Site Logo

Полки книжного червя

 
Текущее время: Чт мар 28, 2024 15:38

Часовой пояс: UTC + 3 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 31 ]  На страницу 1, 2  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Ср июн 23, 2010 22:54 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Итак:
Новая тема, по желанию нашего инкогнитного победителя, "Вечные ценности".
Вечные ценности, как я их понимаю (поскольку инкогнито прячется, приходится давать пояснения самой) - любовь, например, честь, свобода... Ну и многое другое. У кого-то может быть иной набор ценностей, возможен даже вариант "а пошли вы с вашими ценностями" - но только чтобы было ясно, что автор так или иначе размышлял все-таки на ЭТУ тему.

1. Срок подачи - ДВА МЕСЯЦА со дня объявления темы. Разрешается присылать по 2 рассказа от автора.
2. Размер - максимальный объем 20 тыс. знаков, или примерно 5 вордовских страниц 12-м шрифтом стандартной разметкой. Минимальный ограничен здравым смыслом.
3. Произведения на конкурс посылаются на адрес irinapev@gmail.com и публикуются анонимно. (Просьба, однако, при отсылке указывать свой ник, чтобы ведущий знал, от кого поступил рассказ).
Просьба также послать ведущему в личку подтверждение: "Я прислал(а) рассказ такой-то".
4. Ведущий (то есть я) оставляет за собой право на грамматическую правку. Текстовых изменений без согласования с автором обязуюсь не вносить.
5. После окончания срока подачи начинается голосование. Срок голосования - две недели, после чего подводятся итоги и объявляются победители.

Рассказы принимаются ДО 23-го АВГУСТА (включительно).

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Чт авг 19, 2010 18:52 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Посты перенесены в тему "Обсуждение конкурсов" http://bookworms.ru/forum/27-714-45 Здесь, как все помнят, только сами рассказы и голосование.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Чт авг 19, 2010 18:52 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 1

Промоутеры судьбы
Сказка-притча для взрослых


Уже стоя в очереди в кассу, Виктор в который раз пробежал глазами мятый листочек со списком необходимых покупок.
- Сахар взял, сметану тоже, сыр есть… — бормотал он. — О! А батон?! Черт, батон забыл…
Обернувшись, он попросил расфуфыренную даму, стоявшую за ним:
- Я быстренько смотаюсь и вернусь, хорошо?
Та в ответ лишь надменно наклонила голову, не удостоив и словом. Чертыхнувшись про себя, Виктор все же решил не учить ее хорошим манерам, и рванул обратно, в клубящееся человеческое столпотворение.
Хлеб был в дальнем углу супермаркета, и пришлось опять тащиться через весь торговый зал. Лавируя между неторопливо, словно на прогулке, движущимися вдоль торговых стеллажей людьми, Виктор ринулся в хлебный отдел. И тут краем глаза он углядел двух промоутеров, расположившихся со своими промо-столами возле стенки. «Они-то откуда взялись?! Я же только что здесь проходил, их не было…» — мелькнула мысль. Пораженный, он замер прямо перед ними.
Промоутеры, до этого равнодушно рассматривавшие медленно плывущую перед ними толпу покупателей, заметили его интерес и тут же оживились. Стоявший слева высокий румяненький блондинчик с пухленьким личиком, на котором намертво застыло выражение святой невинности, был одет в белоснежную, тщательно отутюженную рубашку и светлые брюки. Под подбородком у него красовался неимоверных размеров черный в красный «горошек» галстук-бабочка. Несмотря на эпатажную «бабочку» и его нарочитую аккуратность, он вызвал у Виктора симпатию. Блондин зазывно заулыбался Виктору и сделал приглашающий жест. Однако было в нем и что-то отталкивающее… Может, мелькавшая время от времени на розовой мордочке тень чего-то откровенно недоброго, будто сквозняк от открытой двери выплескивает на улицу шторку. Но вот дверь закрылась, и штора мирно, как ни в чем ни бывало, висит себе…
Виктор смотрел на мордастенького блондина и отчетливо осознавал, что уже видел его, но вспомнить, где и при каких обстоятельствах, не мог.
Второй промоутер был диаметральной противоположностью. Жгучий брюнет, из тех, кто уже к полудню — как бы тщательно ни скреб себя бритвой с утра — выглядит неряшливо небритым. Облачен чернявый был в мятую черную хэбэшную рубашку и черные джинсы. Он безразлично-приветливо поглядывал на Виктора, но явно не намеревался проявить рвение в заполучении клиента.
На фризе промо-стола блондинчика красовалась громадная надпись «HELL». Виктор в растерянности перевел взгляд на промо-стол брюнета и прочитал надпись, выполненную не менее крупными буквами: «PARADISE».
Виктор так и не осознал, что взяло верх: то ли настойчивость блондина, то ли любопытство, но он сначала подошел к левому столику.
- Правильно-правильно, уважаемый, — с неожиданно кавказскими интонациями воскликнул блондин. — Вам именно к нам!
- Это почему вы так решили? — удивился Виктор.
- Как это почему? — настал черед блондина изумляться, причем кавказский акцент мгновенно исчез. — Вы же только что два раза подряд моего босса помянули.
- Это кого еще? — недоумевал Виктор.
- Как это кого? А вы вспомните, что говорили, когда в очереди к кассе стояли?
Виктор озадаченно молчал, глядя на блондина. Внезапно его осенило: тот напоминал херувима на росписях во Владимирском соборе. Виктор еще раз глянул на крупную надпись и спросил:
- HELL… Это что?
- Название нашей фирмы, уважаемый, — в голосе «херувимчика» снова появились кавказские нотки.
- Но ведь «HELL» — это по-английски «ад»… Кто ж додумался так фирму назвать?..
- Ай, как приятно иметь дело с образованным человеком! — радостно взвизгнул блондин, возбужденно потирая руки. — Именно так, совершенно верно. Но что уж тут поделаешь, как вы, люди, назвали, так и именуемся…
- Вы… люди… — Виктор начал понемногу прозревать. — Значит, ваш босс — черт?
- Ну зачем же так фамильярно, — с укоризной покачал головой «херувимчик». — Вы лично с ним не знакомы, а позволяете себе такую неуважительность… Все же интеллигентный человек… Нехорошо, некрасиво…
Но ошарашенному Виктору было не до душевных тонкостей. Он ткнул пальцем в сторону соседнего промо-стола и спросил:
- А это ваш коллега?
- В некотором роде да, — помявшись, ответил подчиненный дьявола. — Но он из конкурирующей фирмы!
Виктор обернулся к брюнету:
- Это правда?
- Что именно, любе-е-знейший, - лениво растягивая гласные, отозвался тот из-за своей тумбы. — Что коллега? Или что конкурент? Хотя чего я спрашиваю? Да. И то и другое — правда. Вам это не нравится? Вы хотели услышать иной ответ?
Виктор был ошеломлен. В супермаркете в самом центре Киева, а не на каком-нибудь «хуторе близ Диканьки», и такая встреча!
Пытаясь прийти в себя, он молча повертел баночки, стоявшие на столе блондинчика. Сникший было адов промоутер вновь оживился.
- У нас сегодня презентация новой продукции! Мы провели ребрендинг, и фирма сочла необходимым организовать промо-акцию! — возбужденно затараторил он. — Нашей компанией разработана новая, более экономичная упаковка, которая позволяет…
Виктор, стервенея от явной ирреальности происходящего, помотал головой и, не найдя нужных слов, замычал. «Херувимчик» умолк и озадаченно уставился на клиента.
Возникшей паузой воспользовался брюнет:
- Любе-е-знейший, я рекомендую вам обратить внимание на нашу продукцию. Сегодня мы представляем результат многолетних исследований, проведенных нашей компанией…
Однако Виктор и его проигнорировал. Внезапная индифферентность клиента, похоже, всерьез смутила промоутеров. Они переглянулись и с некоторым даже участием вытаращились на Виктора.
В голове огорошенного Виктора боролись любопытство, страх, опаска, осторожность, и схватка этих чувств напоминала бои без правил. Но, как и следовало ожидать, с небольшим перевесом верх взяло любопытство — весьма опасное чувство…
Виктор повернулся к промо-столу с надписью «PARADISE» и начал внимательно рассматривать разнообразные флакончики, баночки, тюбики… Пораженные необычной реакцией клиента промоутеры помалкивали.
- Это что? — Виктор неопределенно ткнул пальцем в середину нагроможденных на столе образцов.
Представитель «PARADISE» замешкался, пытаясь понять, к чему же проявлен интерес, но затем, сориентировавшись в ситуации, начал бойко излагать:
- В этом флаконе очень экономичный скраб для повышения чувствительности души. Даже еженедельное его применение приводит к необычайным результатам. Наши исследования показывают, что одного флакона вполне хватает на полгода, а результат сказывается через три – четыре недели использования…
А в этом тюбике крем-гель, который мы в обиходе называем «Участливость». Его название говорит само за себя, но он очень эффективный и экономичный. Тюбика – при ежедневном использовании, а его желательно наносить утром, после умывания — хватает на полтора – два месяца. Мы его рекомендуем среднему возрасту — как женщинам, так и мужчинам, то есть это как раз ваша возрастная категория.
Советую вам обратить внимание на нашу новинку — поливитаминная мультиминеральная фитопитательная диетическая добавка, улучшающая совестливость, повышающая способность к сопереживанию. Эффект поразительный! В группе, на которой проводили испытания этой добавки, чувства повысились на 25-30% по сравнению с контрольной! Это выдающийся результат, до сих пор ничего подобного достигнуто не было!
Брюнет умолк, намереваясь перевести дух и продолжить, но тут напористо вклинился херувимистый блондин:
- Позвольте, позвольте! Совестливость, участливость, сопереживание… Это все химеры! Вы ведь не хотите прожить свою жизнь для кого-то? Положить свои лучшие годы на алтарь — хе-хе — чьего-то благополучия, пусть даже и очень близких вам людей, не есть ли это верх глупости?! Как сказал ваш классик Владимир Короленко: «Человек создан для счастья, как птица для полета». Помочь стать кому-то счастливым, может быть, и прекрасно, но вам же тоже хочется для себя хотя бы кусочек этого «лакомства», не так ли? Вы же не будете это отрицать? Конечно, вы мне можете возразить: «Всякому свое счастье». Но почему-то все, даже самые самоотверженные, хотят счастья в первую очередь для себя, а уж затем, и то — если получится, и для кого-то другого… Мать Тереза – это, уважаемый, скорее исключение, чем правило. Да и становятся «матерями терезами» не от хорошей жизни, не от внутренней удовлетворённости условиями своего бытия, полноты жизни, ее осмысленности… Уж поверьте мне…
Я хочу обратить ваше внимание на нашу продукцию. Она, разумеется, не делает вас счастливым, она помогает осознать необходимость изменений в себе для достижения ощущений счастья… Вот, например, наша новейшая разработка — протеиновая смесь, способствующая огрублению души, повышению ее устойчивости к колоссальному потоку различного негатива, выливающегося на человека ежедневно: информации, эмоций, поступков...
Или наш бестселлер — сыворотка равнодушия. Она помогает сохранить устойчивое душевное состояние, не позволяет окружающему вывести вас из равновесия и формирует, таким образом, близкое, пограничное состояние, которое мы называем квази-счастьем…
Блондин продолжал что-то еще рассказывать, а у Виктора возникло навязчивое ощущение дежа вю. Он отрешенно смотрел на распинающегося перед ним «херувимчика», мучительно пытаясь вспомнить, где и когда он уже все это слышал. И тут внезапное, как вспышка молнии в мозгу, озарение — по телевизору! Подобные слова, формулировки, интонации он многажды слышал от каждого из политиков, убеждающих избирателей проголосовать за него или его политическую силу; от активно вербующего адептов чернокожего пастыря, прибывшего из Африки учить христианским ценностям… За высокими, умными и красивыми словами скрывается только одно – желание продать. Продать побольше и подороже…
Из глубинных размышлений его выдернул голос блондинистого промоутера:
- …Великолепный результат дает комплексное использование спрей-геля и лосьона. Правда, для усиления эффекта и обеспечения долговечного результата мы еще рекомендуем применять тоник и кондиционер…
- Ну, ладно, — грубо оборвал он «херувима». — А вот лично вы, что вы мне порекомендуете? Или, может быть, ваш коллега что-то подскажет…
- Нет, — неожиданно сухо отозвался промоутер. — Советовать вам я ничего не буду. Да и мой коллега тоже. Это ваша жизнь, и только вам решать, как ее прожить. Вам делать выбор.
- Хорошо, — Виктор чувствовал себя оглушенным. — Тогда я тут немного похожу, подумаю, и снова приду к вам…
- Милости просим, — чуть ли не хором отозвались промоутеры. — Всегда будем рады вас видеть…
Виктор отошел в сторону и машинально потащил из кармана сигарету.
- Мужчина, — прозвенел в ухо визгливый, с истеричными нотками женский голос. — У нас в торговом зале не курят!!
Он обернулся: перед ним стояла тощая прыщавая девица в форменной одежде. Лицо ее выражало крайнюю степень осознания собственной правоты и радостную готовность учинить скандал, если покупатель начнет артачиться.
- Ах да, извините, — пробормотал Виктор, — я просто задумался…
- Думать будете дома! — так же визгливо отозвалась девица. — Или на работе, если вам за это деньги платят. А тут нужно покупать! Или уходите, не мешайте другим отовариваться…
Почти решившись, Виктор обернулся к месту, где разместились промоутеры. Но, к его удивлению, там никого не оказалось. Он еще раз огляделся вокруг: да, именно здесь только что он с ними разговаривал. Но взгляд упирался лишь в пустую стенку.
Виктор повернулся к девице, которая продолжала стоять рядом и внимательно следить за ним:
- Девушка, у вас вот тут промоутеры были… Я только что с ними разговаривал…
Девица, предвкушая возможность поорать, радостно заверещала:
- Не было здесь никого! Вы что, мужчина, пьяный? Или обкуренный? Уходите сейчас же, а то я охрану позову!
Виктор послушно повернулся и направился к кассам. Вслед ему донеслось:
- Наркоша чертов! А с виду так приличный…

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Чт авг 19, 2010 19:11 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 2

Бабы-дуры


Дело было так. Хотя, в общем-то, и не было никакого дела, но всё-таки…
Воскресенье. Верочка мурлыкала себе под нос с утра навязший мотив старой песенки Пугачёвой: « Без меня тебе, любимый мой, земля мала, как остров… Та-ра-ра » …. Слова то всплывали в памяти, то безвозвратно забывались. Верочка помешала ложкой в кастрюле, попробовала на вкус, мелко нарезала зелень. Дав борщу прокипеть, выключила газ. Она села на стул и с удовольствием вытянула уставшие ноги. Вот уже месяц Верочка и её муж Юра были законными владельцами малогабаритной однокомнатной квартиры. О том, как досталась эта долгожданная, дорогая сердцу недвижимость, знают только трое: Боженька и Верочка с мужем. Юра, таксист, дневал и ночевал в машине, хватаясь за любую возможность и не гнушаясь никаким вариантом заработка. Верочка, участковый врач-терапевт, бегала по вызовам, хлюпая по снежной каше промокшими ногами в стареньких сапожках. При первых же признаках простуды сама колола антибиотики, так как болеть себе категорически запретила. Нужную сумму они ещё долго бы собирали, но тут очень кстати продался родительский дом в Подмосковье. Жить в нём молодые не захотели с самого начала своей совместной жизни, потому что он буквально сыпался от ветхости, да и от города находился далеко. Поэтому, прикинув, что его легче продать, чем восстановить, через год после смерти Юриного отца дом выставили на продажу. Купил его под дачу какой-то столичный музыкант. Супруги очень обрадовались: не пришлось брать кредиты. Верочка даже умудрилась найти и приобрести на оставшиеся от покупки квартиры деньги недорогую, но очень приличную кухонную мебель.
Она сидела, любовалась своей нарядной чистенькой кухней и радовалась. Не беда, что комната ещё пуста, что спят они на старом диване, у которого нет ножек, и стоит он на кирпичах. Не беда, что их небогатый гардероб лежит в коробках, и прежде, чем что-то надеть, надо сначала вещь найти и отутюжить. Главное, что они вместе, что они любят друг друга, и у них уже есть своя собственная крыша над головой. Верочка улыбалась. Она была счастлива.
Трель дверного звонка оборвала её безмятежные мысли. Как хорошо, что обед уже готов! Это, конечно, Юрик. Не часто мужу удавалось заехать домой на перерыв. Сегодня он должен был забрать и привезти Верочкины сапоги из ремонта, заодно и пообедают вместе. На ходу поправляя и одёргивая халатик, она поспешила к двери. Но это был не Юра. Верочка увидела на пороге женщину. Незнакомка и хозяйка несколько минут с откровенным любопытством разглядывали друг друга. Потом гостья, бесцеремонно потеснив Веру и оставив в прихожей шлейф каких-то необыкновенных духов, прошла в кухню. Там она сняла с себя шикарную норковую шубу, повесила её на дверной косяк. По-хозяйски смахнув рукой с и так чистого стола, поставила на клеёнку свою замшевую сумку и стала из неё выкладывать то, что Верочка видела только в супермакетах и никак не ожидала увидеть в своём доме. Затем женщина пристроила опустевшую, сразу потерявшую объём сумку на спинку стула, села, расправила складки стильного платья и выжидающе посмотрела на хозяйку. На столе красовались бутылка французского коньяка, необычной формы коробка конфет, лимон, апельсины, киви, упаковка сыра с зелёными вкраплениями плесени, ещё какие-то диковинные коробочки и баночки, о содержимом которых Верочка и понятия не имела.
«Что ж, алаверды, как говорят на Кавказе»,- подумала хозяйка и налила полную до краёв тарелку свежего, ещё горячего борща. Сервировку стола завершили хлебница и пластиковый стаканчик магазинной сметаны. Гостья выразительно посмотрела на Верочку и стала открывать бутылку. Когда этот процесс благополучно завершился, Верочка уже сидела за столом напротив перед своей полной тарелкой и с тревогой в глазах. Разлив благородный напиток в чайные чашки, за неимением стопочек, гостья протянула руку, чтобы чокнуться с хозяйкой квартиры.
- Давай, Верка, за нас с тобой. Да не делай такие глаза, всё нормально. Сейчас всё расскажу. Я только горяченького поем, а то замёрзла, как собака.
Внешний лоск и ухоженность никак не сочетались с простецкими манерами визитёрши. Глоток коньяка, выпитый на голодный желудок, быстренько пробежался по нужным ему сосудам и добрался до Верочкиной головы. «Ничего себе, какая фамильярность! Интересно, кто из нас хозяйка?» - запоздало подумала она, начиная сердиться. Как будто подслушав её мысли, гостья, не отрываясь от борща, предложила:
- Сбавь эмоции, Верка. Ешь, а то развезёт. Давай ещё по одной.
Почему она послушно выполняла указания пришедшей в её дом нахалки, Верочка не понимала, но это её уже не на шутку злило. Незнакомка вытерла пухлой рукой рот, стирая остатки яркой помады. Она была старше Верочки, но не намного. Не красавица, но ладная, приятной внешности, очень женственная. Про таких женщин говорят - «сдобная». Пухлые холёные пальчики унизаны кольцами, которых, пожалуй, было многовато, шею обвивало массивное, несколько безвкусное золотое колье. То ли гостья демонстрировала свой достаток, то ли «хромал на обе ноги» вкус, определить пока было сложно. Да и не в этом дело.
- Я Надежда. Имя моё такое. Зови просто Надя. Я, Верочка, подруга твоего мужа, близкая. Короче, любовница. Сразу тебя успокою - бывшая. С позавчерашнего дня в отставке. Я чего, Верка, пришла. Ты знаешь, что этот гад удумал?
- Че-че-че-го?
- «Расчирикалась». А ты не догадывалась, что у него «левак»?
Но Верочка уже плохо её слышала. Смысл сказанных слов больно, до спазм, сжал горло, глаза моментально налились слезами. Обида накрыла её, как набежавшая огромная волна, внезапно и с головой. Как же так? За что? Ведь, кроме Юры, у неё никого нет. Ни родных, ни близких. Неужели за три года совместной жизни она ему уже так опостылела? Жили, как жили. Даже ссорились редко. Но ведь он ни разу не дал повода заподозрить его в неверности, неужели так тщательно маскировался? Или она его так любит, что ничего не замечала? Вдруг Верочку как будто что-то шарахнуло. Стоп! Вскинув голову, она рывком повернулась заплаканным лицом к своей гостье, которая, подперев рукой щёку, сидела напротив и сочувствующе смотрела, дав ей возможность выплакаться.
- А почему я должна тебе верить?! Чего расселась?! А ну проваливай отсюда!
- Да, не истери! Тихо, Вера, - гостья поморщилась от резкого крика, как от зубной боли. - Ты вот думаешь, он прямо «горит» на работе? Фигушки, в койке он у меня «горит». Правильно Юрка мне рассказывал, а я думала, врёт. Ты на кого похожа? Кожа да кости, порезаться можно. На голове у тебя что за гнездо? А в чём по дому ходишь? Да я такой тряпкой, как твой халат, полы дома не мою. «Красавишна»! Вот, от таких чумичек мужики и бегают! Хотя этот «колобок» и от такой крали, как я, тоже укатился. Мы познакомились с ним в такси, год кружились. Он мне постоянно жаловался, как ты у него все деньги отбираешь, экономишь на всём…
- Как это отбираю? Он же мне сам их отдаёт…
- Какая разница? Живёте-то… без слёз не взглянешь. Частенько: «выручай, Надюха, совсем голяк», да мне не жалко, чего там…
- Господи, ужас какой! Юра у тебя деньги брал?
- Ну и чего такого? Подумаешь! У меня магазины рыбные свои. Деньжата водятся. Балычок-то домой приносил?
- Нет, не помню.
- Я тебе, Верка, так скажу! Не стоит он нас с тобой. Не реви, а гони его в шею. Не пропадёшь, да и я, если что всегда выручу. Я ведь замуж-то уже не выйду, годочки не те. Да и разводить вас не хотела, на кой мне ещё один грех на душу? Вот, думала, рожу от него ребёночка, и жить мне будет для кого. Но он в последнее время всё глаза прятал, ёрзал на стуле, как на углях горячих сидел. И вот выдал, паразит! Позавчера приходит вечером ко мне. Я, как обычно, стол накрыла, деликатесов разных понаставила. Выпили, а он мне говорит: «Всё, Надюха, прощай. Вера у меня есть, Надежда была, теперь вот Любовь встретил. Прости! Баба ты хорошая, добрая. Своё счастье ещё встретишь. Не поминай лихом». И всё так красиво, со слезой в голосе, с надрывом! Я сижу плачу, его жалею. Мне бы себя, дуру, пожалеть, а я об нём печалюсь. Артист, ничего не скажешь! Ушёл, а я ночь проревела, утром в офис не поехала, не смогла. А у меня бизнес. Каждая минута денег стоит. Ты прости, что я вот так пришла и всё это рассказала. Жалко мне тебя стало, ведь и тебя, клушу наивную, дурит! Хотя, может, и надо было, чтоб ты ничего не знала. Но что случилось, тому и быть! А сейчас давай выпьем. Хрен с ним, с Юрой.
Надя встала, взяла свой стул, перенесла его ближе к Верочке и обняла её за худенькие плечи. Верочка, глядя в одну точку невидящими глазами, судорожно всхлипывала, чашка с коньяком так и прыгала в её руке. Надя привалилась тёплым боком, по-свойски, положила голову ей на плечо. Верочка снова уловила аромат духов. Прикосновение чужого человека, тем более разлучницы, никаких отрицательных эмоций в душе не вызвало, оно вообще ничего не вызвало. Верочка думала: «Зачем же он так со мной? Мог бы честно сказать, камнем бы на шее не висела, отпустила бы. С такой радостью квартиру выбирали, сколько счастья на лице у него было, когда вдвоём её лимонадом обмывали на пустой кухне…. Неужели всё это игра? Господи, за что?!» И, горько зарыдав, она повалилась лицом на стол. Надя сидела рядом, гладила её тёплой рукой по спине и тоже, в голос, плакала, причитая между всхлипами: «Да, что ж ему, поганцу, надо? Да за что же нам такие мученья? Да чтоб его век не знать - не видать! Да все ж они кобели поганые! Не реви, Верка! Теперь тебе об своей судьбе подумать надо!»
И вдруг совершенно неожиданно, перестав всхлипывать, предложила :
- Слышь, а давай споём!
- Может, ещё спляшем? - сквозь рыдания спросила Верочка.
- Да запросто! Не конец света, подруга! Дули с две нас согнёшь, с ног собьешь! Подпевай, роднуля!
И затянула красивым сильным голосом незнакомую Верочке песню:
Дура, дура, дура я,
Дура я проклятая!
У него четыре дуры,
А я дура пятая…
Затем опять пропелась какая-то частушка, но уже с матерками, а дальше фольклор полился нескончаемым водопадом: «неприличные» сменялись лирическими, и наоборот. Сначала Верочка с удивлением смотрела на Надежду, а потом сработала расслабляющая сила выпитого алкоголя, и она стала хохотать. Вера заливалась смехом так же неудержимо, как недавно заливалась слезами. Надежда, в такт похлопывая по столу холёными ладошками, пела и пела, иногда разудало посвистывая, по-мальчишечьи засунув пальцы в рот. Макияж растёкся по её раскрасневшемуся лицу, на котором озорным блеском сверкали глаза.
Сколько бы ещё времени продолжался этот концерт, неизвестно, но на пороге кухни появился Юра. Он стоял с большой коробкой в руках и оторопело смотрел на свою жену и её гостью. За всё время совместной жизни впервые увидел свою Верочку в таком виде. Гостья громко пела, и его жена тоже пыталась ей вторить. В кухне витал стойкий запах коньяка.
- По какому поводу гуляем, девочки?
Девочки замолчали, как по команде, повернули головы на голос пришедшего.
- О, привет! Просим к столу! Вер, это кто? – заплетающимся языком спросила Надя.
- Надюш, ты что? Не узнаёшь Юрика?- таким же заплетающимся языком ответила Вера, улыбнулась и пьяно подмигнула мужу.
- Какой же это Юрик? Это не Юрик, Вера. Не путай!
- А другого у нас здесь нет, Надя, и не было.
Сквозь дурман выпитого в расплывчатом сознании гостьи стали формироваться подозрительно трезвые мысли. Мужчина, довольно интересной внешности, никак не походил на её бывшего сердечного друга. И Надя предприняла попытку выявить истину:
- Простите, дорогие, это улица Красина, 86, квартира 6?
- Да, нет, дама, это переулок Красина, 86. Улица Красина в другой части города. Заблудились? – ядовито-вежливо ответил Юра, с неприязнью глядя на гостью, спаивающую его жену.
Переведя взгляд с мужчины на Веру, Надя ждала от неё подтверждения. Верочка, слегка покачиваясь, кивнула. Лицо гостьи вытянулось, она испуганно заморгала, а потом, звонко хлопнув себя ладонями по ногам, Надежда зашлась в хохоте. Смеялась она так заразительно, что заулыбался Юра и пьяно захихикала Верочка, не очень-то понимая, что же всех так развеселило.
Ночью, лёжа рядом с мирно посапывающим мужем, Верочка вспоминала весь прожитый день. Когда разобрались в недоразумении, Надежда долго охала и ахала, принося свои извинения. Хмель слетел с неё моментально. Юра вызвался её отвезти. А Верочка, приняв холодный душ, который привёл её в норму, убрала кухню. Потом раскрыла коробку, с которой муж пришёл домой, и ахнула. Там лежали новые, на меху, сапожки. От заботы мужа потеплело не сердце, и стало стыдно. Как же она могла так легко поверить незнакомой женщине? Усомнилась в родном, самом родном человеке на всём белом свете! Позор! В голове закружились строчки частушки, спетой гостьей: «Дура, дура, дура я…» Вот именно! По-другому себя и не назвать! Зачем ещё пила? До сих пор голова болит. Вспомнив Надю, она улыбнулась. Славная оказалась женщина, весёлая! Они на прощание даже обменялись номерами телефонов, и новая подруга пообещала прийти на выходные в гости. Адрес-то уже знает. Верочка, завозилась, поудобнее устраивая голову на плече мужа, уткнулась носиком в его шею и… вдруг ощутила аромат уже знакомых ей необыкновенных духов…

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Чт авг 19, 2010 23:28 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 3

Бабка, Саня, сосед Михеев и мистер Шерлок Холмс


- И чего сидит за полночь, електричество жгеть… - ворчала на Саню бабка.
Саня, угловатый лопоухий пацан, поднимал на нее умные глаза ученика теперь уже четвертого класса обычной, без всякого уклона и углубления, средней школы номер девять, и взгляд его выражал одновременно и досаду, и снисхождение.
-Читаю, - объяснял он бабке, не вдаваясь, впрочем, в подробности. – Книжка интересная.
- Чего? (бабка была глуховата, хотя сам Саня подозревал – просто прикидывалась. Она это умела: чуть чего - и не слышит она, и не видит, и ноги у неё не идут, и руки отваливаются, и «Саньк, на кладбище меня проводи, а то сама-то ослабела уж вконец, не дойду». Ага, ослабела! Слабая! А как две недели назад соседка сказала, что скоро соль в магазинах закончится, тут же целый мешок с городского рынка привезла, а потом в терраску затащила. Одна! Без всякой посторонней помощи! Только ругалась, где его, Саньку, черти носят. «Где носят…». На пруду, где! Карасиков ловил вместе с Колькой Свиридовым! Откуда он знал, что она в город на рынок попрётся! Саня потом этот соляной мешок поднять пробовал – куда там! Вот это бабушка! Глухой Иван Поддубный! Артистка, как мама говорит, из погорелого театра!).
- Книжка, видишь? - и Саня показывал на книжку.
- Тебе еще рано про любовь, – нравоучительно заявляла бабка.
- Да какая любовь? –возмущался Саня. – И вообще, ты лучше иди телевизор смотри. Какой- нибудь свой дурацкий сериал. Не мешай.
- Нет, это за елетричество прям и не расплотисси… - слышалось уже из кухни. – И жгёть, и жгёть… И эти ещё черти в свою Африку укатили (это она уже про Санькиных родителей)! Мёдом, что ли, им там намазано?
Сама бабка прочитала за всю свою восьмидесятилетнюю с чем-то жизнь всего только две бумаги – статью Сталина «Головокружение от успехов», которую до сих пор бережно хранила в альбоме для фотографий, и повестку в суд, это когда в пятьдесят шестом году в их деревне сгорело картофелехранилище, и ее, бабку (тогда еще, конечно, не бабку, а вполне относительно молодую, и, может, даже интересную женщину - хотя насчёт того, что бабка когда-нибудь была интересной, лично он, Саня, очень сомневается), вызывали в суд как свидетельницу. Нет, вполне возможно, что она и еще чего-нибудь читала, только ему об этом не рассказывала. Ей вообще на это чтение, грубо говоря, чихать. У нее - телевизор. Она по нему любит смотреть всяких изаур, несчастных нянь, которые танцуют на льду, и другую дребедень. Она как будто в каменном веке родилась с такими дремучими телевизионными пристрастиями.
А Саня читал много. Если дома - по Интернету, а сейчас, здесь, у бабки в деревне – по книжкам. Любимый литературный герой Шерлок Холмс навсегда и бесповоротно указал ему его дальнейший жизненный путь: после школы – в юридический институт, а после института – в уголовный розыск. И только на оперативную работу! Беспощадно ловить всяких профессоров мориарти, которых и в их тихом дремотном городе, и даже здесь, в деревне, наверняка пруд пруди, только они очень умело маскируются, обделывая свои грязные делишки. Но настоящий опер Саня уж выведет их всех до одного на чистую воду! (Хотя всех-то, может, и не надо. А то кого же тогда он будет дальше ловить?) Кстати, на одного такого «профессора» Саня уже положил свой опытный оперативный глаз. Это сосед Михеев дядя Валя. По всем внешним и внутренним категориям стопроцентно подходит на роль отъявленного злодея: сам здоровый, как бабкин комод, головка маленькая, лысенькая, глазки-щелочки постоянно, особенно когда выпимши, бегают туда-сюда, туда-сюда. Да, регулярно пьет водку из магазина и самогонку от соседки бабы Маши (ее тоже надо взять на заметку как незаконопослушную с этой своей самогонкой личность!). Опять же работает Михеев на близрасположенном мясокомбинате и чего-то оттуда подозрительно постоянно, и при этом часто оглядываясь, носит за пазухой домой (чего носит! Мясо, чего! Занимается за пазухой воровством!). А дочь его, Тоська, одевается в дорогие заграничные одежды и пытается тайно научиться курить сигареты «Мальборо», двадцать рублей пачка. Ну ладно бы одевался и курил он, Саня, у него папа и мама работают в командировке за границей, в этой самой, как ругается бабка, мёдом намазанной Африке, и получают неплохие доллары. Но с каких это доходов пижонничает дочь рядового выпивающего слесаря, которым и работал вышеназванный Михеев? О, Саня не так прост, как думают многие некоторые, в том числе, и Михеевская, очень легкомысленная до ухажеров Тоська. Дедуктивный метод - это вам не какие-нибудь там дурацкие сериалы про нянин лёд!
Портрет знаменитого сыщика в исполнении заслуженного артиста Ливанова (пришлось втихаря от бабки потратиться на журнал про кино) будущий оперативный работник повесил над своей кроватью и, вернувшись однажды с речки, увидел весьма занимательную картину: бабка, забравшись с ногами на кровать и уткнувшись нос в нос с Холмсом, внимательно изучала его портрет.
- Ты чего, ба? – смутившись от такой экзотической сцены, пробормотал Саня.
- Это который ракеты строил? – спросила бабка незнакомым голосом и взглянула на внука с явным уважением.
- Какие ракеты? – растерялся он.
- На которых космонавты на небо летают! Гагарин! Терешкова! – продемонстрировала свою эрудицию бойкая старушка.
- Циолковский, что ли? – дошло, наконец, до Сани, и он легкомысленно захохотал.
Бабка, как и следовало ожидать, моментально обиделась.
-Лучше бы мать с отцом повесил! Укатили в эту свою Африку, чтоб её черти, прости Господи, изжевали, а до родного дитя им и дела нету! Свалили все на бабку, а мне, может, помирать пора! Или иконку, а, Сань? – продолжила она льстиво. – Хочешь иконку? У меня хорошая есть! Николай Угодник!
- Иконку…Угодника… - передразнил Саня. – Это же Шерлок Холмс!
Бабка наморщила лоб.
- Да?
- Да.
- На Иван Прокопыча похож, - и бабка задумчиво поджала губы. - Из бухгалтерии. Который пенсии плотит.
В продолжении разговора Саня не видел никакого, даже потенциально полезного смысла.
Через неделю после этой содержательной дискуссии сосед Михеев прямо-таки открыто и в наглую проявил свою преступную сущность. Перебрав спиртного, он добыл где-то здоровенный дрын и, страшно матерясь на всю улицу, стал с этим дрыном гоняться за своей супругой. Клавдия Степановна, женщина по телосложению не менее могучая, чем сам Михеев, бегала молча, ловко увертываясь от преступного орудия, но минут через пять вся эта легкоатлетическая возня ей, похоже, надоела. Она неожиданно резко притормозила и, коротко, по-боксерски размахнувшись, ахнула надвигавшегося супруга по лбу кулаком. Михеев, хотя и был здоров, как бык, немедленно прекратил орать, рухнул на землю, после чего встал на карачки и таким вот позорным способом пополз к родному дому.
Саню целый вечер прямо-таки трясло от негодования. Нет, драки здесь на улице случались и раньше. Бывало, что он и сам схватывался с Колькой Свиридовым, с которым ходил на рыбалку и в лес за грибами, по разным житейским вопросам - но поднять руку на женщину! На жену, на мать своей задавалы-Тоськи! Подлец! Даже сам профессор Мориарти не позволял себе подобных гнусных выходок! Ну, гражданин Михеев! Ну, дядя Валя! И как таких только агрессивных работать берут на мясной и даже орденоносный комбинат!
На следующий день, рано утром, преступный сосед пришел к бабке занимать на «лечение». Ее дома не было, пошла давать бурду поросенку, а Саня лежал на кровати и вместе со знаменитым сыщиком хмуро и опасливо (кто его знает, этого сегодня внешне миролюбивого пьяницу?), словно даже и совершенно не интересуясь, разглядывал вчерашнего буяна.
-Бабка дома? – устало поинтересовался Михеев.
- Щас придет, - не удостоил его более конкретным ответом будущий гроза уголовно-криминального мира.
Михеев, не оценивший Саниной холодности (ясный перец – голова трещит, тут уж не до наблюдений), придвинул к себе табуретку и, словно больной радикулитом, осторожно-обессиленно сел.
- Чего лежишь-то? – спросил он тем же замогильным голосом и хмыкнул. – Тоже, что ли, страдаешь?
Саня в ответ лишь презрительно скривил губы: ему страдать не с чего, он водку с самогонкой не пьет и за супругой с палками по улицам не гоняется. У него и супруги-то нету. Больно она ему нужна.
Михеев горестно вдохнул. Потом скосил глаза на книжную полку.
- Про милицию, небось, читаешь? Про разных урок? «А я сказал - горбатый!». Хе- хе… А это кто? – заметил он, наконец, портрет. – Иван Сергеич, что ли, царство ему небесное?
- Да нет… - выдержав многозначительную паузу, сказал Саня. – Это Шерлок Холмс.
- А я и смотрю, личность знакомая! – непонятно чему вдруг обрадовался Михеев. – Это который на скрипке играл и бандюганов ловил! Там еще кабыздох был такой страшенный! Ему еще главный бандит морду фосфором мазал, чтоб светилась в темноте!
- Собака Баскервилей, а не кабыздох! – холодно поправил его Санька («Морда, морду!». Тьфу! Слушать противно!).
-Точно! На болоте жила! Во фильм, а, Саньк! Обхохочешься!
Чего-то не к месту он развеселился, подумал Санька. Но промолчал: опасаться Михеева он перестал, но обсуждать с ним одно из лучших бессмертных произведений сэра Артура Конан Дойля - нет уж, увольте от такого удовольствия!
- А у меня, Саньк, тоже собака была, - не замечая Саниной холодности, ударился Михеев в воспоминания. – Порода – западно-сибирская лайка. Полсотни за нее отвалил по тем деньгам, и не капли не жалею! Зато собака была - картинка! Хвост - кольцом, уши - торчком, глаза умные-умные! Я, Саньк, прям плакал, когда ей в глаза глядел! Все понимала, абсолютно! Это ведь кто-то тоже из таких же вот шерлоков холмсов сказал: чем больше, сказал, я узнаю этих людей, этих…этих… - Михеев горько задумался, подбирая ещё какие-нибудь колоритные эпитеты . – Эх, Санька, жизнь-копейка! – и опять замолчал-задумался. Саня хотел было отнестись к этой михеевской задумчивости равнодушно, но с удивлением почувствовал, что испытывает к вчерашнему грубияну, к этому драчуну и пьяному горлопану, жалость. Нет, серьезно! И с какой-такой, спрашивается, стати?
-Да! – встрепенулся Михеев. – Вот этот и сказал: чем больше я узнаю этих самых людей, тем больше я люблю собак. Не, ты понял, какие умные слова! Вот и я за свою собаку готов был не то, что полсотни - сотнягу бы не пожалел! Это ж человек был, а не пес! Могла по трое суток не жрамши сидеть!
- Вот она и сбежала, с голодухи-то, - не удержался от укола Саня и украдкой вопросительно глянул на Холмса: стоит ли с этим Михеевым, с этим лирическим алкоголиком дальше разговаривать? Поговори¸ поговори, посоветовал великий сыщик. Он мужик-то вообще ничего, наш, не какой-нибудь профессор Мориарти у Рейхенбахского водопада. А то, что грубым бывает, так откуда ему взяться, воспитанию-то? Помнишь, он сам говорил, что в школе на двойки учился, и только одна была твёрдая пятёрка – по физкультуре, и другая, но нетвёрдая – по пению…
- Точно, Саньк, твоя правда! – продолжал тем временем каяться Михеев. – Бабы мои тогда на юг укатили, ну и я на таких радостях кы-ы-ык загудел! Вышел утром на улицу, кричу – Тайга, Тайга, куда тебя черти подевали? Какое там - один ошейник разорватый в траве валяется. Вот ведь силища-то - ошейник разорвала! Где бабка-то, а, Саньк?
- Ба! – крикнул Саня в форточку. – Дядя Валя пришел!
- Чтоб ему повылазило, этому твоему дяде! – донеслось из сарая. – За деньгами, небось, негодник!
- Не знаю! – крикнул Саня. – Иди!
- Щас! Прям бежать разбежалась!
Михеев, слышавший весь диалог с начала до конца, скорбно поджал губы, но продолжал сидеть и даже ноги под табуретку на всякий случай засунул.
- Ты бы чего- нибудь почитать дал, а, Саньк? - вдруг попросил он, и до того эта его просьба была для будущего знаменитого опера неожиданной, что Саня прямо-таки натуральным образом растерялся. Но быстро взял себя в руки, нахмурился и, взглянув на портрет (давать или нет?), вздохнул.
- Вам про чего?
- А про собаку эту есть? – поинтересовался Михеев.
И как же Сане было жалко давать Михееву книгу! Это прямо очень-преочень! Самая, можно сказать, ценная на всей его книжной полке! Он опять, в который уже за сегодня раз, взглянул на портрет, всё понял, еще раз горестно вздохнул и полез за бессмертным произведением.
- Нате…
Михеев сграбастал книгу своими похожими на совковые лопаты ручищами и, словно дикарь, уставился на обложку.
- Хороший ты парень, Санек, - сказал он и дружелюбно потрепал его по голове. – Книжки читаешь, курносый, серьезный…Был бы ты годов на десять постарше – Тоську бы, язву, за тебя отдал. Ей-бо! И прямо ни в секунду не задумавшись!
- Вот еще… - пробормотал, моментально смутившись, Саня. Михеев, сам того не ведая, наступил всей своей слоноподобной лаптей на его, Санину, тайную мозоль: Тоська, эта легкомысленная девица, Сане очень даже нравилась. Особенно когда выходила на улицу вилять задом в своей обтягивающей «монтане».
- Ты бы в гости как- нибудь зашел, а, Саньк? – окончательно раздобрел Михеев. – Чайку бы тяпнули с баранками - ты баранки любишь? - про собак поговорили. А собак любишь?
- Ага, - признался Саня. – Коккер-спаниелей.
- Ну и люби! – великодушно разрешил Михеев. – Хоть кокеров, хоть брокеров, хоть этих самых баскервилей! Собаки, Саньк, это самые верные друзья! Они никогда тебе гадостей не сделают! Правильно я говорю, а, Матвеевн?
- Ы-ы-ы… - укоризненно затрясла головой бабка. - Ох, дождесси ты, Валька, ох дождесси! Вспомянешь тогда меня, да поздно будет!
Но денег ему все-таки после недолгого уламывания дала. Глупая ты, бабка, подумал Саня, глупая и слабохарактерная. Ведь ему же это алкогольное «лечение» только начать… И снова пожалел о книге.
И вот ведь какая случилось странность: после этого их разговора Михеев вдруг пить стал все реже и реже, а потом это поганое дело и совсем забросил!
- Участковый приходил, - объяснила это удивительное явление бабка. – Предупредил: если еще хоть раз будет по улице с палкой гоняться, то оформит его в психическую, к алкоголикам. Там утихомирють. Там так утихомирют! Вон, Семка-то Власов там цельный месяц отлежал - сми-и-рнай пришел! И водку больше – ни-ни, ни капли! Сразу выздоровел! Только вздрагивать чего-то стал ни с того, ни с сего. Нет, если он тебя заранее видит, издалека, то ничего, стоит спокойно. А если, допустим, сзади к нему подойдешь и, например, свистнешь на ухо или крикнешь чего, то сразу дрожь его прошибает. И сразу слезы на глазах. И трясется весь. Зато не пьёть совсем. Танька сказала – даже воды. Во до чего вылечили!
Может, конечно, и в участковом было дело, но Саня считал, что и великий Конан Дойль к этому чудесному перевоплощению свою гениальную руку приложил. Тем более (Тоська сама рассказывала), что Михеев все приключения знаменитого сыщика перечитал и даже в библиотеку, куда сроду не показывался, записался – нет ли и там еще чего непрочитанного?
Он задумчиво взглянул на портрет, и артист Ливанов, угадав методом дедукции его мысли, одобрительно качнул своей гениальной головой…

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Чт авг 19, 2010 23:42 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 4

Где-то есть город, тихий, как сон


Я точно знаю, он есть, город с прямыми улицами и извилистыми переулками. Его не может не быть, ведь я могу пройти по нему с закрытыми глазами. Я помню каждое здание, каждый переулочек, каждый камень брусчатки. Этот город пронизан солнцем - легким, светлым, счастливым и ласковым. В нем гуляют ветры, насыщающие воздух соленым запахом тайн, странствий и приключений. Люди в нем никуда не спешат. Они гуляют, общаются и улыбаются; даже если тебя видят в первый раз, тебе обязательно улыбнутся, как старому знакомому, и город от этого становится еще светлее. Тихий, неспешный, счастливый город - и только я вношу дисгармонию в его существование.
Я быстро вышагиваю по булыжной мостовой, почти бегу. Я спешу, потому что знаю: он ждет меня. Он всегда сидит в кафе, курит сигареты с запахом вишни, пьет крепкий, ароматный кофе, читает свежую газету и ждет меня.
Набережная с массивными парапетами. Волны облизывают тяжелые камни, оставляя влажный след и кусочки пряной пены. Соленые брызги летят в лицо.
Проспект, прямой, как стрела, манит яркими и заманчивыми витринами. Зайди на минутку, у нас есть все, что угодно твоей душе. Зайду обязательно, зайду, как-нибудь потом, когда у меня будет больше времени, а сейчас он меня ждет.
Театральная площадь. Театр с гипсовой лепниной и громадными колоннами. Театральная тумба манит афишами. «Лесная песнь», «Бахчисарайский фонтан», «Иоланта», «Тоска» , «Женитьба Фигаро» и «Летучая мышь» - мой любимый репертуар. Почему в этом городе всегда идут лучшие вещи? Когда-нибудь я куплю билеты на все спектакли и устрою себе театральный сезон, а сегодня он ждет меня.
Тихий, тенистый скверик. Старые липы скрывают уютные лавочки. Воздух пропитан запахом цветов с пестрых клумб. Продавщицы в белоснежных передничках и крошечных кружевных чепчиках развозят тележки с пломбиром и эскимо. Газированная вода с сиропом из высоких прозрачных колб.
- Вам с каким сиропом, грушевым или апельсиновым?
Газировка шипит и искрится в запотевшем граненом стакане. Сесть бы на лавочку рядом с бюстиком Гоголя или Пушкина и в тени лип, съесть порцию «Лакомки». Выпить стакан газировки со вкусом детства... но мне некогда, он ждет меня.
Поворот - и я бегу мимо рынка. Высокие арки, стрельчатые окна, внутри прилавки, заваленные яркими, сочными фруктами, свежей, пряной зеленью, лотки со свежей рыбой, выложенной поверх ослепительных россыпей льда, соленые арбузы и бочки с мочеными яблоками. Именно запах моченых яблок преследует меня. Забежать бы на минутку, купить большую, желтую антоновку и впиться зубами в упругую мякоть, ощутить во рту самый странный сладко-солено-кислый вкус - но это потом. Он ждет меня.
Извилистый переулок. Каблучки звонко стучат по брусчатке. В воздухе витает запах свежих булочек, ванили и корицы, значит, я уже совсем рядом. Нужно только дойти до пекарни с горячим хлебом и еще раз завернуть за угол.
Вот и кафе. Через большое панорамное окно я вижу, как он сидит. Вишневый дым клубится у его сигареты и смешивается с ароматом свежесваренного кофе. Он читает газету и не спеша отламывает кусочки от теплой булочки с корицей. Постою минутку, переведу дыхание, посмотрю на него. Пусть каждая черточка отпечатается в памяти. Седые виски, лучистые морщинки у глаз, полуулыбка, спрятавшаяся в уголках рта. Толкаю дверь, звякает колокольчик, и я захожу в кафе.
- Здравствуй, дед…
- Опять неслась как оглашенная, взрослая ведь, а носишься, как савраска…
Официант приносит чашечку крепкого, без сахара, кофе и тирамису. Дед всегда знал, что именно я хочу, и предугадывал мои желания. Помню, маленькая я лежала с высокой температурой, третий день ничего не ела. Мама сбилась с ног, предлагая то одно, то другое. И тут пришел он, вынул из сумки бумажный пакет.
- Знаешь, мне сегодня приснилось, что ты просишь зефира. Ну-ка возьми, внучка.
Бело-розовый зефир, волшебное, жутко дефицитное чудо, сладко таял во рту. Дед гладил меня по голове прохладной рукой и рассказывал сказку о звездном мальчике.
- О чем задумалась? Пей кофе, пока не остыл, и рассказывай, я так давно тебя не видел.
Я сижу и рассказываю о родных, о проблемах на работе, о книгах, которые прочитала, о том, что заел быт и я уже сто лет не была в театре, о том, что вот уже два месяца в городе стоит жара, а я не могу написать ни строчки.
Я рассказываю, а дед курит, слушает и кивает головой. В его глазах плещется любовь, понимание и сочувствие. Когда-то в детстве я воровала у него сигареты, а потом, когда мне было страшно или неспокойно, потихоньку разминала их в руках. Руки долго пахли терпким вишневым табаком, и мне казалось, что ты рядом. Ты всегда приносил мне книги. Большие, толстые книги, с которыми было так приятно коротать вечера. Где ты их только брал в эпоху повального дефицита. Ты открыл мне прекрасный мир Пушкина, Зальтена, Диккенса, Уайльда и Шварца. Страницы книг пахли вишней…
Дед заказывает себе еще одну чашку кофе и яблочный пирог.
- Дед ты много куришь и пьешь очень крепкий кофе, тебе же врачи запретили.
- Глупости, теперь мне можно все … а вот тебе пора возвращаться.
- Дед я скучаю, можно я задержусь здесь с тобой на пару дней? Сходим в театр, погуляем по городу, поболтаем всласть.
- Нет, глупая. Каждому свое место и свое время. Возвращайся, а сюда ты еще успеешь.
- Дед …
И я открываю глаза. Как жаль, что мы опять не успели поговорить, а я ведь так много хотела у тебя спросить, о любви, о войне, о том, что ты писал в старых тетрадках своим витиеватым почерком с виньетками, о стихах, которые ты иногда читал, и о том, почему бабушка так и не показала твои тетради никому после твоей смерти. Дед, это твоя муза иногда заглядывает ко мне? Если, да то расскажи, как с ней, такой строптивой, управляться.
Ночь прошла, наступило утро. Все, как всегда. Дом, семья, работа, быт. Но я точно знаю, что есть где-то город, тихий как сон, где за углом пекарни за столиком кафе ждет меня дед. Если мне будет плохо, понадобится совет или появится необходимость просто выговориться, нужно только закрыть глаза. Пробежаться по набережной, пройти проспект, пересечь театральную площадь, миновать сквер, свернуть у рынка в переулок - и там, за ближайшим поворотом, он меня ждет… всегда.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Чт авг 19, 2010 23:52 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 5

Соленые грибы


Однажды Кирюшка с отцом пошли в лес за грибами. Отец взял с собой большую заплечную корзину, гуменную, а Кирюшке досталась небольшая корзиночка-набирушка.
До грибного места, двенадцатого разъезда, они добрались поездом. Разъезд представлял собой небольшой домик, в котором жили две семьи путевых обходчиков. Окружал его со всех сторон большущий темный лес.
Отец с Кирюшкой сразу же углубились в лесную чащу. Долго шли по лесной дороге, петлявшей между деревьями. Наконец вышли на поляну, по краям которой рос огромных размеров осиновый лес.
- Дошли, - сказал отец. - Вот здесь и будем грибы ломать.
- Как ломать? - не понял Кирюшка.
- А так. Найдем гриб, сломаем его за ножку, посмотрим, хороший ли, не червивый, тогда и кладем в корзинку. Понял?
Кирюшка согласно закивал головой, но тут же снова вопросительно посмотрел на отца:
- А где грибы искать?
- Да вот здесь, по кромке осинника. Летом здесь был покос, траву скосили и увезли колхозники. Видишь, где зеленая отава пробилась - тут грибов нет, и не ищи. А вот поближе к лесу, где косцы траву не тронули и листья осины осыпались - там и должны быть грибки-то.
Отец подошел к кромке леса. Под ногами зашуршала опавшая и поблекшая листва осин.
- Папа, смотри, какие на деревьях листья красивые: красные, желтые! А упали - грязными стали.
- Ты, Кирюшка, не на деревья смотри, а под ноги. Пора грибы искать.
Отец уверенно подошел к опавшим листьям, стал на колени и разгреб листву.
- Ну вот, тут они и есть, - радостно воскликнул он. - Иди сюда, Кирюша, посмотри, как грибки растут.
Кирюшка бросился со всех ног:
- Где они?
- Да вот они тут, - и отец показал на большие белые с бахромой шляпки грибов, росших целой стайкой. - Белый груздь - это всем грибам гриб. Лучше его для засолки не бывает.
Отец срезал ножичком первые несколько грибов, поднес один из них к носу и с наслаждением понюхал.
- Запах-то какой! С прошлого года такого не слышал, - сказал с радостью отец. - На, и ты понюхай, запоминай, Кирюшка. Слаще запаха, может, в жизни не будет.
Отец поднес грибок к Кирюшкиному носу. От него остро пахнуло мокрой землей, перепревшей травой и листьями и еще каким-то таким, какой есть только у грибов, запахом, и каким запомнил его Кирюшка, когда мать варила посреди зимы любимый у всей семьи грибной суп из сушеных грибов.
- Ну давай, будем собирать. Ломай ножку, вот так, - и отец показал Кирюшке, как нужно ломать ножку у груздя, - и клади в свою корзиночку. Наберешь целую - приноси и высыпай вот сюда. - Отец показал на разостланный около своей корзины свой брезентовый плащ-дождевик, с которым всегда ходил на дежурство. - Начинай отсюда, а я зайду вон с того края, - показал рукой отец и ушел.
Кирюшка стал усердно собирать грибы. Грибов было много. Раздвигая руками опавшие листья, Кирюшка видел, что грибы стояли плотными рядами, как оловянные солдатики. Грибной слой только что пошел, поэтому старых и червивых грибов почти не было. Кирюшка раза два уже отнес полную корзиночку грибов, устал и сел отдохнуть на рядом стоящий пенек. Красота перед ним открылась неописуемая. Большущая поляна с ярко-зеленой травой, по краям огромные вековые, высоченные, в два обхвата осины, с серебристой корой и ярко окрашенными багряным и золотистым цветом листвой, уходили в самое синее-синее небо. Изредка между осинами виднелись темно-зеленые, лохматые, с сединой от старости елки. И над всем этим светило неяркое осеннее солнышко.
«Вот тут, наверное, Баба Яга и живет», - почему-то подумал Кирюшка, и стал оглядываться, испугавшись собственных мыслей. Но, увидев отца, собирающего рядом грибы, успокоился. Наконец, отец подошел, сел рядом на бугорок и достал пачку папирос, закурил.
- Не знаю, Кирюшка, как мы с тобой все грибы унесем. Тут их тьма. Давно я столько грибов не ломал. Отодвинешь листву - конца и края им не видно. Это надо же, какой нынче грибной год. Не зря меня тетка, баба Таня, за грибами посылала еще на прошлой неделе. «Сходи, - говорит, - на поляне должны грузди пойти. Дожди прошли и тепло стоит - быть грибам».
Но Кирюшка, очарованный красотой природы, почти не слышал отца и не разделял его забот. Он весь был растворен в этом безграничном лесном мире. Ему даже стало казаться, будто он - травинка, растущая из земли и тянущаяся к солнцу. Ему стало так хорошо и спокойно на душе, что слезы сами по себе покатились из его глаз.
- Ты чего, сынок? Никак соринка в глаз попала? - увидев слезы у Кирюшки, озабоченно спросил отец и достал из кармана мятый носовой платок. - На-ко вот, вытрись, а я посмотрю, где у тебя соринка застряла.
Кирюшка взял платочек, вытер слезы, больше размазав их по лицу.
- Нет у меня соринки, - ответил он, шмыгая носом. - Я так, сам по себе.
- А-а-а, устал? - не так понял его отец. - Хорошо, хорошо, Кирюша, ты посиди еще, отдохни. Я сейчас грибы переберу, рассортирую, и пойдем обратно потихоньку. Больше брать не будем. Нам их не донести. В следующий раз еще придем.
Отец затушил папиросу и отправился перебирать грибы. Набив полную корзину, остатки грибов отец аккуратно ссыпал и завернул в плащ, перевязав его веревкой, так что получился огромный узел-баул, и сказал:
- Ну, Кирюшка, пора. Давай перекусим и обратно пойдем. Время к обеду подошло.
Они с удовольствием съели по вареному яичку с ломтем черного хлеба, посыпанного солью, выпили по берестяному стакану молока, взятого отцом из дома. А стаканы отец ловко сделал из свежей бересты, содрав белую кору. Он загнул одну сторону так, что получился широкий рожок-стакан.
Посидев еще пару минут, отец выбрал толстую сучковатую палку, поставил около дерева, потом перекинул перевязанную бечевкой большую корзину с грибами за плечи, а спереди привязал плащ с грибами, потом взял палку в руки и скомандовал Кирюшке:
- Пошли.
Когда дошли до разъезда, Кирюшка с отцом очень устали. У обоих подкашивались ноги. Взобравшись на высокую насыпь около домика путевых обходчиков, отец сразу опустил грибы на траву и, тяжело дыша, сел рядом. Кирюшка хоть и шел с маленькой корзинкой, тоже шлепнулся рядом от усталости. С обоих пот тек струйками по разгоряченным лицам. Отец достал платочек, вытер лицо Кирюшке, потом себе.
- Так-то вот, сынок, грибки достаются. Чтобы их кушать, надо потрудиться.
- Папа, а чего пот соленый? - неожиданно спросил Кирюшка, которому в рот попала соленая капелька пота.
Отец устало усмехнулся.
- Оттого, сынок, что настоящий человек состоит из соли, чтобы крепким быть. Просоленный человек долго не портится. А если кисель или варенье внутри, глядишь - и нет его.
- Как нет? - не понял Кирюшка.
- Да это я так, к слову. Ты не обращай внимания, пошутил я так, - ответил с улыбкой отец. - Вырастешь - поймешь.
Вскоре подошел поезд. Машинист оказался знакомым отца.
- Как грибы, Василий Иванович?
- Видишь какие, едва дошли, - показал отец на свой груз. - Ты немного задержись, дай нам с Кирюшкой сесть.
Отец быстро поставил в тамбур Кирюшку, потом корзину, а затем втащил плащ с грибами. Проводница только ахнула:
- Где же столько грибов набрали?
- Места знать надо, Валентина, - ответил молодцевато отец. - Помоги-ка лучше Кирюшке пройти, пусть в вагоне посидит, а я тут в тамбуре доеду. Не таскать же все туда-обратно, через несколько минут выходить будем.
Дома мать долго чистила, мыла, мочила несколько дней грузди в холодной колодезной воде, и все приговаривала:
- Надо же, сколько нанесли. Теперь засолю, на всю зиму хватит.
Грибы мать солила только одной ей известным способом, с укропчиком, листом смородины и еще какими-то корешками, в деревянной, ошпаренной кипятком и запаренной можжевельником кадушке на два ведра.
Соленые грузди поспели к ноябрьским праздникам. С первыми морозцами на праздничный стол, вместе со свежими пирогами, мать поставила большую глиняную тарелку с груздями, заправила их подсолнечным маслом и лучком. Ничего, кажется, вкуснее, чем те соленые грузди с растительным маслом и отварной дымящейся картошкой, Кирюшка в жизни не ел.
- А я понял, почему грузди соленые, - вдруг огорошил всех Кирюшка.
- Это почему же? - удивился отец.
- От пота нашего стали солеными, - ответил Кирюшка и важно посмотрел на родителей, сидящих за столом.
- Наверное, ты прав, Кирюшка, - согласился отец. - Ешь, ешь, до весны хватит. А в следующем году еще наберем. Так ведь?
- Так, - согласно ответил Кирюшка.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Пт авг 20, 2010 0:24 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 6

Исполненное желание


Пора было сматывать удочки. На ромином кукане у берега бодро плескались три рыбины общей массой никак не менее 5 кг. Да и клев подошел к концу…
Рома выдернул удилище из песка одновременно с новой поклевкой. Подсек чисто автоматически, и над водой сверкнула золотом необыкновенной красы рыбка.
-Фигасе! - удивился он, выхватывая ее из воздуха.
-Отпусти меня, добрый человек, - взмолилась она, - а я исполню любое твое желание!
-Шо, правда!? - изумился Рома.
-Правда истинная, - заверила рыбка, - с малолетства училась только волшебству, на вранье времени не осталось. А после и ни к чему стало…
-Хм… - озадачился он, - только одно желанье?
-А больше нам не положено. Это только Щука могла свое веленье передавать…
- Щастья хочу!
- А чего это? Ты не первый его просишь, да никто не смог описать. Может, у тебя получится…
Рома думал долго - рыбка стала уже задыхаться на воздухе.
-Короче, - сказал он, наконец, - сделай меня миллиардером.
И бросил рыбку в озеро.
В тот же миг все озарилось удивительным светом, в воздухе мелодично зазвенели колокольчики…
И Роман Абрамович проснулся в своем лондонском доме.
По утру следовало подумать о чем-то приятном, и Рома приступил к делу.
Он вспомнил о том, что каждый миг на его счета падают тысячи евро, долларов и прочих валютных дензнаков. Но это привычное знание нисколько не порадовало его. Он подумал о том, что прямо сейчас может позвать к себе в постель любую (практически) женщину, но и это не воодушивило. Зато некстати вспомнился недавний развод… Он подумал о своей красавице яхте с подводной лодкой и ракетными установками (на всякий случай), но почему-то при этом внимание зафиксировалось именно на "всяких случаях"…
В качестве последнего безотказного средства он подумал о тех миллионах "нищих", которые несомненно ему завидуют… и вспомнил сон…
-Дурак ты, Рома! - сурово сказал он своему альтер эго, - нашел чего просить…

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Сб авг 21, 2010 1:44 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 7

Зачем вам истина?


Каждый шаг поднимающегося по каменным ступеням человека вызывал желтовато-коричневое облачко пыли. Пыль эта, злая и надоедливая, покрывала тело, щекотала в носу, скрипела на зубах, но идущий не злился. Привык. Пыль, жара и камни - вот главные завоевания великого Рима в этой проклятой богами земле, и это понимал каждый, кто провёл здесь больше недели.
Пыль, жара и камни. Да ещё толпы фанатиков, готовых перерезать друг другу глотки ради такой ерунды, как толкование каких-нибудь священных текстов. За время путешествия Сервий Гай Тацит многое увидел, и увиденное его не радовало. Более всего поражало то, что здешний народ всерьёз считал веру в «неправильных» богов достаточным основанием для убийства себе подобных. Искренне считал.
Сервий если кому и жаловался, то только самому себе, хотя в данной ситуации жаловаться кому-либо, кроме себя, было глупостью. Нужно делать то, что нужно. Должность легата в Галлии выглядит неплохо, но сейчас нужно быть здесь, и только здесь. Хотя приходится вот уже который день глотать эту беспощадную горячую пыль.
Внутри дворца было прохладнее, но даже здесь удушающая жара и скрип пыли на зубах напоминали о себе. Человек, ожидавший Сервия, шагнул ему навстречу. На вид мужчине было около шестидесяти, хотя обрюзгшее тело и второй подбородок ещё не успели окончательно скрыть воинской выправки.
- Префект, - Сервий склонил голову.
- Приветствую тебя, легат, – низкий, хрипловатый голос префекта, казалось, наполнил всё помещение.
- Уже не легат.
Префект Иудеи Понтий Пилат добродушно рассмеялся:
- Ну не расстраивайся так, мой друг. Милость императора переменчива, а ты ещё молод. В жизни чего только не случается, и кто знает, кем ты будешь уже через год.
Сервий промолчал. У префекта, конечно, огромный опыт, но загадывать наперёд не хотелось. Пилат махнул рукой, тут же появился раб с двумя чашами вина. Префект указал в угол, где стояли столик и пара диванов, и Сервий с удовольствием сел, вытянув ноги. Всем телом он ощущал ужасную, выматывающую усталость.
- Как тебе новое место службы? Только честно, – Пилат расположился напротив.
- Честно? Ну, если честно, я привёл сюда неполную когорту, и в ней нет ни одного, кто бы не ругал это место, хотя бы раз в день.
Префект расхохотался ещё громче:
- Поверь, друг мой, я ругаю это место гораздо чаще, чем все твои солдаты, вместе взятые, но это слабо помогает. Если бы я мог, то находился бы сейчас на своей вилле в Испании, наслаждаясь жизнью, но у всех нас есть обязанности, и даже здесь Рим должен показывать варварам, кто в этом мире главный. Хотя, скажу тебе откровенно, я бы оставил эту пустую и бесполезную землю. В мире есть масса мест, достойных внимания Рима, и Иудея в список этих мест не входит. Здесь просто нечего делать, кроме как глотать пыль.
- На улицах полно народу. У них что, праздник?
Пилат вздохнул:
- У них постоянно праздник. Или похороны. Или ещё чего. Порой мне кажется, что этот странный народ придумал для себя столько религиозных праздников, что их больше, чем дней в году. Но сегодня эти ненормальные развлекаются по-иному: они устроили судилище над очередным пророком.
- Пророком?
- Именно. Здесь это что-то вроде традиции, - Пилат отхлебнул вина и поморщился. - Сначала появляется какой-нибудь нищий оборванец и начинает вещать о божественных истинах, которые, естественно, знает только он. Вокруг ненормального быстро собирается толпа обожателей, но через некоторое время формируется совсем другая толпа, уверенная, что пророк ненастоящий и пророчествует неправильно. Заканчивается всё тем, что пророка убивают, а толпа расходится. Видимо, в ожидании следующего.
- И часто они так развлекаются?
- После первого десятка случаев я перестал считать. Надоело.
- А что сегодня?
- Сегодня, нужно признать, у них кое-что необычное. Я даже удивлён, что события не пошли, как всегда. Сегодня они захотели, чтобы степень достоверности очередного пророка определил я.
- Что?
- Да. Когда я это услышал, то поначалу даже не поверил. Ну скажи, откуда я могу знать, что он там пророчествует, и правда это или нет? Как будто мне интересно вникать в басни очередного болтуна. А они вполне серьёзно притащили этого оборванца сюда и потребовали суда.
- Неужели у солдат закончились палки? Если так, то в моей когорте найдётся масса желающих помахать крепким дубьём и объяснить местным дуракам, что Риму некогда заниматься подобной чушью.
- Я поначалу тоже посмеялся и хотел выгнать болванов, но когда явились их религиозные вожди, мне стало не до смеха. Эти фанатики вполне могут поднять бунт, а бунт мне сейчас никак не нужен. Пришлось изображать из себя судью.
- И каков результат?
- Да не за что там наказывать. Очередной сумасшедший. Причём абсолютно безобидный. Но что я мог сделать, если толпа уже решила его убить? Нет, мне, конечно, всё равно, пускай убивают друг друга, сколько хотят, только бы не бунтовали, но вывернуться не получилось.
- В смысле?
- Завтра утром сумасшедшего распнут.
- Распнут? – Сервий удивлённо посмотрел на собеседника – Но ведь….
- Я ничего не смог изменить. Здешние первосвященники заявили, что он призывал свергнуть римскую власть. Перед толпой заявили. Так что по закону он должен быть казнён как бунтовщик.
- А он призывал?
- Естественно, нет. Мне показалось, он вообще не очень понимает, какая сейчас власть.
Пилат со вздохом поднялся:
- Иногда приходится делать то, что делать вовсе и не обязательно, но это жизнь. Сам знаешь, должность обязывает. Надеюсь, боги будут милостивы к безумцу, погибшему напрасно.
- А где сейчас этот сумасшедший?
- В тюрьме для проштрафившихся солдат. У меня была идея отпустить его по-тихому, и пускай иудеи сами его убивают, если уж им это так нужно, но вокруг постоянно вертится куча соглядатаев, а ради одного нищего я не хочу начинать здесь бойню между фанатиками. Так что этой казни, похоже, не избежать. Но тебя все эти дела не касаются, так что отдыхай спокойно, легат. Тебе будут предоставлены лучшие комнаты. Я прикажу принести туда еду. Если захочешь женщину, можешь выбрать любую из моих рабынь. Я не обижусь.
- Благодарю, префект.
- Где ты разместил своих людей и сколько их?
- В лагере у городских стен. Две сотни легионеров и тридцать всадников. Почти все - ветераны, прошедшие бунты в Галлии.
- Это хорошо. Пускай там и остаются. Я хочу, чтобы здешние главари видели, что, если они окончательно забудут своё место, Рим легко превратит этот город в кучу камней. Созерцание новоприбывших войск многих вернёт с небес на землю и заставит вести себя сдержанней. Я не желаю повторения сегодняшней истории. Мне не нравится делать то, что я считаю бесполезной глупостью.

* * *

- Наконец-то спала эта проклятая жара, – дюжий солдат зачерпнул из стоявшей рядом бочки пригоршню воды и смочил шею.
Его напарник сидел неподалёку раздетый по пояс, но Сервий и не подумал упрекать солдата за нарушение. После дикой дневной жары ночь казалась просто волшебной, хотя каменные стены тюрьмы всё ещё источали тёпло.
Ночь действительно принесла некоторое облегчение, и Сервий некоторое время просто сидел на ступенях дворца, вдыхая слабую прохладу. Но в конце концов со вздохом поднялся и, спросив у часового, где находится тюрьма, двинулся туда.
Странное у него было ощущение, когда он шагал к приземистому каменному строению. Очень странное.
- Много здесь народу?
Стражник пожал плечами:
- Из наших никого. Только этот ненормальный.
- И что, никто не пытался его освободить? Есть же у него какие-то последователи? Ученики, ну или что-то подобное.
- Никто. Хотя, если кто и придёт, мы даже двери для них придержим. Префект так и сказал: если этого нищего попытаются освободить, не препятствуйте. Пускай иудеи сами между собой разбираются.
- Можно с ним поговорить?
Солдат пожал плечами:
- Почему нет? Он безобиден, так что можете заходить смело. Мы его даже не запирали. Захочет сбежать - пускай бежит. Только он ведь не хочет.
- Совсем? Может, боится?
- Не боится он, - отозвался голый по пояс солдат. – Я ему так прямо и сказал: иди отсюда, префекту ты и даром не нужен. Беги из города, спрячься где-нибудь. Не хочет. Безумец, что ещё сказать? Жалко казнить.
- Это почему?
- Да понимаешь, легат, он хоть и с головой не дружит, но странный. Как бы это сказать, добрый он. Мухи не обидит. Титуса вон геморрой совсем замучил, так он его пожалел, траву какую-то местную посоветовал. Говорит, за пару дней всё пройдёт. Не то что остальные местные. Смотрят злыми глазами, того и гляди, глотку перережут.
- Он что, по-нашему говорит?
- И довольно неплохо. Пытался, правда, нам тут проповедовать, так мы его спать прогнали. Скучно, да и непонятно ничего.
- Ясно. Пойду, гляну на него. Всегда хотел увидеть пророка. А то раньше одни шарлатаны попадались.
Солдат только хмыкнул. Нагнув голову и держа перед собой факел, Сервий вошёл в низкий коридор. Немного пройдя, он увидел четыре тяжёлые двери, три из которых были закрыты на засов. Четвёртая оказалась лишь слегка прикрытой, и узник находился за ней.
Человек сидел на куче соломы, прижавшись спиной к стене и закрыв глаза. Было похоже, что он спит. Сервий воткнул факел в специальное кольцо и сел на пол, скрестив ноги.
- Здравствуй.
Человек открыл глаза и кивнул. Даже в свете факела было видно, что лицо его разбито, а из нижней губы сочится струйка крови.
- Кто это тебя так?
Человек молча пожал плечами.
- Не солдаты?
- Нет, – человек слабо усмехнулся. – Это я с книжниками спорил.
- Видимо, твои доводы их не убедили.
- Позже осознают.
- Ещё как осознают. Ты знаешь, кто я?
- Мой гость.
Сервий усмехнулся. Хороший ответ.
- Говорят, ты пророк. Значит, можешь угадать, зачем я пришёл к тебе посреди ночи?
- Во-первых, завтра прийти ко мне ты вряд ли сможешь; а во-вторых, не могу.
- Почему?
- Ты и сам не знаешь, зачем пришёл.
Некоторое время Сервий молчал, внутренне готовясь. Ответ был сильным, очень сильным. Сервий подался вперёд и резко спросил:
- Кто ты такой?
- Неужели римлянину это интересно?
- Почему нет?
Человек снова молча пожал плечами.
- А если я не римлянин?
- Естественно, ты не римлянин.
Сервий почувствовал, как по лицу текут крупные капли пота. Неужели это возможно? Нужно продолжать. Нельзя терять инициативу. Это важно - не терять инициативу, когда перед тобой такой собеседник.
- Так ты знаешь, кто я?
- Ты человек из будущего.
Сервия словно кувалдой в грудь ухнули. Он сжал кулак так, что ногти впились в ладонь.
- Что?
- Мне повторить?
Стараясь, чтобы голос не дрожал, Сервий произнёс:
- Если ты это знаешь, значит, знаешь и то, зачем я пришёл.
- Я же сказал: ты и сам не знаешь, зачем пришёл. Разве что - увидеть меня.
- Нет. Вернее, не только. Мне нужны ответы.
- Ответы? Чтобы получить правильные ответы, нужно задавать правильные вопросы.
- Я готов.
- Тогда задавай.
- Кто ты? Кто вы такие? Зачем вы всё это делаете?
- Что?
- Ты понимаешь, я же вижу, что понимаешь. Как объяснить то, что в разные периоды нашей истории появляются люди вроде тебя? Люди, меняющие всё? Тем или иным образом, но меняющие. Толкающие нас в нужную сторону.
- Ты не веришь? – человек приблизил к Сервию разбитое лицо и посмотрел тому прямо в глаза.
Сервий почувствовал, что не выдерживает этого взгляда, и тихо спросил:
- Ты знаешь, кто такой «прогрессор»?
Человек улыбнулся:
- Всего лишь фантазия двух ваших книжников. Ничего более.
- А вот мы думаем, что ты и есть такой прогрессор. И что ты не первый - и не последний.
- Поэтому ты и пришёл? Поэтому вселился в разум этого римлянина? Всего лишь выяснить?
- Да. Но это не главное. Главное, чей ты прогрессор. Кто вы? Зачем возникаете в нашей истории? Зачем следите? Зачем вот так раз за разом толкаете нашу цивилизацию? Куда вы её толкаете, и к чему всё это приведёт?
- Не понимаю тебя.
- Всё ты понимаешь. А понимаешь ли ты, что я сейчас тоже могу кое-что изменить? Если я отговорю Пилата, казни не будет. И всего, что последует за ней, тоже не будет. А я ведь могу.
- Не можешь. Потому что не знаешь, как это изменит твой мир. Уверяю тебя, если завтра не произойдёт того, что должно произойти, всё изменится настолько сильно, что ты и представить себе не можешь.
- В какую сторону изменится?
- Не в лучшую.
- Значит, правды ты мне не скажешь?
- Попробуй поверить.
- Во что поверить? Ты знаешь, во что превратится твоя история уже через триста лет? Чего понапишут твои ревностные последователи? Какими методами будут отстаивать написанное?
- Это свойство всех подобных историй, – человек пожал плечами. – В итоге в них не остаётся ни грамма того, что именно происходило в действительности. Но это уже становится неважным, потому что главное в этих историях - суть, а не точность событий.
- Но зачем вот так? Почему не прийти открыто? Почему не объяснить? Зачем заставлять нас верить в нечто недоказуемое, когда можно просто всё рассказать? Если мы идём настолько неправильным путём, что нас нужно постоянно подталкивать, почему не указать нам этот правильный путь?
- И вы по нему пойдёте?
Сервий осёкся. Потом улыбнулся улыбкой, больше похожей на гримасу.
- Ну конечно. С кем это я решил спорить?
- Почему бы и не поговорить?
- Я всё равно не услышу правды.
- А чем тебя не устраивает то, что считается правдой у вас?
- Тем, что меня заставляют ВЕРИТЬ. Вот чем. А я не хочу просто верить. Ты знаешь, как трудно было достичь того, что я сейчас с тобой разговариваю? Сколько лет шла подготовка, какие были приложены усилия? Единственно ради того, чтобы только подтвердить твоё существование. Неужели всё это зря?
Человек у стены некоторое время молчал. Потом тихо произнёс:
- А что это вам даст? Что вам даст знание? Вот так вернёшься - и вывалишь всем то, что узнал? Истину. Они-то, в отличие от тебя, хотят верить. Им достаточно. А ты им - вот она, истина. Получите и возрадуйтесь. Всё было совсем не так, а вся ваша вера больше не нужна. Ведь мы теперь знаем истину, так зачем нам вера? Сможешь это сделать?
Сервий сидел, опустив голову. Потом спросил:
- Мне уйти?
- Останься.
- Зачем?
- Поговорим.
- О чём?
- О жизни.
- А не боишься, что, вернувшись, я заделаюсь очередным апостолом? И напишу очередную отсебятину?
- Да пожалуйста. Пиши. Может, у тебя это получится даже лучше, чем у других.

* * *

Сервий стоял на холме, горячий ветер яростно трепал его плащ, а внизу по выжженной солнцем дороге тащилась кучка солдат, ведущая сгорбленного, хромающего человека.
- Всё не так. Не так всё.
Сервий бормотал это на родном, не существующем ещё языке, но легче не становилось. Не было кричащих толп. Не было доброго помощника, несущего тяжёлый крест. Грубо сколоченный крест, обливаясь потом и вяло переругиваясь, тащили три угрюмых легионера. И бичевания не было. Как и венца. Зачем? Пилат ведь не дурак и не сумасшедший. Он не станет размениваться на какого-то нищего, устраивая показательный спектакль. Спектакль придумают позже.
Не было даже двух разбойников, да и не могло их быть. Сервий, а точнее, Михаил, как звали его в той, давно несуществующей жизни, прекрасно знал: не станет префект заниматься глупостями вроде распятия парочки воров. Зачем тратить время на подобное, если воров можно спокойно придушить в тюрьме? Или продать в Грецию на каменоломни.
Михаил всё прекрасно понимал. Реальность всегда прозаичнее и непригляднее, чем рисуют в своём воображении восторженные потомки. Это он понял сразу после Переноса. Пятнадцатилетний Сервий Гай Тацит был смертельно ранен в пьяной драке, и его место занял некто из двадцать первого века. Занял для выполнения одного-единственного задания.
Сейчас Сервию двадцать восемь. Тринадцать лет Михаил жил в этом времени только ради вчерашней встречи. Ради того, чтобы поговорить с одним из тех, кто одним своим присутствием ломал хребет истории, как соломинку. Кто нёс человечеству то, что потом возводилось потомками в ранг вечных ценностей. Но зачем? Зачем они появлялись? Этого Михаил так и не узнал. И заставить говорить своего собеседника силой он тоже не мог. Страх не позволил. И не только страх изменить историю, вдолбленный ему инструкторами во время пятилетней подготовки, но и некий подсознательный, суеверный ужас. Как можно? Ведь это же ОН. А что если….
Поэтому и смотрел сейчас Сервий на бредущих по дороге солдат, бессильно сжимая кулаки. Ничего не изменить. И главное, стоит ли изменять? Сервий-Михаил этого не знал. Знал только, что и зла, и добра во имя того, что он сейчас наблюдает, будет совершено очень много. Очень. Но пока всё как будто остановилось. Мир словно и не задумывался, что каждый шаг этого невзрачного, избитого человека сминает прошлое, медленно, но неотвратимо выстраивая фундамент совершенно иной цивилизации.
Но Сервий просто стоял и смотрел, и показалось ему, что идущий по дороге худой оборванный человек, подняв голову, взглянул на него. Только на него. Самообман? Кто знает….

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Пн авг 23, 2010 0:23 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 8

Айхана.


- Магда...
- Тс-с-с...
- Магда, я устала... - маленькая девочка лет шести скривилась и захныкала. Ножки в теплых башмачках нетерпеливо топали по застывшим плитам старинного храма. Озябшие пальцы прятались в рукава шубки, а красные, распухшие от слез глазки опять увлажнились - плакала девчушка в последнее время часто. Вот и сейчас она скуксилась и собралась капризно захныкать.
- Тихо, девочка моя! - довольно жесткий шепот одернул ее и поставил на место. Ну да. Она же принцесса, ей надо быть.... быть.... ой, какой же ей надо быть? Магда же рассказывала... учила... а на кухне сейчас, небось, тепло! И Бася чистит кастрюлю у очага, и ей тепло!!!
- Магда, я есть хочу-у-у...
- Погоди немного! Потерпи! - худенькая женщина во всем черном крепко держала девочку за руку. - После все тебе будет, Айхана! А сейчас хватит хныкать! Ты не просто девочка, ты - принцесса, и я уже устала тебе напоминать об этом! Ну же! Возьми себя в руки!
Малышка насупилась и крепко-прекрепко обхватила себя обеими ручонками - так, что едва не треснули швы на рукавах.
- Айхана! - зашипела женщина в черном. - Что ты делаешь?
- Беру себя в руки... - пробурчала девочка.
- Все, хватит! Айхана, пора! - женщина взяла ее за руку и пошла вперед. Зимний ветер посвистывал на обледенелых ступенях, жесткая крупа пыталась исхлестать щеки обеим, но Магда предусмотрительно натерла щеки девочки жиром кайтана. Обе они - не очень-то сильные телом - упрямо карабкались вверх по ступеням, закрывая лицо от хлестких пощечин ветра. Наверху ветер свистел еще сильнее, но двери были широко распахнуты, и вход в гробницу - совсем рядом.
Айхана шагнула вперед, но Магда одернула ее:
- Вначале должны выйти те, кто внутри!
Айхана посторонилась. Длинноногий худой юноша шагнул наружу из гробницы, следом за ним - Зальц и Татуан, учителя и наставники принца. Парень хмурился, торопливо ступал вниз по ступенькам, едва не соскальзывая. Зальц подскакивал, как престарелый заяц, норовя поспеть за принцем, а Татуан задержался на минуту, склонился к уху Магды, шепнул ей:
- Принц нынче ночью сильно кашлял....
Магда молча, не проронив ни звука, вспыхнула одними глазами, сжала кулачки так, что побелели костяшки, но тут же выдохнула и прошептала: «Да хранят нас Боги,» - и, крепко взяв за руку маленькую Айхану, прошла внутрь гробницы. Там было темно, и четыре мертвых тела лежали рядом, скованные морозом – благо, зима в этом году выдалась лютая. Малышке сунули в руку книгу, и она по слогам - иначе она еще просто не умела - принялась читать старинные молитвы, призванные оградить живого от мертвых, на тот случай, если эти самые мертвые вдруг решат вернуться назад. Айхана читала медленно, запинаясь, и Магда порою шепотом подсказывала ей нужные слова, и потому похоронная молитва напоминала скорее диалог, чем траурное моление.
- И про... про...
- Продлятся...
- Продлятся блаженства твои в ме... мер...
- В мирах...
- В мирах... пра... праведных.
- Умница.
Девочка недоуменно замерла, глянула в книгу, потом на Магду
- А тут умницы нету... - прошептала она.
- Знаю, я просто похвалила тебя. Продолжай! И даровано будет...
- И даровано будет тебе, Сесилия, жена, избранная меж прочих... - девочка зачастила, потом выдохнула воздух, остановилась перевести дух.
- Магда - а я?
- Что - ты? - Магда опешила. - Что - ты, девочка моя?
- А я буду "избранная меж прочих"?
- Да, когда станешь королевой.
- А когда я стану королевой?
- Когда выйдешь замуж за короля. Или если будешь царствовать вместо батюшки.
- Но ведь Юран будет царствовать!
- Айхана, не отвлекайся! Читай дальше!
- "Избранная меж прочих, и почившая в бозе..." - девочка вновь остановилась.
- Магда, а королевы все "почивают в бозе"?
- Да.
- А когда я "почту"?
- Айхана, читай дальше, - устало сказала Магда. - Про то один Стратон ведает, когда ты почиешь в бозе. А сейчас подумай лучше о матушке, и сестрицах, и маленьком братике. Читай, девочка!
Айхана насупилась, посмотрела в книгу, но не удержалась - спросила:
- Нет, ты скажи! Я когда умру?
Женщина улыбнулась и легко поцеловала девочку в теплую шапочку.
- Надеюсь, не скоро!
- Жаль, - Айхана вздохнула. - Сегодня вечером мама и сестренки будут вместе. Мама, наверное, испечет пирог... или нет, она же болела совсем недавно и слишком слаба! Она просто расскажет Тае и Мие сказку, как принц Файфурик искал свою невесту, а нашел страшную бабку Ниргиль. С черным котом на крыше! Да, помнишь, ты мне рассказывала! Магда, помнишь?
- Тихо, тихо! - одернула ее Магда, - тихо, принцесса! Надо читать дальше!
- Я устала.... у меня глазки устали... я маленькая! Я тоже хочу к маме и Мие с Тайкой!
- Я тоже устала, дитя мое, - Магда присела, заглядывая ей в глаза. - Но я не хочу туда, к ним. Потому что у меня здесь есть ты, малышка. А у тебя есть твой брат и твой батюшка - король. Он вот-вот вернется, а ты тут болтаешь, и даже не хочешь пристойно дочитать молитву по твоей матушке, и сестрам, и маленькому братику. Ну, рад ли будет твой батюшка такой дочери? Полюбит ли такую ленивицу?
Айхана вздохнула, закрыла книгу. Потом подняла на Магду серьезные глаза и сказала почти спокойно:
- А кого ему еще теперь любить, Магда?
Та всхлипнула, закивала головой, но вдруг замерла, прислушиваясь, а потом одним резким движением спрятала малышку себе за спину. В руке у нее блеснул неизвестно откуда взявшийся короткий нож. Айхана уронила книгу, испуганно вцепилась в юбку своей защитницы и уткнулась носом в тяжелые складки бархата, закрыв глаза.
"Вот... сейчас.... - замирая, думала она, - сейчас! Это они! Они! Это о них с жарким страхом, закатывая глаза, шептала недавно Баська на кухне! Это враги... они убьют меня, и я уйду к маме! Ура! Только бы не больно... они, наверное, схватят меня за шкирку..."
Чья-то жесткая и сильная рука схватила ее за шкирку и приподняла над каменными плитами.
- А-а-а... - попыталась заверещать девчушка, да не смогла - горло свело страхом. И штанишки с кружевами - намокли. И, уже взлетая вверх, приготовившись к быстрой смерти, там, в полете, она услыхала:
- Здравствуй, дочка... здравствуй, воробей!
И теплые шершавые губы губы ткнулись ей в щеку, а маленькое застывшее тельце вдруг окунулось в жар большого отцовского тела, которому нипочем ни зима, ни мороз, ни дорога с ночевками в глухом лесу, ни долгая-предолгая война... да что война! он наверняка всех победил!
- Па! - заорала малышка. - Па! Ты приехал! Я знала! Магда, спрячь ножик свой, папа здесь!!! Ты не уедешь больше? А ты всех победил? Ты мне привез дракончика, как обещал? Па, а я умею читать! А ма сказала...
Она осеклась, замолчала. Потом несмело так, шепотом:
- Па... а мама-то.... умерла...
- Я...хм....кх! Я знаю, Айхана.
- Они заболели и умерли. И мама, и Тая с Мией, и малыш.
Тишина. Потом едва слышное: "Да..."
- Па? А ты... ты тоже заболел?
- Я? Я.. не знаю. Нет, наверное... Что? Почему, Айхана?
- У тебя голос хрипит. Как у мамы. Ты тоже будешь много кашлять и умрешь?
- Нет! - здесь, в гробнице, это "нет!" прозвучало даже слишком резко. - Нет, дочка! Я тебе заявляю - умирать я в ближайшее время никак не собираюсь!
- А Магда говорит - все в руках Богов... - малышка совсем по-взрослому вздохнула. - А мне еще долго тут надо быть? Я есть хочу...
Отец опустил ее на пол, повернулся к замершей в поклоне темной фигурке.
- Это правда, сударыня, что, когда мои придворные начали умирать один за другим и заболела сама королева, вы не пустили девочку к больной матери?
- Да, Ваше Величество, - прошелестел едва слышный голос.
- И заперлись с ней в комнате принцессы, и никого к себе не впускали?
- Да, Ваше Величество...
- И даже не позволили девочке проститься с умирающими? И в то время как мой сын, Юран, был рядом с королевой, держа ее за руку, Айхана лишь рыдала в своей комнате, не имея возможности поцеловать в последний раз свою мать???
- Но... я... да, Ваше Величество...
Король вздохнул, кивнул головой. Потом добавил:
- Не дрожите, сударыня. Вольно или невольно, но Вы спасли мне дочь. Я этого не забуду. А сейчас отведите ее назад, во дворец, хорошенько накормите, согрейте и уложите спать. И расскажите ей сказку повеселее! Я не хочу, чтобы она больше плакала!
- Но принцесса не закончила чтение положенных молитв.
- Ничего. Я дочитаю за нее все, что положено. Идите, леди Магда, и берегите мою дочь. А ты, - он наклонился к дочери, - сегодня не жди меня. У меня много дел. Но вот завтра, утром, я принесу тебе дракончика, которого привез!
- Да? - просияла Айхана.
- Да! Иди же, малышка, и до завтра!

Магда ушла, увлекая за собой Айхану, вышли прочь из усыпальницы и рыцари, сопровождавшие короля. Он остался один - опустился на одно колено, раскрыл священную книгу и замер. Едва шевелились губы, повторяя заученные ритуальные слова. А мысли вихрями летели над обледенелым холмом с открытой пока гробницей, над заснеженным городом и дворцом, где щедро дымили сейчас многочисленные камины и печи, тщетно пытаясь разогнать холод. Король зябко поежился. Холод! Казалось, что именно он был главным врагом королевства. Холод сковал тело его жены - вот оно, лежит прямо перед ним во мраке, укрытое богатыми покрывалами, и не видно в темноте ее фиалковых глаз, и руки с тонкими пальцами сложены на груди под парчовым покровом. На левой руке, у основания большого пальца, у нее была родинка в форме сердечка. Может, вспомнить, как он целовал эту родинку?
А рядом - две дочурки. Мия была блондинкой, светлячком, солнечным лучиком. Она не умела грустить. Тая уродилась брюнеткой - в мать. Проказница была та еще, рядом с ней всегда было беспокойно, вот-вот дождешься какой-нибудь каверзы! Кто теперь устроит в его доме кавардак? И рядом с телом королевы - сынок. Наследник долгожданный. Он, отец, даже не смог увидеть его живым...
Король досадливо тряхнул головой, потом попытался смахнуть с глаз слезы. Не получилось - едва не повредил глаз жесткой рукавицей. Перевернул страницу, продолжил читать:
- И предаю также в руки Твои детей моих возлюбленных, Мию, и Таису, и сына моего, новорожденного....
Он вдруг с ужасом понял, что не знает, как зовут младенца. Как же его назвали? В честь бога-покровителя? Или дали имя предков???
- Как же мне называть тебя, мальчик мой, когда ты мне приснишься? - прошептал король. Вдруг некрасиво скривился лицом, захлопнул книгу, отшвырнул ее в дальний угол, сбив пару свечей. И замер, уронив голову на руки.....
И тихо-тихо стало в усыпальнице....

А во дворце отогревшаяся и наевшаяся пряников Айхана все не могла уснуть. Уже давно сопела рядом, на соседней кровати, Магда, а девочка все ворочалась с боку на бок, мечтая, как завтра она откроет глаза - а над ней дракон! ее собственный, большой дракон! С крыльями как... как... как дом! Вот это да! А Баська не верила! А вот она сейчас....
Девочка тихо выскользнула из кровати, прокралась мимо Магды и босиком быстро-быстро полетела по холодным плитам дворца вниз, в кухню, туда, где на лавке у камина спала Бася - маленькая девчонка, помогавшая кухаркам. Непонятно почему, но Айхана обожала эту замарашку, и непонятно почему, но Магда смотрела на эту дружбу сквозь пальцы. Поэтому Айхана пробралась на кухню и, не в силах дождаться утра, затормошила подругу:
- Бася! Баська!!! Эй, хватит спать! Ты, чунька! Вставай!
- Чего? - перепуганно вскочила девчонка. - Чего, война?
Бася была сиротой, вся родня ее пропала на последней войне, да и сама девчушка хлебнула лиха. Потому и вскидывалась спросонья всякий раз со словами "Чего, война?"
- Нет! Вернулся мой папа! И мне привез дракона!!!
- Врешь, Айка, - Баська зевнула и села на лавке, - не бывает драконов.
- Привез! Сам сказал! Слово короля!
- Ого, - Бася аж осипла от удивления, - ого! А где он?
- Завтра будет.
- Ой, завтра! - маленькая замарашка презрительно хмыкнула, - завтра, может, я султанкой буду!
- Султаншей!
- Какая разница! Вот завтра бы и будила! А то прискакала как ошпареная - дракон, дракон... а где дракон? кто дракон? сама ты дракон!
- Бася, кошечка, не ворчи... я тебя на нем покатаю!
- Да?
- Слово принцессы! - девочка топнула босой ногой по холодному полу и зябко поджала пальцы.
- Замерзла? - участливо спросила Бася. - Лезь ко мне!
Вдвоем было тепло, и здорово мечталось, как Айка и Баська, две прекрасные дамы, летят вдаль на драконе. И спалось тоже тепло и сладко - настолько сладко, что Айхана и не почувствовала, как сильные руки отца вытаскивают ее из-под убогой ветоши и несут наверх, в ее комнату. А рядом, со свечой - леди Магда, приговаривает: "Осторожнее, Ваше Величество, не разбудите ее!"

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Пн авг 23, 2010 0:26 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 9

Кот Сенька


Рассказ первый

На маленьком полустанке жил Кирюшка, мальчик лет пяти. У него был любимый кот Сенька и отец, которого все звали дядей Ваней. Сенька был огромного размера, серого цвета, с разорванным ухом. У него были длинные усы и зеленоватые с поволокой умные глаза, которые Сенька прикрывал при ярком свете, а в усы мурлыкал свою любимую бесконечную песню: мур-р, мур-р, мур-р…
Кирюшка очень любил своего кота, и зимой они спали с ним вместе на печке. Кот Сенька отвечал Кирюшке взаимностью. Он позволял ему играть своим длинным пушистым хвостом или запрягать себя в санки и кататься по двору.
Сенька жил в доме исключительно зимой. Как только наступала весна и в лесу сходил снег, Сенька уходил из дома. Уходил обычно ночью, ни с кем не попрощавшись. Кирюшка сначала горевал, но потом привыкал жить без кота.
Когда наступало лето и приходила пора сенокоса, отец Кирюшки собирался на покос. Покос был далеко, в пойме реки Кушаверки. Туда нужно было идти сначала по шпалам железной дороги, потом, свернув в лес, идти по тропинке, потом пройти через небольшое болотце по настланным в воду лавинам, а затем, выбравшись в сосновый бор, называвшийся веретью, пройти несколько километров. И только тогда выходили к пойме реки, где и был покос.
Отец собирался на покос основательно. Ставил в плетеную корзину несколько бутылок молока, закрытых вместо пробок свернутыми кусками газетной бумаги, пресные лепешки, которые пекла к покосу мать, вареную картошку, буханку черного хлеба и несколько сваренных вкрутую яиц, свежие огурцы и зеленый лук. Для себя отец брал еще кусочек ароматного от чеснока шпига, завернутого в белую материю. В уголок корзинки мать обязательно прятала несколько конфеток-подушечек и баночку чая с вареньем, специально для Кирюшки.
Вообще-то косить ходил один отец, выбирая для этого пасмурную погоду, чтобы легче было работать. А в вёдро они с Кирюшкой шли убирать сено, собирая его деревянными граблями в валки, а потом складывая в кучки. Из кучек отец с матерью метали стожки. В остальное время мать Кирюшки оставалась дома по хозяйству, и весь сенокос падал на плечи двух мужчин – отца и Кирюшки.
Кирюшка очень гордился этим. И хоть на покосе была тяжелая работа, жара и слепни, Кирюшка любил это время года больше всего. И вот из-за чего. Как только они с отцом поднимались на вереть, в сосновый звонкий бор, Кирюшка ждал встречи с котом Сенькой. Сенька встречал их всегда здесь. Появлялся он всегда неожиданно, в разных местах, но непременно на верети, где было сухо и просторно. Вот и в этот раз, как только они с отцом вышли из болотца и присели переобуть промокшие ноги, они тут же услышали хриплое мяуканье. Это был Сенька. Он вышел из молодого ельника, весь в лохматой шерсти, но сытый и ленивый.
Увидев Сеньку, Кирюшка кричал от восторга:
- Сенька, Сенька! Иди сюда!
Сенька, как тигренок, мягко ступая по мшистой траве, подбегал к Кирюшке, мяукая по ходу, и лизал его прямо в лицо шершавым языком.
- Сенька, Сенька! – радостно лепетал Кирюшка. – Чего домой не приходишь? Чего по лесу шатаешься?
Конечно, Сенька ничего не отвечал. Он подходил к Кирюшкиному отцу и терся об его ноги в знак уважения и радости встречи.
- Ну что, отшельник, так и бродишь по лесу один? – спросил у кота отец.
Кот замяукал в ответ, мол, да, один и брожу.
Отец погладил кота по шерсти и стал доставать молоко и хлеб. Сенька с удовольствием лакал молоко с размоченным в нем хлебом, съедал кусочки мелко нарезанного сала, но от картошки отказался, мол, не его еда. Потом Сенька сопровождал Кирюшку с отцом до самого покоса, идя позади них.
На покосе Сенька садился на самую высокую кучу сена и оттуда наблюдал, как Кирюшка с отцом убирают сено. К вечеру, уставшие и голодные, они заканчивали работу и шли домой. Кот Сенька бежал впереди них, иногда останавливался и мяукал: «Здесь, здесь я», - говорил он Кирюшке с отцом.
Кирюшка шел к коту, нагибался и видел, что Сенька привел их к ягодному месту, где были кусты черники или ароматной земляники. Иногда это были большие заросли малинника с медовым вкусом сочной лесной малины. Кирюшка лакомился ягодами, а отец незаметно собирал их в корзину, для дома.
Так кот Сенька благодарил Кирюшку с отцом за вкусный обед. Потом он доводил их до дома, но в дом не заходил. Останавливался около забора и, мяукнув на прощание, снова уходил в лес. И так продолжалось на протяжении всего сенокоса. Иногда Кирюшка с отцом встречали Сеньку, когда ходили за грибами или ягодами.
Возвращался Сенька ближе к зиме, когда с деревьев слетали листья, а птицы улетали на юг. Обычно в это время ударяли первые заморозки, и в воздухе летали первые снежинки. Кот Сенька появлялся внезапно, так же, как и уходил. Только возвращался он всегда днем, жалобно мяукая за полкилометра до дома. Видно, жаль ему было расставаться с вольготной жизнью в лесу.
Его приходу радовались все: мать Кирюшки пекла ему блины со сметаной, а Кирюшка доставал заранее припасенную конфету в обертке. Но кот Сенька не ел конфет, он лишь лизал в знак благодарности Кирюшку, и с удовольствием съедал целую чашку еще теплых блинов, облизывая свои потрепанные за лето усы. Потом он начинал мурлыкать свою любимую песню: про лето, про удачную охоту, про Кирюшку, про теплый дом, куда вернулся. В общем про все на свете, что нравится котам.

Рассказ второй.

А вот еще одна история, которая приключилась с Кирюшкой, его отцом и котом Сенькой.
Поздней осенью, когда с огородов была убрана картошка, морковь и свекла, отец Кирюшки решил, что пора убирать капусту и вскапывать последние грядки. Погожим солнечным днем отец Кирюшки срубил капусту, и мать вместе с сыном носила тяжелые кочаны на веранду дома. Кот Сенька, как обычно, сидел на завалинке дома и урчал на теплом осеннем солнышке, прикрыв глаза.
Отец, срезав капусту, стал перекапывать грядки, выкидывая кочерыжки в общую кучу, вокруг которой толпились куры с выросшими за лето цыплятами. Они лакомились свежими червячками и гусеницами от остатков капусты. Беда подкралась совершенно незаметно.
Большой серый ястреб давно охотился за цыплятами, но ему все не удавалось схватить добычу. Цыплят зорко охраняла мать-курица и вездесущий пес Шарик. Ястреб долгие дни кружился над домиком Кирюшки, но так и не осмеливался напасть на цыплят. Благо что другой пищи было вдосталь – неумелые птенцы становились ему легкой добычей. Другое дело поздней осенью, когда бывшие птенцы повзрослели и стали на крыло или сбились в полетные стаи, улетая на юг. Попробуй сунься – без перьев останешься.
А сейчас холод и голод заставил стервятника охотиться на домашнюю птицу. И тут как тут – удача сама шла ему в когти. Набравшие за лето вес молодые курочки могли стать его легкой добычей, тем более, что их главного защитника, старого пса Шарика, давно не видно. Видно, заболел и не выходит из будки.
Ястреб взмыл в небо, выбрав себе в жертву копошащуюся чуть в стороне пугливую курицу, и ринулся вниз, сложив крылья в тугой узел. Со стороны могло показаться, что падает какой-то серый кусок земли, сброшенный с высоты. Однако перед самой землей ястреб расправил крылья, выпустил лапы с когтями, как шасси у самолета, и, спланировав над курицей, схватил ее за перья - и уже было сделал взмах крыльями, чтобы унести несчастную птицу ввысь, как вдруг, откуда ни возьмись, на ястреба налетел кот Сенька. Мощным ударом своей огромной лапы Сенька опрокинул ястреба на бок, на землю. Тот острым клювом стукнул что есть силы по голове Сеньки. Кот успел увернуться от этого смертельного удара птицы и, изловчившись, вскочил на спину обидчику. Этого ястреб не ожидал, и, чтобы самому не стать жертвой огромных зубов и лап кота, он отпустил схваченную курочку. Взмахнув своими мощными крыльями, с размахом чуть ли не в метр, ястреб рванулся ввысь, таща кота Сеньку на себе. Сенька не смог удержаться на спине ястреба и грохнулся на землю, держа в зубах и лапах перья грозной птицы.
К разыгравшейся молниеносно схватке уже бежал с деревянной копалкой отец Кирюшки, но битва уже закончилась. Победил Сенька. Он, мурлыча, стал вытаскивать изо рта и цепких когтей ястребиные перья, вертя головой из стороны в сторону.
Отец Кирюшки подошел и погрозил ястребу вслед кулаком:
- Ужо я тебя, ворюга, с ружья пальну! Будешь знать, как курей воровать.
Но ястреб и так уже понял, что здесь ему делать больше нечего, поднялся высоко в небо и, сделав прощальный круг, улетел в сторону леса.
- Так-то, нахал, поделом тебе от кота досталось! – все еще ругался отец Кирюшки.
Потом он подошел к коту и погладил его по голове:
- Молодец, Сенька, спас наших курочек. Теперь тебе яичко будет причитаться. А как же? Ты курицу спас, а она тебя яичком отблагодарит, когда совсем подрастет.
Кот радостно мурлыкал, терся о ноги хозяина.
- А ты, старая растяпа, куда смотрела? – стал ругать Кирюшкин отец курицу-мать. – Бдительность потеряла? Мол, выросли, сами пусть думают? Рано им еще себя защищать. Вот к следующему лету, пожалуй, смогут. Так что смотри в оба.
Курица взволнованно ходила вокруг сбившихся в кучу своих цыплят, как будто пересчитывая их снова и снова, и все квохтала: «Ко-ко-ко, ко-ко-ко». Наконец она поняла, что все ее семейство цело и невредимо, подскочила к курочке, которая чуть не попала к ястребу на обед, дважды клюнула ее гребень. Мол, не разевай рот, а смотри в оба, и не отрывайся от коллектива. Та что-то пискнула в ответ и побежала в центр стайки.
Кирюшка, наблюдавший всю сцену из окна дома, бегом сбежал с крыльца, неся хвост трески. Мать готовила обед и разделывала большущую рыбину для жарки.
- На, Сенька, на тебе, - кричал Кирюшка, неся хвост коту.
Сенька неторопливо подошел к Кирюшке, понюхал рыбий хвост, бережно взял его зубами из рук Кирюшки и, мурлыча, ушел с ним под куст сирени обедать.
Так кот Сенька стал знаменит на весь полустанок своей победой над ястребом-стервятником. А Кирюшку все просили рассказать, как его кот Сенька победил грозную птицу, справиться с которой могла не каждая собака.
 
Рассказ третий.

Кирюшка рос, рос, и скоро пошел в школу. Школьные годы замелькали еще быстрей, словно листы в календаре. Из Кирюшки, маленького голубоглазого мальчика, вырос рослый красивый парень, которого все уважительно звали Кириллом. А Сенька незаметно старился и старился. И вот уже он совсем занемог: перестал запрыгивать на печку и мурлыкать. Все больше он лежал в тени под лавкой на кухне, поближе к теплу. Мать Кирилла по-прежнему каждый раз наливала ему в чашку его любимого парного молока, но Сенька понюхав и лизнув пару раз, отходил и снова ложился под лавку.
- Видно, пропадет кот, - забеспокоился отец Кирилла. – Надо бы сходить к ветеринару. Пусть Захарыч его посмотрит, может, какие капли пропишет, а то совсем отощал, ничего не ест.
Кот Сенька слушал отца Кирилла и пытался в знак признательности мурлыкать, как он делал это прежде, но ничего не получалось. Лишь слабое бульканье раздавалось из горла кота.
Придя вечером из школы, Кирилл решил угостить Сеньку пирожком с мясом, который он купил в сельпо. Но Сеньки нигде не было.
- Сенька, Сенька! Сенюшка! – стал звать кота Кирилл.
Но ему никто не отвечал.
- Да ты не ищи его, - ответил Кириллу отец. – Ушел он сегодня утром, когда ты в школу пошел. Посмотрел на тебя, всех нас обошел и запросился на улицу. Я открыл дверь, думаю, прогуляется, как всегда, по двору и вернется. Нет. Смотрю, вышел - и направился через дырку в заборе в огород и посеменил по тропинке. Так и ушел в лес, как когда-то. Только теперь, наверное, умирать.
- Как умирать? – расстроился Кирилл.
- Да так. Как кошки и собаки уходят из дома в лес, чтобы там, вдали от хозяев, умереть.
- Зачем же уходить? Мы бы его похоронили.
- Нет, сынок, кроме собак и кошек у человека нет друзей, и они не хотят огорчать хозяев своей смертью. Поэтому уходят умирать в одиночестве. Таков их закон жизни, и ничего нельзя сделать. Да и слава богу.
Больше кота Сеньку никто не видел. Он умер достойно, как и жил: тихо и спокойно.
Кирилл вырос, уехал учиться в большой город, и через много-много лет, вернувшись погостить на свой полустанок с внуком, ничего от прежней жизни не увидел. Не стало отца Василия, еще раньше умерла мать. Дом обветшал и стоял посреди поросшего бурьяном огорода. Только построенные еще Кирюшкой скворечники, покосившись, свисали на длинных лапах разросшихся берез.
Из соседского дома, где жили теперь дачники, вышла женщина. На руке она держала серую с разорванным ухом кошку.
- Вам чего? – спросила она поздоровавшись.
- Да ничего, - тихо ответил Кирилл Васильевич. – Приехал вот свой дом проведать.
- А-а-а, - равнодушно произнесла женщина, а потом встрепенулась. – Может, продадите? Мои знакомые купят, и цену хорошую дадут.
- Подумаю, - ответил Кирилл Васильевич. – А у вас интересная кошка. Ухо-то что, порвала?
- Нет, с рождения такое, - женщина погладила кошку.
Та замурлыкала, и что-то совсем родное и давно забытое почудилось в этом мурлыканье Кириллу Васильевичу.
- Порода такая, с разорванным ухом. Вот котят недавно принесла, и все как один – серые, с разорванными ушами.
- А можно их посмотреть? – попросил Кирилл Васильевич.
- Да чего ж нельзя? Проходите в дом. У нас трое кошечек и один кот. Смотрите, сколько хотите. За просмотр денег не берем, - засмеялась женщина. - А это кто у вас, внук?
- Да, - кивнул Кирилл Васильевич.
- Похож, вылитый дед.
Слушая женщину они пошли вслед за ней. На веранде кошка соскочила с рук хозяйки и прыгнула в ящик, откуда донеслось мяуканье котят.
- Можно мне кота посмотреть? – странным голосом спросил Кирилл Васильевич.
- Да отчего же, вот он.
Хозяйка засунула руку в ящик и через секунду достала маленького зеленоглазого котенка с разорванным ухом. Тот тихо попискивал в руках хозяйки.
- Можно я куплю его у вас? – неожиданно сделал предложение Кирилл Васильевич.
Пятилетний внук с любопытством посмотрел на деда:
- А куда мы его денем?
- С собой возьмем.
Женщина замахала руками:
- Еще чего! Берите даром. Куда мне их столько?
- Спасибо, - сказал Кирилл Васильевич и бережно взял котенка в руки, прижимая его к щеке.
Тот лизнул его шершавым языком, как когда-то кот Сенька.
- Ну вот, признал меня, - заулыбался Кирилл Васильевич.
Он еще о чем-то поговорил с женщиной, а котенок тем временем свернулся клубочком и спал на руках, изредка шевеля своими длинными усами.
Так, в большом городе, на квартире Кирилла Васильевича, снова появился кот Сенька-второй. Внук был без ума от веселого и сообразительного котенка и все время спрашивал:
- Дедушка, а почему ты его Сенькой-вторым назвал? Кто был Сенька-первый?
- Как-нибудь я тебе обязательно расскажу, - отвечал Кирилл Васильевич.
Так и родились эти рассказы про кота Сеньку.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Пн авг 23, 2010 18:29 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 10

Обещание счастья


Счастье и боль, наслажденье в печали,
Муки и радость - как Небо и Ад.
Но люди с глазами давно примечали:
Одно без другого – не полный отпад.


Мускулистое плечо под щекой и уютная ложбинка под ключицей, в которую так удобно было утыкаться носом, вместе с приятной истомой навевали лень, от которой мысли в мозгу просто отказывались шевелиться. Впрочем, и в отсутствие этой лени последние 4-5 часов ее жизни едва ли смогли бы улечься в стройную концепцию ее принципов, воспитанных хорошей литературой и отцом, имевшим старомодное представление о нравственности. Отцом, которого она почти боготворила.
Они столкнулись возле метро, и он стал, извиняясь, помогать собирать ее рассыпавшиеся книги. «В возмещение убытков» пригласил ее в ресторан, и она почему-то не смогла преодолеть искушения. Нет, ресторан ей был пофигу. Искушение с самого начала исходило именно от него, хоть он и абсолютно не напоминал того «принца», которого ей с детства рисовало воображение. Скорее он походил на «нового русского», успешного «братка» или заматеревшего сынка кого-то из них, а к этим категориям она испытывала почти инстинктивную неприязнь, смешанную с большой долей опаски. Сходство подчеркивал «мерс» с шофером, который и отвез их в ресторан, где вся обслуга знала Виктора и проявляла к нему знаки уважения.
Там они бутылкой настоящего «Кинзмараули» запили какое-то мясо, после чего как бы само собой шофер привез их в его квартиру, где прямо у порога он по-хозяйски, но ласково и нежно принялся ее раздевать. А она даже не сопротивлялась, в общем понимая, что теперь-то это было бы и просто глупо.
Крови не было – сказалось двухгодичное занятие гимнастикой. Но то, что было – совсем не соответствовало ее представлением о первом сексе, которые она составила по книгам и рассказам подружек…
Закончив, он не вышел из нее, но продолжал покрывать ее лицо и шею поцелуями, бормоча все тот же любовный бред, который и теперь звучал музыкой в ее ушах. Свободной рукой он ласкал ее грудь, прижимал к себе, теребил волосы… А через короткое время она почувствовала, как прямо внутри нее что-то снова набухает, твердеет и шевелится, принося незнакомое доселе наслаждение. А потом был полет. Иначе не назвать. Ее девическая стыдливость, боязнь показаться ему смешной мешали ей, заставляли кусать губы, сдерживать дыхание и из всех сил пытаться сохранить невозмутимость лица… Но полет был, и сейчас, отдыхая на его плече, она вспоминала о нем с замиранием сердца.
Но как все это могло приключиться с ней? Как? На этот вопрос у нее не было ответа, да и искать его не хотелось. Лень и истома заполняли все ее существо…
-Что-то у меня такое ощущение, что мясо, нами съеденное, уже переварилось, - сказал вдруг Виктор. – Во всяком случае, я не вижу причины, почему бы нам не соорудить чегой-то горяченького… Ты как?
-М-м?
-Нет-нет, не суетись! – пресек он ее попытки пошевелиться. – Лежи, отдыхай пока, а я сам на кухне чего-нить посоображаю.
Легко поднявшись, он натянул домашние брюки и вышел. А вскоре она услышала характерное кухонное побрякивание…
Вот тогда-то и навалились мысли.
Что это было вообще? Наваждение? Гипноз? Или он что-то подсыпал в ресторане?
И молнией пронзила догадка: «Да он просто «снял» меня, как последнюю шлюху! Как Славик из параллельной группы, вечно хвастающий своими сексуальными успехами!»
И в тот же миг она воочию увидела на его месте этого презренного Славика, и себя - его масляно-блудливыми глазами. Невообразимо жгучий стыд ударил по ней жуткой тяжестью, она ощутила себя грязной, липкой и вонючей, словно только что выбралась из выгребной ямы…
- Как же я теперь взгляну в глаза отцу!? Как вообще жить дальше?!.. Бежать! Бежать отсюда немедленно, и постараться забыть это навсегда! Забыть. Выкинуть из головы. Считать просто первым сексуальным опытом. Неудачным. Как у всех, типо…
Но одновременно с этим неотвратимым решением, которое она тут же начала приводить в действие, трясущимися руками никак не попадая в застежку лифчика, она ощутила, как в груди у нее растет и тяжелеет камень, приносящий ей настоящую физическую тянущую боль. «Забыть» и «никогда больше» звучали в нем резонансом. А доносившееся с кухни беззаботное мурлыканье усиливало эффект…
Мимо кухни в прихожую она пробежала на цыпочках босиком – боялась встретиться взглядом со Славиком, который уже начисто заслонил образ Виктора – и только у двери натянула босоножки. Осталось открыть дверь. Но тут возникла проблема. Импортный чудо-замок не желал открываться. Не принимал ее за свою. Поскуливая от нетерпения, она нажимала и крутила на нем все подряд, и, возможно, лишь крепче запирала его…
-Куда это ты? – удивился Виктор, показавшись в прихожей.
-Домой! – рявкнула она, безудержно краснея.
-Это в общагу что ль? – ухмыльнулся он. И добавил проникновенно, - Таня, девочка моя, твой дом теперь здесь. Ты моя жена и, стало быть, его хозяйка. Это пока не оформлено, но завтра мы с тобой подадим заявление…
-Не мели чепухи!!! – хотела она рявкнуть, но сорвалась на истерический визг. – Сейчас же выпусти меня!
-Что с тобой, Танюша?! – уже с настоящим беспокойством спросил он. – Что случилось?
-Да ничего не случилось, браток ты сраный!! – взвизгнула она – «Что случилось?» Да просто снял ты на разок паршивую шлюшку, поимел… так теперь выпусти ее и радуйся, что бесплатно! Чего тебе еще-то надо?..
Последние слова она уже произносила замирающим голосом, со страхом наблюдая, как меняется лицо Виктора.
Она имела возможность оценить его силу, но занятия спортом приучили ее к мысли, что, если нужно, она сумеет оказать сопротивление кому угодно. Не тут то было! Мощные руки оторвали ее от пола, комнаты завертелись перед глазами, и она даже не поняла, каким образом оказалась перекинутой им, усевшимся на той же кровати, через колено. Руками она вынуждена была упираться в пол, чтобы не упереться в него носом под давлением жесткой широкой ладони, обхватившей основание ее черепа, а ноги были намертво зажаты его коленями. Ощущая, как его свободная рука задирает платье и спускает с ягодиц трусики, она забилась в безнадежной панике, догадавшись о том, что последует.
-Щелк!- хлестнула по ягодицам жгучая боль. – Щелк! Щелк!.. Размеренно поднимался и опускался тяжелый брючный ремень.
Сломленная бессильными попытками освободиться, смесью унизительной боли и неожиданным облегчением – камень в груди вдруг словно испарился, растаял, исчез – она разрыдалась.
-Ну хва-атит! Бо-ольно же - жалобно взмолилась, наконец.
-Больно? Это хорошо. Это тебе за «шлюшку» и «сраного братка». Чтобы раз и навсегда. Чтобы никогда больше – не то, что говорить – ДУМАТЬ не смела такими словами о нас! Ты отныне – моя жена. Любимая. А я – твой любимый муж. Так что все «братки» и «шлюшки» должны идти лесом. Поняла?!
-Поняла-а…
-Вот и умница!
Его жесткая ладонь мгновенно снова стала нежной, и вот уже лицо ее зажато между двумя, его поцелуи сушат слезы и гасят всхлипывания. Откуда ни возьмись, возник белоснежный платок, и как маленькой девочке он вытер ей носик…
И снова близость. Даже не полет. Слово «оргазм» кажется ей сейчас таким же нелепым и неуместным, как «копошащиеся в выгребной яме прерогативы» у Анчарова. Слова бессильны. Естественно. Ведь она теперь отдается наслаждению вся полностью, не заморачиваясь стыдливостью, и не заботясь о том, как выглядит ее лицо. А выглядит оно… В те краткие мгновение, когда он отрывается от него, приподымаясь на ладонях, он видит на нем, искаженным сладкой мукой, подлинную одухотворенность. Оно прекрасно настолько, что глаз не выдерживает, и он зарывается носом в ее волосы, шепча в уши бесконечную любовную чепуху…
А она слышит протяжный томно зовущий стон и только потом догадывается, что он принадлежит ей…
Снова устроившись на знакомом уже плече, она пребывала в нирване. Только одна гнусная мыслишка свербила ей мозг, не давая покоя.
-Слушай, - еле слышно пробурчала она, - я, получается, мазохистка… а?
-Ох… - глубоко вздохнул он. – До чего же ты достала меня своим интеллектом! Хоть снова за ремень берись! То она – шлюшка, теперь еще и мазохистка, в придачу…
Ты пойми, между нами Любовь!
Прописная буква в слове «Любовь» прозвучала у него, как напечатанная.
-Еще это можно назвать «искра проскочила», или «запали мы с тобой друг на друга». А Марио Пьюзо, называл это «градом побиты». Неважно. Как назвать. Но это – Любовь. Редко но бывает. Я думаю, что раз в жизни бывает с каждым. Только не каждому удается этим шансом воспользоваться. Робость может одолеть. Или глупость. Легко. Я вот, в пятнадцать лет это впервые испытал. И конечно обделался. Тем более, что она была старше. Я с ней двух слов связать не мог. Клинило нафиг! Сейчас-то радуюсь. Когда тебя встретил. А тогда плохо мне было. Ой, как плохо! Камень в груди спать не давал, а сон не освежал. Сбросил тогда килограмм десять, хоть и так-то лишнего веса не было. И до вчерашнего дня она мной с тоской вспоминалась…
Так еще раз повторюсь, а ты запомни: между нами Любовь! И если ее не упустить – она обещает счастье. А упустить ее, разрушить легко глупыми словами. Вот скажи: ты ведь этими самыми глупыми словами себя настропалила до того, что убежать собралась! Скажешь, нет?! То-то! И там в прихожке это ведь не слова твои глупые кричали, а боль в груди. Дай я тебе волю, ты бы там такого наговорила, что потом уже ничего не помогло бы. Вот я и пресек. Типо, вложил тебе ума, куда следует. Или дурь выбил. Но признайся, тебе ведь сразу стало от этого легче! Боль в груди прошла. Скажешь, нет?!
Она шмыгнула носом. А чуть погодя, он почувствовал как головка на его плече коротко кивнула, зарываясь в ложбинку под ключицей.
-Вот, – удовлетворенно сказал он. – Так причем же здесь мазохизм? И вообще, фрейдизм. Ты слишком много думаешь головой. Всему пытаешься найти слова. А в Любви надо думать сердцем…
На кухне заверещал таймер.
-Э! – встрепенулся он, - наше мясо поспело! Давай в темпе в ванную, и наконец-то чего-то поедим! А то ведь столько энергии потеряли…

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Пн авг 23, 2010 19:01 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 11

Продолжительность ценностей.


Богдан стоит в комнате, тонко освещенной дневным светом. Пред ним стоит скульптура, сделанная явно талантливым мастером, скульптура в полный рост - крест с фигурой прибитого Христа. Уже около двух тысяч лет целые народы поклоняются этому одновременно и трупу, и символу убийства Бога.
Богдан смотрит на Христа и понимает - он хочет, чтобы никого не распинали, чтобы не было этой страшной жертвы, что так жить нельзя, все плохо, или чтобы в конце концов Бог спас Христа. Хотя такого люди от Бога не ожидают.
Вдруг из рук Христа потекла кровь, статуя открыла глаза... и обратилась человеком. Тело которого было страшно изранено, боль, боль, боль и БОЛЬ - кожа исполосована, когда-то смуглое тело посинело, на лице хищно и монотонно жужжит, питается и жалит рой оводов, от этой же головы идет дым, распространяя жар и аромат жарящейся живой плоти. Он оторвал руки и ноги от креста и сошел с места, на котором он провел больше двух тысяч лет. Отрусил голову от оводов, сплюнул то, что дымило в его рту - раскаленное олово, ослепляющую яркую жижу, источающую жар. И, вытерев кровь, стекающую из ран от тернового венка, поправив его на голове, он сказал:
"Хочу жить." Сказал тот, кто только что совершил на глазах Богдана второе пришествие. «Хочу жить не для того, чтобы употреблять пьянящие дурманы, не для того, чтобы в похоти терзать женское тело, не для того, чтобы возвышаться над другими и упиваться от того гордостью, рожденной чувством собственного превосходства... Хочу жить, потому что желаю другим блага и потому, что есть сила совершать эти блага, и потому что неизбежен результат, и радость, и восторг заключены в этом желании, в деянии, рожденном этим желанием, в результате этого деяния.»
Богдан проснулся...
Скорее всего, день пройдет как обычно. Но хоть ночка явно удалась.

День действительно прошел, как обычно - утро, кухня, школа… Домой он возвращался со своим другом Андреем. В руках у Богдана был кулек. Андрею стало интересно.
- Что там ???
- Не деньги и не драгоценности, не оружие и не наркотики...
Лицо Андрея поскучнело.
- Апельсины. Будешь???
- Буду!
Будисты и халява. Пока Андрей жевал апельсин, до Богдана начала доходить ясность того, что он уже давно хочет развития событий. Вообще вся его жизнь была не очень из ряда вон выходящей. И раньше его это не тревожило. Но вот наконец это сказалось вот этим радостным желанием и... страхом, причина которого была в том, что это желание может уйти, что, может, оно возникает раз в жизни. Что дальше он, может быть, будет опять жить по инерции и снова ничего не замечать.
Будучи мальчиком умным, Богдан перебирал варианты развития событий. Повышение благосостояния, захват власти, творческие усилия, наркомания, секс и религия. От одних таких мыслей жизнь стала сразу интереснее. Это отобразилось на лице Богдана.
- Че это у тебя такое выражение лица в 15 лет ? - спросил внимательный, сконцентрированный Андрей.
На Богдана нашло вдохновение, и, пользуясь моментом, он прошелся по определенным достижениям людей с потом и кровью, по большим делам на полной отдаче гения душевных и интеллектуальных сил, по точкам кипения путем жертвования и телом, и душою… И Богдан начал:
- Роскошь олигархического бытия господина мира рабов, собственная победоносная армия, вся в крови поверженного мира, гениальное мышление, которым восхищается толпа, но которое может понять лишь его генератор, героиновый улет, не сравнимый вообще не с чем, дикие многочасовые демонические смертельные оргии с сотней и одной самых красивых и пошлых женщин мира всех наций и ...
Богдан запнулся. Он дошел до категории - религия. И далее в тему было бы сказать что-нибудь в тему дьяволопоклоничества с жертвоприношением младенцев на глазах их материей путем утопления их в крови отцов. Но все же первым в сознании возникал совсем другой Бог, господин совсем других дел и совсем других желаний. Он и не замечал, пока не дошел до него, что в своих желаниях он копошится в грязи, а вернее сказать, в черном вонючем, ядовитом, бурном, бездонном океане ядовитого гноя. Причем где то на его середине, по центру глубины, разрываемый его внутренними порочными течениями.
- Знаешь, то о чем ты говорил, или весьма подобное тому, уже создано в нашем мире. Сделай что-то лучшее.
Ведь Богдан не сказал Андрею своих мыслей о Боге. Богдан думал, что вот он, его знак. Он заметил ценность, отмеченную вечностью. Бог. «Сделать что-то лучше»? Он знает, что это «лучшее».
У Богдана в классе была девочка Кристина.
Она была Христианкой. Христианка Кристина действительно была христианкой - она жила по заповедям.
Как-то Кристина попросила у отца купить ей на день рождения святую антологию - Ветхий и Новый Завет. Так и было - отец на праздник пошел и купил ей Ветхий и Новый Завет. Затем сделался хмурым (но не со зла, а из задумчивости) и долго листал Ветхий Завет, а затем… вырвал из него лист. Кристина была в шоке - неужели в Святом Писании есть ИНФОРМАЦИЯ, которую отец, чая ей духовного благополучия, решил скрыть от неё. И конечно, по обычаю человеческой натуры, больше всего она теперь хотела прочитать именно эту часть Библии. Но далее произошло странное - папа пробурчал: «Хотя неплохо бы замарать лишнее, ну ладно…» - и добавив внятно: «На, доченька !!!» -вручил ей вырванный лист. Ветхий и Новый Завет положил на землю (как потом выяснилось, чисто из почтения к деревьям).
- Полагаю, в христианской стране ничего с этим не случится.
Кристина начала читать и… читать было нечего - она знала наизусть эти 10 заповедей.
- Я не понимаю, папа.
- Я вырвал из Святого Писания все то, что было в нем христианского, и оставил тебе все то, что есть в нем относительно святого - 10 заповедей.
Писание на следующее утро подобрала уборщица мусора.
Конечно, Богдану и Кристине было не сложно друг друга заметить и полюбить.

Все шло хорошо и романтично, но вскоре Богдан оказался на войне. Там он совершенно точно узнал, что Бога нет. Взамен он проникся страхом и ненавистью.
Страхом, так как его жизнь зависела от его посредственных умений в узком диапазоне ситуаций. Ну а таких ситуаций, в которых он очень просто мог умереть или покалечиться, - их количество было слишком большим. Ситуацию усугубляло то, что это количество он замечал по судьбе своих друзей. Они умирали и калечились, очень часто страшно и бессмысленно.
Ненависть же внушила жестокость. Жестокость противника, жестокость его соратников, его начальства. Его собственная жестокость.
Когда он случайно взорвал дом с какой-то семьей, он понял, что ничего по этому поводу не чувствует. Полное равнодушие. Понятие ценностей как-то стерлось, они остались только в контексте потребления.
Он понял, что сам он не вечен, и вкусно покушать, исступленно потрахать и спокойно поспать - безумно классные радости жизни, отлично вписывающиеся в его смертное состояние.
Подходил момент его возращения домой. Он в последний раз участвовал в переброске колонны, которая так никуда и не доехала. Для Богдана смерть колонны началась с того, что он был контужен от взрыва, потерял сознание и сразу загорелся. Кончилось тем, что его все-таки не добили.
Очнулся он изуродованным - полтела, по-лица было обожжено. Много боли и обиды - ведь это произошло, когда он уже ехал домой, ехал к Кристине. И сейчас его очень ранили сожалеющие взгляды медсестер.

С другой колонной, против уничтожения которой он в принципе был не против, Богдан прибыл в аэропорт. Потом к вокзалу. И уже поездом он приехал в родной город. Когда рядом неисправная машина издала звук выстрела, на который он отреагировал резким поворотом и очередью из несуществующего автомата, Богдан очень плохо себя почувствовал. Он знал, что часто те кто, возвращаются с войны, боятся ходить по зеленой траве, могут изнасиловать ребенка, видят кошмары, совершают самоубийства… Он понял, что он один из таких. Рядом заплакал ребенок, который увидел другую сторону его лица.
Дома он тоже так и не понял - рады ли тому, что он вернулся. Конечно, там он встретил радость, но и истерические слезы и причитания. Ничего не поделаешь - для матери это удар.
От друзей тоже все было в духе сочувственного приветствия. Эта война его не отпускала.
Богдан начал подумывать о том, что успокоить его смогут или наркотики, или пуля в лоб. Такие у него были ключи к вечному покою, к вечной ценности... Он понял, что скоро эти мысли станут Мечтами.
И только христианка Кристина, у которой, кажется, сдвиг по фазе перешел все границы, только она просто радовалась его приезду и хотела секса. Сначала как будто не было особых тем для разговора. Был истерический смех, желание рассказать, как будто все одновременно. Потом обсуждение ожидания возращения. Потом и Богдан вспомнил хорошие моменты из своей службы. Причем вспоминал он их с удивлением - такие моменты, оказывается, были. И хотя рассказ о них часто заканчивался грустно, все равно это много значило... И ночью, когда они заснули в одной кровати, он понял, что действительно успокоить его может только пуля, ключ к вечному покою. Но излечит Кристина. А пуля может расслабиться. Смертная женщина лучше вечного покоя.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Пн авг 23, 2010 19:18 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№ 12

Семейные ценности


Дом горел медленно, неохотно, как и положено гореть каменному дому. Когда сгорели стропила и черепичная крыша рухнула внутрь, пламя вообще почти погасло. Внутри уже нечему было гореть.
Шестеро мужчин, стоявших неподалёку, громко и весело переругивались. Вернее, переругивались пятеро, а шестой, высокий, худощавый, с абсолютно лысой головой, стоял чуть в стороне и равнодушно смотрел на догорающий дом.
Когда упала крыша, он всё так же молча повернулся спиной к дымящимся развалинам и зашагал к лошадям. Заметив это, подошли и остальные. Там прямо на земле сидела, сжавшись, хрупкая, растрёпанная девушка, связанная по рукам и ногам.
- Слушай, Джереми, – к лысому подошёл низенький крепыш в стёганой безрукавке, покрытой железными бляхами. - А может, мы того? Позабавимся немного?
Джереми Траш равнодушно посмотрел на пленницу и пожал плечами:
- Барон приказал доставить в целости. И чтобы волос с головы не упал.
- Да ладно, что с ней случится-то? Бабу помять, так ей это только на пользу. Ну чо с ней будет-то? Не рассыплется.
- Джон, я же сказал, в целости и сохранности. Ты стал плохо слышать? – Джереми задумчиво посмотрел на коротышку.
Тот вдруг разом поник.
- Ну, вот и хорошо. Не грусти, вернёмся в Лондон с деньгами, найдёшь себе бабу и поинтереснее, – Траш взобрался в седло. – Всё, хватит болтать. Двигаем. Девку на запасную лошадь. Привязать, как следует. Если по пути упадёт и разобьёт себе башку, барон будет недоволен. Я тоже.

* * *

Джереми Траш всегда считал, что любую работу нужно выполнять, как следует. Если тебе, конечно, за неё заплатили. Когда барон Глей прислал к нему человека с предложением укоротить на голову какого-то мелкого землевладельца, Траш не спрашивал - «зачем», он спросил - «сколько» и «кого». После чего и получил инструкции.
Разорившийся граф Гарольд Строури, как личность, Траша волновал мало. Какая разница, граф это или свинопас, чем он там насолил барону и почему барон не захотел выполнить работу руками своих людей? Эти мелочи Джереми не интересовали никогда. Главное, что работа, по сути, была несложной, а платили за неё хорошо.
Трудностей не возникло. Приехали на рассвете, когда сон особенно крепок, прибили искомого графа вместе с парочкой охранников и слугами, вот и все дела. То, что самого графа Джереми зарезал спящего, его не сильно беспокоило. Какая, в сущности, разница? Работу нужно выполнять наиболее простым способом, а дуэли пускай между собой дворяне устраивают.
В живых, согласно инструкциям нанимателя, оставили жену графа, очень красивую темноволосую девушку, которую и везли теперь в замок Глейвиль. Для чего она барону, Джереми не интересовало. Хотя - и так понятно.
- А барона-то, видать, на молоденьких потянуло, – ухмыльнулся едущий рядом Джон.
- Тебе-то что?
- Да ничо, командир, только зря мы с ней не побаловались.
- Ты, Джонни, хороший солдат, но имеешь одно слабое место.
- Это какое?
- Мозги. У тебя их нет. А если девка расскажет барону про твоё баловство, а он нам не заплатит? Ты готов из-за бабы потерять двадцать фунтов серебром? Да ты за свою долю полсотни портовых шлюх перетрахать сможешь.
- Хм... – Джон снял шлем и почесал плешивую макушку. – Верно. Ведь верно говоришь.
- Это потому, Джонни, что я сначала думаю, а потом делаю. А ты наоборот, ибо думать тебе нечем. Ладно, хватит болтать. Подгони ребят. Тащатся, как сопля по стене.
Траш спешил, а потому ехали даже в сгущающихся сумерках, и только когда стало совсем уж темно, Джереми приказал сделать привал. Костёр развели на вершине пологого холма.
- Первым дежурит Скотти. Потом по очереди. Замечу, что часовой спит, отрежу уши.
Никто не возразил. Знали: если будет нужно, отрежет. Среди наёмников слава про Джереми Траша ходила недобрая, но дела, за которые он брался, всегда приносили хороший куш, и желающих попасть к нему в отряд было немало.
Джереми взял кусок хлеба и, усевшись неподалёку от связанной женщины, задумчиво жевал. За всё время пленница не произнесла ни слова, и Джереми был ей за это даже благодарен. Молчит - ну и хорошо. Меньше забот. Хотя он всё же спросил:
- Ты хочешь есть?
Ответа не было, и Джереми, пожав плечами, продолжал жевать хлеб, глядя на звёзды. Он с детства любил на них смотреть. Особенно когда прятался от пьяного отца на крыше кожевельного цеха. Лежал и просто смотрел на звёзды. Ему тогда казалось, что, чем дольше на них смотреть, тем меньше к тебе прилипнет мерзости и боли, наполнявшей повседневную жизнь. Конечно, когда он вырос, то перестал в это верить, принимая жизнь такой, какая она есть, но смотреть на звёзды не перестал.
Ночь была тихой и тёплой, так что дождя опасаться не стоило. Доев хлеб, Джереми завернулся в плащ и лёг. И неожиданно впервые услышал голос пленницы:
- Зачем?
- Что зачем? – он повернулся к темнеющему силуэту женщины.
- Зачем вы это сделали? Ты же нас даже не знаешь. Мы не враги.
- Потому, что мне за это заплатили, – Джереми зевнул. – Ваш враг - барон Глей, и мне, признаться, плевать, почему.
- Убей меня. Тебе всё равно заплатят. Какая тебе выгода с моего позора?
Женщина говорила на удивление спокойным, даже будничным голосом, и Джереми хмыкнул. С этой всё понятно. Сломалась. Он раздражённо сел и сделал большой глоток из фляги. Джереми не любил подобных бесполезных разговоров.
- Зачем мне тебя убивать? Да, мне всё равно заплатят, но заплатят меньше. Если ты так уж хочешь умереть, кто мешает сделать это уже после того, как мы приедем в Глейвиль? Стены там высокие. Прыгай с любой, не ошибёшься.
- Я не могу.
- Все так говорят. Но это потому, что не хотят. Если захочешь, сможешь.
- Я не могу стать убийцей своего ребенка.
Джереми удивлённо уставился в темноту:
- Вот оно что. Ну, тут уж извини, ничем помочь не могу. Это твоя беда, и меня она не касается.
Джереми лёг и отвернулся, не произнося больше ни слова. Нужно было поспать, но сон почему-то не приходил.

* * *

Широкие, обросшие мхом ворота замка Глейвиль больше напоминали пасть какой-то огромной жабы, и любой, кто прибывал в замок, чувствовал себя не очень уютно, проезжая сквозь эти ворота. Хотя барон Глей мало беспокоился о том, что чувствуют его гости. Считал, что это гостям стоит беспокоиться.
Отряд въехал во двор, и не успел Джереми размять ноги после долгой скачки, как увидел маленькую бочкообразную фигуру барона, выходящую к ним. Барон, казалось, не шёл, он равномерно переваливался с ноги на ногу.
- Рад тебя видеть, Траш, – барон даже не улыбнулся.
На его мясистой физиономии застыло выражение полнейшей скуки.
- Барон, – Джереми слегка наклонил голову.
- Всё прошло успешно?
- Да.
- Значит, этот выродок издох. Он мучился?
- Нет.
- Жаль, очень жаль. Хотя и так неплохо.
Он подошёл к пленнице, которую как раз снял с лошади, но не успел и слова произнести, как женщина яростно плюнула ему в лицо. Джереми ухмыльнулся. Но барон только покачал головой и произнёс:
- А разве не написано: «Чти отца своего и мать свою»?
- Ты мне не отец!!! – казалось, сдерживавшуюся всю дорогу женщину порвало. – Ты мразь и бесчестный выродок!
- Нет, Элен, я именно твой отец. И, к сожалению, мне приходится исправлять глупости своей неумной дочери. Отведите её в комнату.
Несколько стражников потащили вырывающуюся девушку в сторону дверей. Джон ухмыльнулся и прошептал:
- Да уж. История известная. Дочурка нашла себе муженька, а папенька недоволен.
- Угу.
- Дочурке, похоже, не поздоровится.
- Мне плевать, – Траш равнодушно пожал плечами. – Это её беда.
К ним подошёл барон:
- Переночуй сегодня в замке, наёмник. Завтра мой казначей выплатит тебе награду. Ты хорошо поработал.
- Я не знал, что дело касается вашей дочери.
Барон печально вздохнул:
- Ну что же тут можно поделать? Дети не всегда оправдывают ожидания. Но отец всё равно должен заботиться о счастье дочери. Забота о детях - это одна из тех вечных ценностей, которые дал нам Господь. Разве не так?
Джереми молча кивнул.

* * *

Джереми проснулся оттого, что Питер по прозвищу Питти Пичуга коснулся его плеча. Питер был в отряде самым младшим, но Джереми всегда считал его самым смышленым.
- Что?
- Командир, прислушайтесь.
Джереми поначалу не понял, но потом словно кожей ощутил. Тишина. В любом замке даже ночью слышны какие-то звуки: лязгнет щитом стражник, залает собака, храпит в сарае кузнец. Но сейчас было абсолютно тихо.
- Командир, даже собаки попрятались. Словно боятся.
- Буди остальных.
Место для ночлега им выделили на сеновале, примыкавшем к главному зданию, и Джереми сразу посмотрел на окно баронской спальни. Окно светилось. Единственное во всём замке.
- Командир, там стражник лежит. Мёртвый, – из темноты вынырнул Джон. – Что происходит?
- Не знаю. Но барон, похоже, не спит. Пошли, навестим.
- Не нравится мне это, – Джон нервно оглядывался. – Да ещё полнолуние сегодня. Мало ли какая дрянь ночами шастает.
Полная луна действительно буквально сверкала, заливая двор молочно-белым светом. На входе стражника не было. Поднимаясь по лестнице, Джереми всё время напряжённо вглядывался в темноту.
- Если на замок напали, – бормотал за спиной Джон, – то почему так тихо?
Кто-то споткнулся и громко выругался.
- Тихо вы.
- Да тут повсюду что-то валяется.
- Что ва… а чёрт! – Джереми едва не растянулся, зацепившись за нечто массивное. - Сделайте огня, а то все ноги переломаем.
Когда загорелся небольшой факел, стало понятно, что спотыкались они о тела лежащих в крови стражников. Склонившись над одним, Джереми увидел, что у того разорвано всё лицо.
- Командир, а может, того? Пошли отсюда.
- Ты что, дурак? Нам же ещё не заплатили. В комнату за мной не входить. Если что, знаете, как действовать.
В баронской спальне был форменный погром. Столики перевёрнуты, обломки посуды усеивали пол, одна из занавесок сорвана. Джереми вошёл и огляделся. Барон Глей лежал на полу, и на его боку зияла широкая рана. Кровь ручейком стекала к окну, впитываясь в занавески. Хотя комнату и освещал десяток толстых свечей, Джереми не сразу заметил стоявшую неподалёку Элен. Девушка была полностью обнажена и, стоя в углу, внимательно наблюдала за вошедшим.
- Интересная у вас семейка, – не теряя из виду женщины, Джереми подошёл к барону.
Тот ещё дышал, но единственного взгляда хватало, чтобы понять: барон не жилец. Элен пошевелилась. Джереми очень не понравились её забрызганные кровью руки, и самое главное, кровь, стекающая по подбородку. Девушка медленно улыбнулась, и Джереми сделал шаг назад. Клыки у баронессы Элен Глей были впечатляющими. Как и длинные когти на руках.
- Нет, – вдруг прохрипел барон. – Не убивай… Не надо…
Джереми не ответил. Элен сделала шаг в его сторону. Лицо её вдруг вытянулось, челюсти выдались вперёд, показывая зубы. Не человеческие, а такие, какие Джереми видел у волков. Но при этом она ещё пыталась что-то произнести:
- Ттттыыы… Убил… Убил…
Кого именно он убил, Джереми объяснять было не нужно, гораздо больше его волновало то, что жёнушка убитого сейчас подходит к нему, сверкая огромными клыками. Существо зарычало и резко прыгнуло. Джереми даже не пытался защититься. Бывают моменты, когда убежать - лучшая стратегия. Он буквально швырнул своё тело в сторону дверей, и, вывалившись в коридор, заорал:
- Давай!!!
Джереми повезло, что его люди привыкли работать слаженно. Монстр появился в коридоре всего через мгновение, скорость и реакция у твари были поразительными, но чудовище не успело. Несколько коротких пик ударили с двух сторон, и бывшая баронесса повисла на них, разбрызгивая вокруг кровь.
Несколько мгновений Джереми казалось, что его люди не выдержат. Тварь выла и рвалась в его сторону, загоняя пики всё глубже в тело, но, наконец, затихла и стала меняться. Втянулись страшные клыки, лицо снова стало человеческим
На пиках висела окровавленная черноволосая девушка, и люди Джереми Траша начали растерянно переглядываться. Словно никто не знал, что делать дальше. Джереми знал. Первым ударом меча он снёс баронессе голову, вторым проткнул живот.
«Я не могу стать убийцей своего ребенка» Извини, баронесса, но мне придётся им стать. Учитывая то, во что ты превратилась, неизвестно, кого ты там вынашивала. Не хочу, чтобы за мной по кровавому следу гонялась какая-то тварь.
Глядя на лицо своего командира, попятился даже видавший виды Джон.
- Никого не укусила?
- Да вроде нет.
- Хорошо. Загляните в другие комнаты. Только осторожно.
Затем Джереми вернулся в комнату. Удивительно, но барон был ещё жив и даже пытался говорить.
- Элен… Где Элен?
Джереми молча пожал плечами. Отвечать почти покойнику было глупостью, но барон, похоже, всё понял. И вдруг заплакал. Траш с изумлением смотрел, как рыдает человек, который совсем ещё недавно внушал ужас всем своим соседям, слывя среди них жестоким садистом и убийцей.
- Я… Я верил… Верил, что ещё не поздно. Думал, смогу… Понимаешь, Элен, она моя единственная… Больше детей нет. Любимая дочь. Главная ценность в жизни. Я хотел спасти… - барон закашлялся.
- Что произошло?
- Этот ублюдок. Мне говорили… Писали. Он водился с какими-то тварями… Болтали, что колдун… А Элен ничего не хотела слышать. Говорила, что любит. Дурочка…. Просто дурочка… Я же ей помочь хотел…. Только помочь….
Речь барона становилась всё более бессвязной. Джереми вышел из комнаты.
- Что с людьми барона?
- Все мертвы. Хотя, может, кто и спрятался. – Джон мрачно поскреб щетину. – Порвали их. Девка, видать, и порвала. Всё кровищей залито.
- Ясно. Значит, уходим. Лошадей забрать всех, барону они уже не понадобятся. И пошарьте тут. Только недолго. Барон нам так и не заплатил, так что чего найдём, всё наше.
- А чего уходить-то? Здесь добра много. Задержимся на денёк.
- А если дружки милой баронессы её искать станут? Видал, какие у неё зубы? Замок от таких тварей нам не удержать, так что я хочу убраться отсюда поскорее. Чем раньше окажемся в Лондоне, тем раньше выпьем, так что шевелите задницами. И не забывайте: брать только то, что мало весит, но много стоит. Хотя... – Джереми ухмыльнулся. - Кого я учу?

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Пн авг 23, 2010 20:57 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
ВНЕ КОНКУРСА

№ 13

Ванькины пруды


-Именем Российской федерации… два года … с отбыванием в колонии общего режима… приговор может быть обжалован…
Слова судьи в почти пустом зале судебных заседаний звучали глухо, как в колодце, и до обидного обыденно. Впрочем, чего тут может быть обидного: судья выполнял свою обычную работу, которая для него наверняка уже превратилась в повседневную рутину, то есть именно в эту самую что ни на есть тягомотную обыденность. Он, судья, такие слова произносит ежедневно, из месяца в месяц, из года в год, изменяются лишь фамилии, сроки заключения, цифры статей Уголовного кодекса и даты вынесения приговоров. В общем, скука это, извиняюсь за невольный намек-каламбур, смертная – людей приговаривать. И, как говорится, Бог ему, судье, в этом очень невеселом деле судья.
Варя, ау! Ну, что ты так жалостливо на меня смотришь? Вот дурак, одернул он себя, а как же ей еще смотреть? Восхищаться, радоваться, хороводы водить? Она снова перехватила его взгляд, непонятно скривилась. То ли, согласно негласному этикету, всплакнуть решила, то ли еще раз напомнить, что, дескать, Ваня, Ваня, как был ты Ванек, таким и остался. А Ванькам и положено о т б ы в а т ь, они – не олигархи, которые за подрасстрельные статьи легким испугом под грифом «условно» отделываются. У них, олигархов, свои законы и свои кодексы, а ванька (не конкретный Иван Иванович Иванов, а в общем понимании ванька, этакий рабоче-крестьянский дурачок, герой частушек и народных сказок, надежа и оплот государства Расейского), он должен государственный Закон блюсти, и от него, от государства, ему, Ваньке, и пряник казенный, государевый, а значит, не особо и сладкий и совсем не вкусный, и кнут с двумя орлами (и оба клюют, и оба – в задницу. Больно! Так на то они и орлы, чтобы больно.). И нечего обижаться тут, да и не на кого. Потому как на Руси святой завсегда так было: государству – государево, ваньке - ванькино, а тем, кто по Куршавелям катается, шампанское там кушает, фотографическими модельками закусывает - тем свое, куршавелево. Закон человеческой природы. С ним не поспоришь. А попробуешь – себе дороже станет. Враз лоб обреют и в роты арестантские загремишь. Без права переписки, и с конвоем вологодским, злющим и дремучим.
Справа от Варьки, и сзади на два ряда – тот самый обормот, который пострадавший. Второго пострадавшего обормота нету. Значит, еще не
выписали из отделения травматологического. А, может, и выписали, травма-то должна быть пустяковой, а не пришел скорее всего демонстративно, из вредности или трусости. Или умные хозяева подучили, чтобы подчеркнуть, что, дескать, пока вынужден передвигаться с неимоверным болезненным трудом после полученного боевого ранения. У них, у обормотов, так положено – кривляться. За кривляние хозяева слаще платят. Это уже второй закон человеческой природы, и в нем – сама суть холуйская, сама фишка такого понятия как кривляние.
- Судебное заседание объявляю закрытым! - и судья от души и с явным облегчением жахнул деревянным молотком по специальной настольной деревяшке. Дал понять, что, дескать, надоели вы, пролетарии, со своими выходками пролетарскими хуже горькой редьки. И вообще, мне, судье, пора домой, к жене и детям. Хорош на сегодня.
- Мало тебе, козлине, дали… - шипит, поднимаясь с сидушки, обормот. Жалкий, в общем-то, человек. Подстилка холуёвская. Хотя тоже есть-пить хочет. Вот и служит псом цепным, щерит клыки и хвостом метет за добро хозяйское. Как его осуждать за это? У них, у псов, работа такая – караулить. А какой ты пес, породистый-обмедаленный или шавка подзаборная, это уже вопрос двадцать четвертый. Главное – пес. Главное – чтобы глотки рвал за не свое добро. Потому как своего-то и нету. И наворовать негде. Вот и скалится в злобе бессильной.
- Вань, я тебе там собрала…Передадут… - слышит он спиной голос варварин. В ответ лишь плечами пожал равнодушно: передадут, куда денутся. Иди домой, Варь, хватит уже тут… Да и ему пора. Устал чего-то. Как там, в песне? «И вот опять передо мной параша, вышка, часовой». Тюремный фольклор. Незаменимая вещь для поднятия бодрости духа у ванек.

А как все чудесно, светло, томительно-приятно начиналось! Впрочем, у него, Ивана Федосеевича Жигалева, сорок лет, образование среднее специальное, женат первым (да чего-то больше и не хочется) браком, характер нордический, твердый, беспощаден к врагам и любим друзьями… У него – он, Иван, и сам заметил – в последнее время так часто бывает: сначала все чудесненько-расприятненько, и сам он в шоколаде – а в финале все (ну, почти все) погано и воняет мерзко, а сам он от пяток до макушки в самом настоящем гэ. Ну, вы поняли. Не маленькие.
И все равно в родную Воропаевку он собирался с удовольствием, Точнее - с давно, уже около трех лет, вынашиваемым предвкушением этонго самого удовольствия. Как в песне поётся: потому что Родина, потому что мать. Да, целых три календаря уже к ее материнской титьке не прикладывался. Да и когда? Занятый человек, токарь шестого разряда, специалист нарасхват, хоть и ночевать не уходи с этого своего родимого грёбаного завода. А с другой стороны, заработок сейчас у него – тридцать пять тысяч. А их ведь заработать надо (потому он и называется заработком. Не калымом, не леваком. Не шальными деньгами. Именно – заработком.). И если их, деньги эти, не заработать, то на что же тогда квартирку отремонтировать. Машинешку сменить. Старшенькой, Катюньке, свадьбу справить, супружнице Варваре и младшенькой, Клавуньке, шубки теплые прикупить, чтоб попки ихние драгоценные от холода прикрыть. Вот и приходится горбатить, благо токари с таким, как у него, высшим разрядом – на вес золота. Это каких-нибудь менеджеров сейчас как собак нерезаных, а он, Ванька, Иван сын Федосеев, последний прямой представитель славного хлеборобского племени Жигалевых, можно сказать, раритет. Уникум. Антиквариат. Верный слуга режиму, и при этом – вот чудеса-то! вот редкость! вот действительно уникум! – абсолютно честный человек.
- Клавдея, не трожь удочки! И давай-ка мать подгони, чего копается! «А я поеду в деревню к деду, в деревню к деду я щас приеду!».- дурашливо пропел он.- А мы, похоже, никуда не поедем – не приедем! Мы лучше будем вот здесь до бесконечности копаться и копаться, собираться и собираться! Мы ведь на полюс Северный собираемся, где ничего, кроме льда и медведей белых, нет, а не в н а ш у ( с каким же он удовольствием произнес это «нашу»!) деревню, где все, чего надо, можно запросто прикупить.
- Вань, а ты пирожки куда положил? – это уже Варвара, супруга ненаглядная, от сборов на полюс Северный неимоверно запыханная.
- В сумку. Всё?
- Кажется, всё. Клава, выключай свой телефон. Действительно, пора.
И действительно пора. И тронулись, помолясь. И поехали, наконец. До Воропаевки-то целых полтораста верст да с гаком. И гак - под двадцатник. Не шутка.

Иван никому не говорил, да и сам себе признавался лишь нехотя, с трудом, словно мечтал о чем-то запретно сладком, о том, что не для других, только для себя, единственного, что есть у него в деревне заветное местечко - старые пруды у графских развалин. Их пруды, можно сказать, фамильные, прадедами копаные и зарыбленые, дедами углубленные и обустроенные, отцами вычищенные и парком обсаженные (аллея липовая, до того медоносная и до такой невозможности пахучая, что воздух здешний можно прямо с чаем есть! Или лиственничная аллея, вытянутая по шнурке, перед первым деревом встаешь – стволы остальных девяносто девяти уже не видно .). А вот сыновьями и внуками равнодушно похеренные, позабытые- позаброшенные…Сыновей в живых уже никого не осталось, да и из внуков всего трое : Егорка-блажной, психически контуженный, герой, блин, Афганистана, воин, блин, интернационалист. Полгода – дома (летом - на терраске, зимой - у телевизора. И все время так радостно улыбается, что без слез и не взглянешь.), а вторые полгода - в районной психушке. Петро-баламут, в деревне его меткой кличкой окрестили – «Небо в клетку», потому что когда председателем колхоза работал, то тем передовым колхозникам, кто воровал уж очень шибко, кто совесть совсем уж потерял, всегда привычно обещал это самое небо в клетку, согласно судебного приговора, который будет, обязательно! Хотя сам заворуй был тот еще, да и как не воровать: сидеть у колодца, и воды не напиться – это всегда подозрительно, это люди обязательно неправильно поймут. Он, Петька-то, и в коммунистах побывал, и в демократах, но сейчас, вроде бы, угомонился, политику только по телевизору смотрит, да и то с обязательной ехидной ухмылкой. И пришибленный стал какой-то, даже тени собственной, и то иной раз боится. А, может, и на самом деле есть чего бояться, грехи-то тайные, они, как не духарись, все равно за душу т я н у т. В общем, шибко потишел теперь бывший горлопан Петрушенька, малопьющий стал, малокурящий, и даже Бога теперь иногда почитает, в церковь ходит по большим праздникам. А работает теперь в местной «Сельхозхимии», считает там вечно чего-то ломающееся, акты на списание составляет. Иван его как-то в шутку подначил: какие, Петьк, акты-то? Половые? А он, чудак, надулся-обиделся. У него с юмором всегда плохо было. Как у деда Федота. Тот чуть чего, сразу за дрын хватался. А третий, остатний - он, Иван, житель сплошь городской, считай, уже совершенно не тутошний, вроде как д а ч н ы й .Свой среди чужих, чужой среди своих. Хороший фильм. Ивану в нем больше всех предатель нравится, которого артист Калягин играет. «И-и-и_здрасьть…» - а артист Богатырев ему на эту вежливость хлесть по морде! Очень приятно. Вот и оставайся после этого вежливым. Снова запросто огребешь.
А пруды – что пруды? Они ему, Ивану, вроде как прадедов заменили, сами ими, прадедами, стали, прадедами и судьями. Может, поэтому и не так часто к ним выбирается, чтобы слова их суровые, но справедливые пореже слышать. Ведь кто ее, справедливость, выслушивать-то любит, если она не про дядю чужого, а про тебя самого. И вроде сторонится он их, прудов, и, одновременно, какая-то глубинная, могучая, какая-то настоящая вековая какая-то сила манит к ним, как сына шалопутного к отцу строгому, но великодушному, около которого и успокоиться можно, и душой отмякнуть, отогреться (ну и огрести. Куда ж без этого!). Он, Иван, как-то по наивности житейской пытался все это Варваре объяснить, да только не поняла она, а, может, не захотела. Она ведь, Варвара-то, в городе и родилась и выросла, а у городских ни у кого своего уголка природного, персонального, потаенного, чтобы только его был и ничей более, нету. И быть не может. Потому как город – это тот же колхоз. И мысли у всех городских колхозные, общие, одинаково-тягостные. Одно на уме: как полегче копейку срубить да как поухватистее соседа сожрать. До природы ли тут, до лирики ли, при таких-то жизненно важных размышлениях!
- Ну, пруды! Ну, аллея липовая! Да в ней, наверное, пчел полно кусачих! – говорила Варвара и смеялась при этом непонятно (а чем плохо, когда пчелы? Ну и ужалят разок, подумаешь беда какая. Наоборот, здоровее будешь! У них, у пчёл-то, укус целебный, с прополисом. Который здесь, в городе, за серьёзные деньги покупать приходится - а в деревне он задаром, только заголяйся перед теми липовыми пчёлами! Обработают так, что только охать да покряхтывать останется.).
- Тебе бы, Ванюш, в позапрошлом веке родиться, и чтоб обязательно барином-помещиком. Это, кажется, у Чехова рассказ такой есть. Называется «Крыжовник». Там про одного чудака, который всю свою усадьбу этим самым крыжовником засадил, и прямо-таки им обжирался. А его гости т не поймут никак – чего вкусного-то? Кислятина одна, оскомину только набивать. Вот уж действительно чудак!
- И никакой не чудак! - сердился Иван. – А гости его- дураки. И не поймут они его никогда.
- А ты, значит, понимаешь? – подначивала Варвара.
- А я понимаю! – соглашался Иван внешне спокойно, хотя в душе раздражался. – Понимаю, потому что для этого мужика этот самый крыжовник не просто ягода, а с в о я ягода, персональная, собственным потом политая, собственными руками самолично выращенная!
- Да не собственными, Вань, а крестьянами нанятыми. И пока они с этими кустами ковырялись-валандались, этот барин на веранде чаи гонял. С тем же вареньем крыжовниковым.
- И опять вы, мадам, меня в угол не загнали. Сама же сказала – нанятыми. А за наем платить надо. Они, крестьяне, тоже не на помойке найденные, они за просто так жил рвать не стали бы. Знаю я этих крестьян. Те еще жуки- хитрованы.
- Значит, и деды твои тоже?
- А как же? Это только голытьба за лозунги бесплатно глотки драла, да и то только по первости. А потом скумекала, прикинула кой-чего к носу, и под этими самыми лозунгами на самые жирные места – шасть! И опять давай орать за равенство и всеобщее братство. Очень, конечно, заманчивое это дело – лозунги орать да персональную задницу откармливать на незаработанном тобою хлебушке.
- Тогда я чего-то никак не пойму, - терялась от его мыслительных выкрутасов Варвара. – Сам говоришь, что твои деды-прадеды за просто так ничего не делали. Зачем же тогда они те пруды вырыли? Если бы персонально для себя, то это я еще могу понять, но ты же сам говоришь…
- Да не поймешь ты… - бормотал Иван. - Я и сам-то иной раз задумаюсь, и у самого шарик за ролик – зачем? Может, просто память о себе хотели оставить? Может, чего сказать нам, сегодняшним, этими самыми прудами хотели, а мы, дундуки, все никак понять не можем. А, может, уже и не дано нам понять, по шалапутству нашему. Кто теперь знает…
- Философ ты, Ваня, – подводила черту Варвара. – Сократ-Сенека-Маразм Роттердамский. Пойдем лучше чай пить,- и тонко так, язвительно добавляла.- С вареньем крыжовниковым.

И вот, значит, собрались и, наконец-то, поехали, благо и у него, и у Варвары отпуска, а у Клавуньки – каникулы. И приехали уже к вечеру.

Марина, жена Петрухина, как всегда обрадовалась, она вообще гостей любила, да и сам хозяин крякнул чего-то приветственное, брови угрюмые малость сгладил. Ну, сначала привычные хлопоты: разгрузиться, подарки, где спать определиться, то, сё… Потом - «давайте к столу, специально сами не ужинали, вас ждали».
- Ну, как вы тут? – спросил Иван, вилкой споро орудуя (вот картошечка! Вот огурчики! Сразу на вкус чувствуется - со своего огорода, не магазинные.).
- Да так же, как и вы там, - усмехнулся Петр, но сразу подумал, что вроде как обидно сказал, ершисто слишком, поэтому сразу поправился, как у них в деревне говорят, отступного дал.
- Ничего, Ваняш, живем. Других не хуже. На одеться-обуться хватает, харчи, считай, свои. Чего еще надо. Живем, хлеб жуем…
- Вид у тебя какой-то…больно унылый. Не развалилась еще эта ваша «Сельхозхимия»-то?
- Разваливается, Вань, разваливается… А как же! Все как положено. Кризис!
- Хреново положено, если разваливается. А, ладно, нам-то чего. Как говорится, лишь бы не было войны.
- Машину новую купили? – ревниво спросила Марина (а чего спрашивать, если на ней приехали?).
- Купили. Старую молодым отдали, пускай уж…
- Как они живут-то?
- Нормально. Чего им…
- Детишек?
- Не-а. Не хотят пока. Говорят - не нагулялись. Лучше, говорят, собаку купим. С синим языком. Хунь-хунь.
- Чау-чау, - поправила мужа Варвара. – Такая китайская порода.
- А почему с синим-то? – удивилась Марина.
- А кто ее… - пожал плечами Иван. – Да будь хоть с зеленым в крапинку, все одно не нужна. Нашли, понимаешь, замену! – начал он раздражаться.- Деда бы Федота из могилы поднять! Он бы показал им хунь-хунь! Дрыном!
- Балбесы! – все же не сдержался, выплеснул давно томящее. – Катьке уже за четвертак, в деревне таких старородилками называли. Нет, лучше кабыздоха, б…! И не какого-нибудь, а китайского! Видел я таких в журнале! Морда чайником, язык как не у людей! Настоящий хунвейбин! А-а-а… - и рукой махнул, дескать, балбесы, они и есть балбесы, свои мозги им не вкрутишь, а дураков учить - только портить.
-Как ваш-то Серега?
- Сегодня во вторую. Серега… - хмыкнул Петр, - тоже тот еще …фрукт! Не, зарабатывает нормально, ничего не скажу, руки у малого на месте, и башка тоже. А жениться – ни в какую! Тоже, может, какую- нибудь… хунь-хуню заведет вместо жены.
- И невесты нет? – не поверила Марина. – Такой парень! Кровь с молоком!
- Да живет тут с одной… - нехотя, сквозь зубы процедил Петр. – Ребенок у ней, да и сама на три года старше. Беженка, в общем…
- Русская?
- Говорит, русская. А там кто её… Беженка.
- Какая хрен разница, беженка-не беженка? - опять завелся Иван. - Ну и дите, ну и что? Оно в чем виновато? Чего ж сделаешь, раз так карта легла.
- Вот и мы думаем, что делать нечего…Да все ж таки обидно, Вань: вон, деревенских-то девок полным-полно, да и какие девки! Ух, а не девки! И
без дитев, и замужем не были! А эти…Понаехали тут…Только воду мутят…Да нацию русскую вырождают своими выбл…ками.
- Петь! – рявкнула Марина.- За столом материться!
- Чего Петь? Сама дура! – и передразнил зло. – «Может у них любовь, Петь, никуда не денисси!». Правильно Ванька сказал - дедов бы из могилы поднять! Они бы показал этому…любовнику такую любовь! Вожжами! А-а-а… - и опять рукой махнул. – Наливай, Вань, так и быть, согрешу…
- На пруды-то наши ходишь?
- Да так… - неопределенно ответил Петр и почему-то глаза опустил – Делов много. Не до развлечений. Значит, говоришь, машину-то совсем недавно сменил? Я и гляжу – прям блестит. Молодец, Вань, твердо на ногах стоишь. Самый что ни есть настоящий наш, жигуновский! - и хохотнул. – И языки у нас не синие! Если только носы, да и то если только после праздников! А языки красные и здоровенные! Как лопаты! Поро-о-одистые!
Вот так, за разговорами, просидели далеко за полночь. Нормально. Главное – дома, в деревне! Сколько уж собирался-то…

продолжение следует

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Пн авг 23, 2010 20:59 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Ванькины пруды (продолжение)

На пруды Иван отправился рано утром, еще толком и не рассвело. Он вот так и хотел, чтобы по самой рани, по росе, и чтобы ноги в ней обязательно намочить, как в пацанах, когда на покосы ходили и на рыбалку. И Клавуньку будить не стал, хоть она и просила сводить ее пруды дедовские посмотреть. Заинтересовалась…Завтра сводит, а сегодня ему одному надо, обязательно одному…Иван поднялся на косогор, потом - через овраг, через брошенные Подмалинки. Хорошая была деревенька, небольшая, какая-то аккуратненькая и оттого уютная какая-то, д о м а ш н я я. И все Подмалинки-то – одна улица, и Филимоны, Минька с Прошкой, вон в том доме жили, крайнем, где старые ветлы. Дрались как черти, а сестры ихние, Валька и Зинка, орать были здоровы, а вообще ничего девки были, смирные. С Зинкой он даже целовался вон в тех кустах, через которых прямо на поле можно было выйти. А когда нацеловавшись, под кофту к ней, Зинке-то, полез, пощупать чего там у ей имеется, много ли добра - в лоб заработал. Она, Зинка, хоть и девушка была, а кулачина у нее как у самого настоящего мужика. Они, Филимоны, все такие, кулакастые.
Сразу за деревней начиналось поле и упиралось – если напрямик, то километра через три - в густющщий ельник. Потом пологий склон, там всегда скотину пасли, потому что клевер - и вот они, пруды. Все три. Рядом. А между ними – протоки.

В самом ближнем, вытянутом к горке, всегда рыбу ловили, и карась здесь пер такой, что настоящий рыба-кит, а не просто карась. Аж из Заманихи и из Коростылей рыбаки приезжали, а это совсем не ближний свет, это почти город. На этом пруде было как-то по-домашнему уютно, спокойно и не хотелось никуда торопиться. И думалось здесь легко и благостно, и хотелось любить, и грустить о чем-то таком, что никогда-никогда не сбудется, а все равно ждешь и обязательно веришь…Пруд этот почему-то Девкиным называли. Почему? Говорили, что будто бы здесь давным-давно какая-то девка утопилась от несчастной любви. Врали, наверное, не было никакой девки. Но красиво – Девкин пруд.
В другом, что справа от Девкиного, почти квадратном, всегда живом, веселом и солнечном, купались. Здесь и песок был, и щитовая будочка для переодевания, и даже детская купалка, совершенно бесполезная, потому как пруд у песочка был мелкий сам по себе, и на глубину уходил совсем на противоположной стороне, там, где стояли вдоль берега, наклонившись к самой воде, старые раскидистые ивы…
А вот зачем третий пруд, Иван так и не знал. И действительно, какой-то странный пруд. И на месте странном: в неприятной, гнетущей, непонятно откуда в этих местах взявшейся котловине, заросшей поверху одичавшей малиной и орешником. И вода в нем была пугающего, торфяно-черного, прямо-таки г и б е л ь н о г о цвета. И по берегам, вдоль водяной кромки – ни травинки, ни кустика, ни деревца. И сумрак постоянный, и не приятная прохлада, а самый настоящий холод даже в самый что ни на есть беспощадный солнцепек. Но что было совсем уж удивительно – остров. Прямо в самом центре пруда. А на острове – скамейка из белого камня, вроде бы даже мрамор. Кто ее туда занес, как, опять же с какой целью, ведь лодок именно на этом пруду почему-то отродясь не было, а вплавь робели из-за этой страшной воды… Его так и прозвали – Чертов пруд, колдовство мрачное, детей только пугать…И еще остров этот. На таком острове тюрьму надо ставить, а не скамейку. Для тюрьмы он в самый раз, жалко что маленький, а то и сам остров, и окружающие окрестности самые что ни на есть для тюрьмы подходят. Совершенно не способствуют подъему настроения. Вот здесь бы той девке топиться в самый раз. А она, дуреха, к карасям полезла, видать, совсем от любви своей сбрендила…
Иван еще по дороге решил так: перво-наперво донки закинуть на Девкином. Потом сходить на Средний искупаться. Потом вернуться на Девкин и удочками попробовать. А уже ближе к обеду на Чертов сходить, просто так. На остров посмотреть, на скамейку – не сперли ли? Хотя кто её оттуда, с острова… Кто… Сейчас найдутся такие штукари, что Луну с неба упрут, если будет куда сдать… Вот такой план. Самое оно. Без суеты и спешки. Тем более, что сегодня – среда, будни, народу быть не должно.
Да, сначала так все и шло. По задуманному плану. Он не спеша закинул донки, постоял, посмотрел на отливающую алым золотом воду. Потом сходил искупался, переплыл Средний туда и обратно, на песочке полежал, на раскуроченную шпаной переодевалку посмотрел, выругался вполголоса – кому помешала, что за люди…Ополоснулся, вернулся к Девкиному, и только-только удочки закинул, как из кустов справа вышла собака, здоровенная и недобрая (это он сразу понял) овчарка. А следом за ней – кнут. То есть, мужик в камуфляже, кроссовках-«адидасах» и темных очках в модной металлической оправе. А за ним – второй, пониже ростом, пошире в плечах, тоже закамуфлированный-заадидасенный, правда, без очков, зато в почти правдоподобной ковбойской шляпе. Ивану почему-то сразу вспомнилась напечатанная сто лет назад в «Крокодиле», журнал был такой, юмористический, карикатура на южноафриканских расистов-плантаторов, которые, размахивая своими здоровенными плетками, разевают свои злобные расистские пасти и орут: «Работай, негр, солнце еще высоко!».
- О! – фальшиво удивился первый, и даже очки его на солнце весело блеснули. – Явление Христа народу. Картина Репина «Не ждали». Чем, гражданин кудрявый, занимаемся?
От такого откровенного хамства в глазах у Ивана, конечно, не потемнело, но скулы свело. Ту же вспомнилась юность деревенская, и по старой памяти засвербило прямо тут же, не сходя с места, засветить очкарю прямым правым, как дядька Игнаша учил, с разворота и переносом веса тела на левую ногу. Серьезный удар. Если грамотно поставлен, бык-трехлетка с копыт в легкую слетает. А уж от этого очкаря даже пенсне не останется. Если только шнурки всемирно известной спортивной фирмы.
- Ну, чего, дядя, молчишь? Чего пригорюнился? Не спится без веревки на шее?
Нет, на бандюков не похожи, да и чего им, бандюкам, делать-то здесь, в глуши, да в такую рань? Можно было принять их за загулявших туристов, но и на туристов они, нет, не похожи. И трезвые к тому же, не расслабленные, что совсем чудно. Опять же резиновые дубинки в руках – символ окончательно и бесповоротно победившей демократии.
- Чего молчишь-то, убогий? Говорилка отказала? Эт мы сейчас, эт мы починим. – подал голос тот, второй, квадратный. Он, оказывается, тоже хамской породы. Тоже из псов.
- А чего случилось, мужики? – решил не обострять Иван. Кто их знает, этих ковбоев из «Крокодила», может, просто шизанутые, по причине обострения к каждой елке цепляются. И собачка здорово беспокоит. Нехорошая собачка. Не на дичь натасканная – конкретно на людей. Он, Иван, таких тузиков повидал. Он з н а е т…
- Если вы меня, мужики, стопануть решили, то не по адресу. Денег с собой нет, золотишко не ношу. Из всего богатства – только удочки да донки.
Камуфляжи непонятно-растерянно переглянулись.
- Ты не местный, что ли? – уже гораздо спокойнее спросил очкарь.
- Местный, - не обрадовал его Иван – Родные места. Живу, правда, в городе, бываю здесь наездами.
- Так ты, мужик, выходит, не в курсах! - и очкарь понятливо кивнул. – Здесь теперь частная собственность. Пруды теперь частные, от хозяина. Карпа запустили, и ловить теперь разрешается только по путевкам. Как на культурном Западе. Так что давай-ка или в контору, покупай билет на балет, или ноги в руки, удилы в зубы - и вперед, на Бухару, патронов не жалеть! Ферштеен?
- Яволь, - ответил Иван. – Чудеса! Прям и в натуре капитализьм. И кто же это у нас богатенький Буратино? Хозяина, спрашиваю, как фамилия?
- Частное предприятие «Царская уха», - ответил, снова настораживаясь, первый. Ему, похоже, очень не нравилось, что этот дядя не тянет лапы кверху, не просит униженно-раболепно прощения, даже виду, пес смердячий, не показывает, что боится.
- А фамилии мы сообщать не оперуполномочены, - и даже хохотнул нечаянно и опять же остроумно-удачно сочиненному слову.
- А у кого же эта ваша похлебка пруды купила? – пропустил мимо ушей этот хамский охранный хохоток Иван. Он уже понял: эти двое – охранялы кооперативные, шавки дешевые. С такими рожами зеков в солнечном Магадане сторожить, а не карпов в Девкином.
- Лично я лично никому лично ничего не продавал,- спокойно сказал Иван, и столько в его голосе было уверенности, а от уверенности – несомненной правоты, что сильно растерялись эти господа с квадратными харями.
- Момент, - сказал очкарь и достал мобильник. Пал Игнатьч, услышал Иван его враз потишевший голос, мы с Виктором тут задержали одного…Лепит, что вроде хозяин…А я откуда…А хрен его…
- Вас! – сказал он Ивану и мобилу протянул.
- Слушаю.
- С кем я говорю? – поинтересовался тот, на другом конце связи.
- Жигалев Иван Федосеевич, - усмехнулся Иван. – А как вас звать-величать? Павлом Игнатьевичем? Очень неприятно.
- А кто вы, Иван Федосеевич? – после недолгой паузы осторожно спросил тот . – Не из арсентьевской команды?
- Не угадали (ну,теперь понятно. Шпана новорусская. Кругом у них, барбосов, команды, кругом торчки, кругом связи. Блатота поганая, пальцы веером. Ишь на что облизнуться решили! На пруды! А вы их копали, козлы позорные?). Это вы из команды. А я сам по себе, - тихо зверея, но все еще сдерживаясь, ответил Иван. – Это мои пруды. Нашей семьи и нашей фамилии. Их мои деды копали. Для людей. Не для козлов.
- Значит, вы не от арсентьевских! – радостно-облегчённо вскрикнул кнут. – Ну, тогда мы этот вопрос сейчас решим! Вы трубу Михаилу передайте, он вам сейчас все популярно объяснит.
Очкастый Михаил хозяина внимательно выслушал, покивал головой, понятливо погугукал («Все понял, все понял…Все будет, Пал Игнатьч, чики-чики…как тузик грелку…чтоб другим неповадно…премия, Пал Игнатьч, эт душевно, эт мы завсегда за…»). Щелкнул телефонной крышкой, повернулся к Ивану вальяжно, явно хозяйский жест копируя.
- Ну, понял, чмо? – сказал Ивану. – Значит, так. Три минуты даю, чтобы отсюда сдернул. И дорогу сюда забудь…прудокопатель. Понял, чмо экскаваторное?
- Понял, - кивнул Иван. И ударил. Как Игнаша учил. Прямым правым. С разворота.
Очкарь вместе с очками, шнурками, соплями и теперь уже наверняка обгаженными трусами, как-то очень удивленно крякнув, улетел в кусты, и тут же от них, от кустов, на Ивана прыгнула собака. Он ждал ее. Уйдя корпусом влево, коротким замахом вошел правой ногой ей точно в горло.
Пёс взвизгнул, пролетел по инерции пару метров, покорно ткнулся широченным лбом и одновременно носом в траву. Все. Аут. Вчистую.
- О-о-о! – вдруг развеселился второй, квадратный. – Спецназ, ети его! Или Рембо? - и, чуть присев, заучено отвел в сторону руку с дубинкой.
- Вэвэ, - ответил Иван, внимательно следя за этой рукой. – Байкало-Амурская магистраль. Ты, боец, палку-то свою положил бы от греха. Не дай Бог, изувечу.
- А, вот кто мы такие, холёсенькие… - насмешливо кивнул квадрат и вдруг рванулся вперед. – Получи, падла конвойная!
И, конечно, не угадал. Потому что нападать так вот демонстративно – глупость несусветная. Да еще и кричать при этом, дыхалку сбивать. А дубинкой размахивать, как транспарантом на демонстрации, вообще смешно и глупо. Работать надо тихо и аккуратно, без шума и пыли, как говорил ивановский старшина Форманюк, гордость и краса внутренних войск Министерства внутренних дел. А туфту гнать да хвост распускать, это вам, гражданин хороший, совсем в другую сторону. Это вам к девкам, и лучше к таким же как вы сами, к пустоголовым. Они таких…туфтово- хвостатых любят. А у нас, в конвое вологодском, с этим строго. У нас все строго по форме и без театральщины. Так что не обессудьте.
Иван поднырнул под дубинку, поймал запястье и жестко его зафиксировал. Потом провел подворот кисти - и резкий рывок вверх. Квадратный взвыл, выпустил из сразу ослабевшей руки свое гнилое оружие. А теперь, на всякий случай, для закрепления успеха, удар ногой в пах и, почти одновременно, правым локтем в лоб. Все. Тоже вчистую. Вот это, кучерявый, и называется – внутренние войска. Это вам не у Пронькиных девок щупать.

Еще издалека, только подходя к деревне, Иван увидел братца. Тот беспокойно вышагивал взад-вперед по тропинке, щею свою гусячью высоко вытягивал. Не иначе меня караулит, подумал Иван и не ошибся.
- Ты на пруды ходил? – даже не поздоровавшись, рявкнул Петр. – Почему не на речку? Кто тебя, дурака, просил! Куда ты все суешься? Ты, дурак, совсем не знаешь, какие у нас здесь сейчас дела - и суешься! Был без головы - такой и остался, Ваня!
- Ты чего, Петрух? – удивился Иван. – Вроде и выпили-то вчера всего полбутылки. Чего случилось?
- Кто тебя просил на пруды идти?
- А чего это я должен разрешения-то спрашивать? – тоже осатанел Иван. – И у кого? У тебя, что ли? И кто ты такой теперь есть, если пруды дедовы проср..л!
- При чем тут я? – выгнул грудь колесом Петр. – Я – кто? Я – начальник? Кто меня спрашивать бы стал? Пруды дедовы…Вспомнил, горожанин хренов! Тебе-то чего, приехал-уехал, а нам здесь жить! А бандюки, они шутковать не будут, тем более в глухомани нашей. Петуха подпустят или в лесу подкараулят – и все, и здравствуй, Петя, Новый Год, ешьте, Петя, бакиброд! Чего замолчал-то? Крыть нечем?
- Это ж наши пруды, Петьк… - тихо и больно сказал Иван. - Деды нас с тобой живыми проклянут…
- Если не поймут… - Петр взял от него сигарету, прикурил. Руки его заметно дрожали.- Пробовал я этих…дикобразов усовестить. Не, сначала все было тихо- мирно, все пучком. Даже деньги предлагали, правда, небольшие, да и за что большие-то платить? Документов никаких у меня на пруды как на мою собственность нету, а то что деды копали, кому это на хрен надо, это не учитывается, не аргумент, не бумажка, а значит- ноль.…А когда я еще раз слишком громко вякнул, то вот здесь, на тропке встретили…Разъяснили популярно, где чего у вшивых чешется…И умело разъяснили, на теле никаких следов не осталось от их «разъяснения», хотя потом с неделю до толка еле- еле добирался…Ты- то не нарвался?
- Не, - быстро сказал Иван. – Бог миловал. Завтра опять пойду.
Петр внимательно-внимательно посмотрел на него…
- Пойду! – повторил Иван твердо. – Дед Филя, помнишь как сказал? Для обчества копали, значит обчеству и ходить. А эти…пальцы веером…они скоро не то что пруды – саму Воропаевку купят. Со всеми потрохами.
- Значит, законы такие есть, что покупать можно…
- Покупать-то, Петя, можно. Продаваться нельзя. А я, Петя… - и Иван взял его за грудки. - …в таком разе по совести жить буду, а не по ихним… - и выругался матерно. - …бандитским законам. Пусть они сами по ним живут. Если смогут.
- Посадят, - мотнул головой Петр. – Плетью обуха не перешибешь. У них власть, сила. А у тебя чего? Только кулаки конвойные?
- Это точно, - согласился Иван. – Кстати, кулаки тоже штука неплохая. Особенно если они на надежных руках. Так что я все же попробую. А вдруг выйдет? Вдруг перешибу?

За ним приехали через пару часов. Не вышло «перешибить». И тот, первая морда, очкарь, вместе с милиционерами приехал. Сразу указал – вот этот, каратист, он и меня, и напарника моего, и собаку. Между прочим, неоднократную медалистку…Злостный покуситель на частную собственность самого Пал Игнатьича…Вы бы язык-то попридержали, гражданин, резко одернул его молчавший до этого мужик в темном казенном костюме, сразу видно – чиновник. Не нужно лишний раз по персональным именам…Чего ж не надо-то, усмехнулся тогда Иван, услышавший разговор. Пускай страна знает своих хозяев! А вас вообще не спрашивают, перебил его казеннокостюмный. С вами пока вообще никто нет разговаривает. Да, привычно так перебил. Сразу видно было - умел перебивать. Даже заранее чувствовалось, что умел. Опытный. В машину побыстрее садитесь, добавил он, нечего здесь устраивать политические провокации, местных жителей
смущать. Они ведь все здесь смирные, законопослушные, с…ть против ветра не привыкли, боятся. Не привыкли ведь, крикнул он неожиданно весело собравшимся по такому неожиданному случаю сельчанам. Те то ли не расслышали, то ли просто по привычке, но все дружно, по бараньи покорно начали кивать, поддакивать: против ветра – это да, это чревато последствиями, и вообще не с руки. Обрызгаться запросто можно… И хлопотно это, против ветра-то…
- Я с вами поеду, - сказал Петр начальственному весельчаку. – Я брат его. Имею право.
- Право? – опять непонятно отчего развеселился костюм. – Какое право?
-Человеческое, - угрюмо ответил Петр. – Есть такое право. Пока есть.
Весельчак в ответ равнодушно пожал плечами: ну, если есть…Поедем. Если есть. Садись вон рядом с братцем своим, в клетку. Для вас, гражданин, в конкретном сегодняшнем случае нормального места в нашей государственной машине не предусмотрено. Свою надо покупать, вот тогда и катайтесь с удобством. Дороги у нас пока бесплатные.
Ехали через Федосеевку, окружным путем, так удобнее, да и два мешка с луком надо было забрать у здешнего фермера за неуплату каких-то долгов, воде бы даже государственных, а там черт его разберет… Выехали на взгорок, повернули к плотине, и вдруг справа, из-за аллеи липовой, выплыл величаво Девкин пруд. А за ним и Средний сверкнул. А чуть дальше даже не увиделся, скорее просто обозначился, Чертов…И вроде близко они были. И уже далеко далече, сразу-то и не догнать…Да-а-а, дела…А квадратного я хорошо приложил, подумал вдруг Иван, путевку в больничку я ему наверняка оформил, к гадалке не ходи…
- Да не тужи ты, Петруха! – толкнул он в плечо понуро сидевшего напротив брата. – Кому мы только не должны, кто от нас не плакал! Прорвемся! Все будет нормалек…Все должно быть…Все будет… Лишь бы деды нас не забыли, не бросили. И простили бы нас, непутевых…
- А посадят? – опасливо спросил Петр.
- Да за что? – засмеялся Иван. – За этих чмошников? Совсем сдурел? Гнать их надо с прудов-то, гнать, Петруха! Поганой метлой! Сегодня они на пруды хавки свои разинули, а завтра дедовы могилы топтать будут! Не, ребята-демократы, это вы конкретно пролетаете! Это уж я вас не пущу!
Он снова глянул в окно. Лес над прудами неслышно, но явно могуче, это видно было по плавно танцевавшим деревьям, шумел, словно соглашаясь с ним, с Иваном, словно говоря: мы – здесь, мы никуда не делись. Приезжай, Ваньша, и ничего, и никого не бойся. Мы – здесь. Защитим…

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Вт авг 24, 2010 5:02 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Открываю голосование.
Голосование проводится до 6 сентября (включительно).

Поскольку в конкурсе участвует несколько новичков - а также для тех, кто забыл, - напоминаю:
*В данной теме только голосуем, обсуждение проводится здесь: http://bookworms.ru/forum/27-1005-1
*Авторы должны участвовать в голосовании, но не могут голосовать за собственный рассказ. Голос, отданный за свой рассказ, не учитывается.
Авторы могут голосовать от своего имени, с авторского аккаунта или мне в личку, как им удобнее.
*Желательно читать внимательно, стараться понять автора - и вначале искать достоинства, а потом уж недостатки. Критика необходима - но она должна быть конструктивной и "цивилизованной".

Условия голосования:

определяем ПЯТЬ первых мест:
1 место - №...
2 место - №...
3 место - №...
4 место - №...
5 место - №...

Давать одно место двум рассказам НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ.

При оценке рекомендуется обращать внимание на:
- соответствие тематике конкурса;
- язык, стиль;
- сюжет;
- оригинальность, "полет фантазии";
- авторскую идею.

Весьма желательно дать более-менее развернутый отзыв с обоснованием своей оценки.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Ср авг 25, 2010 20:43 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Да, и еще одно напоминание.
После подведения итогов имена авторов раскрываются. Если кто-то хочет остаться инкогнито, он может сообщить об этом мне в личку.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Сб авг 28, 2010 1:23 
Не в сети
Ученый
Ученый
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Сб май 22, 2010 20:38
Сообщений: 685
1е место - 4й - за атмосферу, за настроение
2е место - 12й - за неожиданность, за сказку.
3е место - 8й - за таинственность. Будет интересно узнать, как продолжится.
4е место - 6й - за юмор, за неожиданность
5е место - 3й - за добротность.

_________________
Проснувшись - улыбнись, ведь ты - проснулся.


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс рассказа "Вечные ценности"
СообщениеДобавлено: Вт авг 31, 2010 14:38 
Не в сети
Леди
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн сен 21, 2009 22:25
Сообщений: 3881
1 место - № 11, "Продолжительность ценностей". За умение из пессимизъма слепить просто убойный оптимизм.
2 место - № 9, "Кот Сенька", за точность интонаций, и мастерство слова.
3 место - № 12, "Семейные ценности". Ну, тут все ясно. Джереми Траш просто душка. За атмосферу!
4 место - № 7, "Зачем вам истина?", за идею!
5 место - № 4, "Где-то есть город, тихий, как сон", за цельность и выдержанную интонацию.

_________________
- Что может быть хуже пятницы тринадцатого?
- Понедельник!
- Тринадцатого?
- Любой!


Вернуться наверх
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Сортировать по:  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 31 ]  На страницу 1, 2  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 9


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
Литературный интернет-клуб Скифы

статистика

Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
Template made by DEVPPL Flash Games - Русская поддержка phpBB