соблазнительную выпуклость груди…
– Эх, ну что сказать: хороша чертовка! – вполголоса бросил барду рыцарь.
Леди Мэри приветливо помахала им платком и жестом пригласила в замок.
Знакомство, представление, приветствия – всё прошло, как и полагается по неписаным правилам куртуазного этикета. За ужином лёд официальности потихоньку тронулся, командование парадом стало переходить к дружественной непосредственности. Руэль со своей лютней очень этому способствовал:

На заре пастушка шла
берегом, вдоль речки.
Пели птицы. Жизнь цвела.
Блеяли овечки.

Паствой резвою своей
правила пастушка,
и покорно шли за ней
козлик да телушка.

Вдруг навстречу ей – школяр,
юный оборванец.
У пастушки – как пожар,
на лице румянец.

Платье девушка сняла,
к школяру прижалась.
Пели птицы. Жизнь цвела.
Стадо разбежалось.

– Что вы там напеваете, мой трубадур? На что толкаете честную женщину?
– Помилуйте, прекраснейшая, – невинные пасторали!
Но время шло, тёмно-красное вино текло рекой, речи смелели… и вот рыцарь целует уже не только прекрасную ручку, но стремится облобызать и ножку, а также припасть и к груди прекрасной Мэри… Смех и притворное сопротивление прелестницы только усиливают его влечение… Верный Руэль уже отбивает ритм каких-то боевых маршей…
Наконец благородный сэр не выдерживает и, подхватив раскрасневшуюся леди на руки, бросается в спальню. Там он набрасывается на соблазнительное тело, срывает с него одежды, покрывает поцелуями, разоблачается сам и…
…Дальше ничего не помнит… Очнувшись поутру в той самой спальне, в той самой постели, задаётся единственной мыслью: было что-то или не было? По ощущениям причинного органа, что-то определённо случилось, но почему из памяти-то всё выветрилось? Спросить некого, леди отсутствует, да и неудобно как-то.
Тут появляется и сама хозяйка в глухом чёрном платье, уже без вырезов, надменное лицо без всяких эмоций, холодный голос без выражения - но смысл ею сказанного обжигает, как глыбы смёрзшегося льда… Её благородный любовник-на-ночь моментально одевается и, растолкав лютниста на лавке в гостиной, без всяких прощаний отбывает прочь, не очень разбирая дороги.
Обдутый свежим утренним ветром, он, наконец, решается пересказать услышанное от чёрной леди…
– Что вы говорите, благородный herr?!
– Да! Друг мой, да! Самая настоящая ведьма, и этой ночью, во время схватки, она, представь себе, меня заколдовала. Вернее, заколдовала на бессилие мой причиндал… Стерва! И не снимет проклятие, пока я не привезу ей свежую чешую дракона. Убивать её бесполезно, снять заговор может только она сама.
– И куда мы? Искать дракона?
– Вот уж дудки! Поедем вышибать клин клином - поищем другую ведьму, мало ли что эта каналья там сказала. Да и проверить надо…
Проверить он попробовал, встретив первую же пастушку. Натерпелась бедная девушка страху… но только страху. Полновесный золотой с лихвой её утешил. Ведьма не обманула.
Во время проверки бард качал головой, но не вмешивался, понимая – ситуация для мужчины аховая; да и очередное правило вспомнил: рыцарь не насилует, а пытается улучшить породу простого народа.
Поиски оказались довольно долгими: народ не очень охотно рапространялся на эту тему, нужно же было найти настоящую ведьму, а не просто немного приколдовывающую бабёнку. По дороге Руэль начал сочинять новую балладу, тихонько подыгрывая себе прямо на ходу. Там дева-тролль влюбилась в рыцаря и предлагала взять себя в жёны, взамен обещая ценные дары и после каждого посула припевая:

"Herr Маннелиг, herr Маннелиг, супругом будь моим,
Одарю тебя всем, что желаешь!
Что только сердцу любо, получишь в сей же миг,
Лишь ответь мне – да иль нет?"

– Что ты там плетёшь, какие дары? Ничего она не предлагала.
– О, не беспокойтесь, мой herr, это же художественный вымысел. Балладам свойственны преувеличения. К тому же я беру пример с благородного сословия, ведь рыцарь не врёт как сивый мерин, он повествует о своих подвигах.
– Поговори у меня...
Всё-таки им повезло, и какой-то старый пень показал тропинку, ведущую прямо к избушке настоящей ведьмы.
– Старая карга, – ворчал сэр Маннелиг, защищаясь рукой от низких веток, – забралась в самую чащу.
Действительно, лес всё мрачнел и теснее зажимал узкую тропу.
– Лучше бы не старая, – заметил Руэль.
– Молодая уже была, надеюсь, у старой запросы меньше.
– Могут случится запросы, когда молодая предпочтительнее…
– Кхм… надеюсь, обойдёмся деньгами… и за яйцами гоблина нас не пошлют.
Наконец показалось жилище лесной отшельницы, огороженное крепким частоколом. Колотить в ворота пришлось недолго. Первым наши молодцы узрели глаз хозяйки в смотровой дырке ворот. Определить её возраст по столь малой части не представилось возможным.
Переговоры не затянулись, и скоро рыцарь с оруженосцем попали в горенку волшебницы, на удивление светлую и уютную. Никаких сушёных жаб и крысиных хвостов - основным признаком профессии хозяйки тут были сушёные травы. Да и сама она оказалась хоть и немолодой, но женщиной средних лет и вполне ещё хоть куда, этакая ягодка опять.
– Ну, зачем пожаловали добрые молодцы, за делом или от дела? – спросила она насмешливо.
– Что так сразу к делу-то? – откликнулся Руэль. – А как же накормить, напоить и в баньку сводить?
– Какая-такая банька, какие разносолы? Мы не северные варвары, – и оценивающе глянула на барда, – пришли по делу, дело и говорите.
Пришлось изложить дело и предъявить на осмотр пострадавший орган, благо рыцари путешествуют не в доспехах, а в обычном платье, так что не пришлось открывать разные там лючки или дверки.
– Да, узнаю Мэри – сильна старушка, – вынесла волшебница вердикт.
– Почему старушка? – встрепенулся рыцарь, пряча свои причиндалы. – Вполне молодая особа.
– Умеет. Думаете, чешуя дракона ей для наведения вашей бледной немочи нужна?
– Да мне до яблочка ваши штучки! А ты снять можешь?
– Снять может та, что наложила.
– А снимет, не обманет?
– Если обещала – сделает, это же магический договор, если произнесён – должен быть исполнен. Но если захотите ей отомстить…
– Да-да?
– Чешую дракона, перед тем, как отвезти Мэри, покажите мне - у меня на неё свой зуб имеется, так что сделаю кое-что… и она уже не сможет морочить честных рыцарей.
– Да где же взять эту чешую?
– А вот это, сударчики мои, уже деловой разговор. Научу, помогу… десять золотых и небольшая услуга от музыканта.
– Спеть-сыграть, что ли? – встрепенулся бард.
Излагая свои требования, женщина немного порозовела, засмущавшись:
– Можно и спеть… но в этой глухомани… настоящие кавалеры совсем редки… некому приласкать бедную девушку как следует… так что вот. Господин может погулять часок, если нет желания внести посильную лепту.
– Нет, нет, я пока за заборчиком погуляю, лошадь попасу с мулом, – засуетился сэр Маннелиг и ободряюще бросил растерявшемуся немного Руэлю: ¬– Давай-давай, друг менестрель, потрудись как следует, я в этом деле пока не боец.
После чего поспешно ретировался за частокол. Обратно его позвали часа через два, за это время из дома пару раз слышалось только негромкое пение. Но, судя по всему, хозяйка осталась довольна, ибо расстаралась-таки накрыть стол и угостить гостей.
Как следует попотчевав рыцаря с оруженосцем и получив оговорённые золотые, госпожа Тофана приступила к делу:
– Чешую дракона добыть нелегко, сударчики мои, но можно. К югу от наших мест, в Змеиных горах, нужно найти Палёный кряж, там издавна обитает дракон. Зелёный. Огнедышащий. Его-то чешуя как нельзя лучше подходит для наших дел. Добраться туда несложно, особенно верхом.
– Добраться ладно, чешую как добыть? – перебил её рыцарь.
– В корень зришь, ваша доблесть. Добыть чешую сейчас посложнее будет, особенно рыцарю.
– Почему именно сейчас?
– Раньше проще было, а теперь он рыцарей на дух не переваривает. И даже не за то, что они частенько стали пытаться его всяким железом потыкать, это-то ему раз плюнуть, вернее, дыхнуть... Так что дыхнёт он, сударчики мои, огнём - и вот жареный конь у него на обед, а рыцарь в горшочке на ужин. Ненависть же у него только лет сто как возникла.
– О, интересно, расскажите, – оживился и бард.
– Да было тут дело: застукал он одного рыцаря в своей пещере – тоже, видно, чешуи набрать хотел. Да то, что застукал, - это ещё полбеды, мог бы и отпустить после умной беседы и чешуек свежих наскрести. Случалось такое, скучно ему, сударчики мои, побеседовать об разном-всяком не с кем.
Но этого рыцаря застал он за неблаговидным делом: приспичило тому, видно, вот и навалил он кучу прямо в пещере. А дракон этот – чистоплюй, каких поискать. Он сам по этим делам улетает очень далеко, а тут такое дело… ну, рассвирепел страшно: осквернителя в пепел сжёг, доспехи в брызги расплавил и пещеру потом выжигал неделю.
– Вот никогда бы не подумал!
– Тот бедолага тоже не подумал, да это было последнее, о чём он не подумал в своей жизни.
– Как же к этому дракону подъехать?
– Рыцарю, скорее всего, никак, разве что прийти без оружия и ещё издалека кричать что-нибудь вроде: «Без дерьма пришёл!» или «Я дал обет несрачия!»
– Да ты издеваешься, что ли? Как благородный сэр может такое кричать?!
– Ох уж эти благородные... Да рыцарю, повторюсь, я ни под каким видом не посоветую.
– А ночью?
– Ночью дракон видит гораздо лучше любого рыцаря, и слух у него отменный.
– Как же быть?
¬ – Есть у него одна слабость: любит он музыку, особенно новую, а память у него тоже отменная. Вот и выход: послать за чешуёй музыканта с новенькой балладой… он мне тут напевал немного. – Тут госпожа Тофана опять смущённо зарозовела и потупила глазки.
– Мне - к дракону? Да ещё и петь ему?!
– Сударчик мой, ты с ним почти наверняка поладишь. Только гляди на ноздри: если язычки огня начнут пробегать - сразу смывайся.
– Руэль, выручай ещё раз, всю жизнь в долгу буду!

(продолжение следует)

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Ср сен 25, 2013 21:38 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Рыцарские страдания (продолжение)

И вот настал момент, когда, оставив рыцаря в засаде, наш музыкант с лютней наперевес двинулся на штурм пещеры дракона, запев ещё издалека:

Однажды ранним утром, в предрассветный час,
Когда гомон птичий не слышен,
Раздался девы-тролля тихий нежный глас,
Сладко рыцарю так говоривший:

"Герр Маннелиг, герр Маннелиг, супругом будь моим,
Одарю тебя всем, что желаешь!
Что только сердцу любо, получишь в сей же миг,
Лишь ответь мне – да иль нет?"

Под ноги то и дело попадались обугленные детали рыцарского доспеха и вооружения. Тут без труда можно было вооружить неплохой воинский отряд.

"Дарую тебе дюжину прекрасных кобылиц,
Что пасутся средь рощи тенистой.
Они седла не знали, не ведали узды,
Горячи и как ветер быстры".

На этом куплете из пещеры высунулась голова дракона, выражение морды лица внимательное, огоньки из ноздрей не слетали.

"Прими мой дар чудесный – сей острый светлый меч,
Он пятнадцать колец злата стоит.
Дарует он победу в любой из ярых сеч,
Им стяжаешь ты славу героя!"

Дракон стал поматывать головой в такт музыки. Бард невольно ускорил шаги, так как в запасе остался всего один куплет баллады.

"Я дам тебе рубаху, коей краше нет,
Что не сшита из ниток иглою.
Не видан тут доселе столь чистый белый цвет –
Шелк тот вязан умелой рукою".

"Герр Маннелиг, герр Маннелиг, супругом будь моим,
Одарю тебя всем, что желаешь!
Что только сердцу любо, получишь в сей же миг,
Лишь ответь мне – да иль нет?"

Тут Руэль подощёл к самой пещере и замолчал. Дракон выглядел довольным, даже похлопал лапой по земле, а после заговорил глубоким низким голосом:
– Браво, маэстро, великолепная баллада и совершенно новая, но она не закончена, нет развязки.
– Ваша правда… э…
– Зови меня Стасис – это, как ты понимаешь, не истинное имя, но одно из.
– А я Руэль. И буду рад выслушать ваши советы по балладе.
– Охотно, маэстро Руэль.
И они несколько часов проговорили о музыке, поэзии и литературе, заодно совместными усилиями придумали и финал баллады. С чешуёй у маэстро, как вы понимаете, трудностей тоже не возникло: Стасис наскреб целый мешочек.

А дальше всё развивалось как положено. Бард с рыцарем отвезли госпоже Тофане чешую, большую часть которой та оставила себе, с остальной же поколдовала у себя в светёлке, выгнав гостей погулять.
С этими остатками драконьей чешуи сэр Маннелиг поскакал к леди Мэри, та сняла с него заклятие, что бла-а-родный дон и отпраздновал стра-ашной оргией в ближайшем городке (не подхватил бы какую заразу без всякого колдовства!).
Леди Мэри чего-то там поколдовала с коварной чешуёй и враз лишилась волшебной красоты, обретя свой истинный облик – старой карги.
Руэль же остался погостить у госпожи Тофаны, которая неожиданно ещё расцвела, скинув в возрасте лет двадцать. Впрочем, она охотно отпускала своего менестреля поболтать с драконом или поучаствовать в каком-либо бардовском соревновании. Где он время от времени одерживал и победы, исполняя балладу «Herr Маннелиг», заканчивающуюся куплетами, сочинёнными совместно с драконом:

Но рыцарь рек надменно: "Ступай с дарами прочь -
Ты не носишь святое распятье!
Тебе не искусить меня, дьяволова дочь,
Мой ответ тебе – божье проклятье!"

И горько зарыдала дева-горный тролль,
Прочь ушла, безутешно стеная:
"Зачем ты гордый рыцарь, отверг мою любовь,
Почему ты так жесток?"

* В рассказе использованы стихи Екатерины Ачиловой, слова песни Александра Щербины «Рыцарская сказка», поэзия вагантов и перевод средневековой баллады «Herr Mannelig».


_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Кандидаты для издания - сборная солянка
СообщениеДобавлено: Ср сен 25, 2013 21:43 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Хунта

Попаданец

Ах, Мари, Мари, всё твоё увлечение готичностью... и моё – тобой. Понесло же тебя ещё и магию изучать… епрсть… ритуалы просветления… яснознания… переноса… чтоб им… прости, это не к тебе. Ты чудо! До сих пор не пойму, чем я тебе приглянулся – замшелый гуманитарий не первой молодости? Умом и подвешенным языком? Тем, что рассказики пописываю? Пейсатель хренов! Ты же такая молодая, красивая, умная, вся из себя загадочная, затянутая в свою чёрную кожу. И зачем я тоже уломался на куртку с волчьей мордой в перевёрнутой пентаграмме. Всё она – любовь.
Лучше бы ты какой-нибудь восточной ерундой заболела. Сидели б сейчас с тобой тихо-мирно, медитировали, о разных инь-янь-хрень беседовали или тантрой занимались – милое дело.
Так нет же – магия, круг костров в темноте, взмах ножа, брызги крови, заговор… а-а-а… плющит… распирает… тьма… вспышка… и я в том же замке, только шут знает – когда! Долбаное средневековье. Господи! Счастье, что хоть тебя не закинуло… подвернулся же этот тур по Европам, любой родной Мухосранск раем сейчас кажется.
Ну что они ещё могли подумать, увидев меня в джинсах, кроссовках и куртке с таки-и-ими мордами во всю грудь и спину. Что они могли сделать? Убежать или избить. Одни убежали, другие кинулись метелить… Ох, как кинулись… лучше бы сразу убили, чем оставлять этим братьям-изуверам на растерзание… Это действительно страшно, Мари!.. Я бы во всём признался ещё на дыбе… отрёкся бы от всего на свете… кроме тебя… только взглянув на эти обтянутые кожей скелеты в чёрных рясах, сидящие за столом, не говоря уж про близкое знакомство с другими палачами… садистами, гестаповцами – исполнителями… Вот по ком преисподняя плачет… Эти лошадиные морды… поджарые свиные рыла – с наслаждением… Но не буду, Мари, не буду – ведь ты же настоящая женщина, несмотря на всю твою крутость… Эти – виртуозы… без крови, не то что первая группа встречающих.
Но ведь невозможно было ни объяснить, ни признаться, ни отречься – непреодолимый языковой барьер, да какой барьер – великая китайская стена… Ни слова… Мой современный русский они, наверно, за адское наречие приняли, а я в их многоязычных попытках только несколько латинских слов и разобрал. Да чем это могло помочь, из всей латыни я только твоё любимое: «Homo homini lupus est» и помню, не стоило даже и заикаться.
А вот сомнений насчёт вердикта у меня не возникло, слово аутодафе я понял без переводчиков. И ждать, наверно, уже недолго. Хоть мучения кончились. Но вот ожидание…
«Сижу за решёткой в темнице сырой…». Хоть не в сырой – и на том спасибо, накормить «добрые братья» тоже не забыли. Но мучительность самого ожидания… и неистребимость надежды, умирающей последней… Вот нашёлся обрывок какой-то кожи в углу, и перышко в соломенной подстилке отыскалось… а красных чернил, после первой бурной встречи с местным населением, достать не трудно, только подсохшую корочку поковырять. Пишу тебе, Мари, последнее прости, не то чтобы надеясь переслать, но, скорее, отвлекаясь от мрачных мыслей. Разве что какой добрый ангел отнесёт, да не верю я в крылатых доброхотов. А кусочек неба мне виден – синего-синего, и облака такие весёленькие, как обои в твоей спальне… почему раньше не любил на природу выезжать, вот сейчас бы… Но стоп, куда-то не в ту степь… А птичек и тут слышно… ворон в основном… слетелись – почуяв… вещие вы наши…
А надежда, пусть и призрачная, у меня есть, запомнил я всё-таки заговор ритуала возвращения – он не очень длинный и довольно ритмичный, огня будет с избытком, крови и без ножа добуду… Но… вот слышу шаги… наверно, за мной. Мари, зла не держу, люблю, на что-то надеюсь, а это послание зажму в руке – может, хоть оно…

Этот обгоревший по краям обрывок кожи – единственная вещь, оставленная себе от прежней жизни молодой монахиней «Ордена милосердия».

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Сортировать по:  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 23 ]  На страницу 1, 2  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
Литературный интернет-клуб Скифы

статистика

Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
Template made by DEVPPL Flash Games - Русская поддержка phpBB