Site Logo

Полки книжного червя

 
Текущее время: Чт мар 28, 2024 12:04

Часовой пояс: UTC + 3 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 43 ]  На страницу 1, 2, 3  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн авг 06, 2012 0:44 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Тема, по желанию трудящихся, - городские легенды.

Цитата:
Городская легенда — современная разновидность легенды (мифа): короткая, и, на первый взгляд, правдоподобная (хотя обычно не соответствующая действительности) история, опирающаяся на современную техническую и общественную реальность, обычно затрагивающая глубинные проблемы и страхи современного общества. Правдоподобность городской легенды основана на необходимости специальных знаний для её разбора и проверки.

Отличается от анекдота тем, что юмористическая нагрузка, даже если она присутствует, не является основной целью истории, от слухов — тем, что не привязана к конкретным лицам и местам, может случиться везде. Обычно пересказывается как история, случившаяся с каким-либо лицом, слабо связанным с рассказчиком, «знакомым родственника сослуживца» и т. д.

То есть - действие происходит здесь и сейчас. Элементом "легенды" могут быть хоть крысы-мутанты, хоть соседи-вампиры (маньяки, пришельцы, орки, ведьмы). Это может быть ужастик (Фредди Крюгер, например), но не обязательно.

1.Срок подачи - ДО 6 СЕНТЯБРЯ. Разрешается присылать по 2 рассказа от автора.
2. Размер - максимальный объем 30 тыс. знаков (с пробелами). Минимальный - 10 тыс. знаков.
3. Произведения на конкурс посылаются на адрес irinapev@gmail.com и публикуются анонимно. (Просьба, однако, при отсылке указывать свой ник, чтобы ведущий знал, от кого поступил рассказ).
Просьба также послать ведущему в личку подтверждение: "Я прислал(а) рассказ такой-то".
4. Ведущий (то есть я) оставляет за собой право на грамматическую правку. Текстовых изменений без согласования с автором обязуюсь не вносить.
5. После окончания срока подачи начинается голосование. Срок голосования - две недели, после чего подводятся итоги и объявляются победители.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 0:35 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Внимание! Всё предыдущее обсуждение перенесено сюда: http://bookworms.ru/forum/35-2020
Там и продолжаем обсуждать.
А здесь начну потихоньку выкладывать рассказы.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 0:37 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№1
Тайна старого планетария

Водка кончилась. Разговоры тоже. Да и некому было уже разговоры разговаривать: кто на диванчике дрых, кто в кресле прикорнул, а подавляющее большинство так просто отключилось, положа на стол отяжелевшую голову. Бодрствовали только мы с Гайкой да Гришка Хлороформ. Гайка не пьет в принципе. Да и нельзя ей сейчас. Гришке же это пустяк, он сам кого хочешь усыпит. Не зря ж его Хлороформом прозвали!
- У тебя та стекляшка осталась еще? - Гришка бегает глазами по комнате. - Она тебе не нужна, правда? Мне мог бы презентовать?
Я ничего не понимаю. Хлороформ не понимает, что я не понимаю. Просит, канючит. А глаза - ну совсем собачьи:
- Ты понимаешь, мне очень, ну, просто позарез надо! Если я ее не получу, то мне грозит гибель!
- Мить, - Гайка прижимается теплым мягким боком, - ну, видишь: человеку позарез надо. Что там за стекляшка такая? Дай ему ее, пусть не плачет.
- Ну, если не хочешь так отдавать, - Гришкины глаза наполняются влагой, - так продай. Я тебе хорошо заплачу. У меня теперь есть деньги. Не веришь? - лезет в карман. - Где же?.. Вот! - в Гришкиной руке довольно внушительная пачка. - Это доллары. Настоящие. Здесь полторы тыщи. Мало? Я дам еще! Только продай мне это зеркало! Ничего, что там завал на краю и вообще... Я за него что хочешь дам!
Ага, - соображаю, - вон оно, оказывается, что... зеркало! Зачем только это ему понадобилось через столько лет? И не задумал ли Гришка новую авантюру, вроде аппарата для повышения бизнеса?
- Здесь его нет, - говорю, - где-то на даче валяется, если не выкинул. Вот привезу и дам. Да хватит благодарить! - мое терпение иссякает. – И убери свои доллары.
Я бы, конечно, бабки взял. Для его же, Гришки, пользы. Это ради Гайки корчу из себя бескорыстного. Хлороформ снова рассыпается в благодарностях - хвостом бы завилял, кабы был у него таковой.
- Живу! - радостно повторял Гришка. - Спаситель ты мой! Погоди, погоди, я сейчас сбегаю... А то, знаю, на трезвую голову ни за что не поверишь!
Он поднимается со стула. Не очень твердой, но решительной походкой направляется к двери.
- Куда? - Гайка преграждает ему путь. - Мужа мне спаивать? –уперев руки в необъятные бедра, наступает на лепечущего что-то самооправдательное Гришку. - Иди. Но, запомни, Хлороформ, с водкой я тебя даже на порог не пущу!
Гришка пятится. Он выше Гайки почти на целую голову, но почему-то очень боится женщин, особенно, вот таких, с пышными формами.
- Ладно, - Гришка покорно опускается на краешек дивана, - коли так, мне и ацетон подойдет! – и бросается на балкон. Мы с Гайкой недоуменно переглядываемся. Григорий возвращается спустя пару минут. Бодрый, вполне трезвый. Порозовевший даже. – Ацетон - это даже лучше! - удовлетворенно произносит он, вытирая рот рукавом. - Все в отключке? Очень хорошо. Слушайте, вы тот наш девяностопятимиллиметровик помните?
Еще бы! Сами же мастерили. Планетарий уже тогда был старый, а обсерватория при нем, говорят, намного старее. Да и то: аккуратная снаружи башенка под серебристым куполом изнутри являла картину торжества энтропии; немецкая монтировка и часовичок на ней намертво приржавели друг к другу и только крошились при попытке что-то сдвинуть. Но нам тогда было лет по двенадцать-тринадцать, когда энтузиазм - вполне нормальное явление, а Дрон Степаныч был хорошим организатором. За время весенних каникул вынесли весь мусор и все вычистили. И все остальное потом тоже делали сами.
Первое зеркало, естественно, я запорол. Второе тоже. Да и немудрено. Гришка все время руководил, как он всегда это любил делать, зудел под руку: "По хорде, Митек, по хорде! Да нажимай! Нажимай сильнее! И быстрей, а то вон девки нас уже догоняют!". Ну, я и жал, и поворачивался все быстрее. В результате у Гайки зеркало вышло правильное, параболическое, а форма моего вообще не поддавалась ни математическому, ни какому другому описанию. Все надо мной потешались - дескать, руки не оттудова выросли.
Именно после того случая Гайка стала мне сперва другом, а несколько лет спустя - и женщиной.
Наверное, Гришка сделал это из мести. Как же, не к мнению товарища прислушивается, а какой-то пигалицы, к тому же еще и рыжей вдобавок!
Объектив мы сделали сменным, и заменить перед ответственным наблюдением его на испорченный, на то самое запоротое зеркало, было делом нескольких секунд. Но я тогда заболел, Гайка не пошла в обсерваторию из солидарности. Были там другие ребята. Просто зашли вечером - и так и исчезли, безо всякого следа, на целых пять суток. Что потом было, как все на ушах стояли, то история отдельная. Появились пацаны внезапно. Просто зашли в класс, как ни в чем не бывало. Когда их расспрашивали, в том числе и с подковыристыми вопросами-переспросами, когда потом подключились врачи и психологи, результат был один и тот же. Оба утверждали, что сперва увидели светящееся небо и бесконечную плоскую землю, а потом окулярный револьвер сам собой вывинтился, из тубуса повалил какой-то бледно-зеленоватый фосфорический дым и затянул их туда. Что там происходило, в том мире? История пересказывалась много много раз, обрастала подробностями, и вскоре уже сами участники не смогли бы сказать наверняка, что было на самом деле, а что фантазия.
Насчет пришитых к тамошнему небу ночных светил, и что один был там всемогущим повелителем Света, а другой - не менее всемогущим повелителем Тьмы - конечно, выдумки. Ну, а совсем другой обмен веществ, ацетон вместо воды и дициан вместо кислорода для дыхания - кто его знает? Я, до сегодняшнего дня, вообще думал, что фантазии все, от первого до последнего слова, а пацаны просто потихоньку сбежали куда-то, а потом так же незаметно вернулись.
- Ты погоди, - говорит Гришка, - я тебе сейчас такое покажу! Вот только ацетончику еще хлебну... - он снова выскакивает на балкон.
"Ацетон придется заново покупать! - мелькает мысль. - Или на скипидаре разводить, что ли? Скипидар Гришка, надеюсь, не пьет?"
Вот! - Хлороформ,с самодовольной ухмылкой, достает из-за пазухи кинжал.
- А что скажете об этом? Тоже фантазии?
Гайка брезгливо морщится. Я внимательно разглядываю клинок.
- Ничего в этом не понимаю, - признаюсь честно, - но сделано, вроде бы, под старину. Ты только с ним не особенно светись: ношение холодного оружия...
- Знаю! Знаю! - отмахивается Хлороформ. - Ты не на то, ты на другое обрати внимание. Из чего, по-твоему, это сделано?
- Какой-то сорт стали, судя по всему. Нет?
Тогда Гришка чуть ли не силой потащил нас на кухню, заставил зажечь газ и долго держал нож над горелкой.
- Он холодный. - сказал он, сразу же схватившись за лезвие, - не нагрелся ни на полградуса. И тока совсем не проводит. Можешь попробовать.
Пробовать я не стал. После опыта с нагреванием убежденность, что Гришка - просто болтун и хвастун, поколебалась.
- Вот, - сказал он, снова пряча предмет за пазуху, - у нас там все немного другое. Я здесь скоро уже вовсе не смогу жить, а без зеркала - без того зеркала...
- У нас? - Гайка поймала его на слове. - У кого?
- У нас, - повторил Григорий, - айваров. Я же единственный тогда поверил Сане с Васьком. То есть, не поверил, а как раз наоборот -посмеяться хотел. Сам в башню полез. Степанычу соврал, что переменные звезды хочу фотографировать. Целую неделю почти врал, пока они все-таки не согласились взять меня к себе...
- Не понимаю, - сказала Гайка, когда сбивчивый рассказ подошел к концу, - даже если все это так, зачем ты туда, к ним, полез, что тебя там так тянуло?
- Ка-а-ак?! - воскликнул Хлороформ. - Как это "что"?! Ты разве не понимаешь? Там же все - властители! Все! На минутку!.. Всякое мое желание там - закон. В пределах тамошних законов природы, конечно.

***

Как я узнал потом, в обсерватории люди давно еще пропадали. А если потом снова появлялись, то другие какие-то - пришибленные, что ли? Да и про сам старый планетарий ходили разные слухи. Например, что перед самой войной, когда мы немцев друзьями считали, там вели какие-то секретные исследования эсэсовцы с НКВД-шниками, а во время оккупации одна ихняя "Ананэрба" хозяйничала.
Одно время тусовались на том месте какие-то не вполне адекватные личности, уфологи, что ли: выложили пентаграмму из радиодеталей и плясали неприличные танцы - на контакт выходили. Самый рациональной была версия, что это все олигарх какой-то воду мутит, ибо участок ему здорово приглянулся. Очень, очень может быть. А еще поговаривали, что все дело в том, что построено все на костях, на месте старого кладбища, и побывавшие в другом мире на самом деле совершали экскурсию в Ад. Или в Рай, в соответствии с текущим состоянием души. И, как ни странно, адские миры многих привлекали больше.
Потому и была разрушена башня, отнюдь не людьми разрушена. Да и то: плохо потом стало тем, кто побывал там. Саня стал алкашом, Васек от наркоты загнулся. Гришка боится женщин... И олигарха того, едва он участок прихватил, змея во время пикника укусила. Очень редкая и очень ядовитая.
Да, наверное Гайка все-таки права: где тайна, загадка - там обязательно какая-нибудь гадость.
- И что же ты решил, - спросила она, забираясь под одеяло, - если найдешь зеркало - отдашь или нет?
- Не знаю, - отвечаю, подвигаясь поближе, - вообще-то, раз такое дело...
- Ты так и не понял, ёжик: тут все от самого человека зависит. Гришка, конечно, свинтус изрядный. Но что-то же в нем еще осталось! Как бы то ни было, но выбор он должен будет сделать. И вариантов будет...
- А, если не сделает?
- Сделает, сделает обязательно. Я же его уже сделала.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 0:39 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№2
Существо


- Ерунда это всё. Байки.
- Так ты, значит, не веришь?
- Только дурак в такое поверит.
- Так я, значит, дурак?
- А то.
- Ах ты…
- А ну хватит!
Худенькая светловолосая девчонка ухватила двух стоявших друг напротив друга пацанов за шиворот и как следует встряхнула. Готовые было уже подраться мальчишки притихли: когда Тарин говорит таким тоном, лучше не перечить. Она хоть всего-то на год старше, но приложить может - дай боже. Говорят, мутация.
- И всё равно, я не вру, – мальчишка с торчащими, словно ежовые колючки, розовыми волосами насупился и шмыгнул носом, – «он» там есть. Мне и отец рассказывал, что в детстве ему тоже рассказывали. Многие говорят.
- А я говорю, враки это всё, – второй паренёк, с короткой, почти до лысины, стрижкой, покачал головой. – Это же Москва. Тут вечно что-то придумывают. Чего только друг другу не расскажут.
- А слабо пойти и проверить? – розоволосый Лео снова стал заводиться. – Ты говоришь, что моя карта ненастоящая? Докажи. Пошли, проверим.
- А вот и не слабо! – Джош всегда был готов принять вызов, и уж тем более - на глазах у девчонки.
- Вы чокнулись? – Тарин со злостью уставилась на обоих. – В тоннели собрались лезть? Там же Стражи!
- И чо? – Джош гордо выпятил грудь, хотя упоминание о Стражах действительно вызвало у мальчишки укол страха.
- Вот и пошли! – Лео был уверен, что приятель просто бахвалится и сейчас начнёт придумывать причины, дабы не идти, но ошибся.
Джош кивнул и выпалил:
- Пошли.
- Ну, точно, спятили, – Тарин хмуро смотрела на ребят.
- А мы тебя и не зовём, – Лео хмыкнул. – Вот вернёмся и всё расскажем. Как «он» выглядит.
- Ну да, так я вас и отпустила.
Хоть Тарин и делала вид, что злилась, ей самой было жутко интересно посмотреть на «него» - ведь слухи про странное и даже невиданное существо, живущее в тоннелях, она тоже слышала не раз и не два, но по сути ничего конкретного никто, как это всегда бывает, не знал. Если «его» кто и видел, то обязательно «приятель моего приятеля», которого, естественно, не спросишь. А рассказы про странное существо ходили поразительные.
И потому Тарин под удивлённые взгляды мальчишек, кивнув, рубанула рукой воздух:
- Ладно, хватит болтать. Пошли.

* * *

- Страшно?
Лео на подначку приятеля не ответил, лишь нервно поправил фонарик. Ему было действительно страшно. Тёмная кишка тоннеля тянулась вдаль, с потолка свисали вещи, которые рассматривать поближе совсем не хотелось, запахи вокруг витали странные и неприятные, и с каждым шагом под ногами что-то похрустывало. Хорошо хоть, воды не было, летом тоннели обычно сухие.
- Последняя зачистка была полгода назад, – Тарин шагала рядом, и лицо её тоже было весьма испуганным.
- За полгода мутанты могли и вернуться.
- Могли.
Они шли уже почти два часа, и за это время мимо прошёл только один Страж. Дети спрятались в какой-то нише, пока отсвечивающее зелёным бочкообразное тело двигалось по тоннелю, перебирая по стенкам восемью длинными суставчатыми ногами.
Стражи были довольно опасными созданиями, хотя на поверхности таковыми совсем не казались. Отец Тарин даже занимался тем, что ремонтировал и программировал их электронику; но здесь, под землёй, боевой робот-чистильщик не будет разбирать, кто перед ним: мутант, скнорф или просто забравшийся в тоннели ребёнок.
- Слушай, – Джош, давно уже потерявший весь свой запал, неосознанно понизил голос. – А что будем делать, если встретим мутанта?
- У меня шокер есть, – Лео показал плазменный разрядник «Щит-18», который выдавался каждому школьнику.
- Знаешь, где ты им себе почеши…
- Испугался?
- Просто я не дурак.
- Раньше надо было думать, – оборвала его Тарин и, остановившись, принялась рыться в закреплённой на поясе сумочке.
- Что ты там ищешь?
- Вот! – девочка извлекла из кучи всякой мелочёвки толстый стержень с рукояткой.
- Ух ты! – Лео присвистнул. – Да это же полицейский игломёт! Этим даже скнорфа уложить можно.
- Не мели ерунды, – Джош нахмурился. – Скнорфа…. – он запнулся, – не уложишь.
Лео смущённо умолк. Хоть они и постоянно спорили, всё же Джош был его лучшим другом, и Лео знал, что три года назад скнорфы уничтожили орбитальную лабораторию, где работал отец Джоша, и потому они с Тарин решили, что эту тему упоминать никогда не станут, чтобы не огорчать друга.
- Ну ладно, – Джош встряхнул стриженой головой. – Что там твоя карта? Сколько нам ещё идти?
Ответа он не услышал, и лишь обернувшись, увидел, что на месте Лео теперь только дыра в полу.
- Тарин!
- Вижу, – девочка склонилась над дырой и заорала: – Лео!!!
Несколько ужасающих мгновений ответа не было, но затем донесся слыбый голос приятеля:
- Я в порядке. Ой!
- Что!
- Локоть ушиб. Здесь скобы. Спускайтесь по ним.
- С чего бы это… - договорить Тарин не успела.
Неожиданно девочка ощутила, что на плечи ей свалилось нечто тёплое, шевелящееся и колючее. И вопль Джоша:
- Мутант!!!
Тарин извернулась, а Джош, яростно уцепившись в жёсткую шерсть, рванул что есть силы. Тяжесть на плечах исчезла, а нечто хрипло сопящее плюхнулось на пол. Про игломёт Тарин забыла совершенно, но она точно видела, что в темноте, куда почти не долетал свет фонаря, копошится ещё что-то, уже гораздо крупнее шестилапой крысы, которая упала на неё.
- А в следующее мгновение темноту тоннеля прорезал изумрудно-зелёный луч, и Джош снова заорал:
- Страж!
Времени на раздумья не оставалось, и Тарин, ухватив мальчишку за руку, рывком толкнула его в темноту дыры, так кстати оказавшейся у ног.

* * *

- Что там случилось?
Тарин, ругаясь, потёрла щёку, которой неслабо приложилась обо что-то шершавое, и проверила фонарик. Тот, к счастью, не пострадал. Они сидели в каком-то колодце, из которого тянулся в темноту ещё один тоннель.
- Мутанты, – Джош тяжело дышал, привалившись к грязной стене. – Один маленький, а второй просто жуть какой здоровенный. А потом припёрся Страж.
- Повезло, – Лео испуганно смотрел на друзей.
- Угу. И что дальше? Как возвращаться будем?
- Страж мутантов уже наверняка убил, – Тарин вздохнула .- Так что подождём немного и полезем обратно.
- Как - обратно? – Лео завертел головой. – Мы же уже почти на месте.
- Ты-то откуда знаешь?
- Да вот, – он развернул голокарту и указал на мигающую зелёным точку. – По карте мы почти пришли. Я пока сидел тут, очухивался, сразу посмотрел. Мы уже близко.
- В тоннели вернулись мутанты, – Тарин мрачно покачала головой. – Нужно убираться, пока нас не сожрали.
Лео угрюмо молчал. Тарин, как всегда, говорила всё правильно, только вот…
- Послушай, – он даже улыбнулся как-то по хитрому. – Вот ты представь: что если мы найдем «его»! И запишем это на видео. Представляешь, что будет, когда потом покажем это в школе?
Тарин замерла. Данная тема была её слабым местом, и Лео прекрасно об этом знал. Тарин жаждала славы, и все знали, что однажды даже пыталась завербоваться во Внешний Патруль. Естественно, её не взяли - кто берёт в патруль тринадцатилетних девочек? Но Лео был уверен, что в будущем Тарин обязательно станет Патрульным. Уж с её-то данными...
- Слушай, – Тарин повернулась к приятелю. – А где ты вообще взял эту карту?
- У Гарри Волосатого.
- Что?! Опять врёшь? – Джош возмущённо посмотрел на друга.
- Я правду говорю! Он сказал, что я напоминаю ему кого-то, и отдал карту. Просто так. Сказал - если хватит духу, попробуй. Сказал, оно того стоит.
Все замолчали. Это был весомый аргумент. Волосатый Гарри хоть и был известен как старый пьянчуга, но все знали: в молодости он был офицером, дрался со скнорфами на Фронтире и даже ходил в набеги в один из Тёмных Миров. Если карта была получена от него, то, возможно, байка, ходившая по Западному Сектору Москва, была не такой уж и байкой.
- Ладно, – Тарин, похоже, решилась. – Пошли. Куда там дальше?
Она была рассудительной девочкой, но вернуться с победой, да ещё и так, чтобы вся школа про это узнала… отказаться от такого было выше её сил.

* * *

- Тупик. Это тупик, – Лео с отчаянием смотрел на покрытую ржавыми наростами стену. – Но тут должна быть дверь! Должна!
Джош печально покачал головой. Ну вот тебе и карта. Но он не успел ещё сказать, что пора выбираться отсюда, как Тарин вдруг направила луч фонарика чуть ниже, потом достала из своей бездонной сумочки перочинный нож и принялась что-то ковырять на стене.
- Что там? – Лео подскочил к ней.
- Панель. Ржавчиной заросла, но я сейчас…
Звякнуло, и панель упала на пол. Под ней оказался странный гладкий круг.
- Это ещё что за… - закончить Тарин не успела.
Лео буквально оттолкнул её и принялся лихорадочно что-то то искать в своём палме. Наконец с радостным возгласом он поднёс экран палма к кругу, и на экране появилась физиономия Волосатого Гарри, которая произнесла:
- Протокол Зевс. Контроль допуска семь, три, ковчег.
- Принято, – ответил откуда-то странный мяукающий голос, заставивший детей вздрогнуть. - Пользователь опознан. Генерал Сторни. Допуск в хранилище разрешён.
И с лёгким шипением ржавая стена ушла в сторону, открывая ярко освещённое помещение.

* * *

- Это и есть «он»?
- Наверное.
- Странный. И красивый. А почему он не двигается?
- Не знаю. Гарри сказал - ни в коем случае не пытаться причинить ему вред. Сказал, тут очень сильная защита, установленная ещё Древними.
- Так ты с ним откровенничал, а нам не рассказывал?!
- Ага, – обалдевший Лео смотрел на «него». – Красивый, а? Какой красивый. Никогда не видел ничего настолько же красивого.
Джош молчал. Ему почему-то захотелось плакать, и он совершенно не понимал, почему. Да и Тарин тоже не отрывала глаз от странного существа.
Высокий, раскинувший длинные лапы, покрытые странной зелёной шерстью. Он издавал странный запах, и запахом этим отчего-то хотелось дышать и дышать. И было ещё что-то круглое, проглядывающее сквозь эту шерсть, Тарин никак не могла разобрать, что это. Несколько маленьких круглых штуковин лежали у единственной ноги существа на полу, и, к ужасу девочки, Лео вдруг шагнул вперёд, поднял один из шаров и откусил от него большой кусок.
- Ты спятил?!
- Вкусно. Как же вкусно, – Лео запрокинул голову и вдруг расплакался. – Так вкусно. Попробуйте. Гарри сказал, это нужно обязательно попробовать.
Тарин некоторое время опасливо смотрела на странные кругляши, но, наконец, решившись, взяла один и осторожно откусила. И зажмурилась. А рядом уже вовсю хрустел кругляшом Джош.
Шёл три тысячи четыреста десятый год, и трое детей стояли перед последней на Земле яблоней.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 0:41 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№3
Замок принцессы Ольденбургской


- Привет, Тёмка! – Денис бесцеремонно открыл дверь пинком; обеими руками он держал тяжелую походную сумку.
- Привет-привет, - степенно ответил Артем, отрываясь от изучения какого-то реликтового ископаемого и принимаясь за изучение приятеля. – Ты, смотрю, загорел, возмужал.
- Да ты тоже не разбабел, что радует. Вот только бледноват несколько… Опять все лето провел на своем болоте?
- Не всем же на курортах отдыхать, - Тёма поправил на переносице очки.
Дэн отправил сумку под койку, плюхнулся на прогнувшиеся пружины и вытянул ноги в потертых синих джинсах и черных сланцах.
- Я отдых заслужил, - криво ухмыльнулся парень. – Два семестра работал, помимо учебы. Лучше расскажи, где ты побывал.
- Везде помаленьку. В Калининце был, на старом кладбище лазил, дом с привидениями смотрел, колодцы изучал, по реке до Дивногорья сплавлялся. В Рамонь ездил.
- На фестиваль?
- И на него тоже.
- Как там нынче?
- Где? – Артем вернулся к ископаемому.
- Да везде, - Дэн скинул сланцы и вытянулся на койке.
- В Калининце привидения в каждом первом доме, если верить рассказам оставшихся местных. Но кое-что любопытное все-таки есть. В одном из домов все время ощущение чьего-то присутствия, даже если ты там один. И за кроватью у стены было какое-то пятно, зело вонючее, чем его хозяева только не выводили! И порошком, и хлоркой – ничего не помогало. Как в «Кентервильском привидении» - пятно проявлялось вновь и благоухало не меньше. Спасло только одно – святая вода. Еще один особнячок интересен тем, что его отстроили, но жить там так и не смогли. Постоянное чувство страха, непонятные звуки. Пытаются дом продать, цена – копейки, у них на материалы затрата больше была, однако покупатели не спешат приобретать недвижимость.
- В чем же причина? – полюбопытствовал Денис.
- В фотографиях. Приезжают люди, фотографируются, чтобы потом с родней или с друзьями посоветоваться, перекидывают снимки на комп - и при просмотре обнаруживают четкие изображения солдат в форме времен Второй мировой.
- Прикольно.
- Это кому как. Пока желающих купить особняк не нашлось. Но больше всего меня порадовал старый, почти прогнивший дом бабки Фёклы. Сама она то ли померла, то ли в город жить уехала – этого никто не знает; но на хуторе слыла ведьмой. Домик покосившийся, в окна не залезешь, часть из них досками забита, а там, где стекла остались, закрыты изнутри на щеколды. Не выбивать же их. Так вот, я пытался найти вход в дом, облазил все, что мог. Дверей у дома нет. Хода тайного тоже нет нигде. Чертовщина какая-то…
- Наверное, она на метле через крышу залетала, - хмыкнул Дэн.
- Не иначе.
- А в Дивах где был?
- В Маяцком археологическом комплексе. Там памятники эпохи бронзы. Еще был в пещерных малых церквях и Дивногорской церкви.
- Это те, что семнадцатого и девятнадцатого веков? – спросил Денис.
- Они самые. На меловые столбы полюбовался. Красиво там. Из Див в Рамонь поехал, у знакомых дача пустует, разрешили пожить. На «Родник» ходил, конечно. У меня палатка была, чтобы до дачи не бегать каждый вечер, еду закупали в магазине. Барды выступали, девчонки, которые с нами были, тоже с гитарами приехали. Участвовать не захотели, но у костра вечерами пели. У Нинки с параллельного голос прекрасный, да и стихи ее мне нравятся.
- Костры, гитара, еда и чай из котелка… Походная романтика, - Дэн перегнулся через край койки, порылся в сумке, вытащил бутылку «Колы». – Забыл про нее совсем. Надо же! Еще не нагрелась. Будешь?
- Плесни в кружку, - согласился Артем.
- Это хорошо, что ты в Рамони был, - парень протянул наполненную кружку приятелю.
Тёма поднял голову, вопросительно взглянул на Дениса поверх очков.
- Слушай, будь другом - помоги мне с рефератом по замку. Савельев сказал, его в начале сентября сдать нужно, а я в этой теме дуб.
- Да ты вообще в архитектуре дуб, - снисходительно усмехнулся Тёма. – Зато красавчик, первый парень в универе.
- Так что? – Дэн давно привык к подколкам приятеля. Они, впрочем, были взаимными.
- О чем писать надо?
- История замка, архитектура и легенды.
- Легенды ему зачем? – удивился Артем.
- А то ты Савельева не знаешь. Торт «Причуда». Его легенды больше всего интересуют.
- Ладно, - согласился Тёма. – Давай только вечером начнем. Мне сейчас по делам ехать надо. Расскажу, что знаю, ты запишешь. Хотя мог бы историю с архитектурой в инете посмотреть.
- Откуда у бедного студента интернет? – скривился Дэн. – Наши крутые с ноутами еще не вернулись, а сидеть в зале - смерти подобно, он там виснет на каждой странице.
- Уболтал, чертяка языкастый, - язвительно ответил Артем.

Вечером, когда Тёмка вернулся в общежитие, он застал Дениса все в той же койке, только переодетым в синюю футболку и шорты.
- Все валяешься, бездельник?
- Ага, - лицо у парня было заспанное. – Сморило по такой жаре. Пока ты катался, здесь было нашествие, поэтому я тебе очередь в душ занял. Если что – ты четвертый.
- Спасибо, друг, ты настоящий! – Артем снял рубашку, кинул ее на спинку стула. – Жара действительно вымотала. Я искупаюсь, поем, а потом займемся твоим рефератом. Хотя, по-моему, это уже доклад получается.
- Профессору виднее, что это, - буркнул Дэн. – Схожу в столовку, возьму ужин на нас обоих.
- Ты прям какой-то пугающе услужливый, - поднял брови Тёмка. – Не к добру это…
Денис гадко ухмыльнулся, взял тарелки и кружки и вышел за дверь.
После ужина Артем устроился на кровати, а Дэн включил настольную лампу и сел за стол, разложив перед собой чистые листы.
- Диктуй, Гауди! – парень достал из-за уха ручку.
- Что там у тебя сначала? История? – спросил Артем.
- Она, родимая.
- Пиши, двоечник, - Тёмка царственно махнул рукой. – Начнем с владельцев: Ольденбургские – герцоги, с восемнадцатого века владеющие престолами Дании, Греции, Норвегии и Швеции. Породнились с династией Романовых, когда дочь Петра Первого Анна вышла замуж за Карла-Фридриха Гольштинского. От их брака родился сын Карл Петер Ульрих, более известный как Петр Третий, правивший Россией с 1761 по 1762 годы.
Второй брак между Романовыми и Ольденбургскими был заключен в 1809 году между Петером-Фридрихом-Георгом и дочерью Павла Первого Екатериной. Третьим был союз, заключенный в 1878 году между Александром Ольденбургским и Евгенией Максимилиановной, дочерью герцога Лейхтенбергского и княгини Марии Николаевны. Прабабушкой Евгении Максимилиановны по линии отца была супруга Наполеона Бонапарта, Мария-Франсуаза-Жозефина, а по материнской линии она была племянницей Александра Второго и внучкой императора Николая.
В 1879 году Александр подарил любимой племяннице имение Рамонь. В те времена там стоял сахарный завод, основанный Иваном Тулиным. С этого же года завод стал принадлежать императорскому дому. Александр и Евгения поселились в доме помещика Тулина и занялись обустройством хозяйства. В 1883-м началось строительство замка. К сахарному заводу в те времена сначала пристроили рафинадный цех, а затем, в 1900 году, построили кондитерскую фабрику, работающую с применением паровых машин. Помимо своего хозяйства, Ольденбургские занимались благотворительной деятельностью – Александр Петрович был попечителем детского приюта, Евгения Максимилиановна председательствовала в Имперском Обществе поощрения художеств и на полученные средства помогла молодым талантливым художникам получать образование в России и заграницей. По приглашению Евгении, сначала секретарем, а затем директором Общества стал Николай Константинович Рерих.
Сын Александра и Евгении Петр женился на Ольге, дочери Александра Третьего и родной сестре Николая Второго. Однако в 1916 году супруги развелись, и Ольга уехала со своими бывшим любовником, ныне законным мужем Николаем Куликовским за границу, где у них родились двое сыновей.
Ольденбургские внесли большой вклад в развитие России: кондитерская фабрика Евгении Максимилиановны положила начало Воронежской кондитерской фабрике, на месте зверинца принцессы в наши дни существует биосферный заповедник, железнодорожная ветка, проложенная благодаря Александру, действует и сейчас, Гагринский курорт, основанный им же, принимает отдыхающих, действует его Институт экспериментальной медицины.
Артем умолк. Дэн сосредоточенно водил ручкой по бумаге.
- С историей Ольденбургских, пожалуй, все. Это вкратце. Архитектуру сегодня мучить начнем?
Денис откинулся на спинку стула.
- Не-е-ет, я больше не могу. Давай, завтра после обеда, если ты не занят будешь.
- Давай, - согласился Тёма. – Тогда на сегодня все. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
В общежитие вернулись девочки, а значит, для Дэна ночь наступит ближе к утру.

После обеда сытый и довольный жизнью парень заявился в комнату, застав приятеля за тем же занятием, что и вчера – Артем сосредоточено вертел в руках ископаемое.
- Первая любовь? – ехидно поинтересовался Дэн.
- Единственная, - спокойно ответил Тёма. – Ну что, тунеядец, готов к труду и обороне?
Денис направился к шкафу, где лежали бумаги, напевая приятным бархатистым баритоном:

На высоком холме древний замок стоит,
Он покинут людьми навсегда.
Убаюкан ветрами, давно замок спит,
И летят незаметно года…
(Тэм Гринхилл)

Артем забрался на койку.
- Пункт второй – архитектура. «Дом на холме». Автор проекта доподлинно неизвестен. Кто-то считает, что им был Христофор Нейслер, кто-то - что Николай Бенуа, а кто и вовсе приписывает авторство самой Евгении Максимилиановне, но это вряд ли. Архитектурного образования у нее не было. Стиль здания староанглийский, толщина стена – один метр. Здание построили за три года. В 1887 году была завершена внутренняя отделка замка. Кирпич для постройки изготавливался по «пяточному» методу, что делало его особо прочным. Говорят, Ольденбургские закладывали в фундамент замка золотые монеты. Башни, окна и каменные щипцы здания белого цвета, ворота в поместье выкованы в виде извивающейся виноградной лозы, такие же лозы на ограде балконов и веранды. В стекло крыши восточной веранды вплетена тонкая жестяная проволока, которая защищает его от повреждений. Перед замком был фонтан, сейчас его нет. Позади замка каменные ступени, ведущие к гроту с фонтаном-рыбкой, а над гротом находилась площадка для оркестра. От грота вниз шли ступени, спуск к реке. Сзади замка так же находился мост, соединяющий холмы – «Мост любви», на другом холме располагался «Уютный» - дом Петра и Ольги.
При входе в замок Ольденбургских видны камин, верхняя часть которого в точности повторяет северную башню, и лестница из мореного дуба, изготовленная без единого гвоздя. Отапливался замок единственной печью, располагавшейся на цокольном этаже. От печи внутри стен шли полости, по которым распространялось тепло. Дополнительное тепло давали три камина, выстроенные на первом этаже. Говорят, их топили исключительно дровами из фруктовых деревьев. От камина, который в гостиной, шли чугунные трубы, по ним в расположенную в спальне принцессы душевую поступала горячая вода.
Северную башню украшали куранты фирмы «Винтер», но в наше время их заменили обычными вокзальными часами. Конструкция башни такова, что усиливала акустику – звон колоколов был слышен на несколько верст окрест. В южной башне замка находились читальня и молельня. На потолке по центру изображен «третий глаз».
С восьмидесятых годов идет реконструкция замка. Сейчас его, вроде, пытаются сдать в аренду, но арендная плата настолько высока, что желающих пока не находится…
Тёмка потянулся.
- Смотрю, у тебя уже глаза зарываются.
- Угу, - Дэн провел рукой по лбу.
- Значит, самое интересное останется на вечер, - улыбнулся Артем. – Если кое-кто не слиняет раньше на гулянки.
- Я добью этот замок, - решительно сказал Денис, - а потом с чистой совестью по бабам.

- Эй, ты спишь? – вечером парень вернулся в комнату, подкрался на цыпочках к койке Тёмы и наклонился над лежащим с закрытыми глазами приятелем.
- Нет, - меланхолично отозвался Артем, - я думаю.
- А-а-а, - протянул Дэн, - ну, это не страшно. Кстати, ты теперь с этой штуковиной и спать будешь? – приятель кивком указал на зажатое в Тёмкиных пальцах ископаемое.
- Ревнуешь? – сощурился Артем.
Дэн сел на стул, придвинулся к столу, положил перед собой чистый лист бумаги.
- Нет. Просто боюсь, что ты забыл про замок Ольденбургских.
На Тёмкином лице появилось непонятное выражение.
- Пункт третий – легенды, - сказал он. – В общем-то, легенд несколько. По одной из них, когда началась реконструкция замка, в цокольном этаже осыпалась со стены штукатурка, обнажая силуэт принцессы Ольденбургской. Но, скажу я тебе, силуэт этот, может, и похож на человеческий, однако на женский мало. Хотя Евгения не была особо женственной. Силуэт можно посмотреть на экскурсии по замку, фото его тоже предостаточно. Вторая легенда связана с якобы отрицательной энергетикой замка и его окрестностей, приписывают это чему угодно, в том числе и тому, что Александр Петрович проводил в доме оккультные сеансы. Как бы то ни было, но ни зверей, ни птиц, ни насекомых ни в доме, ни вокруг него не водится. По третьей легенде - ходили слухи, будто принцесса держала в подполье тюрьму и зверинец, проводила разные опыты над людьми и развлекалась тем, что скармливала людей медведю. С учетом бурно развитой Евгенией Максимилиановной благотворительности, на мой взгляд, эти слухи – чушь. По четвертой легенде, на замке Ольденбургских лежит проклятие колдуна, который лечил принцессу, не требуя взамен денег, но требуя от нее любви. Прознавший о домогательствах колдуна хозяин замка приказал сжечь нечестивца в лесу. Перед смертью колдун проклял род Ольденбургских. Вроде бы как с этим связывают неудачи в попытках реконструкции здания.
Реконструкция, как я уже говорил, началась в восьмидесятых годах, тогда ей руководил архитектор Александр Руднев. Так вот, он рассказывал, что рабочие жаловались на непонятные звуки по ночам: крики и стоны, щелканье, что-то падало, билось, хлопала крыльями птица, по полу будто катился шар. Им снились кошмары, по утру рабочие вставали усталыми и разбитыми. В итоге они просто отказались от работы. Думаю, ты знаешь, что реконструкция не завершена и по сей день.
Еще жители близлежащих домов утверждают, что иногда испытывают непонятный страх, и ощущение, будто кто-то их душит. Пару раз в окнах замка видели силуэт в капюшоне.
- Нда, - крякнул Денис, - классический дом с привидениями. Ничего особо интересного. Я, вроде бы, еще когда-то слышал про какую-то ведьму, бродившую по дому в капюшоне. Мужиков она там, что ли, целовала, после чего те умирали? А потом принцесса в дом приехала после длительного отсутствия. В таком же наряде, как та ведьма ходила, которую за Ольденбургскую принимали.
Артем молчал.
- Значит, больше ты мне ничего не расскажешь? – Дэн обернулся, взглянул на приятеля.
- Знаешь, - нехотя начал Тёмка. – Дача, в которой я жил, тоже не особо далеко от замка была. Как-то ночью меня мучила бессонница, я вышел на улицу и увидел, что в окне замка на первом этаже горит свет. На ночь туда точно никого не пускают, мне стало любопытно, кто там может ходить. Взял фонарик и пошел. Когда я подошел ближе, свет внезапно потух, но в окне стоял силуэт женщины в плаще с капюшоном. Легенды я тоже слышал, потому стало как-то жутко. Хотел развернуться и уйти, но услышал голос. Не как обычно, в голове. «Подойди»! – приказал он. Я от страха испариной покрылся, но, веришь ли, ослушаться не получилось, ноги будто сами меня к замку понесли. Остановился где-то в метре от окна. «Ближе»! – снова прозвучал голос. Я подошел вплотную к открытому окну. «Протяни ладонь»! Не чуя себя от ужаса, я протянул руку ладонью вверх. Силуэт пошевелился, из-под плаща высунулась кисть с длинными пальцами. Помню, на указательном был золотой перстень с красным камнем, похоже, рубином. «Не бойся! Возьми это! И пусть он принесет тебе удачу»! Что-то упало мне на ладонь. Я опустил глаза и увидел каменный трилистник. Потом женщина ушла в глубь замка… С трудом передвигая будто ватные ноги, я добрел до дома и почти без чувств упал на кровать. Когда очнулся, был уже почти полдень. Я сохранил подарок той странной женщины.
- Покажи, - чуть слышно попросил Денис.
Артем улыбнулся и протянул приятелю ископаемое.
- Ну, смотри.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 0:43 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№4
Пятница

Det bugter sig i bakkedal
Det hedder gamle Danmark
Og det er Frejas sal
Og det er Frejas sal*

Я когда-нибудь говорил, что у меня шило в... э-э... в мешке? Нет? Ну так вот – оно у меня есть, и когда я его достаю – меня хлебом не корми – дай поискать приключений на свою... голову. Конечно, ведь не хлебом единым лишь сыт человек. Однако речь сейчас не совсем о шиле, хотя именно когда оно начало дёргаться и ёрзать в моём мешке, мне приспичило отправиться в путешествие.

Сапоги свои я угробил во время прогулок по другим мирам, поэтому мне пришлось избрать другое средство передвижения – лодку. Казалось бы, исконно русское слово «лодка»... Что в имени тебе моём? Точнее – мне в твоём? Этимологически слово «лодка» происходит от датского «lodje», а я направлялся именно на гипотетическую родину всемирно известного принца. Я не особый знаток географии, но каким-то чудом, через фиг его знает сколько дней, скитаясь по рекам и морям, когда эта Дания мне уже норовила стать поперёк горла, - я его достиг. «Горла». Эресунн – небольшой пролив между датским городом Хельсингёром и шведским Хельсинборгом - стал окончательным пунктом моего путешествия. С горем пополам я как-то добрался до берега и был несказанно счастлив, пришвартовавшись в тёплом кабаке, неподалёку от порта. Название кабака было – «У Вильгельма», и обстановка в нём была самой располагающей: столики и стулья из тёмного дерева делали его по-домашнему уютным, а темнота, аккуратно разрезанная на части пламенем свеч, создавала непревзойдённую таинственную атмосферу средневековья. За столиками практически никого не было, и ко мне сразу же подошёл сердитый краснолицый мужичок, бросил на стол какой-то талмуд (скорее всего - меню) и недовольно посмотрел на меня, явно сомневаясь в моей платёжеспособности. Первым делом, я заказал ведро кофе, от чего мужичок недовольно крякнул. Очевидно, кофе не был тем напитком, который пользуется общим уважением. Однако минут через пять я мог насладиться горячей чашкой и восхититься тому примечательному факту, что кофе был на редкость гадким на вкус. Не удивительно, что он здесь не в почёте.

Интересно, откуда взялось название этого кабака? В Скандинавии хозяева часто дают кабакам название по своему имени, однако это заведение, претендовавшее на старинную аристократичность, должно быть, хранило несколько больше смысла в своём названии. Вильгельм? Может какой-нибудь давно почивший в бозе монарх? Трактирщик явно не расположен к задушевным беседам. У кого бы спросить? В противоположном конце кабака сидел хмурый датчанин и цедил своё пиво маленькими глотками. При взгляде на него у меня создалось впечатление, что если я сообщу этому парню о том, что процесс пивопоглощения можно осуществлять через трубочку, и тогда он будет намного дольше, – он не преминет воспользоваться этим вселенским знанием и воплотит его в жизнь. Выглядел он довольно тощим, и я подумал, что, угостив его чем-нибудь вкусным, можно завязать между нами вполне доверительные отношения и мило поболтать.

Ох... Талмуд-меню очень впечатлял размерами. Как же выбрать что-нибудь из этого бесконечного списка? Решение пришло очень вовремя. Метод научного тыка срабатывал безотказно в таких ситуациях. Страница 287 этого грешного меню гласила: «Утка с черносливо-яблочной начинкой». Да! Похоже, это именно то, что нужно. Та-а-ак... Посмотрим... Утка, жирненькая такая... Знаменитые датские яблочки, чернослив без косточек, пахучий тимьян... И ко всему этому счастью – подливка из куриного бульона, кальвадоса и желе красной смородины. К моему удивлению, в меню также был описан точный способ приготовить это чудо. Сперва я не понял, зачем давать рецепт посетителям, но, сглотнув слюну в третий раз за минуту, начал осознавать гениальный план хозяина.

- Эй, коллега! Я тут как раз заказал утку, но, боюсь, мне не одолеть её самому. Не желаете составить компанию? – спросил я тощего господина.
- Почему бы и нет? – буркнул он. – Меня зовут Кай.
- А меня – Алекс. Будем знакомы, – сказал я и дружелюбно улыбнулся. – Скажите, а не было ли в Дании короля по имени Вильгельм?
- А почему вы спрашиваете? – подозрительно спросил он.
- Да мне просто стало интересно происхождение названия этого заведения.
- В Дании не было короля с таким именем. Вы, наверно, перепутали с Вальдемаром. Что же касается названия кабака, то оно связано с Шекспиром.
- Королём Англии? Но при чём здесь король Англии к Дании?
- Не знаю я никаких королей. Вильгельм Шекспир – великий поэт.
- Простите, но я был уверен, что его звали Вильям!..
- Ваше невежество – простительно. Так его называют эти варвары – англо-саксы. На датский же манер – Вильгельм.
- Буду знать. А он бывал здесь?
- Не знаю. Я его не встречал. Но он прославил этот город.
- Прославил? Чем же?
- Ваше невежество просто поражает. Хельсингёр, который вы сегодня можете увидеть, основал Эрик Померанский в 1420-ом году. Конечно же, город существовал и раньше, но именно о «новом» Хельсингёре писал Шекспир.
- Что-то я не припомню, чтобы Шекспир что-то такое писал...
- Как?!? Вы не читали «Гамлета»!?! – казалось, Кай оскорблён до глубины души, и если я его сейчас не успокою – он наложит на себя руки. Или на меня.
- Постойте, так это и есть...
- Это и есть. И замок Кроген у нас тоже в наличии.
- Всегда мечтал здесь побывать! Скажите, а в этом трактире всегда так мало людей?
- Нет. Но сегодня пятница. Freitag. В городе – ярмарка.
- Надо будет обязательно посмотреть.

В этот момент нам принесли утку, и нам стало не до разговоров. Блюдо было просто божественным. Утка таяла во рту, а соус, содержащий кальвадос, взрывался там же. Незабываемое сочетание.

Расплатившись в кабаке, я отправился на ярмарку. Городок был чудо как хорош – узенькие улочки и небольшие домики с черепичной крышей переходили в другие домики и улочки, переплетались, подобно паутине, и захватывали в свои объятья многочисленные фонтаны, мосты и скульптурные композиции.

Небо хмурилось и строило гадкие рожицы. Дождь грозно собрал тучи на переносице, а солнце спряталось от обидчиков за его широкой спиной. Словом – это был самый обычный день в году. Ну... Почти обычный.

Услыхав звуки музыки, я пошёл искать их источник. Поплутав порядком в переулках, всё-таки нашёл ярмарку, а вместе с ней и ярмарочных музыкантов. Одетые в какие-то пёстрые тряпки, они играли весёлую кельтскую музыку. Полёт двух скрипок был настолько прекрасен, что хотелось плакать от счастья. Бойран задавал чудесный ритм для волынки, и она больше не звучала тоскливо-заунывно. Совсем напротив – козий мешок был полон радости и веселья, которые разделял даже гулкий шалмай. А, неизвестно как попавший туда диджериду довершал картину своим эвкалиптовым дроновым звуком. Их музыка была настолько весёлой и лёгкой, что хотелось если не взлететь, то, как минимум, немедленно пуститься в пляс.

Я огляделся вокруг. Люди стояли и слушали, но никто не танцевал. На всех лицах застыло такое унылое выражение, как будто им за шиворот упало несколько ледяных капель. Впрочем, дождь действительно имел место быть. Мелкий, но довольно сильный. Скандинавский дождь – противный и продолжительный. Настроение у меня тоже начало пропадать, словно этот бродяга намочил фитиль моего азарта. Поле людей, похоже, разделяло мои чувства. И тут случилось нечто.

Как нож, взрезая толпу, по площади шла очень древняя бабушка. На вид ей было, как минимум, за девяносто.. Перед собой она толкала небольшую тележку – вспомогательное средство при ходьбе. Двигалась она очень медленно, и люди расступались перед ней из уважения к её возрасту. Казалось, она никого не замечала и даже не слышала музыки. Проходя мимо наспех сколоченной сцены, пожилая леди внезапно остановилась и повернула голову к полю людей. Затем она отпустила свою тележку и сделала несколько шагов в сторону от неё. А потом... Потом она начала танцевать. И этот танец – самое странное и чудесное, что я видел в жизни. Бешеный ритм бойрана закружил старушку в безудержной пляске, а волынка наступала ей на пятки. Она танцевала, как богиня. Затем она остановилась и что-то крикнула. И хоть голос её слился с музыкой, попав в терцию с австралийским диджериду, - смысл её слов был понятен всему Фольксвангу.

- Ну что, съели? Вот так надо! – кричала она.
- Айда со мной! – и её вновь закружил круговорот шалмая, скрипки и волынки.

Я огляделся. Люди вокруг улыбались такими радостными и глупыми улыбками, что человеку со стороны было бы не трудно прочитать слово «счастье», написанное гигантскими буквами на лбу каждого человека на площади. Моя рожа, скорее всего, выглядела точно так же. И тут все пустились в пляс... Танец этот длился целую вечность. Или две...Люди смеялись, мокли, улыбались незнакомцам. Вскоре все промокли до нитки, но нам было плевать – мы были счастливы. В этом безумии никто не заметил, куда пропала старушка. А она – ласково оглядела свой дворец – Фольксванг, улыбнулась отеческой улыбкой и исчезла.

Пятница. Freitag. Это и был – самый настоящий Freitag. День Фрейи.

Как и когда я попал домой – не помню. Да и неважно это. Важно, что когда-нибудь, лет через триста, я обязательно повторю это путешествие и станцую в этом прекрасном дворце.

________________
*Переходя в холмистую местность
Её зовут старая Дания
Да, это и есть обитель Фрейи
Да, это и есть обитель Фрейи

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 0:45 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№5
ВНС НИИПП


Это, слышь-ко, в том году было, люди сказывают, когда у Леночки-секретарши с платной стоянки кабриолет угнали.
Стоянка-то небольшая у нас, от НИИ Психотропа и Паранормалий… или как там его прозывали… площадя остались. А тогда у народа-то машин много не было, когда институт этот живой еще был, при СССР, вот и место под нее маленькое отвели, во дворе. Да новым хозяевам-то что большое, что маленькое – пень один, лишь бы капиталу с него состричь можно было. Вот пятачок колючкой и огородили, сторожа посадили – поперек себя шире – и денежку-то с сотрудников взимать стали.
А сотрудников у нас в здании теперь, поди, больше еще, чем в советские времена. И спортзал с нерусским названием там тебе, и спекулей десятка три, что посредниками сейчас называются, шкуры перепродажные, и супермаркет в подвале, универсам то бишь, и рекламных агентств аж три штуки, и журнал модный, и молибденовый холдинг, и клиника мордодельная, самая в городе большая да популярная…
Вот про нее-то мой рассказ сейчас и будет. Вернее, про то, что в ней однажды под Новый год произошло. Кому Данила Степаныч сказывал, никто не верит. Совпадение, говорят. Али на переутомление кивают. А кто и на перепой – завсегда такой народец отыщется, что самое кривое думать станет. Да только Степаныч у нас непьющий, а я всегда говорю, что не зря паранормы да психотропщики двадцать лет здесь сидели – даром такое не проходит. А если головой-то подумать да мозгой пораскинуть, то еще случаев странных можно навспоминать – о-го-го, и кабриолет Леночкин в строку тут придется не в последнюю очередь…
Да только это совсем другая история.

Вообще-то, Данила Степанович в детстве врачом стать мечтал. Хирургом ли, окулистом – кто его сейчас знает, столько лет прошло. Он и сам-то, поди, уже толком не упомнит, с чего его хотение началось, а только кончилось оно на первом курсе медучилища. Даром что он тайком от родителей документы туда подал, вместо чтобы в девятый класс идти, да целый месяц скрывать ухитрялся, что не в школу ходит. Родители, как прознали, такой тарарам устроили, что искры из глаз парнишечки бедного еще полгода сыпались. Заставили, короче, в школу вернуться, до десятого доучиться и на бухучет по окончании поступать. Известное дело – оба бухгалтеры, так и сынка единственного по своей дорожке пустить решили. А мальчонка-то, слышь, и без того робкий да скромный был от природы, фигурой невидный, очкастый, да заикался сызмальства – пока, бывало, «мама мыла раму» прочитает – пол-урока пройдет… Да еще весь свой пыл бунтарский он на тридцать лет вперед истратил, в мед-то уйдя, так что не противился больше воле родительской. Куда послали – туда и поступил, и отучился, и по распределению в НИИ наше пришел, и работал до самого девяносто пятого года, когда казна денег давать науке перестала, мол, крутись, как знаешь. Вот она – то бишь, директор ёйный - и выкрутился-раскрутился: всех посокращал, а площадя кому попало сдавать стал. От прежнего НИИ остался он один: денежки за аренду считать, а на сдачу – свечки благодарственные за упокой своей науки ставить.
Вот с тех пор Степаныч по биржам и мыкался: тут и златоусту пристроиться – проблема, а заике уж, да еще у которого, как говорится, себя похвалить – каша во рту застынет, и вовсе невпротык. Временную работу предлагают – а о постоянной и речи не заводят. Да и то: нонче бухгалтеров – как грязи, а кому за полтинник уже, да еще такому, как он, и вовсе места не найти.
Ну, так вот. В тот год, про который я вам рассказываю, в мордодельной клинике, что на втором этаже, с балансом катавасия вышла: прокопалась ихняя бухгалтерша чего-то, вовремя дебет с кредитом не свела, ан Новый год уже на носу, корпоратив и прочий шопинг с умных мыслей сбивают, а тут налоговая зубы скалит. Ну, отправила главврач, она же хозяйка, запрос на биржу, и прислали двадцать девятого числа ей, а точнее, бухгалтерше ейной, в помощь Степаныча. Чтобы, значит, годовой отчет в срок подготовили и хоть тридцать первого сдать успели. А чтобы вовремя уложиться, уговорилась хозяйка со Степанычем, что он и ночами работать станет – а сухим пайком да кофе в пакетиках они его обеспечат. Оплата – по результату.
Пожал плечами Данила Степанович, да согласился: жена еще пятнадцать лет назад к владельцу автомойки ушла, детей им Бог не дал, дома тишина, как в лесу зимней ночью, только что он сам волком не воет, даже ежики ручные в спячку впали… Так что, может, даже и лучше, что на людях перед Новым годом побудет. И «шестерку» в ремонт отдать бы неплохо – сколько ей битой стоять…
Да оказалось, это только так называется – в помощь. Потому что бухша бабенка ушлая была, посмотрела, что мужик старательный, чего и ей в голову не придет, углядит-выцепит, пальчиком потыкала, что где брать, пароль от базы данных сказала - да, хвост задрамши, по распродажам поскакала. Мол, приду, как важные дела закончу, то ли сегодня, то ли завтра, и проверю.
И вот так-то он сидит, концы мордодельские с концами кряхтит, да сводит. На раскладушке пару-тройку часиков покемарит, по будильнику вскочит, и опять за дело. Так день прошел, второй к закату клонится – а никто проверять к нему и носа не кажет: бухша, видать, в магазинах заблудилась, у главврачихи-хозяйки занятия поважнее имеются, а докторам до бухгалтерии исключительно в день получки дело есть. Только уборщица приходила несколько раз: водички минеральной приносила, да пиццу, да пирожки, да еще какой снеди… На четвертый раз разговорились они: оказалось, она в этом же НИИ МНСом работала, пока не разогнали, а поскольку лет ей, как ему уже, и специальность неходовая, то и на работу другую пристроиться не случилось. Сюда взяли – и то за благо…
Тут бухша расфуфыренная прицокала на копытах десятисантиметровых, ввалилась, гыркнула, зыркнула – Ирину Николаевну бедную, уборщицу младшую научную, как ветром сдуло. Проглядела бухша отчет, которое что уже готово было, фыркнула: «Долго копаешься, не успеем до завтра,» - и снова на выход. Только через плечо бросила, мол, сейчас у них внизу, в фитнесс-центре, корпоративчик, если чего надо – на мобильник звякни, но лучше не отвлекай. Костьми ляг, но к девяти утра чтобы готово все было.
Покуда Степаныч собирался сказать, что постарается, как уговаривались, хоть работы еще немало осталось, она уже умотала. Он, вишь, и так не краснобай, а если волнуется шибко, да еще особливо перед женчиной такой стати да фигуры, как бухгалтерша клиническая, так и вовсе двух слов связать не может. Нравятся ему такие, слышь-ко… А кому не нравятся? А ей больно надо ждать, пока он там чего изречет…
Сидит так Степаныч дальше, расходы-доходы чужие считает, что на доктора не выучился, жалеет, кофий кружками дует, аж по два пакетика заваривает – шибко уж в сон клонит, да и боится чего пропустить-недосчитать: люди же на него полагаются, как подвести можно…
Часов в восемь вечера Ирина-уборщица снова приходила: без халата, в платьишке простом, с тарелкой одноразовой – ростбиф с трюфелями принесла снизу. Покушайте, мол, Данила Степанович, у всех же праздник, елка, мандарины, а у вас тут одной калькуляцией пахнет, да кофием дешевым. Смутился, поблагодарил ее Степаныч, да разговоры разговаривать некогда: дальше сидит-считает, на ощупь от угощения кусочки пластмассовой вилкой отковыривает.
Еще с полчаса так повозился, да в дальний конец коридора захотелось сходить проветриться. А как возвращаться – оказия приключилась: свет погас. Степаныч охнул: у него ж база открыта! – ткнулся было бежать – да что теперь толку: вылетела - так вылетела. Да и куда бежать-то, по кромешной темнотище? Рукой разве что за стеночку взяться и потихохоньку ползти, чтоб на стулья не налететь да носом в пол не клюнуть.
Шагнул он так два шага, и вдруг видит - темноту полоска светлая резанула: дверь какая-то приоткрылась! А в коридоре лампочки как не горели, так и не горят… Ну, стенку-то он тут отпустил да на свет зашагал. Идет да гадает, отчего это не все врачи внизу Новый год справляют. Дошел до кабинета открытого, табличку на двери прочитал - да еще больше удивился: разве такая специальность бывает? Да еще в такой больнице, как эта? Психоаналитик - понятно было бы, потому что модно. Психиатр – тоже, потому что нормальный человек себя, здорового, резать не даст. А такой?..
Постучал Степаныч в косяк осторожно, заглянул – кабинет как кабинет. Окно с жулюзями, стол белый, за столом доктор сидит в робе зеленой, в шапочке, в маске марлевой да в очках: то ли мужик, то ли баба – кто уразумеет, унисекс, твою в печенки...
Пока бухгалтер на пороге слова собирал, чтоб сказать али спросить чего, врач в молчанку поднялся, подошел, ладони к вискам его приложил да в глаза заглянул. А у самого очи – не разбери-поймешь какого цвета: то ли зеленые, то ли черные, то ли голубые, то ли всё сразу. Почувствовал тут Степаныч, что голова у него кругом пошла, всё закружилось-закаруселилось, и то ли зажмурился, то ли свет снова погас… А когда глаза у него открылись, то обнаружил, что все лампы уже горят, что стоит он у стенки в коридоре, и что никакого доктора и в помине нету – ни самого, ни кабинета евонного. И подумал было уже Степаныч, что померещилось ему с недосыпу, как почувствовал, что в кулаке бумажка скомканная зажата.
Развернул ее – а в середине две таблетки в серебристой упаковочке без названия. А на самой бумаженции карандашом накарябано: «Рецепт. Таблетки исполнения желания. Принимать непосредственно после формулирования. Исполнение 100%. Когда говоришь, что думаешь, думай, что говоришь».
Степаныч тут даже расхохотался: ну и шутники, оказывается, местные лекари! Огляделся он по сторонам, не спрятался ли кто за дверью или за углом: ведь какая это шутка, если конца не досмотреть? Ан не видать никого... Пожал он плечами, выковырял из упаковки одну таблетину, понюхал: мятой пахнет, точно от кашля или укачивания. Огляделся снова: коридор длиннющий, бухгалтерия на другом конце, пока дойдешь – ноги до коленок износишь, вот кабы сразу там оказаться, да база бы еще цела была, да отчет… Да таблетку-то и съел невзначай.
И не успел глазом моргнуть, как очутился в бухгалтерии, на кресле перед компьютером, а на экране – она, матушка, база родимая, как была, так и есть.
Степаныч, конечно, одной рукой за сердце хвать, а другой – в кнопочки тык: не висит ли?.. Нет, работает, сердешная, цела-целехонька. И только когда проверил, что и отчет цел, и все протчие причиндалы финансовые в порядке, сообразил он, что не в коридоре стоит, а в кабинете сидит. А в руке – таблеточка последняя.
Нормальный-то человек на его бы месте тут же наплевал бы с высокого этажа и на баланс, и на клинику, и стал бы желание сочинять, а у Степаныча все не как у людей. Таблеточку он отложил, да по кнопочкам опять быстренько забарабанил, да бумажки залистал: плюс-минус, дебет-кредит, отпечатки пальцев, так сказать… К утру обещался закончить – значит, надо. А все желания – потом.
Возился так Данила Степаныч часов до двенадцати – до первого, спины не разгибая, и не заметил, как дверь отворилась, бухша развеселая да пьяненькая в кабинет вплыла. И сразу к нему: ластится, за ручку трогает, кудрями щекотит: «А как у вас дела продвигаются, уважаемый Данила Степанович? А не надо ли вам чем пособить, уважаемый Данила Степанович? А, может, вам массажик плечиков сделать, уважаемый Данила Степанович? Ах, как вам тут, поди, одиноко, уважаемый Данила Степанович». И пальчиками-то, слышь-ко, плечи ему так и мнет, так и мнет, ровно он ей приятель какой али дружка, духами парижскими так и воняет, декольтом так и трясет перед носом, того и гляди, повываливается всё на улицу да раскатится.
Сконфузился тут мужик, растерялся, растаял, не то что баланс – таблицу умножения забыл, и слов найти не может.
А бухша-то, что твоя лисица, не молчит, на ушко ему напевает: «Сейчас сюда хозяйка зайти собиралась, уважаемый Данила Степанович, так окажите милость, не говорите, что вы один тут два дня горбатились, скажите ей, что я с вами была, часов не считала, ночей недосыпала, куска не доедала, только вот перед праздником отсюда вышла, а вы у меня на подхвате были, вроде мальчика на побегушках. А уж потом мы с вами, уважаемый Данила Степанович, если отлепортуете все, как надо, сочтемся по-своему, не извольте беспокоиться…»
И распалила так его, выдрокобра драная, да к двери – шасть.
А рука у Степаныча уж сама к таблетке тянется, а голова – сцены радужные рисует: вот живут они с кралечкой разлюбезной в его двушке в хрущобе, он ей кофий одноразовый в постель по утрам таскает, по распродажам в продуктовых на отремонтированной «шестере» катает, в программе вечерами любимые ёйные сериалы отыскивает, красным фломастером подчеркивает, по выходным про Пуську и Дуську – ежиков любимых – лекции читает, а она…
Не дотянулся Степаныч за таблеткой.
Хоть мозга и в тумане, а понял всё.
Не нужен он ей такой. И сякой, и рассякой, и разэтакий – все одно не нужен. И хрущовка его, и «шестерка», и ежи, и кофе – хоть за три рубля, хоть за сто. Разные они люди, и нужно им разное. А под свой каприз бабу неволить – последнее дело.
Вздохнул он тут, глаза отвел да кивнул: скажу, мол, обещаю. А она и рада-радешенька: глазками стрельнула, кормой вильнула, да поскакала вниз, хороводы вокруг анестезиолога водить, про «В Лесном родился Елочкин» петь.
Десять минут прошло, заходит к нему хозяйка - и сразу про баланс выспрашивать начала, да про Сусанну, бухшу свою, до кучи вопрос задает, вроде, вдвоем-то спорее дело шло, чем у одного-то, поди?
Ну, про работу Степаныч честно сказал, что через час-другой готово будет, а про выдрокобру – как условились. Мол, все лавры ей, а он здесь так, мимо проходил. Нахмурилась тут главврач, плечами повела: дескать, на кой пень тогда мы тебя выписывали, возились столько? Но раз уж пришел, говорит, то заплатим от щедрот наших исключительно в честь праздника по тысяче российских рубликов за сутки. На торт и шампанское хватит.
Охнул тут Степаныч, возмутился… а правду сказать про Сусанку наглую нельзя – обещал. Потянулась рука за таблеткой – пусть заплатят, сколько заработал!.. – да снова опустилась. Без ведома хозяйского деньги из нее выжимать – ровно грабеж получается. Тоже нехорошо…
Понурился он, сердешный, за компьютер сел, а глаза обида туманит, в голову мысли тусклые лезут: вроде, все в белом оказались, а он один, дурак, в гудроне…
Тут уборщица к нему пришла, и снова с тарелкой: кусок торта да три конфетки на ней. Попробуйте, мол, Данила Степаныч, а то ведь неудобно: столько на нас работаете, а угостить вас даже не додумались. Да едва Степаныч рот разинул, то ли «спасибо» сказать, то ли «провались оно у вас тут всё пропадом», как дверь об стенку ручкой грохнула, так что чуть евроремонт на голову не посыпался, а в комнату бухша влетела: щеки горят, глаза молнии рассыпают, из ноздрей разве что дым не валит – куда только пожарники смотрят... И сходу давай орать на Ирину, дескать, чего ты с общего стола кому попало куски таскаешь, саму-то из милости посидеть взяли, второй месяц всего работает, а туда же, со свиным-то рылом!..
Ахнула Ирина, охнул Степаныч, вскочил…
Кабы бухша бухом была – ходить бы ему с подбитым глазом в новом году. А так пока бедолага слова в кучку собирал, чтобы обсказать ей, кто и какая она есть змея подколодная, ее уже и след простыл. А Ирина за сердце – хвать, и по стеночке съехала.
Ну, у Степаныча тут вся вендетта-винегретта из головы вылетела, к ней дернулся, поднимает – а она не слышит, не дышит. Кинулся он в коридор – пусто, бухши-гадины и в помине уж нет. Вот ведь какая ситуевина в жизни бывает: в пяти метрах под ногами толпа докторов сидит, дурью мается, а тут человек без медицинской помощи помирает! Вниз бежать? Так пока входы-выходы отыщешь, ей совсем худо станет… Скорую вызывать? Когда еще приедет, это по названию она скорая, а по скорости – как ветер попутный случится… Заметался тут он, заносился – то за телефон схватится, то бежать вниз, то обратно, то ворот у платья расстегивать… И вдруг про таблетку вспомнил.
Мигом выдавил ее из пакетика, «Хочу быть врачом» сказал, в рот кинул, проглотил – и ажно дышать перестал: ждет, когда знания невиданные в его голове появятся.
А их как не было, так и нет!
А вместо этого, откуда ни возьмись, спокойствие на него опустилось, ровно ночью безветренной снег на землю лег, а в голове прояснилось, просветлело, и понятно стало, чего и не было сроду. И вспомнил моментом Степаныч всё, чему его за месяц в меде научить успели, и сразу одной рукой номер скорой набирает, другой Ирину укладывает, как надо, глазом по комнатке косит, нет ли аптечки где, а в ней – нашатыря, аспирина, и, мож, еще чего сердечного… Да всё хладнокровно эдак, точно каждый день только этим и занимается!
Ирина, слышь, от таких забот быстро в себя пришла. А тут и «скорая» подоспела – правда, врач всего один. Ну так, перед Новым годом у них, поди, тоже посиделки свои – что ж «скорая», не люди, что ли?
Пяти минут не прошло, как главврачиха клиническая заявилась. Ну и бухша, морда бесстыжая, следом: вроде, без нее в клинике и прыщ не вскочит. Глядят: врач уборщице ихней давление меряет, Степаныч растрепанный рядом топчется…
Удивилась главврачиха, бровки подняла, спрашивает, что это у вас тут за сабантуй такой, - а выдрокобра экономическая тут как тут: дескать, эта женчина не понять какого поведения на халяву напилась да по мужикам потащилась, вот ее и прихватило с перебору-то того и другого.
Взвился при эдакой напраслине подлючной наш Степаныч, воздух ртом хватает, а слова-то во рту застревают: тык-мык, а сказать толком ничего и не может.
Кивнула хозяйка, ровно азотом жидким обдала, уходить повернулась, а бухша вокруг снова вьется, медовым голоском на ушко что-то жужжит-напевает.
И тут Степаныч случайно, не случайно ли – кто его знает – взглядом с врачом «скорой» встретился. А глаза у того, слышь-ко, над марлевой повязкой поблескивают совсем непонятные: не то зеленые, не то черные, не то голубые, и глядят так, что белый свет вокруг, вроде, каруселится. И чует вдруг Степаныч, что язык у него точно с узла развязался: что хочешь выговорить может, хоть слов матное, хоть скороговорку.
Да только он ни то, ни другое говорить не стал, потому как человек культурный, хоть и пожалел про это тогда шибко. Уж очень сматькаться хотелось. Но сказал он только, что ноги его в ихнем вертепе больше не будет, потому как с людьми тут обращаются как с псами помоечными, и даже хуже. И денег ихних ему не надо. А баланс свой дурацкий, коли кому охота, сами могут доделывать. Подхватил он на этом пальтюшку да шапку в охапку, в другую руку – Ирину, да к выходу двинул. Врач «скорой» - за ним. А на баб-то, говорю тебе точно, словно столбняк напал: стоят, очи таращат, рты разевают, а ни слова вымолвить, ни шевельнуться не могут. Ну, а как очухались, так никого уже и близко не было: охранник внизу сказал, что двое, мужчина с женщиной, сели в такси, что у крыльца минут десять уже поджидало, да уехали. А «скорую» никакую он и в глаза не видал, и врача тоже.

На этом можно было историю мою и закончить, да только не вся она тут вышла. Продолжения просит.
После Нового года Ирина уволилась, снова на биржу пошла: лучше в безработных мыкаться, чем такое терпеть.
Бухша змееподобная тоже недолго проработала: через месяц по собственному желанию ушла, якобы по состоянию здоровья. Даже отрабатывать не стала две недели положенные. Да хозяйка и не неволила, видела, что с Сусанной ее разлюбезной нелады творятся: от каждого шороха подпрыгивает, валерьянку литрами дует, от людей шарахается. Наверное, неклимат ей там сделался. Али воспаление подлости.
А Степаныча к концу января в медный холдинг, что в том же здании, главбухом пригласили. Вишь, дружок его давний там в замы вышел, а главбух старый на пенсию как раз собрался – вот всё удачно так и сложилось, одно к другому.
Или сложили удачно?..
Потому что, милый ты мой, хочешь верь, а хочешь не верь, без ВНСа и тут не обошлось. То бишь, Внештатного Научного Сотрудника, как прозывали его – или ее, кому знамо? – еще работники НИИПП, пока оно живо было. Того самого, в маске, молчаливого, с разными глазами. А теперь те, кому он показывается, его по-разному нарекают: в спортзале навороченном – Тренером кличут, в холдинге – Аудитором окрестили, в рекламе да журнале – народ поизобретательней, так Совестью Нации его прозвали, пошутили, вроде. Ну, а я полагаю, что в клинике мордодельной его правильнее всех поименовали. Потому как врачи самую суть его то ли угадали, то ли учуяли.
Душевед.
А кто мне не доверяет – пусть пойдет со Степанычем побалакает: он после полусотни лет молчанки до разговоров бывает дюже охоч, даже не знаю, как невеста, Ирина Николаевна, его терпит.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 0:51 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№6
Замок Барона


Однажды летом в Киеве, на улице Ярославов Вал 1, недалеко от Золотых Ворот, случилось безобразное, ни в какие рамки не укладывающееся происшествие. Гости столицы с удовольствием фотографировали здание в готическом стиле, известное в народе как «Замок Барона», с причудливой башней, увенчанной острым шпилем, узкими стрельчатыми окнами и ажурными решетками. По обеим сторонам над входом в арку, поддерживая башню, застыли в камне крылатые химеры, готовые броситься на прохожих. Надо признать, что появление двух бомжей, вошедших под арку парадного, на мраморной полу которой было выложено цветной мозаикой «SALVE!» , что в переводе с латыни означает - «Привет!», вызвало у туристов и местных жителей противоречивые чувства. Один из бомжей, маленького роста, в стеганой телогрейке, бесцеремонно уселся на мраморный пол, почесал рыжую, торчащую в разные стороны, будто хозяйственный веник, бороду; снял заячью шапку-ушанку и протяжно закричал:
- Подайте, граждане, кто сколько может!
Второй – высокий, в потертой солдатской шинели советских времен, в вышитой тюбетейке (как позже утверждали свидетели, это была никакая не тюбетейка, а настоящая ермолка, или даже тюрбан с кисточкой) на немытой седой шевелюре. Орлиный нос и элегантная полоска усов над тонкими губами выдавали в нем личность неординарную, то бишь спившегося интеллигента. На плече у него сидел разноцветный попугай, которой без устали повторял: «ПРРРИВЕТ!»
- Безобразие! Вокзалов им уже мало! Эдак весь город бомжи завоняют, - возмутился средних лет мужчина с сердитым лицом. От бомжей и в самом деле исходил кислый запах плесени, старого тряпья, недобитого все-таки молью, и нафталина.
- Чиз, - сказала девушка - судя по всему, интуристка - в голубой футболке с желтыми буквами «UKRAINE» на груди и в полукедах на босу ногу, наводя объектив навороченного цифрового фотоаппарата на импозантную парочку.
- Джаст э секонд, - сказал бой-френд девушки, а может быть, и просто попутчик, но тоже иностранец, судя по черным лакированным туфлям, белым носкам до колен и сине-зеленой клетчатой шотландской юбке для мужчин. Иностранец достал гривну из черной маленькой кожаной сумочки, болтающейся на белой веревочке в области причинного места, протянул руку к заячьей шапке и застыл в улыбке. Фотоаппарат щелкнул пару раз. Девушка растерянно прошептала: «Ит ыз импосибл», - всматриваясь в дисплей. Вокруг улыбающегося шотландского парня на фотке красовались смазанные пятна.
- Да не оскудеет рука дающего, - сказал высокий бомж, - спасибо, гражданин!
Шотландец кивнул и уже собрался вернуться к подруге, но, увидев в шапке купюру номиналом в десять долларов, открыл рот от удивления.
- Гражданин, заберите ваши доллары, - сидящий на полу бомж достал из порванной подкладки телогрейки табличку: «Обмен валюты. За одну гривну – десять долларов».
Через пару минут количество желающих обменять валюту заметно увеличилось. Народ выстроился в очередь.
- Не больше ста долларов в руки! - строго закричала бабулька в цветастой косынке из хвоста очереди.
– Вы тут не стояли! - сказал мужчина средних лет с сердитым лицом, сверля взглядом изрядно выпившего гражданина. Выпивший субъект сощурил поросячьи глазки, дыхнул в сердитое лицо перегаром: – Чё, мля, сказал? - и, не дожидаясь ответа, заехал оппоненту в ухо.
Толпа забурлила, точно вода в кастрюле, готовая закипеть в любую секунду. И каково же было удивление добропорядочных горожан, когда тяжелые резные двери парадного открылись, и дом проглотил странных бомжей, вроде тут их и не было. А счастливчики, успевшие обменять валюту, обнаружили в своих карманах, вместо долларов, прокомпостированные железнодорожные билеты на скорый поезд «Киев - Нью-Васюки». Усиленный наряд полиции и служба безопасности Райффайзенбанка, владельца дома номер один на Ярославовом Валу, прибыли на место беспорядков, но никаких бомжей не обнаружили.

***
- Пей!
- Не буду.
- О, благородный Барон, мое дело - предложить, - коренастый бомж в телогрейке поднял правую руку, в которой трепыхалась еще живая огромная крыса, и покрутил крысиной мордой перед лицом товарища. Барон брезгливо отвернулся, засунул руки в карманы шинели.
- Борода, я потомок графа Дракулы, и эту гадость пить не буду.
- Как пожелаете, ваша светлость, - сказал бородатый бомж и протер грязным пальцем клыки. Скрутив крысиную голову, точно пробку с бутылки, он выдавил кровь в одноразовый стаканчик. Медленно причмокивая, выпил красную жидкость и громко отрыгнул:
- Бормотуха, однако.
- Да уж, на поцелуй в шею невинной девы это пойло не похоже, - сказал потомок славной фамилии, ехидно улыбнувшись.
- Да ладно, Барон, - Борода облизал губы, - где вы видели невинных дев в теперешние времена? У современных дам в венах течет еще тот коктейль. Эксклюзив, как нынче принято говорить.
- Тут ты, Борода, прав. Женщины во все времена прекрасны и неповторимы.
Барон проглотил слюну; в желудке заурчало. Он мечтательно уставился в потолок. Электрическая проводка, как змея, изгибалась поверх потрескавшейся лепки; на железном крючке, вкрученном в голову гипсового купидона, провод перегибался. Засиженная мухами лампочка в патроне венчала творение рук человеческих времен развитого социализма. У горгульи на изразцовом камине обломался нос. Строительный мусор и банки от консервов валялись на старинном паркете.
- В году так эдак тысяча девятьсот двенадцатом здесь был кинотеатр, - сказал Борода, глядя на кислое выражение лица Барона, - после переворота в семнадцатом - коммуна, пардон, коммунальная квартира. Пару лет назад Райффайзенбанк, предварительно отключив свет и воду, любезно предложил жильцам коммуналки переехать в более комфортабельные апартаменты панельных домов - так, во всяком случае, утверждает товарищество киевоведов.
Борода вынул пустую бутылку портвейна из покосившегося кухонного шкафа, покрутил ее в руках, понюхал и тотчас выкинул в открытую форточку. Бутылка с шумом разбилась. Ненормативная лексика случайного прохожего вызвала у бомжа широкую улыбку. Вампиры выбрались на крышу через запыленный чердак. Вечер принес прохладу. Мягкий лунный свет коснулся куполов Софиевского собора. Внизу горели через один фонари, разбрасывая мутно-желтые круги; черная кошка перебежала дорогу, предупреждая беспечных горожан о неприятностях. Неоновый биллборд на противоположной стороне улицы вписывался в архитектурный ансамбль старого города, как пришитый к кобыле хвост. Неоновая девушка держала в руках ребристую бутылку, на этикетке которой белка грызла орех. Синие огоньки белкиных глаз задорно мигали одновременно с красным цветом слогана рекламной компании: «Будь ближе к природе. Водка – Белочка».
- Красивая девушка, - промычал Борода, тыча пальцем в сторону биллборда, - а водка – дрянь.
Барон недовольно хмыкнул и развел руками:
- Дурной вкус – это диагноз.
Разговор вампиров незаметно съехал во времена далекие, когда в замках устраивали балы, а благородные рыцари рисковали жизнью во имя дам сердца. В общем, когда-то давно… все было по-другому; когда-то давно… пить кровь было романтично… когда-то давно…
Женский крик прервал ностальгические воспоминания бомжей. Они поднялись на пару метров в воздух, разворачиваясь по окружности.
- Сволочи! Отдайте! - отчаянно кричала девушка. Двое бритоголовых отморозков, не обращая внимания на крики, бесцеремонно рылись в ее сумке.
- Вынужденная посадка, - скомандовал Барон, но Борода придержал его за рукав шинели.
- Может, лучше полицию вызовем? На то им и деньги платят, чтоб за порядком следить. Нам же вмешиваться не с руки. Пусть люди сами разбираются.
- Без полиции обойдемся, - сверкнул гневно глазами Барон и спикировал на землю.
- Молодые люди, не подскажете, как пройти в библиотеку? Вероятность дождя на сегодня - шестьдесят шесть процентов, киевское время – десять часов и тридцать минут вечера, в Петропавловске-Камчатском... впрочем, неважно.
- Ну, вы это глубокоуважаемый Барон, загнули, - возмутился Борода, медленно спустившись, аки ангел с неба. - Ошиблись ровно на три секунды, нехорошо, однако, - веревочки на шапке-ушанке бомжа покачивались. - Отдайте сумку, гады! – прорычал Борода; глаза его превратились в горящие угли, длинные клыки сверкнули из полуоткрытого рта. Химеры слетели с фасада дома и замахали крыльями.
Молодые люди рванули в галоп, наскакивая друг на друга. Но крылатые чудовища схватили хулиганов за шкирки и унесли в сторону Лысой горы**. Барон успел подхватить падающую в обморок девушку.
- Кажись, перестарались с представлением, - пробубнил Борода и почесал затылок. - И что мы теперь будем с барышней делать?
Вена на шее девушки аппетитно пульсировала. У Барона вылезли клыки, однако он тотчас взял себя в руки.
- Посмотри у нее в сумке документы, там адрес должен быть.
- Не, я так не играю, - возмутился Борода, глядя в паспорт женщины, - это ж в другом конце города! Ваша светлость, давайте ее в больницу сдадим. Я через весь город на общественном транспорте тащиться не хочу, а на такси – денег нет. – Он демонстративно вывернул карманы.
- Так летать-то мы еще не разучились, а?
- Вот те раз. А кто говорил: нужно лечь на дно, затеряться в толпе. Никаких визитов в пункт приема крови от населения. А тут полетим через весь город. Засветиться же можем, нет?
- Поздно осторожничать, я отпустил химер на волю. Пусть вервольфы знают, что ночью они не единственные хозяева города.
***
Генеральный директор Райффайзенбанка господин Вальдемар Райффайзен, прибывший в столицу Украины на собственном реактивом самолете из Австрии, мучился после перелета головной болью. Он бросил толстую таблетку алкозельцера в стакан воды; таблетка пошла пузырями, словно шампанское. Густые брови банкира съехались к переносице, волосатая рука потянулась к свежему выпуску «Вечернего Киева».
Сразу же под названием газеты привлекала внимание читателей фотография «Замка Барона» на полстраницы. Вальдемар подиагонали пробежался по статье.
« … в «Замке Барона» завелась нечистая сила. Как утверждает представитель пресс-службы Райффайзенбанка, химеры сняты с фасада и отправлены на реставрацию. Банк втрое снизил продажную стоимость дома, теперь она составляет десять миллионов долларов США. Здание в виде средневекового замка построили в 1898 году по заказу барона Максима Штейнгеля, известного предпринимателя и винодела, чьи винные погреба располагались в соседнем здании. Сей импозантный терем барон выстроил для своей невесты Матильды Сальве. Невеста барона за день до свадьбы погибла при загадочных обстоятельствах. После ее трагической гибели Максим Штейнгель в сопровождении секретаря отбыл из города и больше никогда не возвращался. Два представителя золотой молодежи, доставленные каретой скорой помощи в больницу им. Павлова вчера ночью, утверждают, что подверглись нападению крылатых чудовищ с львиными головами. Интервью с потерпевшими читайте в следующем номере… ».
Вальдемар шумно потянул носом:
- Чую, слышу, Барон вернулся!
Директор банка прыгнул на письменный стол, встал на четвереньки и завыл по- волчьи, точно на луну.
Соловьиная трель мобильника прервала крик души оборотня. Он вынул телефон из кармана малинового пиджака. « Засекли, значит. Понятно. Пускай летают, недолго осталось». Райффайзен довольно улыбнулся, что случалось с ним очень редко: последний раз на его лице блуждала игривая улыбка, когда он читал некролог владельцу конкурирующей компании.
***
- Замок совсем плохой, - проворчал Борода, вставляя в прорезь ключ, найденный в сумке, - пальцем можно открыть.
Дверь жалобно скрипнула, пропуская гостей в типовую двухкомнатную квартиру.
- Как вы себя чувствуете? – спросил как можно дружелюбней Барон, поднося стакан воды к губам приходящей в себя девушки. Она сделала пару глотков, вглядываясь в лица незнакомцев.
- Мне показалось, что я летала.
- Вы упали в обморок. Нехватка витаминов, со всеми случается. А мы с товарищем помогли вам добраться домой. Меня зовут Барон, а это – Борода.
- Меня Катя зовут, - девушка потянулась к сумке, проверила содержимое. - Странно как-то это все…
- Ничего странного - видения, похожие на сон, порой самого необычного толка - обычное дело при обмороке; одним кажется, что они летают, на других нападают бандиты... в общем, вам нужен покой и отдых, - сказал Борода голосом уверенного в себе терапевта.
- До свидания, Катя, приятно было познакомиться, - сказал Барон с ноткой грусти в голосе.
- До новых встреч в эфире, - бодро продекламировал Борода.
- Постойте, не уходите, давайте я вас хоть чаем с вареньем угощу, - Катя встала с дивана, поправила волосы. - Одну секундочку, я только себя в порядок приведу. Она вышла в спальню, прикрыв за собой дверь.
- Ох уж эти женщины, всегда хотят быть красавицами и хорошо выглядеть. Барон, не пора ли нам уходить, пока барышня прихорашивается?
- Эт ты, Борода, как всегда, прав. Засим пора откланяться.
Вампиры засобирались спешно покинуть помещение, но Катя уже вошла в комнату. От удивления благородные кровососы чуть не прикусили клыками языки. Нет, золушка не превратилась в принцессу. Кулон на тонкой цепочке, точно капля крови, сверкнул в вырезе Катиной блузки.
Борода заморгал, не веря своим глазам. Барон побледнел сильнее обычного:
- Катя, откуда у вас этот кулон?
- От пра-пра-прабабушкиной сестры. Она погибла совсем юной. Печальная история о несчастной любви.
Только сейчас Барон заметил, что девушка похожа на Матильду: белокурые волосы, зеленые глаза, чуть вздернутый носик, ямочки на щеках... За стенкой перестали ругаться пьяные соседи, а с верхнего этажа, разрезая бетонное перекрытие, как нож масло, лился волшебный голос Софии Ротару: « …лаванда, горная лаванда. Наших встреч с тобой синие цветы…» Сквозняк стукнул дверью о косяк, точно выстрелила пушка. Испуганная муха слетела с люстры, зажужжала, затрепеталась, забилась в паутине под потолком. И тишина… стало тихо, как в могиле.
- Можно посмотреть на камень? – спросил Барон шепотом, будто боясь спугнуть стрелки настенных тикающих часов.
- Пожалуйста, только помогите с застежкой, она часто заедает, - Катя подошла к долговязому Барону и повернулась спиной. Пальцы его дрожали. Он коснулся Катиной шеи; глаза затянуло кровавой пеленой.

« В давние времена, когда Луна и Земля были братьями, Князь Тьмы превратил каплю человеческой крови в драгоценный камень, наделив его могуществом. Плохой мир лучше хорошей войны, - сказал Князь Тьмы. Пусть люди поклоняются солнцу, а вампиры – луне.
Но волки-оборотни не чтут древние заповеди. Они пришли с восточных земель, где ледяная луна воет по-волчьи и диктует варварские законы.
Сто лет назад Барон расколол рубин на две части и половинку подарил невесте Матильде. Свадьбе не суждено было случиться. Вместо брачной ночи с жаркими поцелуями в шею, ему достался ужасающий волчий вой врывающихся в дом оборотней. Вервольфы разорвали Матильду в считанные секунды. А он держал оторванную голову невесты и гладил ее золотистые локоны; мертвые зеленые глаза смотрели с обидой. Запах лаванды, спрятавшийся в ее волосах, оставался с ним, когда он бросился на подлых тварей».

Барон снял с пальца перстень с рубином и еле слышно пробубнил: «Тот, кто землю поставил и над нею воздвиг небосвод, Сколько горя с тех пор он печальному сердцу несет. Сколько ликов прекрасных, как луны, и уст, как рубины, Скрыл он в капище праха земного, под каменный гнет»*.
Две половинки срослись воедино, и камень ожил в его ладони, переливаясь полутонами.
***
Рубин горел адским огнем на Катиной шее, сжигая сердце изнутри, но она старалась не обращать внимания на боль. Борода правил химерами, запряженными в карету. Карета была без колес, обита черной кожей, и напоминала летучую мышь с крыльями по бокам. Полная луна светилась счастьем; казалось, что до нее можно дотянуться рукой. Иногда они залетали в облака, влажные и сладкие, как сахарная вата, и тогда не было видно ни звезд, ни огней города, только ветер свистел в ушах, а сердце стучало, как молот по наковальне. Рядом сидел Барон, в черной тройке и белой рубашке с торчащим воротничком. Черный цилиндр на голове - чуть набок. «Барон в этом наряде похож на злого принца из детской сказки», - подумала Катя и рассмеялась сквозь слезы. Ведь она ждала принца с детства - ждала, а он все не приходил. А старость с выпавшими зубами уже не за горами. Двадцать пять лет - не шутка. И нечего вспомнить, кроме серых будней, ничегошеньки. Вот она и дождалась….
Черная карета пролетела над светящимся, как новогодняя гирлянда, пешеходным мостом через Днепр; свернула вправо, в сторону Андреевского спуска, миновала домик Булгакова, залитый необычайно ярким лунным светом, будто прозрачной глазурью; сделала круг над Золотыми Воротами и спустились на крышу «Замка Барона». Дом был убран по-праздничному. Горели свечи, их бледный мерцающий свет отражался в натертом паркете. Пахло гнилью и могильной сыростью. Небольшой камерный оркестр играл самый грустный марш Шопена. Барон учтиво поклонился и пригласил Катю на танец, и все закрутилось вокруг, пошло рябью… Музыканты превратились в черных ворон, белое платье Кати разошлось по швам и упало на пол. Барон обнял обнаженную Катю, даже через атлас белых перчаток обжигая ледяным прикосновением, и отнес ее на руках в спальню …
На черной полированной тумбочке, в центре спальни, рядом с двухместным черным полированным гробом, стоял черный полированный граммофон с медной трубой. Медь покрылась благородной зелено-голубой патиной, указывающей на почтенный возраст аппарата. Игла поднята вверх, черная пыльная пластинка развалилась на части, так что можно было разглядеть пурпурный бархат диска. Однако из трубы струилась музыка. Лунная соната Бетховена. Adagio sostenuto. Медленное, грустное, мелодичное начало первой части.
Барон целовал Катю в шею, и вкус крови был на его холодных синих губах. Он целовал ее грудь, оставляя красные размазанные следы. По Катиному телу расплылись тепло и желание. Она не испытывала ничего подобного раньше. Вторая часть сонаты - динамичные бесконечные повторения. Потом Катя провалилась в туман, и казалось, что она умерла, а потом родилась вновь. Третья часть – огненное «Presto» в сонатной форме. Финал. Туман рассеялся. Катины глаза закрылись в сладостной истоме: так хорошо и легко, сердце уже не болит, послушные химеры несут ее высоко в небо, туда, где живут равнодушные звезды.
Катя проснулась дома, в постели. До рассвета оставалось не больше получаса. «Что это было, сон? Или очередной обморок?». Две небольшие ранки на шее немного зудели, слегка кружилась голова. «Нужно сходить к врачу», - подумала она и заснула вновь.
Первый луч солнца не успел коснуться спящего города, когда по «Замку Барона» забегали красные точки лазерных прицелов.
- Вервольфы пожаловали, - сказал Борода, вынул из телогрейки автомат «Узи» и прижался к стене у окна. – Барон, уходите через чердак, я вас прикрою.
- Нет, Борода, шоу должно продолжаться, пока не опустят занавес. В этот раз я расплачусь по счету с Райффайзеном.
***
(продолжение следует)

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 0:52 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Замок Барона
(продолжение)


Капитан полиции безрезультатно пытался прикурить - спички под напором ветра зажигаться отказывались. Вальдемар Райффайзен чиркнул кремнем золотой «Зиппо», подставляя зажигалку под сигарету офицера.
- Я думаю, вам необходимо вызывать подкрепление: хоть один из них мне нужен живой.
- Не мешайте мне делать свою работу. Я послал двойной наряд крепких парней. Думаю, они справятся с парочкой жмуриков.
Директор банка пыхнул дорогой сигарой, выпуская кольца ароматного дыма:
- Капитан, вы заблуждаетесь. Ваши люди уже мертвы.
Офицер раздраженно выбросил недокуренную сигарету и включил рацию:
- Орел-1… Орел-1, вызывает Сокол. Орел-1… подтвердите статус. Орел-1…
Рация молчала. Орел- отзывался скрежетом эфирных помех.
Благородный потомок графа Дракулы лежал на полу и стрелял из автоматической винтовки с оптическим прицелом. Он чувствовал себя мясником.
Как пОшло убивать людей, нажимая на спусковой крючок. Не чувствовать человеческого дыхания, когда лунный свет ласкает синюю жилку на шее. Глупо и некрасиво; но так принято у оборотней, это не его правила. С волками жить... Отсутствие вкуса во всем, даже в таком важном деле, как лишение жизни.
Вервольфы пытались проникнуть в дом через задний вход для прислуги, и теперь узкий коридор был завален их трупами. Однако серебряная пуля угодила Бороде в живот, оставив после себя большую дыру. Оборотни отгрызли ему руки и ноги; его глаза стали матово-белыми, как куриные яйца, и вылезли из орбит, но борода, как и прежде, торчала рыжим веником в разные стороны.
Маски-шоу продолжалось. Барон стрелял по черным шапочкам с прорезью для глаз; те, кто не успел упасть, оттаскивали своих двойников за ноги. А потом все повторялось.
Капитан полиции потерял терпение. В руках у него был ракетный снаряд. Плечо дернулось от отдачи, и первый этаж замка утонул в огне.
Контуженный Барон лежал в пыли развороченной штукатурки; покореженная взрывом винтовка валялась в стороне. Осколки стекла и керамической плитки хрустели под ногами Райффайзена:
- Где рубин? - злобно прошипел банкир-оборотень, приставляя к груди вампира осиновый кол.
Барон улыбался. Он улыбался и благодарил судьбу за возможность уйти достойно. Вампир протянул сжатый кулак вервольфу и из последних сил прошептал:
- Привет от Матильды.
Райффайзен разжал пальцы вампира, всматриваясь в небольшое кольцо. Вервольф узнал чеку от гранаты, но удивиться уже не успел.
***
- Екатерина Приходько? - участковый врач, не поднимая головы, записал что-то в карточку.
- Да, сказала девушка и заерзала на стуле. На ее усталом лице появилась виноватая улыбка.
- На что жалуетесь?
- На ночные кошмары.
Врач поправил указательным пальцем очки в роговой оправе, посмотрел на темные круги под глазами пациентки.
- Голубушка, надо беречь себя, фруктов побольше кушать, овощи там разные... и свежий воздух перед сном необходим, в вашем-то положении.
Девушка нервно вздрогнула и осмотрелась по сторонам:
- В каком-таком положении?
- Так вы, голубушка, беременны. Эх, беспечная молодость... Вот, извольте взглянуть на снимок ультразвукового исследования, - доктор показал черно-белый снимок. - Плод развивается нормально. Вот только кардиограмму вам придется повторно сделать. Аппарат, видимо, не включили, или интерны безалаберные шутить изволили... получается, что у вас сердца нет, сплошная ровная линия, – врач засмеялся и почесал лысину.
- Доктор, вы уверены?
- В чем? - врач снова захихикал, - В том, что вы беременны, – да.
Врач опустил глаза, показывая, что прием закончен, и взял в руки медицинскую карточку следующего пациента.
- К сожалению, доктор, у меня таки нет сердца, - сказала сухим голосом Катя и кинулась на врача.
Из разорванного горла фонтаном била кровь. Катя пила жадно, не останавливаясь. Когда она насытилась, белый халат эскулапа превратился в красную тряпку. На полу валялись очки в роговой оправе. Катерина вынула платок из дамской сумочки, вытерла с лица кровь. Темные круги под глазами исчезли, а на щеках заиграл румянец.
- Спасибо, доктор, теперь мне нужно думать не только о себе, но и о ребенке. - Катя подняла очки с пола, надела их на нос покойника и вылетела в открытое окно.

***
Из объявления в газете «Вечерний Киев»:
«Киевляне и гости столицы Украины, если вам случится побывать в центре города, в районе Золотых ворот, не забудьте заглянуть на Ярославов Вал 1. «Замок Барона»- одно из самых романтических мест города. Дом сдается в аренду посуточно. Незабываемые впечатления гарантированы. Каждую полночь элитное агентство «Поцелуй Вампира» проводит в доме распродажу весенне-летней коллекции мужской и женской одежды. В полнолуние и по пятницам тринадцатого числа – пятидесятипроцентная скидка.
Контактный телефон (044) 468 41 02 . Спросить Катю».


_________________

*Стихи Омара Хайяма.
** «Лысая гора (укр. Лиса гора) — историческая местность на территории Голосеевского района города Киева. В настоящее время на Лысой Горе собираются толкинисты, сатанисты, язычники, неформалы и представители других молодёжных субкультур, а также туристы и пикникёры». (Материал из Википедии.)

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 1:02 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№7
Кошкин Дом
(вне конкурса)


Суббота. 11 сентября 1887 года. Александр Вест.

«Я не могу точно описать те чувства, которые охватили меня в момент, когда экипаж остановился у больших кованых ворот и я впервые увидел особняк, доставшийся нам таким странным образом. Большой серый дом, совсем не создававший ощущения уюта; но, вместе с тем, все это было гораздо лучше той съёмной квартирки в Лондоне, где мы проживали раньше. Даже сейчас, когда прошло уже два дня, вещи наши распакованы и приведены в порядок, а я сижу в небольшом, утопающем во тьме кабинете, слушая, как за окнами шумит осенний ветер, - даже теперь я не могу уверенно сказать, что рад такой перемене в жизни.
Хотя, наверное, рад. Два серых, унылых и давящих года в Лондоне, когда всё вокруг казалось мертвым, а человек, который был для меня наиболее дорог, стал неумолимо отдаляться, - на фоне этого любая перемена будет чем-то радостным. Даже известие о смерти дяди, о котором я вообще мало что помнил.
Нет, я, конечно, знал, что у моего покойного отца был брат, живший где-то в сельской местности; знал также, что мой родственник был довольно зажиточным. Но этим всё и ограничивалось. Дядя Гарольд никогда не искал встреч с роднёй, и мне общаться с ним никогда не доводилось. Да и зачем? Чтобы попросить денег? Это было бы глупо, ведь у меня тогда было всё, чтобы встать на ноги и жить жизнью достойной. Диплом врача, практика в Лондоне, наконец, жена, которую я любил всем сердцем.
Элен. Думаю, именно она послужила причиной того, что я стал вести эти записи. Вернее, её отчуждение, возникшее неодолимым барьером после смерти нашего шестилетнего сына. Прошло уже два года, а Элен так и не оправилась, настолько страшным оказался для неё тот удар. Возможно, для меня он был ещё страшнее, но я держался, считая, что должен скрывать горе в себе, что это поможет жене забыть. И потому вёл себя подчеркнуто холодно, по возможности избегая разговоров о сыне. Наверное, этим я и оттолкнул от себя жену. Она искала, но не нашла во мне той меры сочувствия, которую ожидала, и потому замкнулась. Да, я виню лишь себя, виню во многом, и, возможно, именно это сподвигло меня излить свою вину на бумагу. Поможет ли подобное, не знаю. Скорее всего, нет.
Когда мне доставили извещение о смерти дяди, я не очень много над этим думал. В конце концов, о чем мне было размышлять, если я даже не знал, где он живёт. Но уже через неделю к нам явился адвокат, назвавшийся Сэмюэлем Стоуном, душеприказчиком покойного, и зачитал завещание, по которому именно мне отходил дом в предместье Ипсвича и тысяча фунтов в придачу.
Я понятия не имел, почему дядя завещал дом именно мне. Не знал также, откуда он вообще узнал о моём существовании: ведь при жизни мой отец и его брат не ладили и общались очень мало. Но это был реальный шанс изменить что-то в расползающейся на клочки жизни, и я даже возблагодарил Господа это. Странно благодарить Бога за смерть родного дяди, но иногда в нашей жизни случаются вещи и более странные.
И мы отправились в Ипсвич. Деньги давали мне возможность не заниматься практикой года два, и я решил посвятить это время исследованиям, а главное - восстановлению наших отношений с Элен. Правда, я так и не понял, рада ли она случившейся перемене, но в первые дни нам было не до того - мы бодро занимались обустройством. Единственное, что тогда омрачило мне все эти хлопоты, были слова Элен, что нам стоит жить в разных комнатах; но я не стал упрекать её, твёрдо решив быть терпеливым. Смена обстановки обязательно излечит мою жену, я уверен, так что нужно только подождать.
А вот сам дом оказался весьма странным местом. В наше время многие зажиточные люди заняты собиранием восточных древностей, и это увлечение явно не обошло стороной и моего дядю. Дядя собирал кошек.
В первый раз, осматривая дом, я был поражен; потом - сбился, пытаясь пересчитать все статуэтки, картины, гобелены, гравюры и ещё Бог знает что, с изображением кошек, которые имелись здесь буквально повсюду. Лишь за первый день я увидел столько изображений этого животного, сколько не видел за всю свою жизнь. Слава Богу, хоть в моей спальне и кабинете кошек не было - что вообще-то странно, ведь самое дорогое обычно ставят именно в кабинете; но, видимо, дядя был человеком странным, и я не желаю думать об этом. Сейчас я просто отправляюсь спать. За эти два дня Элен не подала никаких сигналов, что желает общения со мной, но всё равно каждый вечер я подходил к дверям её комнаты и прислушивался, всё ли в порядке. Я люблю её, что бы между нами ни пролегло, и даже сейчас готов отдать всё на свете, только бы вернуть те месяцы в Париже, когда мы познакомились.
Но достаточно. Воспоминания эти слишком болезненны, а я устал. Думаю, теперь у меня будет больше времени, чтобы вести записи и разобраться в себе, но на сегодня достаточно.»

Суббота. 11 сентября 1887 года. Элен Вест.

«В здравом уме и трезвой памяти я, Элен Вест, согласилась на этот переезд, потому что такова была воля моего мужа. Мы оставили Лондон, оставили нашу квартирку, с которой было столько всего связано, и переехали в Ипсвич, в этот большой и пока что чужой мне дом. Нельзя сказать, чтобы подобная перемена меня радовала, но я последовала за мужем, как и полагается жене, о чем не жалею. Александр - хороший человек, и я искренне желаю ему добра. Он считает, что смена обстановки, тишина и сельское уединение пойдут нам на пользу… ему виднее. Он все же доктор, и если он перевез сюда лишь наши вещи – значит, так надо, и я должна с этим смириться.
Сегодня я весь день расставляла книги. У Александра их очень много. А будет, наверное, еще больше, потому что теперь, когда его покойный дядюшка оставил нам некоторые средства, муж решил заниматься наукой, и я верю, что на этом поприще он многого достигнет.
А книжки Тони остались в Лондоне, на старой квартире. И одежда его, и кое-какие игрушки. Я не выбрасывала их, потому что всё собиралась отдать бедным людям, как велит христианский долг. Собиралась, доставала вещи из коробок, перебирала - и… прятала обратно.
Иногда при этом плакала. Но редко. Я уже почти не плачу. Прошло ведь уже целых два года, два месяца и двадцать два дня, как умер Тони.
Александр говорит, что надо, наконец, смириться и жить дальше. Конечно, он прав, и я смирилась. И даже стараюсь быть прежней. Но всё это лишь притворство, и оно не заменит Александру моей любви. Ему нужна настоящая Элен. А я…
Много ли любви в пустой шляпной картонке?
Сейчас он там, по ту сторону двери, в коридоре. Стоит и держится за дверную ручку. Я узнала его по шагам. Когда-то, в Париже, его шаги звучали музыкой, от которой пело мое сердце.
А сейчас я сижу и пишу дневник. И мне все равно. Если он войдет, я буду вести себя, как должна вести жена. Но…
Я хорошо знаю Александра. Он не войдет, пока я сама не открою дверь.
Шаги удаляются. Наверное, он пошел в библиотеку - взять себе книгу, чтобы почитать перед сном. Как хорошо, что я сегодня закончила с расстановкой! Он легко найдет, что нужно.
Завтра займусь дядюшкиным столовым серебром. У него очень симпатичный сервиз – черенки ножей и вилок в форме вытянутых кошачьих фигурок, стилизованные кошки притаились по краю тарелок, кошки на супнице, кошки на корзинке для хлеба, котенок оседлал крышку сахарницы… очень мило, правда.
У него вообще много всего с изображением кошек. Муж говорит, что дядюшка был коллекционер и чудак. Это заметно. Чудаки - они обычно странные, но этот чудак оставил нам наследство, и я ему благодарна.
Милая черная кошечка свернулась клубочком на небольшой подушке и смотрит на меня лукаво одним глазком. Я нашла эту подушку в диванной и принесла к себе. Кошка тут как живая. Мне она нравится. Пусть будет со мной».

Вторник. 23 сентября 1887 года. Александр Вест.

«Я, наконец, смог вернуться к своим записям, но теперь просто не знаю, с чего начать, столько всего сейчас хочется мне выразить. Я не спал уже три ночи - возможно, поэтому мысли мои так сумбурны, а рука дрожит. Укол опия не помог, и каждый раз, когда я закрываю глаза, возникает одно и то же ощущение. Ощущение, что на меня кто-то смотрит. Смотрит пристально, внимательно и, как мне кажется, недобро, - и я не выдерживаю, открываю глаза, осматриваюсь, но в комнате никого нет, а дверь всё так же заперта на ключ. Третью ночь я не могу заставить себя погасить лампу: в темноте ощущение взгляда лишь усиливается.
Я не знаю, что сказать Элен. Всё это время она ведёт себя, как обычно; следовательно, дело во мне. Иногда мне даже кажется, что жена моя выглядит гораздо уверенней, и моментами на лице её я замечаю даже тень некой радости. Но что же тогда происходит со мной?
Как врач, я вполне осознаю, что должен что-то предпринять, и даже понимаю, что подобное состояние может перерасти в серьёзное психическое расстройство, поэтому постоянно пытаюсь успокоить себя, убедить, что всё это - лишь порождение моего утомлённого разума; но мелочи каждый раз не позволяют мне этого.
Мелочи. Именно мелочи. Я уверен, что все эти дни в доме что-то меняется. Становится другим. Выглядит по-другому. По утрам, выходя в гостиную, я всё чаще ловлю себя на мысли, что вечером кое-какие детали выглядели немного не так. В некоторые мгновения я абсолютно уверен в этом, но боюсь спросить Элен. Как она воспримет мужа, который ведёт себя как сумасшедший? Но я ведь точно помню, что статуэтка лежащей кошки, вырезанная из дерева, ещё вчера была статуэткой сидящей кошки. Что картина с пятью котятами выглядела совершенно иначе. И котят там было шестеро. Я это точно помню. Я уверен в этом. И таких мелочей с каждым разом я замечаю всё больше, но Элен словно не видит происходящих вокруг изменений, и это заставляет меня молчать.
Неужели изменяюсь лишь я? Но почему? Что спровоцировало заболевание? Я не знаю, были в моём роду безумцы или нет, но я в своей жизни даже в обморок ни разу не падал. Я не могу вот так просто сойти с ума, тем более, если твёрдо решил вернуть нашу с Элен жизнь в нормальное русло.
Неужели она не видит? Или, как и я, старается не подавать виду, чтобы я не посчитал её сумасшедшей? Но ведь со мной всё произошло не сразу. До того, как у меня появилось это ужасное ощущение чужого взгляда, я ещё мог спать. И в одну из ночей впервые что-то услышал. Что-то несколько раз пробежало по коридору мимо моей двери. Пробежало мягко и быстро. Я решил тогда, что это крысы, и наутро нашёл на чердаке несколько ржавых капканов, которые расставил в углах гостиной. Но капканы до сих пор пусты, а мягкие шаги за дверью я слышу всё чаще.
Я, конечно, выбегал из комнаты, осторожно, дабы не будить Элен, но ничего не обнаруживал. Только эти проклятые кошки пялились на меня со всех стен.
Каждый раз я подходил к комнате Элен, но лишь тишина была за дверью. Однако стоило лишь вернуться в спальню или кабинет, и за дверями снова слышал я шорохи и мягкий топот странных ног. И каждый раз утром не решался поговорить об этом с женой. Я боюсь, что даже мельчайшее потрясение разрушит тот шанс, на который я так надеялся. Шанс вернуть жену.
Только что мне пришла в голову мысль, что я ничего не знаю о смерти дяди. Все эти дни я даже не думал об этом. Отчего он умер? Ему было шестьдесят два года, но мужчина в шестьдесят два - это совсем не обязательно дряхлая развалина.
Почему это меня заинтересовало? Не знаю. Хотя, наверное, причина есть. Я всё время ловлю себя на мысли, что в этом доме, где дядя прожил очень долго, нет той печати хозяина, которую носит любое жилище. Кроме кошек, я не видел ничего, что дало бы мне намёк на то, как жил мой дядя. Ничего. А ведь даже самый педантичный аккуратист оставляет за собой след. Но в этом доме следов нет! Нет нигде, кроме кабинета, словно дядя не выходил из него никогда. Нет, не того кабинета, в котором я сейчас пишу эти строки, - в доме, как оказалось, есть ещё один кабинет, и я обнаружил его лишь на третий день после нашего приезда. Маленькая дверца в углу, за которой и оказалась небольшая комнатка с письменным столом и несколькими шкафами.
Вот тут следы были. Но следы эти оказались всё теми же проклятыми кошками. Комната была буквальна завалена листами бумаги, на которых кто-то рисовал кошек. Большими листами, альбомными листами, страницами тетради, крохотными клочками, вырванными из блокнота, - и на каждой бумажке была нарисована кошка. Иногда просто набросок, иногда над рисунком явно работали... но ничего, кроме кошек. Ни одной записи.
В книжных шкафах я обнаружил аккуратно расставленные альбомы, но каждый из них был наполнен всё теми же выполненными от руки изображениями кошек. Я исследовал даже поверхность стола, стараясь понять, чем же здесь занимались, и стол как раз носил следы того, что хозяин частенько сидел за ним. Чернильные пятна, царапины, несколько подпалин от сигары - все, что должно присутствовать на письменном столе любого мужчины, здесь присутствовало. Здесь - и более нигде в доме.
Но это не был кабинет нормального человека. Неужели дядя всё же был безумцем, и это передалось мне? Ведь кабинет этот являл собой картину совершенно непонятную, в том понимании нормальности, каким видит его наш просвещённый век.
Я снова попробую уснуть, а завтра отправлюсь в деревню. Хочу поговорить с викарием и местными жителями. Хочу узнать о дяде все, что смогу. О дяде и его доме.
Сделаю себе ещё один укол. В этот раз попробую кокаин. Его не рекомендуют при психических заболеваниях, но ничего. Иное мне не помогает.»

Вторник, 22 сентября, Элен Вест.

«Как здорово, что я придумала писать свои мысли в дневник. Ведь рассказать о них некому, а если бы нашелся кто – не поверил. Александр так точно не поверит, поэтому я даже не пытаюсь. А ты, дневник, меня выслушаешь и поймешь. Конечно, я понимаю, что на самом деле говорю сама с собой. Но…
Но мне есть что сказать!
Уже три дня, как я счастлива, и не хочу иного. Все началось в ту ночь, когда я уснула, прижимая к себе подушечку с вышитой на ней черной кошкой. Среди ночи я проснулась…
Было тихо, очень тихо, где-то слышался мягкий топот лапок, еле слышное мурлыкание, иногда – сладкий зевок раскрытой алой пасти. Кошки. Я знаю, у моей матери их было пятеро.
А потом я услышала рядом с собой дыхание. Теплое, сонное и неровное. Дышавший недавно переболел бронхитом, потому что не слушался меня, когда я говорила: «Тони, нельзя гулять без кашне!» Мало того, он стаскивал с себя это кашне, как только оказывался вне пределов моей видимости. Потому что ему всегда было жарко! Что поделаешь, папина кровь, Александр и сейчас не признает шапок и шарфов. Вернее, не признавал. Раньше, когда мне было еще не все равно.
Дыхание рядом было ровным и живым. Не взрывалось кашлем, не сипело спазмами, не булькало мокротой. Это было дыхание живого и здорового Тони. И слышался запах – нежный и знакомый запах макушки моего сына, моего мальчика, моего Тони…
Я лежала, замирая, слушала дыхание сына и не могла уснуть. Не шевелилась – боялась спугнуть. Лишь когда в окне появилось предрассветное марево, я приподняла голову и увидела, что рядом со мной никого нет. Только черная вышитая кошечка на диванной подушке словно привстала на задние лапки, выпрашивая у меня лакомство.
Да, я не питала напрасных иллюзий. Я понимала, что Тони мне лишь привиделся. Но как ярко! Осознавая, что стала жертвой галлюцинации, я, тем не менее, страстно желала ее возвращения…»

Вторник, 23 сентября, утро. Элен Вест.

«Сегодня ночью зарядил дождь, унылый и промозглый, но это даже хорошо. Я люблю такие дожди. Александр с утра был занят какими-то странными изысканиями по дому: рылся в книгах, осматривал комнаты, зарисовывал положение вещей, даже приклеивал фигурки кошек к каминной полке клейстером. Чудак. Будто можно поймать кошку! Эти тварюшки – как ветер: непредсказуемы и непостижимы. Лучше с ними дружить, я думаю. Именно поэтому каждый вечер беру в руки кувшин молока и обхожу комнаты.
В каждой комнате, в потайном уголке, у меня стоит блюдце, в которое я наливаю молоко.
Каждое утро блюдце пустеет.
Я не знаю, кто пьет это молоко. Может, маленький коричневый брауни. А может, кошечка с моей диванной подушки. Не знаю.
Но сытые кошки спят и ночами не шастают по дому.»

Вторник, 23 сентября, вечер. Элен Вест.

«Тороплюсь поскорее написать том, что сегодня произошло. Я задремала примерно в обед, когда шел дождь и капли так сонно стучали в стекла. Муж был в отъезде, у какой-то местной роженицы. Да, он сейчас не занимается практикой, но коллеге понадобилась помощь, и он не смог отказать. Он уехал, я задремала - и спала до тех пор, пока меня не разбудила маленькая, но уже крепкая ручка, ткнувшаяся мне в ладонь.
- Ма!
Я открыла глаза… и закрыла их. Не хочу разрушать сон. Тони, он здесь, он рядом, он жив…
- Мы поедем на Рождество к бабушке? Мама! Ну, хватит, просыпайся!
Я открыла глаза. Замерла. Тони, мой Тони, сидел рядом со мной на кровати и упрямо тащил на себя край пикейного покрывала. Так он обычно будил меня раньше. Пока был жив.
- Ма, вставай! Ты не пекла имбирных пряников? Ма, я хочу пряников с молоком!
Синие глаза, русые кудряшки, запах Тони. Мальчишечьи руки с обломанными ногтями. Мой мальчик!
И плевать мне, почему он здесь и кто мне его вернул…

Пряников не нашлось. Он ел пирожки в кухне, запивая их молоком и болтая ногами в сбитых туфлях. Я понимала, что эти туфли остались в ящике с его вещами на старой квартире, понимала, но… просто выбросила это из головы. Подумаешь, туфли! Какая мелочь. Меня волновало другое. Когда он доел, я, замирая, спросила:
- Тони, ты еще придешь ко мне?
- Мама! – он выскользнул из-за стола, одним прыжком оказался у меня на коленях и, обхватив меня за шею, замер, уткнувшись мне в плечо. Мой котенок…
- Я приду, конечно, обязательно, я приду, как только мне разрешат, я стараюсь быть хорошим, мамочка, чтобы мне разрешили прийти к тебе!..
Горячая пощечина ударила меня по глазам, по сердцу. Я поняла, что вот-вот заплачу, и вышла лишь на минуту, чтобы прийти в себя. Я боялась напугать мальчика. Да и Александр не любит, когда я плачу. А когда вернулась, его уже не было.

Его нет. Пустая кухня, недоеденный пирожок на столе с четким прикусом. Маленькие молочные зубки с аппетитом вгрызались в слегка недопеченное тесто.
Помолиться, может быть?
Не буду…»

Суббота. 4 октября 1887 года. Александр Вест.

«Я нормален. Нормален. Сейчас я сижу и пишу это, а значит, я нормален. Я запер дверь, потому что боюсь. Не звуков за дверью - я уже привык к ним, не шагов... Боюсь, что Элен войдет сюда без стука. И что? Она войдёт, и что? Что я ей скажу?
Я говорил с викарием. Даже угрожал ему, хотя чем я мог ему угрожать? Но я угрожал. Кричал, что вызову сюда полицейских, что обвиню местных в убийстве своего дяди. Глупо? Ещё как глупо, но что я мог поделать, если старый дурак, едва услышав мою просьбу, отказался даже пустить меня в дом.
И страх. В его глазах был страх, я уверен в этом. Ничего я тогда не узнал. Ничего, кроме одного: места, где находится могила моего дяди. Больше ничего. Проклятые местные не желают говорить. Но и не нужно. Я узнал всё сам. Всё узнал.
Снова. Я точно уверен, что снова слышал это. Шаги. Мелкие, быстрые. Гораздо более страшные, чем раньше. Это уже не кошки, будь они прокляты. Такие шаги издают маленькие ноги маленького человека. Детские ноги. Я слышал их когда-то. У нас в доме нет детей. Теперь.
У нас в доме нет детей.
У нас в доме нет детей.
У нас в доме нет детей.
И никто не бегает за моей дверью. Потому что я нормален.
Если кто-то будет это читать... Вчера ночью я стоял у спальни Элен и, клянусь своим спасением, я слышал голос. Детский голос. И смех. Её смех. И смех того, кого не может быть здесь. Но этого нет. Этого не должно быть.
Нет.
Нет.
Кто смеётся у неё в комнате? За эти дни моя жена словно посветлела. Словно пелена сошла с её лица. Почему? Неужели она не видит? Этот смех. Детский смех за дверью. Я постучал. Неожиданно для себя, ведь я дал себе клятву, что не буду беспокоить её. Но я постучал. И она ответила, что не желает сейчас говорить. Что у неё болит голова.
Болит голова. Да я же врач.
Это уж точно. Я врач. Тогда, стоя у разрытой могилы, я не ощущал себя врачом. Я не упоминал могилы? Мысли путаются. Снова эти шаги. Нужно выйти в коридор, но я не могу себя заставить. После того, что я увидел...
Я вернулся туда ночью. На деревенское кладбище. С фонарём и лопатой. Днём бы мне этого не позволили, но суеверные болваны не ходят туда ночью. А я пошёл. Да, я выпил перед этим, но всё виски улетучилось, как только я уткнулся лопатой в крышку гроба.
Некоторое время я просто сидел на краю ямы. Масляный фонарь давал немного света, и всё время казалось, что вокруг, во тьме, что-то движется. Что-то быстрое, маленькое и многочисленное. Словно множество кошек, которых пытаешься разглядеть, но разве можно разглядеть кошку в темноте ночи? Лишь глаза. Глупости? Или там и впрямь что-то двигалось? «Это страх, это лишь мой страх», - вот что я говорил себе в тот момент. Когда вскрывал гроб, когда сорвал тяжёлую крышку и когда, прикрывая нос от ужасной вони, поднёс фонарь поближе.
Дальше я не помню. Я осознал, что сижу у кладбищенской ограды и пытаюсь разогнуть прутья руками.

ЭТО НЕ ЧЕЛОВЕК.
ЭТО НЕ ЧЕЛОВЕК.
ЭТО НЕ ЧЕЛОВЕК.
ЭТО НЕ ЧЕЛОВЕК.
ЭТО НЕ ЧЕЛОВЕК.

Я же врач, понимаете? Врач. О да, мертвеца я бы не испугался. Только суеверные глупцы боятся трупов. Я вернулся. Не знаю, почему, но вернулся. Несмотря на дикий ужас, что-то толкало меня к разрытой могиле. Мне хотелось рассмотреть… В гробу лежало... Нечто.
В первый момент это напомнило мне огромную скрючившуюся кошку. Или человека. Хотя человеческого там было гораздо меньше, чем кошачьего. Скорее, нечто, странным образом совмещённое в жуткую, гротескную пародию. Я не знаю.
Сейчас лишь измазанный в земле плащ и покрытые засохшей грязью сапоги доказывают мне, что я был на том кладбище. Что смотрел на это.
Смех. Я точно его слышу. Элен. Она смеётся. Почему она смеётся? Я должен пойти и рассказать ей всё. Что по дому бегает нечто. Что кошки... Что в дядином гробу лежит жуткая помесь кошки и человека. О да, я точно знаю. Человека и кошки. Вот что я там видел.
Мы все станем такими. Элен, я, глупые деревенские дураки. Все станем жуткой помесью человека и кошки. Не знаю, почему, но станем. Я не хочу. Господи, если ты прочтёшь это... Если кто-то прочтёт это...
Завтра мы покинем это проклятое место. Если будет нужно, я заставлю жену. Если будет нужно, даже ударю её. Смогу ли я её ударить? Не знаю. Но ведь она впервые за столько лет выглядит той Элен, которую я помню. Которую так жаждал увидеть. Такой, какой она была в Париже. Но почему не со мной? Почему она не желает ничего говорить? Кто смеётся в её спальне?
Мы должны уйти отсюда, как можно быстрее, я уверен в этом. Как болит голова. Нужно сделать укол. Я увеличил дозу, но я же врач...
Я скажу ей. Завтра. Скажу...»

(продолжение следует)

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 1:03 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Кошкин Дом
(продолжение)


Пятница, 3 октября 1887 года. Элен Вест.

«Нет, это просто ужасно - затащить меня в такую глушь. О чем думал Александр, когда переезжал сюда? Ну да, тут здоровый воздух и деревенская пища – но скольких благ цивилизации мы тут лишены!
Мне нужен моток шерсти, всего лишь моток тонкой белой шерсти. Мелочь. Но без него никак! А в этом доме я смогла найти лишь несколько мотков толстой ручной пряжи. Конечно, можно съездить в Ипсвич и купить там. Но шерсть мне нужна сегодня! В Лондоне мы жили как раз над лавкой Перкинса, и у него там было множество мотков разных расцветок. На выбор. Почему я не купила тогда?
Дело в том, что я готовлю сюрприз моему обожаемому мальчику, и нужна белая шерсть. Иначе как я вывяжу полоски на воротнике матроски Тони? Ему скоро семь. Вчера, около полудня, мы с ним сидели у окна и любовались чудесным осенним днем. Я хотела было повести его погулять в сад, но он вцепился в меня и наотрез отказался выходить из дому. Тогда мы устроились у окна, и я завела этот разговор:
- Что мамин котенок хочет получить на день рождения?
Тони, перебиравший жемчужины в моем ожерелье, сидя у меня на коленях, очень оживился.
- Корабль! – выпалил он. - Трехмачтовый, мама! И чтобы с пушками. Знаешь, которые стреляют?
Он сиял, предвкушая подарок. Мордашка расплылась в улыбке, щечки зарумянились, зрачки от света сошлись в узкую вертикальную щелочку.
- И чтобы матросы были на корабле! Да, мама?
- Конечно, милый, - я поцеловала Тони, - а ты будешь на этом судне капитан. В фуражке и матросской форме.
- Мамочка, как я тебя люблю… - теплые детские губы чмокнули меня в щеку, - а почему папа меня не любит?
- Котеныш, он любит тебя. Просто очень занят. Много работает.
- Я хочу к нему. Позови папу!
- Завтра, милый. Сейчас папы нет дома. Он ушел.
- Куда?
- К больным, мой мальчик. Ведь папа доктор.
Мальчишка надулся, слез с моих коленей, пошел к двери. У порога повернулся, сказал холодно:
- Позови его. Пусть завтра придет. Сюда.
- Но он может быть занят, Тони.
Детское лицо исказилось гневом:
- Если он не придет – я тоже больше к тебе не приду!»

Суббота, 4 октября 1887 года, Элен Вест.

«Александр вернется поздно, но я жду его и не ложусь, потому что мне надо с ним поговорить. Хватит уже ему пренебрегать своими отцовскими обязанностями. Дела -делами, но Тони нужен отец. Мальчик растет, и мамы ему недостаточно! А Алекс все время занят чем-то, мне непонятным. Даже когда мы с ним встречаемся в столовой, то говорим лишь о погоде. Он до сих пор даже не знает, что Тони здесь!
Нет, сегодня я ему все расскажу. Обязательно! А завтра… нет, уже сегодня, днем, они встретятся.
Господи, как я рада за Алекса. Ведь он тоже соскучился по нашему мальчику. Как же я рада!
О… шаги. Это мой муж. Бегу»

«Продолжаю писать уже в воскресенье. Алекс вернулся усталый и весь перемазанный землей. Пил виски. Даже зубы стучали. Странный. Смотрел на меня, как на рецепт с ошибкой. Мне стало его жаль. Я заговорила с ним, спросила - что случилось? Сказала, что он сам не свой. Он сначала молчал, потом еще выпил виски и все же ответил: «Ты заметила? Странно. У тебя ведь все время болит голова»
Это он меня обидеть, видимо, хотел.
- Сейчас не болит, - сказала я и улыбнулась, - это плохо?
Он даже в лице переменился. На минуту стал прежним Алексом. Отставил стакан, взял мои руки в свои:
- Элен, послушай меня. Очень серьезно послушай. Тут что-то происходит.
- Да, конечно!
- Ты заметила?
- Ну, еще бы! Мой муж куда-то пропадает по ночам, а я не замечу?
Я засмеялась и обняла Алекса. Так, как когда-то: руки на плечах, пальцы сплелись у него на шее, а бедра, его и мои – вместе, чувствуют друг друга. И улыбнулась ему. Как когда-то.
Он молчал с минуту, глядел на меня, будто узнавая, потом взгляд дрогнул, потеплел. Алекс обнял меня и прошептал:
- Элен, ты – это все, что у меня осталось. После того, как наш Тони…
- Тсс… - шепнула я, прижимая палец к его губам, - не надо. Не сейчас. Это сюрприз. Пойдем ко мне?
- Лучше ко мне. Элен?
Я согласилась. Какая разница! Тони найдет его и там»

Вторник. 7 октября 1887 года. Александр Вест.

«Люди так не дышат.
Люди так не дышат.
Я же врач, я знаю. Я знаю.
В ту ночь, когда мы были вместе, я неожиданно ощутил, что всё хорошо. Что Элен вернулась, а я снова спокоен. Вот ведь она, такая, как раньше, лежит рядом, и ничего мне больше не нужно. Я заснул почти счастливый, а главное, впервые за много дней заснул спокойно. А потом этот сон. Этот проклятый сон.
Нечто, стоящее в тумане. Женщина с головой кошки. Головой проклятой кошки. И телом, которое я знал лучше, чем своё собственное. Даже платье на этом существе было то, которое Элен одевала чаще всего, потому что знала, как оно мне нравится.
И эта тварь смотрела на меня. Смотрела с таким злобным превосходством, что я ощутил себя червём под ногами великана. Я уверен, именно превосходством - хотя как можно прочитать что-то на кошачьей морде? Но, видимо, можно. Оно не пыталось напасть, просто смотрело, однако я проснулся, ощущая, как дрожит от ужаса всё тело. Разве может напугать лишь взгляд во сне?
Тогда-то я и услышал это. Элен лежала рядом, и дыхание её...
Люди так не дышат.
Так дышит кошка. Довольная спящая кошка. Мне показалось даже, что она тихо мурлыкала во сне.
Я ушёл. Заперся в кабинете, и, слава Богу, там осталась бутылка виски.
Все последующие дни я старательно избегал встреч с женой. Видел, что она злится, видел, что ищет этих встреч, но я не мог. Я должен что-то делать, но Элен не поймёт. С ней что-то не так. Я уверен. Со всем этим местом что-то не так.
Я не хочу. Когда я закрываю глаза, то снова вижу то существо в гробу. Не хочу, чтобы Элен превратилась в это.
Вчера она постучала в кабинет, и я, как обычно, ответил, что занят. Но Элен не ушла, она стала требовать, чтобы я открыл дверь. А ещё говорила, что я плохой отец, что сын хочет видеть меня.
Это безумие. В тот момент я впервые достал из шкафа револьвер. Для чего, и сам не знаю: я бы не смог выстрелить в Элен; но я не могу этого слышать. Эти слова про отца. Эти шаги за дверью. Шаги маленьких детских ножек.
Кто может нам помочь? Кому я могу рассказать о происходящем? Я ведь даже молился.
Мы должны покинуть этот дом. Покинуть любой ценой, но я не смогу заставить Элен. Это уже не моя жена. Что-то отбирает её у меня.
Быть может, сам дом.
Я только что подумал: а ведь можно покинуть дом и по иной причине. По причине, что дома уже нет. Дома - и всего этого проклятого дядиного наследия, чем бы он тут ни занимался.
Я подолгу находился в той комнатке с рисунками. Вглядывался в каждый штрих, искал причину. Представлял, как старик сидит в этой комнате и рисует кошек. Зачем? Чего он хотел? В какие бездны пытался проникнуть и что приволок с собой оттуда?
Неважно. Мы должны покинуть это место. И я, кажется, знаю, что должен сделать. Завтра я последний раз попытаюсь уговорить Элен. Господи, пускай она согласится. Пускай она согласится...»

Среда. 8 октября 1887 года. Элен Вест.

«Нет, это немыслимо!
У меня просто нет слов. Не могу писать связно – руки дрожат. Алекс, бедный Алекс, что с тобой стало… ах, почему я раньше была так холодна с тобой? Неужели из-за этого ты так изменился?
Но лучше я напишу все, как было. Может быть, тогда в моих мыслях наступит хоть какой-то порядок…

День прошел тихо. Очень тихо, если не считать стука дождя в стекла. Александр не выходил из своего кабинета, ну а я… я больше не искала с ним встречи. Хотя, наверное, как любящая жена, должна была это сделать. Может быть, тогда бы и не произошло этого ужасного события. Но я была обижена на него из-за Тони – Александр упрямо твердит, что Тони умер. Странное и глупое заблуждение, которое начинает меня не на шутку раздражать.
Но за обедом нам пришлось встретиться. Потому что так было заведено в нашей семье – что бы там ни происходило, обедаем мы всегда вместе.
Невеселый это был обед. Каждый из нас жевал то, что лежало у него на тарелке, стараясь не встречаться друг с другом взглядом. Наконец, Александр отложил салфетку и посмотрел на меня.
- Элен. Скажи, у тебя сейчас болит голова?
Я немного подумала.
- Нет. А почему ты спрашиваешь?
- Хочу серьезно поговорить с тобой. Очень серьезно. Может быть, сначала примешь микстуру? Для профилактики?
- Может быть, ты сам примешь эту свою микстуру? – я холодно пожала плечами. – Я чувствую себя превосходно.
- Хорошо. Собери свои вещи. Самое необходимое. Завтра мы уезжаем отсюда.
Вот так вот. «Мы уезжаем!»
- Нет.
Он вздохнул, потом потер лицо руками. Сидел, молчал, лишь желваки на скулах шевелились. Наконец сказал холодным, мягким голосом:
- Элен, дорогая, прошу тебя. Надо уехать. Чем скорее, тем лучше. Поверь мне.
- Но я не могу уехать, Алекс, - так же мягко сказала я, - ты ведь понимаешь, что не могу. Как я оставлю Тони?
- Тони! – он вскочил, и швырнул салфетку на пол. – Опомнись, Элен! Тони умер! Слышишь? Умер! Умер!
- Это ты опомнись! – закричала я и тоже вскочила. Гнев – плохой советчик, но я тогда рассердилась, очень…
- Ты глуп и слеп, если не хочешь видеть очевидного! Твой сын – он здесь, он рядом, он ждет тебя! А ты придумываешь какую-то чушь, чтобы не встречаться с мальчиком!
- Что ты мелешь! – он схватил меня за плечи и встряхнул. – Тони мертв, Элен!
- Отпусти маму, - послышался голосок из приоткрытой двери. Тони стоял там и смотрел на нас. – Ты делаешь ей больно.
- Тони…
Алекс отпустил меня и попятился назад, не сводя взгляда с сына. Я замерла. Ну же.… ну… сейчас он улыбнется, поцелует Тони, и все будет, как прежде!
- Что ты такое? – севшим голосом прошептал Александр. Он пятился назад. Вдруг я заметила в его руке пистолет. «Тварь…» - сказал он и направил пистолет на мальчика.
Я словно с ума сошла. Бросилась к мужу, вцепилась в него, думая лишь о том, что если он выстрелит – пусть пуля достанется мне. Не Тони. Не могу потерять его второй раз.
И тогда он ударил меня. Но сначала – оттолкнул. А потом – рукояткой пистолета, по лицу. Рассек скулу, потекла кровь.
- О Боже…
Это Александр сказал, когда кровь увидел. И лицо у него было такое, что описать словами вряд ли получится. А я подхватила Тони на руки и убежала в свою комнату. И заперлась там.
Теперь вот сижу и плачу; и пишу, хотя мысли и путаются. Ах, Александр… мой бедный, потерявший рассудок муж. За что судьба с тобой так сурова?»

Среда. 8 октября 1887 года. Александр Вест.

« Что я наделал. Что же я наделал. Что же мне делать дальше? Я не могу. Не могу дальше. Сейчас, когда я пишу эти строки, даже сейчас я слышу, как она кричит. Кричит сквозь треск пламени, охватившего дом.
Я ударил Элен. Я никогда не мог себе этого даже представить, но я ударил её. Эта тварь заставила меня. Тварь, принявшая облик моего сына...
А потом я не помню. Всё, словно во сне. Как же я хочу проснуться. Это не сон. Нет. Я стоял посреди кабинета, и тело моё трясло, словно в лихорадке. Сколько я так простоял? Кажется, совсем немного, но затем за дверью я услышал её голос. Элен звала меня, и я не смог сдержаться. Я был виноват, я причинил ей вред. Я должен был помочь. Ноги сами понесли меня к двери, но когда я увидел это...
Элен стояла в коридоре и улыбалась. В свете лампы я хорошо разглядел лицо своей жены. Такое знакомое и дорогое для меня лицо. Лицо, на котором не было и следа раны. Но я же видел кровь, я точно помню, как ударил её. Я видел рану. Я же врач.
Дальше всё опять словно в тумане. Помню только, как кричал, помню, что швырнул лампу в это создание - я больше не могу называть это своей женой, - а в себя пришёл, лишь стоя перед пылающим домом.
Что же я натворил? Она кричала, звала меня из пламени, а я просто стоял, словно окаменев. А потом решение пришло само. Хорошо, что блокнот мой был в кармане и огонь не уничтожит его. Возможно, кто-то прочтёт это...
Любой, кто это прочтёт должен знать: я, доктор Александр Грегори Вест, только что убил свою жену, которую любил больше жизни, и не могу жить дальше. В другом кармане я ощущаю тяжесть револьвера, и тяжесть эта сама подсказывает мне, как следует поступить.
Мне нечего больше писать. Я не знаю, что за зло обитало в этом доме и почему так обошлось с нами, но это уже неважно. Уже неважно...»

Профессору психиатрии Эвану Томпсону от главного врача ипсвичского приюта для душевнобольных, доктора Гарри Стоусена. 23 октября 1887 года.

«Уважаемый коллега. Я бы никогда не обратился к Вам с просьбой и не отвлекал от, несомненно, важных дел, если бы не необычность случая, по поводу которого я хотел бы с Вами посоветоваться, поскольку всегда считал Вас своим учителем, которого безмерно уважаю. Случая, который, признаюсь, ставит меня в совершеннейший тупик.
Суть дела такова. Около недели назад в наше заведение поступил пациент, которого мы с вами также можем назвать коллегой, а именно - доктор Александр Грегори Вест. Уже при первом осмотре было понятно, что человек этот находится в состоянии сильнейшего психического разлада, крайней степени возбуждения и страха. Особенно ярко выделялось то, что Александр Вест испытывал сильнейшую вину за смерть жены, причиной гибели которой он, по словам его, стал. Доктор Вест утверждал, что собственноручно поджёг дом, в котором и находилась его жена.
Прежде, чем сообщить в полицию о подобном, я постарался изучить суть дела - и в первую очередь обратил внимание на то, что доктор был схвачен местными жителями при попытке совершить самоубийство, и лишь отсутствие патронов в револьвере не позволило ему сделать это. Кроме того, побеседовав с викарием деревни, в которой проживал доктор Вест, я узнал, что никаких пожаров у них за последний год не случалось.
Хочу отметить один странный факт. Пациент пришёл в состояние сильнейшего ужаса, когда увидел простую домашнюю кошку, давно уже проживающую в нашей клинике. Причём ужас его был так велик, что доктор Вест в итоге даже потерял сознание, а придя в себя, кричал не переставая. Причину подобного страха мне выяснить так и не удалось, но это, несомненно, является довольно интересной деталью в деле изучения психопатических фобий.
Учитывая тот факт, что успокоить пациента не удалось даже применением ледяной воды, я был вынужден поместить его в изолированную камеру с мягкими стенами, дабы безумец не смог причинить вред себе и другим пациентам.
Некоторое время я не занимался им, и представьте себе моё удивление, когда четыре дня назад в клинику явилась женщина по имени Элен Вест, являющаяся женой доктора Веста, которая к тому же привела и его шестилетнего сына. Я, конечно, был против свидания мальчика с явно опасным безумцем, но женщина настаивала, и я вынужден был согласиться.
Естественно, я спросил миссис Вест о пожаре, вина за который так повлияла на её супруга; но та ответила, что ничего подобного не было, дом и она сама совершенно невредимы, и безумие супруга проявилось постепенно и без всяких на то причин после переезда в унаследованный ими особняк.
В конце концов, я позволил свидание, потому как предположил, что встреча с женой, которую доктор считает погибшей, повлияет на него благотворно и хотя бы частично развеет болезненный бред, в котором тот пребывает; но всё оказалось совершенно иначе.
Доктор Вест отреагировал на появление жены и сына таким припадком, что надеть на него смирительную рубашку сумели лишь три дюжих санитара. Доктор кричал, что это не его жена, что сын их умер два года назад, а к нему явились исчадия ада, которые желают его смерти.
Видя, что миссис Вест крайне расстроена и едва сдерживает слёзы, я посоветовал ей не отчаиваться, хотя, как Вы сами понимаете, ничем обнадёжить эту женщину не мог.
Однако причина моего письма состоит не в этом довольно типичном случае психопатии, а в том, что последовало далее. А именно - позавчера. Совершая обход, дежурный санитар обратил внимание, что в камере доктора Веста тихо. Следует уточнить, что все эти дни больной кричал, почти не переставая, так что санитар немедля вошёл в камеру и застал там совершенно невероятную картину.
Доктор Вест был мертв, а стены камеры покрыты кровью, словно на бойне. Осмотр показал, что всё тело покойного покрыто небольшими рваными ранами, очень напомнившими мне глубокие царапины. Ран этих оказалось так много, что кожа больного была буквально изорвана в клочья, и он истёк кровью.
Самым странным было то, что мы не снимали с больного смирительной рубашки, но та оказалась так же сильно изорванной и лежала неподалёку от тела.
Естественно я сразу исключил мысль о возможном убийстве, и инспектор Хэггис согласился с этим, ибо камера была заперта, и проникновение в клинику ночью кого-либо постороннего исключено. Совершенно точно, доктор нанёс себе эти повреждения сам - но поверьте моему опыту, ни с чем подобным я раньше не сталкивался. Душевнобольные в припадках наносят себе повреждения, но впервые я вижу повреждения столь необычные и обширные. Санитар Боуди даже произнёс, что доктора словно стая кошек разорвала. Но ещё раз повторю, любое постороннее вмешательство исключено, так что перед нами, несомненно, случай очень необычного самоубийства в припадке безумия.
Думаю, этот случай может заинтересовать Вас, поэтому, если Вы захотите посетить мою клинику, буду очень рад выслушать Ваше мнение по поводу этого, не побоюсь сказать, уникального случая.

С уважением,
доктор Генри Стоусен».

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 1:06 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№8
Вирус страха


- Задохнулся?
- Ну, почти. Едва успел проснуться в последний момент. Самое интересное, что я сидел в это время за компьютером!
- Заснул за компом?
- Да! Странно?
- Странно. Что ж ты такое делал, что уснул?
- Не знаю, ничего скучного. Читал паблики, страшилки всякие. Потом, чувствую, уморился, голова кружиться стала…
- А сколько же ты времени просидел?
- Как обычно, часов шесть или восемь подряд.
- Ну ты даешь! Конечно, так и срубиться можно!
- Да я так всегда…
- Твое «всегда» уже годами тянется, когда-то ж должен был устать!
- Точно…

Но ему было страшно. Ощущение невозможности пошевелиться, невозможности вдохнуть, как будто душа утратила связь с телом, – нельзя было передать словами. Удушье, страх, холод – все это звучало пусто и бессмысленно. Юноша помнил серый свет – снилась собственная комната, даже не снилась, а было такое чувство, что все происходит наяву. Ожидание смерти, бессилие, этого не избежать, без причины, без права на свободу души впоследствии. Проснувшись, он уже ничего не чувствовал из этих непривычных понятий – как если бы кто-то объяснил их во сне ему.
Юноша, любитель ужасов, еще раз посмотрел на экран компьютера. На нем безмолвно висела картинка, очередной демотиватор. Страшные лица из разных «ужастиков» и подпись: «Ты перестанешь верить в сказку, но в них не сможешь перестать верить никогда». Глупый дем какой-то. Но он затягивал, привлекал внимание, кружилась голова, эти глаза, глаза ужасов…

Огромные глаза закрывали все окно. Немигающие, как глаза совы из мультфильма о ежике в тумане. От них никуда не деться! Всюду увидят, тем более – он на лестничной клетке, не может добежать ни до одной двери. Страх душит! Проснуться, закричать, чтобы разбудили, ворочаться… все болит, но он не просыпается! Помогите!

С диким, протяжным криком юноша пришел в себя. Прошло буквально две минуты сна, а казалось, целая вечность.

- Задохнулся.
- Не успел проснуться? Заснул за компьютером?
- Нет, в постели. Ночью. Говорят, у него был хронический насморк. Причем тут компьютер?
- И никто не разбудил?
- А кто мог? Он же не встречается ни с кем.
- Родители?
- Они в своей комнате спали. Ты такое спрашиваешь!
- Правда.
Сам по себе случай был бы трагическим, но не достойным внимания, если бы не странное совпадение его с удушьем, которое испытал сам любознательный юноша. Хотя его интерес уже переходил из любопытства в тревогу.
Он решил бросить читать страшные демотиваторы и осторожно опросил друзей по институту, увлекаются ли они ими. Тех, кто отвечал утвердительно, еще осторожнее спрашивал, не было ли у них приступов удушья ночью. Но никто в таком не признался. Некоторые посмеялись и поинтересовались в ответ, не пытается ли он сам выдумать историю-страшилку?
Новых приступов не случалось, и юноша поймал себя на том, что опять смотрит демотиваторы из обществ ужасов и страхов. Но даже после этого кошмары не возвращались, и он окончательно успокоился на этот счет.
Пока не прочитал сообщение, отправленное на стену общества:
«У кого здесь были сны про удушье после демотиватора В НИХ ТЫ НЕ ПЕРЕСТАНЕШЬ ВЕРИТЬ НИКОГДА?»
Он похолодел. Голова закружилась, пальцы дрожали, но он написал сообщение автору вопроса.
«У меня были. А что?»
Ответ не заставил его долго ждать, но заставил мелко трястись.
«Я чуть не умерла от такого сна. А ты?»
Он колебался, подозревая, что это все может обернуться розыгрышем, но написал:
«Я тоже».
Следующее сообщение содержало два изображения: уродец с крыльями летучей мыши и женской грудью угнездился на бедре обнаженной девушки – это было фото мраморной статуи; второе было картиной до того, как попало в компьютерный мир, и на нем написанный маслом маленький монстр сидел на груди барышни в ночной рубашке.
«Исторические свидетельства, - отправленный вдогонку текст подтверждал очевидное. –Современные врачи называют это сонным параличом, а средневековые крестьяне называли его кошмаром, демоном-пожирателем души».
«Причем здесь все это?» - написал он незнакомой собеседнице.
«Не знаю, но я считаю, что сейчас кошмары путешествуют по интернету».

После разговора юноша боялся заснуть. Воображение терзало его сотнями кадров из фильмов ужасов, где смерть происходит во сне, начиная от знаменитого убийцы в полосатом свитере и заканчивая современными адаптациями упомянутой легенды. В последние минуты перед тем, как отключить усталый и напряженный мозг, он подумал, что его кошмар не так очевиден, более прост, но в то же самое время вызывает ужас и холод – когда просто есть ощущение, что в комнате находится кто-то со злыми намерениями, и этот кто-то может свободно двигаться, а ты не можешь даже пошевелиться, еле способен повернуть голову, чтобы посмотреть, увидеть краем глаза тень, быстро бегущую к тебе – вот как сейчас, там, возле двери, кто-то есть, он чувствует этот взгляд огромных глаз, эту злую ухмылку, этот голод! Посмотреть, не бояться, найти в себе силы отогнать, победить, пригрозить в ответ – голова не поворачивается, а кто-то невидимый рядом, его движения слышны, но не дыхание, и свет такой яркий, это точно не сон! Должен быть сон, должен! Проснуться – и уйти из цепких, липких, холодных когтей кошмара! Давит грудь – он уже на груди! Не опустить голову, не посмотреть ему в глаза – если посмотреть прямо в глаза, кошмар испугается… нечем дышать! Двигаться, проснуться, закричать! Крик, пронзительный, протяжный, громкий – вдохнуть воздух!

Он проснулся среди ночи – оказывается, прошло несколько часов. Судя по тому, что родители не сбежались на шум, в реальности он молчал. Футболка и пододеяльник были мокрыми от пота. Первым делом утром написал о своем опыте новой знакомой. Ответ не пришел в течение дня. Юноша листал сообщество, ждал ответных комментариев под записью. К вечеру не выдержал, написал сам подобный вопрос: «У меня тоже были такие кошмары, у кого еще?»
Ночь прошла без повторных приступов, но снились сумбурные ужасы, коридоры, бегство или погоня за кем-то или чем-то. К утру ответа все не было, но в сообществе написали: «Да хватит уже ваших тупых приколов! Если опять напишете, забаню».
Юноша начал волноваться за незнакомку, зашел на ее страницу в соцсети – обновлений не было за эти часы, живет не в его городе, невозможно выяснить, жива или нет. С этим «котом Шредингера» прошел еще один день.

Утром он увидел СМС от друга-скептика: «У меня тоже это было, хотя я ничего такого не читал в интернете! Наверное, переобщался с тобой!» Юноша похолодел: а если это правда? Ответа от девушки нет, в сообществе продолжают постить демотиваторы, как ни в чем не бывало. Хотя, стоп, начали постить новые, на основе того самого, подозрительного, в стиле «демотиватор из демотиватора» со второй подписью: «Запость этот дем, пусть придурки задохнутся во сне». Юноша похолодел от одного только вида: злые рожи на картинке ухмылялись живо.
- Их нужно как-то остановить, - пробормотал он себе. – Но как?
Час ушел на раздумья и убеждение себя, и он написал письмо модератору сообщества, с просьбой запретить эти демотиваторы. Ответ был простым: «Ты че, прикалываешься? Или поехал совсем?» Юноша задумался: а как обосновать? Написал еще одно письмо: «Я думаю, что они распространяют кошмары, убивающие людей». Ответ был: «Так, все, в баню». Больше в сообщество он зайти не мог. Попросил друга посмотреть, тот сказал, что вся личная переписка выложена на стену, под ней – масса комментариев в духе «вот дебил», и после этого все демотиваторы, двойные и тройные – все с «теми, кого не забудешь» в центре.
Теперь он боялся по-настоящему. История казалась реальной, не вызывающей сомнений. Животный ужас толкал действовать, разум требовал прекратить панику. Он опять обновил страницу незнакомки – на ней появилась новая аватарка. С черной ленточкой в углу. Верхнее сообщение на стене подливало масла в огонь страха: «Она умерла, похороны такого-то числа». На автомате он написал сообщение тому, кто мог это прочитать: «Какая причина смерти?» Ожидания, увы, оправдались: «Задохнулась во сне».

- Послушай меня! Это все какая-то нелепая шутка! Ты не знал ее, может, она просто играет с тобой, пишет от имени родителей, что она умерла.
- Надо поехать туда, разузнать…
- Куда? Ты будешь бегать по всему городу, по всем кладбищам?
- Ты сам чуть не задохнулся!
- Это не повторялось, и вообще, есть научные причины: переутомление, неудобные позы, и мне не виделись никакие глаза или там монстры.

Он хотел бы успокоиться. Но этой ночью сон повторился: сначала были коридоры, облезлые, обветшалые, много. Как будто весь многоэтажный дом опустел, все люди выехали или умерли, давно, годы назад. Лифты остановились, и лестницы соединяли не все этажи, можно было только переходить из каких-то квартир на этажи ниже по горам рухляди или стремянкам, опущенным в дыры, – он выбирался с крыши вниз, на улицу, к лунному свету. Свет пробивался через окна и становился все ярче. В последней комнате, из которой можно было выйти в подъезд, он встретился с улыбающимся чудовищем, низкорослым тощим вампиром с лысой головой, комедийно длинными клыками и тонкой шеей. Вампир ласково смотрел в глаза немигающим стеклянным взглядом. Все шире улыбался и приближался, раскинув руки для объятий. Юноша схватил его за шею и стал душить изо всех сил, но вампир только ухмылялся – как можно задушить мертвеца? Безысходность и отчаяние заполоняли страхом, дрожью во сне. И этот яркий лунный свет, он почти слепил. В ужасе юноша кричал слова молитв, которые только мог вспомнить или выдумать, – и чудовище развеялось. Чувствовалось, что только на время. Выхода из подъезда не было: дверь завалена обломками мебели. Но нашелся пролом в стене, через который он вышел в запущенный сад одичавших растений. К свету. Яркому свету луны.

Открыв глаза, понял, что полная луна светит прямо в окно. Встарь считалось, что от ее света можно сойти с ума. По другой легенде, луна порождала кошмары, когда светила в лицо. Видимо, зерно истины в этом есть.

- Знаешь, я тут подумал. Не говори никому больше про эти ужасы. Не повторяй то, что написано на демотиваторе. В группе появилось еще несколько сообщений о приступах удушья. Никто не умер пока, но вот факт налицо.
- Почему? Как это связано?
- Ты знаешь, что такое компьютерный вирус?
- Вредоносная программа?
- Самостоятельно копирующаяся программа, при этом. Способная дописывать сама себя к другим мыслям. Я подозреваю, что тут та же самая тема. Древние ужасы научились приписывать себя невидимо к файлам и даже к словам. Это – ментальный вирус страха. Он передается с любой информацией о себе. Или, скорее, эта информация - и есть он сам. Вирус заставляет тебя копировать его: сообщать в виде предупреждения. Но, по сути, это трансляция вируса по всему интернету, сразу в мозги пользователей.
- Звучит, как бред. Ты в это веришь?
- Я допускаю возможность.

Ночью кошмарный сон повторился интенсивно: невидимый кто-то ледяным присутствием прошел по комнате и замер неподалеку, вытягивая жизненное тепло, не давая дышать.
С трудом заставив себя проснуться, юноша написал на своей странице в Сети:
«Сонные душители реальны. Не спите в одиночестве и научите тех, кто рядом, будить вас, если не услышат дыхания. Перестаньте читать и смотреть ужасы на ночь. Прогнать демона-душителя можно словами молитвы, любой, какую знаете. А еще душители могут передаваться как вирус, с любым упоминанием о них». На этом слова покинули его, и он, почувствовав облегчение, уснул – без сновидений.

Утром его ждало письмо от модератора сообщества ужасов: «Я верю тебе, чувак, я сегодня ночью видел этого чудика во сне, чуть не задохнулся. Что делать? Я открыл тебе доступ в сообщество опять». Догадываясь, что хорошо бы найти автора демотиватора, юноша перерыл всю стену, пока не нашел ссылку на его страницу.
«Страница удалена» - поиски уперлись в это объявление.
«Демоны заметают следы? Они на это способны?»
Воспользовавшись поиском по картинке, он нашел немало упоминаний на разных форумах о ней. Люди на задворках интернета обсуждали странный демотиватор уже несколько месяцев, делились описаниями самих случаев удушья и средствами борьбы, среди которых, кроме «истовых молитв», встречались и «хорошие мысли» и «научные обоснования».
Действовало то, во что человек верил, помимо своего страха. То, в чем мог найти опору для разума.
Находились и упертые скептики, рассказывающие, что это обструктивное апноэ, и всего-то надо капать в нос на ночь и спать в удобном положении. Но поверить в такое было нелегко, после нескольких смертельных случаев. Кстати, о них писали редко, чаще – об упадке сил на протяжении следующего дня (что входило в описание синдромов апноэ, но кто сказал, что мистическое бедствие не могли приписать действию некоей болезни со странным названием?).

- Знаешь, демоны могут не иметь отношения к вирусу.
- То есть?
- Вирус может существовать сам по себе. Когда я говорил о демонах, я подразумевал злую волю, тварей, преследующих какие-то цели. А вирус может размножаться и без всяких целей, кроме самокопирования.
- Ты хочешь сказать, что в виде демотиватора в разум записывается программа, которая ничего не хочет и не делает, кроме того, чтобы разными способами внедрять в умы людей вирус, приводящий к удушью?
- Да. Можно поверить в то, что страх перед кошмарами-душителями заложен в нас генетически, и кто-то научился им манипулировать, создав такой прицельно бьющий вирус.
- Но зачем? Если его кто-то сделал, то, значит, это нужно кому-то?
- Кому? Иностранной разведке? Чтобы ослабить нас перед войной?
- Как ты говоришь, есть возможность.
- Да перестань! Хотя, доказательств нет ни «за», ни «против». Что нам делать с вирусом, лучше скажи?
- Я так понял, его можно заглушать другими мыслями. Надо искоренить картинку из головы…
- …из подсознания, я бы даже сказал…
- …откуда угодно, лишь бы ее не было там! Просто думать о чем-то хорошем, может быть, о… - догадка вспыхнула сама собой, - о сказках! Как там говорилось? Забудешь все сказки, но этих не забудешь никогда? Решение в том, чтобы вывернуть наизнанку очевидное!

Следующая ночь была решающей. Нечто было невидимым, вязким, тягучим. Оно пришло и сдавило грудь, и он знал, что это – вирус или демон, потому что все банальные меры предосторожности были приняты перед сном. Он не стал насильно просыпаться, когда холод сковал его, – вместо этого представил яркий свет! Занавеска на окне исчезла, и серебристый свет луны обозначил фигуру вампира с крыльями. Он приподнялся в кровати, через силу, ясно видя все, что происходило, яснее, чем наяву. Чувствуя, что уже не дышит, но все еще может двигаться, представил первое, что пришло в голову из сказок, – меч с огненным лезвием, лежащий под рукой. И снес вампиру голову одним ударом. В легкие тут же поступил воздух, и юноша проснулся с облегчением, дыша полной грудью.

- Я думаю, что вирус поражает нервную систему, а не дыхательную, вот почему он возможен. Блокирует управление дыханием.
- Но кому это может быть нужно?
- Понятия не имею. Вирус мог появиться вообще случайно, иногда пишут для развлечения вирусы.
- Ну и развлечения у кого-то!
- Боюсь, он уже умер, убитый сам своей игрушкой. Я пытался найти какие-то ссылки, информацию по теме – но форумы, где есть ветки о том демотиваторе, давно не обновлялись, и репостят его каждый раз в каком-то новом уголке Сети. Сообщество ужасов заблокировано. Модератор не отвечает на мои письма. Но сами картинки появились в трех новых сообществах.
- Вирус мигрирует? И при этом убивает, чтобы не могли найти лечение от него.
- Точно.
- У меня есть одна идея.
Он сел за компьютер, открыл злосчастный первоисточник с уродцами на сайте демотиваторов - и нажал кнопку «Сделать новый на основе этого». В появившейся строке ввода подписи набрал: «Не забивай память ерундой, читай лучше сказки», - и отправил готовый анти-демотиватор в Сеть.
- Клин клином, как говорится.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 1:08 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№9
Волонтер


Хмарно на небе, и на душе точно так же. Настя отвернулась от постепенно темнеющего окна. Вечер был сер, дождлив и уныл. Сегодня шеф подкинул новый проект – «Хранитель», а ей сиди и думай, как его преподнести - получше да позавлекательней. Чтобы неуемный потребитель оборвал все телефоны в поисках такого жизненно необходимого товара как супер-пупер навороченная новейшая охранная система. Если бы Настя была не подающим надежды молодым специалистом, а, к примеру, Винни Пухом, она бы спела песенку про опилки и почесала бы в затылочной доле. Но, увы, начальство требовало результата «вчера».
Девушка обреченно вздохнула и перевела взгляд на товар, лежащий на рабочем столе. Прежде чем активировать опытный образец, Настя хотела составить мнение о внешнем виде.
Металлическая прямоугольная коробочка с закругленными углами тускло поблескивала серым. Взгляд не цепляет. Скучно, непривлекательно, трогать не хочется. Она взяла «Хранителя» и покрутила, отметив увесистость «коробочки». Положила на место, взяла ручку и написала на листке: «тяжелый - надежный, весомый аргумент, классический технологичный дизайн». Больше ничего выдавить из себя не смогла. Плохо. Сан-Саныч ясно дал понять, что завтра к планерке ему нужен обзор и примерная рекламная стратегия.
Надо активировать устройство, но как? Девушка снова взяла образец. Шеф забыл оставить ей инструкцию. «Ну да ладно, - мелькнуло в голове у Насти, - когда это я читала инструкции...» Она заметила, что одна сторона коробки немного отходит, и подковырнула ногтем металлическую пластинку. «Хранитель» оглушительно щелкнул.
В агентстве уже никого не было, все разошлись по домам, звонкий щелчок громом прозвучал в опустевшем офисе. Настя от неожиданности вздрогнула.
Крышка коробочки распахнулась, обнажив толстые стенки, будто очень давно ждала, что ее откроют. Пара заблудившихся мурашек пробежала по спине девушки. На дне шкатулки, отчего-то названной охранным устройством, лежал серый лист очень старой бумаги, скрученный в рулончик.
Настя потянулась было достать находку, но взглянула на ладони и сочла их недостаточно чистыми. Она быстро сбегала в туалет и тщательно, с мылом вымыла руки. Неся ладошки перед собой, бережно, словно хирург перед операцией, девушка вернулась в кабинет.
Свиток был запечатан коричневой сургучной печатью и перевязан грубой веревочкой. Края истрепались и обмахровились. Надо бы поаккуратней, подумалось Насте. Она с наслаждением понюхала находку. Бумага пахла временем и чем-то еще, будоражаще необычным. Тайной, что ли. Настя переломила печать, осторожно развернула ветхий лист и начала читать вслух. Витиеватые архаичные буквы гласили:

Я иду за тобой след в след
Легким ветром июньской прохлады;
Ты уверена: меня нет;
Но запомни: я где-то рядом.
Я храню тебя от невзгод,
Неудач и опасных падений;
Не заметишь ты мой полет,
Я своей не оставлю тени.
Засыпая, ты каждый раз
И подумать не можешь даже,
Что с тебя не свожу я глаз,
Твои волосы нежно глажу.
А под утро, рядом с тобою,
На подушке пригревшись сладко,
Желтым зайчиком, не беспокоя,
Улыбаюсь тебе украдкой.
Я по жизни с тобой иду,
А она не стоит на месте;
Ты поверь мне, любую беду
Легче выдержать только вместе.
Видишь два крыла за спиной?
Я не душ похититель -
Просто я навсегда с тобой,
Просто я - твой ангел-хранитель.

Настя презрительно фыркнула. Дурацкое стихотворение, опус пятнадцатилетней школьницы, не иначе. А она-то размечталась, запахи всякие унюхала, тайны, загадки. Смешно. Наверное, ее разыгрывают. А раз так, то нет смысла сидеть здесь и дальше.
Правда, зачем это делать - непонятно. До первого апреля еще полгода.
- Ну Сан-Саныч, ну затейник! Чтоб тебя черти побрали, высокое начальство! - произнеся все это вслух, Настя расслабилась и пошла одеваться.
На улице совсем стемнело. Октябрьские первые заморозки разогнали всех прохожих по домам. Ветер вяло кружил полиэтиленовый пакет в тускло-желтом свете уличных фонарей. «Красота по-русски», - хмыкнула про себя девушка, ежась от холода, натянула драповую кепочку поглубже на уши и пошла домой через знакомый проходной двор. Как всегда ходила. Она выкинула из головы дурацкое задание и углубилась в свои мысли, не имеющие ничего общего с работой.
Едва она вышла из слабо, но все-таки освещенной зоны в абсолютную мрачную темноту, как реальность тут же дала о себе знать.
В ближайшей подворотне раздавались короткие вскрики и хеканье - двое амбалообразных силуэтов с нездоровым энтузиазмом пинали третьего, лежащего на земле, будто мешок с картошкой. Настя испугалась и неожиданно для себя завизжала, словно пожарная сирена. Визжать она умела с детства, в пятом классе ее признали королевой крика в школе. Правда, во взрослом возрасте это умение ей не пригождалось - до сегодняшнего момента. Завыли, реагируя на дикий крик, окрестные собаки.
Амбалы подхватились и убежали.
Она с опаской подошла поближе к избитому, подсвечивая себе экраном телефона и попутно раздумывая: звонить в полицию или не звонить. Мужчина стоял на четвереньках, пытаясь подняться, и тяжело дышал. Длиннополая куртка на спине топорщилась противоестественным горбом. Инвалид, что ли? Когда девушка склонилась, пытаясь оценить повреждения, пострадавший поднял голову и посмотрел Насте прямо в глаза.
Симпатичное лицо, по крайней мере, на первый взгляд. Правда, кровавые сопли из расквашенного носа никого не украшают. И плечи широкие. Все впечатление портили глаза. У него был жалкий взгляд побитой собаки. Никогда Насте не нравились мужчины, вызывающие жалость. Но тут она поддалась первому порыву, подошла поближе и, подав руку, помогла парню встать. Широкие плечи и высокий рост скрадывали изъян фигуры. Несмотря на горб, он не был похож на калеку. Девушка достала из сумки влажные салфетки и протянула избитому.
- Спасибо.
Голос приятный, машинально отметила она.
- Не за что, - развернулась и пошагала дальше.
- Подождите! - он догонял ее. Настя ускорила шаг, почти побежала.
- Анастасия! Не бойтесь! Я не причиню вам вреда! Наоборот, - преследователь в два счета нагнал девушку и схватил за рукав драпового пальто.
- Постойте, - просительно повторил он. Настя даже и не испугалась почти. Просто рукав выдернула и все. Не похож был преследователь ни на насильника, ни на грабителя. Ведь она уже заглянула ему в глаза. А глаза - зеркало души. Ничего там, на дне, не было, кроме боли и тоски. Она не хотела больше туда смотреть.
- Я - Вадим, - он протянул испачканную ладонь. Потом, спохватившись, попытался вытащить салфетку из упаковки, выронил. Поднял. Снова выронил. И опять поднял... Потом уронил всю пачку. Настя с недоумением глядела на затянувшееся представление.
- Мне нужно с вами поговорить. Это очень важно.
- До свиданья, - девушка заторопилась.
- Подождите, не уходите. Туда нельзя! Да стойте же вы! А, черт! Я - ваш ангел-хранитель.
Не засмеяться в ответ на такое абсурдное заявление было сложно, практически невозможно, и Настасья с удовольствием расхохоталась. Эхо звонкого девичьего смеха стукнулось о холодную стену и сгинуло бесследно в колодце обычного питерского двора. Стало как-то неудобно.
- Никто не верит, - обиженно проговорил Вадим, а потом добавил: - Поначалу. Я знаю многое, чего никто не знает. Если хотите - можете проверить.
Девушка призадумалась. Тайны у нее, разумеется, были, но вот так сразу в голову ничего не приходило.
Самопровозглашенный ангел взял инициативу в собственные руки и вывалил такое, что у Насти загорелись уши от стыда.
В третьем классе она разбила окно в школе. Никто не видел. Вину повесили на отчаянного хулигана - двоечника Альмухамедова. А она побоялась признаться, подружкам не говорила, никому. О разбитом стекле не знала даже Настина мама. Когда она решилась найти бывшего одноклассника и покаяться в содеянном, оказалось поздно. Сразу после окончания школы Серегу обнаружили повешенным в подвале его же собственного дома. Жизнь неплохого в принципе парня оказалась незаслуженно короткой. Иногда Настя думала, куда после смерти попал Альмухамедов: на ад он вроде бы не успел нахулиганить, а в рай таких паршивых овец не берут. Жалела и продолжала жить с не смытым пятнышком на совести.
Это что значит? Что Вадим виделся с Серегой или прочитал ее мысли? И то, и другое одинаково невероятно.
Зябко передернувшись от очередного порыва промозглого ветра, Вадим вслух заметил, что хватит стоять на холоде, и предложил зайти в кофейню неподалеку, погреться и поговорить в спокойной обстановке. Заодно и выпить по чашечке капучино. Когда ангел проговорил название этого достойного напитка, на лице его появилось сладостное предвкушение. Настолько сладостное, что Настасья крамольно подумала - как должно быть тоскливо жить на небесах, если там даже кофе нет.
Домой она не торопилась, парень на вид опасности не представлял. К тому же было бы интересно побеседовать с «ангелом-хранителем». Что он может такого придумать?
Небольшое уютное заведение через два квартала как будто ждало их, озябших и заплутавших путников, завлекательно источая тепло и пряный аромат кофе с корицей. Свободных мест было достаточно, и вновь пришедшие выбрали стол возле огромного окна-витрины. На улице порывы ветра швырялись дождем и мокрым снегом в редких прохожих. Здесь же было по-домашнему комфортно.
Настя глянула на Вадима и ужаснулась - салфетки не стерли кровь и грязь, а еще больше размазали по лицу хранителя.
- Вам надо срочно умыться, - она ткнула пальцем в сторону туалета. Вадим забеспокоился:
- А вы дождетесь меня? Не уйдете?
Девушка отрицательно покачала головой: любопытство ворочалось в душе огромным неугомонным псом, снова учуявшим волнующий запах загадки.
К моменту, когда ангел вернулся, Настя уже заказала два двойных капучино и две порции тирамису. Она не была уверена, любит ли Вадим тирамису, но подумала, что ему должно понравиться. Только здесь - при желтом свете светильников, создающих интимную обстановку, - она и разглядела парня внимательно.
Светлые встрепанные волосы, чуть длиннее, чем следует, голубые европейского разреза глаза, выражением напоминающие брошенного пса, мокрые топорщащиеся брови, нос, опухший после встречи с кулаками отморозков, губы тонкие, обветренные. Наверное, часто облизывает их на ветру, подумала Настасья; и тут официантка принесла заказ.

- Вы мне все-таки не верите, - расстроенно протянул парень, осторожно присаживаясь на красный дерматиновый диванчик и устраивая длинные ноги под крохотным столиком.
- Давайте перейдем на «ты», - предложила Настя: когда ее называли по имени-отчеству или на «вы», она чувствовала себя древней старухой. Да и в конторе все общались друг с другом вполне демократически, величая по батюшке только начальника.
- Согласен. Вы... ой! Ты спрашивай, а я буду отвечать.
- Как так вышло, что на тебя напали?
Вадим смутился.
- Надо было тебя задержать, а они подвернулись очень кстати.
Настя даже и не рассердилась, почти. Так с ней еще никто не знакомился.
- Расскажи мне про ангелов, - попросила она, удивляясь тому, что сидит здесь и сейчас и слушает какого-то ненормального.
- Да ну, чего рассказывать, к тому же я не совсем ангел. Я - волонтер, доброволец на службе.
- Чем отличается волонтер от обычного ангела? Отсутствием крыльев? - девушка осеклась, с сомнением глядя на куртку, топорщащуюся на спине. - Ой, это что - они самые и есть?
Интересно, подумала Настя, там и правда крылья? Не может быть.
- Да, только это ничего не меняет. Когда-то я был человеком, им и остался, а это, - он брезгливо передернул плечами, - тюннинг. - Вадим надолго замолчал.
Настя улыбнулась, настолько эта попытка пошутить была неожиданной и в устах Вадима звучала неуместно.
- Когда я отслужу свой срок, я снова буду среди тех, кто меня любит. Любил... - поправился он. - Когда я выполню свою миссию.
- А в чем она, твоя миссия? - Настасью разбирало любопытство. Оно зудело не хуже чесотки.
- Знала бы ты, до чего приятно просто поговорить с живым человеком. С девушкой, - мечтательно потянул Вадим; собачьи глаза подернулись туманной дымкой. - Они же там почти все сотворенные и прирожденные, не соображают ничего. О чем с ними разговаривать? - он пожал плечами.
- Ты так и не ответил на вопрос! - шеф ценил Настю за журналистскую бульдожью хватку, и отступать она не собиралась.
Вадим передернул плечами, будто от озноба, хотя в кофейне было тепло, и ответил:
- Каждый раз по-разному. Сегодня надо было задержать тебя на час, чтобы ты не попала домой в Тот Самый Момент.
- Какой-такой момент? - не поняла девушка.
- Узнаешь, - загадочно ответил ангел-волонтер.
- Ты как-то связан с Сан Санычем и нашим новым проектом? - поинтересовалась она. Ангел замялся и подлил мировой скорби во взгляд, как будто ее там было недостаточно. Потом кивнул.
- Понимаешь, Там сложная, как сейчас говорят, демографическая ситуация. Такое время - праведники вымерли как класс. А без душ благостных небеса превратятся в пустыню - не сразу конечно, постепенно. Сотворенные, предоставленные сами себе, забеспокоились. Ведь если не останется овец, то и пастыри не нужны. Они попытались вернуть народу религиозность, но не сильно-то у них получилось. Ведь люди развращены диаволом и златым тельцом.
Он именно так и сказал: «диавол» и «златой телец». У Насти аж волосы дыбом встали на затылке и мурашки объявились незванные. Вадим продолжал:
- И тут на контакт вышел ваш Саныч. Один из хранителей открылся ему. Они нашли общий язык. После этого и родился проект «Хранитель». Прирожденные решили, что за душами людей надо присматривать до их смерти, и тогда они уверуют и исполнятся благодати. А благость в душах, имеющих власть и деньги, - это прекрасно для всех. К моменту пресекновения линии жизни, человек будет готов к небесам. Ваш Сан Саныч в результате общения с Хранителем стал истинно верующим.
Настя ужасно удивилась. Весельчак и балагур Сан-Саныч, покрикивающий на работников, - праведник?
- Подожди, ты постоянно говоришь о прирожденных, сотворенных и о волонтерах. Объясни, пожалуйста, чем отличаются они друг от друга? - спросила девушка.
- Это все очень просто: сотворенных сотворил Господь, прирожденные - их потомки, родившиеся от земных женщин. Волонтеры - это такие, как я, можно сказать, контрактники. Мы служим определенный срок, потом получаем вознаграждение, благодать. Скоро, совсем скоро наступит мое время.
- Ну а как так получилось, что ты стал волонтером? - Настю распирало от любопытства
- В междумирьи, в лимбе, легко потеряться. Я погиб на войне, неожиданно, не успев осознать, что все кончено, и хотел обратно, домой, к родным и близким. В небеса же я не верил, никто из нас тогда не верил - не было принято, и боялся идти вперед, куда настойчиво звали, - он помолчал и добавил, поежившись: - Туда, куда особенно настойчиво звали.
- Сколько тебе лет? - холодея, спросила Настя.
- Я родился второго августа 1921 года, значит, этим летом мне мог бы исполниться ... девяносто один год.
Настасья видела ту страшную войну на черно-белых кадрах кинохроники на уроках истории. Тяжело было поверить, что все это было на самом деле. И что люди могли так поступать по отношению к другим людям, лишь из-за иной формы головы или цвета глаз. Впрочем, люди и продолжали так поступать, правда, не в таких масштабах. Она печально вздохнула. Как знать, может, хранители и смогут изменить жизнь к лучшему.
- Потом, я встретил ангела, и как-то сразу понял, кто он и где мы... Он сказал, что я не могу попасть к моим родным. Грехов на мне оказалось, будто блох на собаке: гордыня, идолопоклонничество, убийство. Впрочем, на войне все убийцы. Но есть возможность заслужить прощение служением добру. И верой. А как тут не поверить, если перед тобой сияющий Сотворенный, с белоснежными крыльями и огненными глазами.
Вадим замолчал и зажмурился. Лицо его стало каким-то отсутствующим, прислушивающимся к чему-то далекому. Затем Хранитель подобрался, словно лесная рысь, и сразу же расслабился.
- Нам можно идти, - открыв глаза, сказал он Насте. - Уже все.
Они расплатились по счету и вышли в неласковую ночь.
- Я немного провожу тебя, - Вадим взял ее за рукав пальто, и они пошли.
- Но ты ведь не дорассказал, - попыталась возразить девушка. Волонтер шагал быстро, Настя едва поспевала за его размашистым шагом. Мелькнула мысль, что если она упадет, то ангел так и потащит ее по грязному асфальту, как куклу. Мелькнула и пропала, сменившись следующей: неужели все услышанное – правда? Сердце говорило – парень не лжет.
Вадим задумчиво проговорил:
- Знала бы ты, до чего приятно просто поговорить с девушкой, живой, реальной...
И в голосе его была точно такая же нечеловеческая скорбь, что и во взгляде. Они завернули за угол и вступили во тьму.
- Пора, - сказал ангел. Реальный ангел. Настя отбросила сомнения.
- Мы еще увидимся?
- Возможно, но в ближайшем будущем у тебя не будет развилок.
- Что такое развилки?
- Это переломные моменты. Будущее неоднозначно, человек может повернуть свою судьбу к свету или тьме в один миг. А может умереть, хоть ему и предписано жить дальше. Я не особо разбираюсь в таких тонкостях. Я всего лишь Хранитель. Прощай.
Одним движением Вадим сбросил куртку, и Настю ослепила пара огромных белоснежных крыльев. Казалось, они светились собственным светом в неприглядной городской ночи. Настасья невольно прикрыла глаза рукой, ее захлестнула буря эмоций.
- Постой! - закричала девушка, смутно понимая, что вот-вот закончится самое необычное, самое невероятное из всего, когда-либо происходившего в ее такой обыкновенной жизни.
Крылатый силуэт мгновенно растворился в ночном небе. Облака продолжали истекать дождем. Наверное, так ангелы оплакивают свои печали. Настя, задрав голову, долго смотрела вверх. Чужие слезы щедро текли по щекам, смешиваясь с ее собственными. Долгожданное чудо так быстро кончилось. Она узнала ничтожно мало, и даже не спросила про Серегу... Может, этот охламон тоже служит волонтером?
В протянутую руку медленно спланировало крупное маховое перо.

***
Тушить Настин дом приехали три пожарных расчета. Когда она пробилась сквозь толпу досужих зевак, то сразу все поняла. Ее этаж выгорел полностью. Подкопченные, но целехонькие соседи сказали, что полыхнуло мгновенно, наверное, газ взорвался.

Она уже знала, что напишет в обзоре.

___________________

(Использованные в рассказе стихи не принадлежат перу автора).

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 1:30 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№10
Пиитом можешь ты не быть, но человеком быть обязан


Что, говоришь, в XXI-м веке живём? Вот тут ты, друг мой, как в лужу… дунул. Это в прошлом – ХХ-м - стыдно было во всякую мистику верить, а сейчас очень даже модно… наука и то приобщается… Ну не вся наука, не вся, согласен – отдельные экземпляры. Да я и не про науку, я – вообще, о народе.
Нечисть только сейчас не та пошла, не по-средневековому шалит – старается в ногу с прогрессом подпрыгивать. Вон, голоса с того света уже по радио ловят. Да и это, друг мой, по сути – ретро. Народ всё больше в глобальной паутине барахтается, вот в этой мутной водичке нечистая сила теперь невод и закидывает. Может, не очень только получается – опыта не хватает, ну так, опять же, опыт – сын ошибок трудных... научится.
Доказать? Да чего доказывать-то, просто расскажу.
Я, видишь ли, турист-любитель, и как только с Интернетом познакомился, сразу один сайтик нашёл: Ёжики.ру называется – портал туристов Сибири. Там на форуме мы с народом обо всяких своих делах трепались-обсуждались, не только о туристических. О культуре и литературе, в частности… Видишь ли, друг мой, меня иногда муза посещает – пописываю потихоньку… И с друзьями-ёжиками делюсь… даже звание присвоили: ёжик-писатель… Ну, это так – к слову.
При чём тут черти?! Нет, нет в лесах на меня не набрасывались, не в пещерном же веке, говорю, живём – в двадцать первом. Слушай дальше.
Звонит мне как-то на работу один перец. Я так понял – он какое-то время читал наш форум и решил найти меня, благо, это не трудно, мы довольно откровенно обо всём общались. Позвонил в отдел кадров и спросил номер Сергея, который ходит в горы.

И вот, в один прекрасный (или не очень) день – звонок:
– Здравствуйте, Сергей, я давно читаю форум ёжиков и вот решил вам позвонить.
– Здравствуйте, – говорю, – очень приятно, в чём проблема?
– Я поэт, хотел вступить в Союз писателей, но у меня нет публикаций, городские газеты не печатают, и мне посоветовали публиковаться в интернете.
– В сети-то - запросто. А что вы пишете?
– Оды. Я продолжаю традиции Державина и Ломоносова. Вот, давайте, я вам почитаю.
– Нет-нет, не стоит.
– Они короткие, вот одна:

Тулеев, я думал о тебе!
Тулеев... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!

Я знаю – город будет,
Я знаю – саду цвесть,
Когда такой Тулеев
В Кузбассе нашем есть!

У меня челюсть отпала, долго не знал, что сказать. А он спрашивает:
– Ну, как?
Я еле собрался с мыслями и начинаю мямлить:
– Да это вроде... как бы... не совсем ваше...
Он мне бодро так:
– Вы имеете в виду теряющего актуальность (или популярность, не помню сейчас) поэта позапрошлого века Пушкина?
В расстройстве чувств про Маяковского я даже не вспомнил:
– Ну... да.
– Да кому он нужен, если даже не мог предвидеть появление такой фигуры как Тулеев, в отличие от Ломоносова (или там Державина)!
Тут я решаю потихоньку закруглить разговор:
– А от меня-то вы чего хотите? Интернет большой – публикуйтесь.
– Разрешите опубликовать свои произведения на вашей страничке.
А у меня на ёжиках тема есть, где я с народом своей прозой делюсь.
Я, конечно, решительно отклонил такую честь, посоветовал, коль есть такое желание, зарегистрироваться и открыть свою тему. Ещё, мягко, но настойчиво рекомендовал не публиковать оду, а что-нибудь ближе к тематике форума: о природе, кострах, походах. Этот перец (забыл, как он представлялся в начале, если представлялся) заверил, что у него есть рассказы о природе.

Ну, он на следующий день зарегистрировался под ником «Пиит» и осчастливил нас своим первым рассказом «Кедр». Вот только, бляха-муха, всё таки в моей теме. Я, не поднимая шума, попросил администрацию выделить в самостоятельную. Так, собственно, всё и началось.
Рассказик, скажу тебе честно, так себе – слабенький совсем. Да и не рассказ – зарисовка: как они с сыном ходили походом в тайгу и останавливались на ночлег под корнями кедра-патриарха. Но народ хорошо принял: подбадривали, советы давали, даже и хвалили немножко. Туристы вообще народ доброжелательный, а в наших горах и особенно. Представь себе - ещё со времён освоения в 60-70-е сохранились особые традиции: все, встречающиеся на тропах друг с другом, здороваются как знакомые; если мимо костра проходишь, всегда чаем угостят, голодных накормят, припасами поделятся. Ну а об экстремальных случаях и речи нет: если что, народ со своих маршрутов без звука сходит, чтобы помочь. В последнее время, правда, всё чаще козлы какие-то стали попадаться, но не будем о грустном.
Так что наши ёжики Пиита вполне тепло встретили: типа, ещё пиши, давай.
Ну, он и дал! Выдал на гора оду. Не ту, мягко говоря, скоммунизженную у Пушкина-Маяковского, а в прозе. В неповторимом канцелярско-акынском стиле…
Нет, друг мой, пересказать не возьмусь. Это полный… песец! Да я вот даже распечатал, показывал тут друзьям из студии – устроил вечер юмора. Приобщись, орфография авторская:

Поднебесные Зубья - любовь моя.

Величавы наши родные горы. Не каждая птица перелетит через них.
Мощными утесами, острыми пиками вознеслись они к небесам.
Поднявшись на вершину невольно поворачиваешься в сторону Кузбасса – как там родной край? На душе спокойно – он процветает под мудрым руководством всенародно любимого Амана Гумировича Тулеева. Благоденствует его народ.
Много препятствий надо преодолеть что бы обойти эти горы, пролить немало пота, подвергается всевозможным опасностям. Когда уже кажется что туриста покинут силы – вспомнит он как не легко губернатору на его посту – и с новой энергией бросается он на штурм горных теснин. А оно стоит того. Столько красот можно увидеть по пути, такие чудесные перспективы открываются. И забывает турист о зное, болотах и надоедливом гнусе. Знает пилигрим что в случае несчастья всегда на помощь приедет спасатель, находящийся под патронажем Амана Гумировича.
Из всех достопримечательностей стоит выделить две главные: массив Большого Зуба и Золотую Долину.
Мощно метнулся к небу Большой Зуб, отвесны его прекрасные утесы, чувствуется в нем какая-то вечная мудрость – именно поэтому хочется (так считают и большинство посетивших его туристов и альпинистов) чтоб его переименовали в пик им. Тулеева. Тогда эта гора будет олицетворять не проходящий вклад Амана Гумировича в развитие Кемеровской области.
Широко и привольно раскинулась между скалами и ледниками Золотая Долина, ласково встречает она уставших путников, радует их глаза своими красотами. Как солдаты почетного караула, на куруме, стоят посвистывая пищюхи. Приветливо машут своими ветками невысокие кедры предлагая отдохновение. Впечатляет белизна снегов и синь озёр. Приятно пожить там несколько дней, набраться сил перед трудным путешествием.
Это лишь малая часть удивительных объектов природы которые встретит пытливый турист на своем пути.
Тот, кто хоть раз посетил Поднебесные Зубья, никогда не забудет столь чудесные горы, неизгладимые впечатления оставит такая мощная природа.


Вот как человека предупреждал: не надо оды – народ не поймёт! Нет же – вылез!.. Ну, посеешь ветер – пожнёшь бурю.
Да, это у вас в Европах, обстрелянных официальной шрапнелью из зомбоящика, может показаться, что народ Кузбасса по прежнему ярко пылает к всенародно-любимому губернатору… а на деле-то не очень. Пенсионеры, в основном. Да и то уже не все. А уж чтобы назвать в его честь что… Ну, может, свалку…
В общем… Пиит хотел отзывов от ёжиков – он их получил… если бы лично получал, не унёс бы и половину.
– Мдя, подхалимствуем, мож, лучше просто про горы?
– Мерзость какая...
– Смахивает на восхваления Ким Ир Сена корейского.
– Это не эссе, это анекдот какой-то. Пиит, пишите лучше детские рассказы, а не взрослые сказки.
– Особенно про мудрое руководство и благоденствие народа "понравилось". И чего-то не встречала я на тропе желающих дать имя Тулеева Большому Зубу. Может, тропы у нас разные... Отвратительное ощущение от прочтения.
- Ой, и не надо нашим детишкам про славного дедушку АГТ писать... А то, кажется, мы уже это проходили когда-то, тоже в детстве рассказы читали про разных правильных дедушек.
Он пытался народу объяснить что-то, ну вот как мне по телефону:
– Я хочу продолжить славные традиции Ломоносова и Державина. Как писал Некрасов, вся русская поэзия началась с од, восхваляющих власть предержащих. Не понимаю, что в этом плохого.
– Хотите продолжить традицию и назвать что-нибудь в честь Тулеева? Вас там облучают как-то радиацией исподтишка?
Ну и дальше в том же духе. Форум у нас цивилизованный, крепкие выражения запрещены, а то бы отклик был ещё горячее.
Оправившись от культурного шока, народ просёк и анекдотичность ситуации. Местные остряки даже стали подыгрывать, «типа поддерживая» предложение.
– Не, так-то мне оченно нравится. Только, может, не переименовывать. А то люди путаться начнут. Хотел покорить Большой Зуб – а получилось, что влез на Тулеева… последнему обидно.
Мне тоже немножко досталось, косвенно. Вроде такого:
– Пиит – вы это всей своей писательской ячейкой пилили – аль как?
Дело в том, что Пиит ещё мне пару раз звонил и каждый раз об этих звонках оповещал громогласно весь форум, да так ловко – у ежиного народа вполне могло возникнуть впечатление, будто я чуть ли не его идейный вдохновитель. Тем более, что он на меня ссылался, как на авторитет высшей инстанции. Да и вообще про меня с каким-то придыханием писал, прямо чуть ли не обожествляя. Вот такое ощущение создавалось, будто в личной иерархии Пиита я стою сразу за Тулеевым или даже рядом. А мне врождённая воспитанность не позволяла послать его по телефону вежливо, но далеко.
За несколько дней народ успел наругаться, повеселиться и высказать разные варианты сущности нашего Пиита: больной – не все дома; шутник-приколист; энтузиаст-агитатор; и даже провокатор, только непонятно, от каких служб. На всякий случай кто-то предлагал зеркало нашего сайта где подальше сделать, если «всенародно любимый» Амангельды Гумирович объявит наш сайт осью зла. Я тогда считал Пиита просто чудаком – увлечённым человеком, со своим особым бзиком. Инфернальным существом он мне уже позже увиделся.
Под конец первого акта этой трагикомедии, Пиит нас ещё немного повеселил: кто-то заметил, что в обсуждении он отчество своего кумира с мягким знаком написал – Гумировичь, для поэта и трибуна, мол, не комильфо – безграмотно. Тому нет бы отыграть назад – опечатка, дескать, вышла от тяжких дум, не судите строго. Так нет же, захотел более достойно, со своей точки зрения, вывернуться: сказал – это от большого уваженья. Туристы-ёжики не упустили случая, зауважали друг друга со страшной силой, прибавляя к никам эти самые знаки: Верчикь, Санчесь, Аккемычь и тому подобное.
– Слушай, Шушььь, знаешь как я тебя уважаю?
– Втройне?
– Точно!
С английскими тоже забавно смотрелось: Baksь, 4eptь, asovetovь.
Наконец администрации форума надоел это балаган, и они снесли всю тему Пиита нафиг. Самого, правда, не забанили. И время от времени он давал о себе знать. Мне особенно не повезло…
Где бы я ни оставил сообщение, вечером почти обязательно он тут как тут, собственной персоной:
– Считаю своим долгом всемерно поддержать ёжика-писателя… от всей души согласен… присоединяюсь к мнению…
И всё в том же духе. Все мои опусы расхвалил. Даже хотел посоветовать писателю Сергею Алексееву познакомиться с моим творчеством (чуть ли не поучиться). Тут уж я не выдержал: очень резко попросил его воздержаться от этой протекции. Тогда он меня пригласил в творческую поездку к Байкалу на своей машине. Он мою статью о прошлой поездке прочитал, «Хождение за три региона», и возжелал набраться вдохновения на этой жемчужине Сибири. Хохма ещё та, особенно если учесть, что машину водит только его жена, а мы с ним в этом ни бум-бум. А путь-то не близкий. Народ, естественно, так этого не оставил:
– Ляпота! Баба три тысячи километров за баранкой будет спину гнуть, а они на заднем сидении стишки пописывать! Нам бы так.
Ну и под занавес своего нашествия на ёжиков, Пииту удалось ещё раз отчудить по-крупному. Влез он как-то незаметно в тему об опытных туристах и спрашивает: «А как на форуме отличить опытных от неопытных?» Народ: мол, да постепенно самому станет ясно. Тот свою линию гнёт: «А новичкам? Хорошо бы сразу видно было, кто авторитетный ёжик, и к чьим советам стоит прислушиваться сразу, а на чьи можно забить».
«Как же это сделать?» – поинтересовался кто-то. Тут Пиит и предложил ввести ежиную иерархию, разделить всех туристов на классы: первый класс – самые авторитетные ёжики, второй – немного поменьше, и так до пятого, вроде, класса.
– Кто же поделит? – простодушно спросили ещё не прошедшие процесс сепарации (отделения сливок и сметаны от прочего молока) массы.
Наш не страдающий излишней скромностью гений тут же вызвался поделить собственноручно…
И поделил… Да, поделил: себя, меня, администрацию и ещё несколько человек вывел в элиту, ещё кого-то записал во второй класс, ну и всех остальных (кого вспомнил) расставил по ступенькам своей эфемерной пирамиды…
Хорошо, что у него самого никакого авторитета на форуме не было! Неопытный он бесёнок в этих делах оказался, сначала-то надо было вес набрать, а потом уж… да и тоньше, тоньше…
А так… Чувство юмора у туристов хорошее, поэтому раздоров серьёзных не случилось: посмеялись, пошутили… и то в дискуссии стали какие-то нотки недопонимания и обиды проскакивать. Но тут генералы форума тонко момент просекли, задавили огоньки розни в самом зародыше: снесли и эту тему в небытие, к первой до кучи.
Так и остались мы просто ёжиками. Некоторые со своими старыми эпитетами: ёжик-альпинистка, ёжик с избушкой и тому подобными, я – ёжик-писатель. Вот разве что одному из самых старых туристов, после всей этой катавасии, присвоили звание «ёж в законе».
Пиит же после этого с форума исчез. То ли ему личное внушение сделали, то ли заблокировали потихоньку. И мне больше не звонил.

Что говоришь, друг мой? Обычный тролль? А что сие значит? А значит это как раз - нечисть, по-нашему же – мелкий бес. Термин сетевой? Тогда он попал в самое яблочко. Да я тоже разное думал, пока мне сон не приснился. Не иначе – вещий.
Сплю я как-то и вижу - да так чётко, куда там твоему 3D, и даже лучше, чем в реальности, с почти круговым обзором - какое-то помещение. Больше всего похоже на компьютерный класс: множество столов с мониторами расставлены по всей комнате - только за ними сидят не люди, а самые настоящие черти. И наши – чёрные, и европейские – красные, рогатые, хвостатые, с копытами, свиными рылами, кожистыми крыльями и ещё всякими причиндалами. Но попадались и без всего этого, вполне приличные лукавчики, даже прилично одетые. Сидят они все, бедолаги, и постигают компьютерную грамоту: одним пальцем в клавиатуру тыкают, стараясь когтями в буковки попасть, мышку по коврику ловят, ну и всё прочее. А у некоторых, более современных, уже и очень даже ловко получается, отстукивают, что твои машинистки. За преподавательским столом сидит демон-наставник и отчитывает нашего Пиита. Как я его узнал? Да вот не подскажу даже, как-то почувствовал.
А почему сну и не поверить? Не в XX-м же веке живём – веке пещерного атеизма. В свободном XXI-м. Ну и что, что звонил. По телефону тоже электромагнитные волны, да и голос какой-то странный был, будто немного искусственный. Вживую же его никто не видел, фоток он не выкладывал, где работает, не сознался, и пропал – как в воду канул.
Что делать? Ну, пока ангелы-хранители тоже Интернет не освоят, самим осторожней в сети обитаться – не кормить троллей.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 1:34 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№11
Шептуны


Вы когда-нибудь слышали про шептунов? Созданий из тонкого мира. Они промышляют тем, что нашептывают людям не присущие им слова и мысли, которые те принимают за собственные. Кончается это всегда печально. Чаще безумием, а порою и смертью поддавшейся нашептыванию жертвы или окружающих.
Не надо усмехаться и говорить, что это выдумка и такого не может быть. Я уверяю вас – они существуют и вполне реальны. Шептуны всегда рядом с нами, с самого рождения. Невидимые сущности обосновались среди людей еще с момента возникновения человечества, потому что мы их благодатная пища и развлечение. Они, как паразиты, присасываются к нашему сознанию, питаясь эмоциями. А, чтобы мы не пребывали в покое, подсовывают нам образы. Искривлённые, искореженные, замешанные на подозрительности, мнительности и эгоизме, ибо негатив вызывает самые сильные чувства. И вот добропорядочная мать вдруг душит детей подушкой, десятилетний мальчик берет в руки ружье и убивает своего новорождённого брата, а перспективный, жизнелюбивый писатель, имеющий кучу планов, ни с того ни с сего выбрасывается в окно с десятого этажа. Это всё они – шептуны. Они лезут к нам в голову, выискивая наши страхи, чаянья, тревоги, и играют на этом: нашептывая, нашептывая, нашептывая... Они там, где выплескиваются отрицательные эмоции, где раздражение заглушает голос разума. И чем больше мы злимся, тем сильнее напитываем эти сущности и даем им власть над собой. В итоге шепот завладевает нами, превращая в их рабов.

Вы все еще не верите? Прислушайтесь к себе в полной тишине. Действительно ли вы одни в этот момент? Задайте какой-нибудь вопрос и ответьте, не раздумывая. И вы услышите – ответов будет два. Один – четкий, а второй, как эхо – отдаленный, смазанный. Как вы думаете, какой ответ именно ваш? А вы в этом уверены?
Сознайтесь, что хоть раз к вам приходили странные, несвойственные вашему воспитанию и морали мысли, от которых становилось стыдно. Они возникали внезапно, без всякой причины, и были для вас столь противоестественны, что позже вы понять не могли, как такое вообще проросло в голове. Вам после было страшно самого себя? Или вы испытывали гнев и ненависть? А, может, отвращение и презрение? Поверьте, вы доставили шептунам в этот момент огромное наслаждение.
Люди глубоко чувствительные, восприимчивые к тонким мирам, – их лакомство. На такого человека наседают сразу несколько шептунов, и вот тут начинается травля. Каждый нашептывает мысли противоположные шепоту своего собрата. Человек поначалу мечется, пытаясь понять, какой же голос верен, потом старается бороться с ними, заглушить спиртным и наркотиками. Постепенно воля ослабевает, и навязчиво лезущие в голову мысли, одна отвратительнее другой, уже кажутся не абсурдными, а правильным выходом из сложившихся обстоятельств. А затем накатывает вторая волна, третья и четвертая. Вот так и начинается безумие. Опять не верите?
Тогда, пожалуй, расскажу вам историю, которая произошла в одном городе. Не спрашивайте, как он назывался, потому что его уже нет на карте. Единственно, что еще напоминает о нем и его жителях, – обгорелые развалины, поглощаемые сорняком.
Это был обычный маленький провинциальный городок, и жили в нем самые обычные люди со своими радостями, печалями и заботами. Правительство так и не смогло дать разумного объяснения, отчего всех жителей одновременно охватило безумие. Подразумевали операцию зарубежных спецслужб, испытавших психогенное оружие, но версия не подтвердилась. На деле все было проще и страшнее – город атаковали шептуны.
Давно известно, что существуют нехорошие места, где люди внезапно начинают плохо себя чувствовать или действовать неадекватно. Но мало кто знает, что подобные зоны мы создаем сами своим поведением. Их возникает с каждым годом все больше и больше. Они разрастаются на земле, как бурьян в поле. И причиной тому - увеличивающаяся агрессия и неудовлетворенность жизнью. Города превращаются в стоячие болота, погрязшие в помойках и бескультурье, где тонут все надежды и начинания, а вынужденные вариться в котле беспросветной нищеты жители озлобляются. Когда таких ненавистников мира собирается в одном месте много, они меняют энергетический фон города. Их эмоции, пропитывая атмосферу, как инфекция, заражают других жителей негативными чувствами. Зло порождает зло. И вот город уже как нарыв, готовый прорваться, только зацепи. Тут-то для шептунов и наступает настоящее пиршество. Они насыщаются, насыщаются и насыщаются. И чем больше поглощают выплескивающихся эмоций, тем им хочется еще больше. Они уже не в силах остановиться и отлипают от жертв лишь, когда те полностью выжгли себя ненавистью и с них уже нечего взять. Так и произошло с городом, о котором я хочу вам рассказать. Жители сами призвали шептунов и пали затем их жертвами.
Все началось с аварии. Или, правильнее, - с предшествующего ей происшествия. Был вечер пятницы. Тихий, не обжигающий уже летним зноем, но еще не дышащий северной прохладой. В разгаре стояло бабье лето. Багрово-желтые листья в медленном танце кружились в воздухе, оседая на тротуары и дороги. Птицы с громким щебетом носились в небе, наслаждаясь последними теплыми деньками. Солнечные лучи, немного потускневшие, но, тем не менее, не потерявшие еще живости, скользили по мостовой и играли зеркальными бликами в окнах домов. Прекрасная погода. Прекрасный день, в который просто не может быть плохого настроения. Да и откуда ему взяться, плохому, когда впереди ждали два выходных дня.
Часы на городской площади показывали без девяти шесть.
Неторопливая гусеница из автомобилей тянулась по черной полосе дороги. Люди возвращались с работы, немного утомленные, но в приподнятом настроении от предстоящего отдыха. Музыка и веселые голоса неслись из открытых окон машин, создавая некую праздничную обстановку.
Находившаяся за рулем красной мазды женщина не была блондинкой. Ни внешне, ни душой. Красивая, образованная, вполне уравновешенная, умеющая хорошо держать под контролем свои чувства. По-другому в ее профессии юриста нельзя. Она многое повидала за годы работы, и удивить ее чем-то было сложно. Но, когда перед ее машиной, словно из воздуха, возник интеллигентного вида мужчина в белой рубашке с бабочкой и блуждающими безумными глазами и истошно заорал, размахивая скрипкой: «Вы слышите их?! Они повсюду! Это бесы! Они жаждут нашей смерти»! – на миг опешила и ударила по тормозам. Мужчина навалился на капот машины грудью и, глядя ей прямо в глаза, взвыл: «Вы их тоже слышите. Нам конец». Всхлипнул и бросился на противоположную сторону дороги. «Не хочу! Я не стану этого делать!» - долетел до женщины его нервный крик.
- Боже, сколько развелось в мире психов, - вздохнула она.
Ножка в красной туфельке уже хотела вдавить педаль газа, когда перед машиной пронеслись милиционер и два дворника. Они быстро настигли скрипача, в три удара метлой, лопатой и милицейской дубинкой свалили на землю и с воплем: «Паршивый интеллигентишко!» - прилюдно принялись месить его ногами с каким-то звериным остервенением, стараясь попасть по самым уязвимым местам. К ним неожиданно подключились проходившие мимо прохожие. Причем, одни били скрипача, другие дворников с милиционером. Наблюдавшая с изумлением за происходящим женщина совсем забыла про дорогу. Сильный удар сзади по бамперу тряхнул машину, заставив отвлечься от бойни. С прежним спокойствием женщина посмотрела в треснувшее зеркало над лобовым стеклом. В бампер ее «девочки» бесцеремонно влип черный БМВ, из которого с ругательствами выбирался грузный мужчина с внешностью хама. «Как не вовремя. Теперь разбирательства затянутся часа на два, а то и дольше. Опять опоздаю на любимый сериал», - подумалось ей с легким раздражением. А потом заметила, как хозяин БМВ перекосился от вида вмятины, мазнул по ней пренебрежительным взглядом, выразив им красноречиво свое отношение ко всем женщинам в частности, а тем, кто за рулем, особенно… и накатило. «Ублюдок… Мало того, что смял машине зад, так еще ее пытается сделать виноватой.…Глянь на него. Он ведь тебя полной дурой считает... Все мужчины таковы. Сами водить не умеют, а гонора…. Давай же, проучи этого говнюка, чтоб на всю жизнь запомнил, как врезаться в машины юристов». Женщина глубоко вздохнула, не спеша подкрасила губы и, распахнув дверцу, выскользнула из салона.
- Что будем делать, дамочка? Сами разберемся или ДПСников вызывать? – с наглой ухмылкой спросил хозяин БМВ.
Она мило улыбнулась, подплыла, виляя бедрами, к багажнику, откинула уже и так приоткрывшуюся крышку, достала монтировку и без слов ударила мужчину по лицу. Через мгновение метко пущенная из какой-то машины бутылка свалила на асфальт с разбитой головой и саму женщину.
- Богатенькая сучка, таких только и надо - мордой в грязь! - прогремел чей-то злой голос.
- Ах вы, отморозки, шею бы вам свернуть! - раздалось из другой машины.
- Их бы в Чечню, под пули, чтоб дурь выбило!
- Да имели мы вас…
Перебранка оборвалась визгом тормозов, хлопаньем дверец, за которыми последовала нешуточная драка. Машин прибывало, потасовка разрасталась. Уже становилось непонятно: кто, кого, за что бьет. Смысл был уже не в этом. А в том, что накипело, обрыдло всё и все, и душа горела выплеснуть, отыграться, отомстить за потраченные нервы. А претензии… они были ко многим. И к пьяному уроду, подрезавшему машину на повороте; и к сантехнику, не способному починить третий день кран; и к надоедливой соседке-сплетнице; и к стоматологу, выдавшего дрянную пломбу за качественную; и потому, что муж козел, а жена сука, а дети - неблагодарные сволочи. Даже просто за косой взгляд сослуживца. За жизнь черный список вырастал порядком. И гасимое в себе недовольство и необходимость мириться со всем этим, наконец, перелились через край терпения, прорвав плотину.
А в это же время…
В детском садике с добрым названием «Солнышко» улыбчивая повариха помешивала половником только что приготовленный суп. Из групп доносились детские крики, звук падающих игрушек и чей-то рев на одной ноте. Им вторили повышенные голоса воспитательниц, кого-то отчитывающие, кого-то призывающие к порядку. Повариха поморщилась от доносившегося шума. «Каждый день одно и то же. Вой. Крик. Гам. Понарожают, а воспитывать не хотят, спихивают своих чад в детсад. А ты терпи с утра до вечера выходки их маленьких монстров. И не смей даже шлепнуть ни одного». Она попробовала суп из половника, склонилась к шкафчику под умывальником и, выудив баночку с крысиным ядом, высыпала ее содержимое в кастрюлю.
- Как вы мне все надоели…
А на другом конце города в школе номер три заканчивались занятия. Шел последний урок. В одном из классов ученик бестолково тыкал указкой в географическую карту мира, пытаясь отыскать Италию. Его одноклассники открыто посмеивались над ним и выдавали едкие реплики. Учитель географии Наталья Сергеевна сидела, хмуро уставившись в журнал. Пальцы нервно барабанили по столу. «Непостижимо…. Италию…. Олухи…. Они никогда ничему не научатся.… Никогда».
- Ты плохо подготовился к уроку, Степанов, - произнесла она, чеканя слова. Ладонь сжала ножку стоявшего на столе глобуса. – Вернее, ты не готов к нему совсем.
После чего с силой обрушила глобус на голову ученика.
- Старая мымра! - взвыло сразу несколько голосов. – Сдохни!
Град портфелей обрушился на учительницу. Ее пинали и били стульями, пока она не потеряла сознание. Из соседних классов доносились схожие крики. Школа образцового порядка и высокой культуры стала в один миг местом жуткого сражения. Летали парты, вдребезги разбивались светильники и стекла. Толпа распаленных учеников со свистом гнала по коридорам школы учителя физкультуры, забившегося в подсобку директора вытащили под радостное улюлюканье за ноги. Обоих вниз головой повесили в спортзале на крюках для канатов. Расправившись с учителями, школьники перешли к выяснению отношений друг с другом. Подобная картина происходила и в остальных учебных заведениях.
То же время. Мясной магазин в двух кварталах от центра.
На недовольное замечание о неважных на вид свиных отбивных мясник вогнал топор в лоб старушке, бросив в раздражении: «Не нравится – проваливай». И тут же захлебнулся словами от воткнутого продавщицей ему в спину ножа: «Не отваживай покупателей, урод»! Брызнувшая кровь попала на рубашку мужчины из очереди. «Стерва, ты хоть знаешь, сколько она стоит?» – запустил тот в лицо продавщице гирей. Самого мужчину через минуту выкинули через витрину разъяренные покупатели, передравшиеся затем друг с другом за лучшие куски мяса.
То же время. Окраина города. Дом престарелых.
Каблучки звонко цокали по кафельному полу. Легкой походкой двадцатилетняя медсестра Анечка вплыла в комнату к трем старикам инвалидам. В душе она жалела их: брошенных, никому не нужных, с грустным взглядом угасающей жизни. Но порой они бывали такими надоедливо занудными… такими невыносимыми, словно пытались отомстить, что их время прошло, а молодость принадлежит другим.
- Аннушка пришла, – заулыбались старики при ее появлении. «Вертихвостка. Распутница. Еще бы короче юбку нацепила». – Дала бы ты нам какую-нибудь таблетку, деточка, а то самочувствие неважное. Голова, точно колокол чугунный.
- Потерпите, дедушки, сейчас я вас избавлю от боли, всем станет легче, - проворковала медсестра, раскладывая на тумбочке принесенные шприцы. В ее всегда озорных глазах промелькнуло что-то цинично-холодное. Такая же холодная игла с тем же равнодушным цинизмом проткнула кожу на плече стариков, введя внутрь цианистый калий. Аннушка заботливо поправила подушки под головами своих подопечных и вошла в следующую комнату. Обойти два этажа не заняло больше часа. Последний укол девушка приберегла для себя. Ведь она так привязалась к своим пациентам, даже несмотря на их отвратительный, порой, характер. Как же они там без нее.… Зато теперь будет лучше всем.
То же время. Воинская часть.
До конца наряда осталось два часа одиннадцать минут. До конца службы – три месяца пять дней. Сергею этот срок казался невообразимо долгим. Хотелось домой, к маме, подальше от этих горилообразных идиотов в военной форме и еще более идиотских приказов. Как они все ему надоели, до тошноты. Тупые солдафоны, не умеющие ничего, кроме как махать кулаками и издеваться над теми, кто отличается от них. Сергей поправил автомат на плече, прошелся до угла склада. Через дорожку так же накручивал круги его однополчанин Борис Мурашов – редкостная гнида, любитель обирать сослуживцев: у кого деньги, у кого телефон. И не возмутишься, забьют хором. Кому потом объяснять, что ты не слабак, а просто не приемлешь насилия. Хотя - слабак. Было бы по-другому, не позволил ездить на себе, отрабатывая за них повинности. Слабак! Слабак! Все это знают, оттого за человека тебя не считают. Придешь с наряда - и опять ни компота, ни масла, да еще туалет пошлют чистить. Иначе чего Мурашов бы ухмылялся, поглядывая на него. Опять пакость готовит. «А-а, сволочи, я вам покажу, какой я слабак, сами землю жрать станете»! Сергей скинул автомат с плеча и выпустил очередь по сослуживцу, скосив его первыми двумя выстрелами. Стрелять он умел. Лучший в роте по стрельбе. Убедившись, что Мурашов мертв, направился к следующему посту. Через десять минут наряд был полностью уничтожен. Никто не ожидал от него такого феерического появления. Сергей со злостью толкнул дверь в казарму. В автомате еще оставался нетронутый рожок патронов. Но там внезапность появления испортила ответная стрельба. Перестрелка длилась пятнадцать минут. Положив еще пятерых, Сергей упал возле тумбы дежурного, прошитый наискось очередью. Ротный поднялся первым. Подошел, откинул ногой автомат, презрительно сплюнул: «Слабак», – после чего передернул затвор своего оружия и добил оставшихся солдат. Сплюнув еще раз, захватил из сейфа припрятанные там на всякий случай три гранаты и направился к артиллерийским складам…
Без девяти шесть. Центральная больница. Хирургическое отделение. Операционная.
Рука, плавно ведущая скальпель по нанесенной на животе больного линии, вдруг замерла. Сосредоточенное выражение на лице врача сменилось хищной ухмылкой. «А знаете, Лидочка, - подмигнул он медсестре, небрежным жестом вскрывая брюшную полость пациента до ребер, - мне кажется, нашему другу лишний не только аппендицит, но и почки». «А также печень и селезенка», - добавила женщина, орудуя скальпелем не хуже мясника. Врач стянул с лица маску, бросил на столик с инструментами. Хлопнув медсестру пониже спины, глотнул из пузырька спирта: «Заканчивайте тут без меня и готовьте следующего». В тот же момент он с криком согнулся пополам от вонзенного женщиной ему в пах скальпеля. «А тебе, похотливый хряк, по-моему, лишний член».
Безумие накрыло город, подобно снежной лавине. Бои шли на каждой улице, в каждом дворе, на каждой лестничной площадке, в каждой квартире. В этой войне не было своих и чужих. Здесь каждый был враг и каждый сражался за свою, одному ему известную, справедливость…
«Импотент! Шлюха! Коза! Баран»! – неслось из окон квартир под грохот летающей посуды и мебели.
«Будешь еще таскать конфеты тайком»? – макала мать головой в аквариум дочку четырех лет.
«Попробуй, теперь запрети мне играть в комп», - промолвил десятилетний мальчик, бросая в ванную к отцу включенный фен.
«Ты мне всю жизнь испоганила, чертова карга», - спустил по лестнице в инвалидной коляске престарелую мать сын.
В шахту лифта девятиэтажного дома жильцы сбросили монтеров, следом за ними полетел и начальник ЖЭУ.
Во время вечерней службы в церковь ворвалась группа ярых атеистов в союзе с панками и байкерами. Они принялись громить церковь, круша утварь и мебель, но толпа возмущенных прихожан во главе с батюшкой, с чувством осенявшим тяжелым крестом бестолковые головы заблудших овец, с кровопролитием и потерями сумела окружить осквернителей святыни, которых затем в знак назидания приколотили распятыми к деревьям вокруг церкви.
А через дорогу в одном из дворов толпа бабулек и домохозяек, привязав к столбу симпатичную длинноногую блондиночку Юлечку, работающую в баре стриптизёршей, с криками «Ведьма! Разлучница!» - попыталась прилюдно сжечь развратную девку.
В другом дворе стая подростков закидала камнями домоуправшу вместе с вахтером и пенсионером дядей Пашей, частенько гонявших по вечерам местную молодежь возле подъездов.
Толпа водителей с всеобщим ликованием закатала перед мэрией в асфальт начальника ООО «Дорожник».
В городском парке творилась настоящая вакханалия. Мужчины набрасывались на женщин. Женщины дрались меж собой за мужчин. В фонтане три бывших десантника топили «голубого».
Пара обкуренных наркоманов решила устроить вечный огонь павшим в войне 1812 года и разожгла костер возле проломленной трубы газопровода.
Очутившиеся по воле случая в городе дальнобойщики крушили бензоколонки и милицейские посты, захватывая под горячую руку и кафешки у выезда на трассу.
Рабочие химзавода за задержку зарплаты сбросили в чан с кислотой бухгалтера с директором. От тех не осталось даже пряжки от ремня.
Сумасшествие разрасталось, захватывая все большее количество жителей. Изощренность, с которой те расправлялись со своими недоброжелателями, выходила за все пределы мыслимой фантазии. Ни один захватчик не сотворил с городом и его людьми то, что сделали сами жители.
Взрыв на артиллерийском складе, химзаводе, газопроводе и бензоколонках прозвучал почти одновременно. Сокрушительная волна прокатилась по городу, сметая деревья и железные заборы, складывая многоэтажки, как карточные домики, вздыбливая асфальт, забивая легкие химическими реактивами. И в тот краткий миг перед гибелью, оглушенные звуковым ударом взрыва, люди очнулись и ужасом увидели дело своих рук. Раскаянье было поздним…

В живых спасатели обнаружили лишь десять человек. Онемевшие, отстраненные, с потухшим взглядом, они не ели, не пили, только тупо смотрели в пространство. Попытки разговорить их и привести в чувство ни к чему не привели. И тогда кто-то предложил использовать гипноз, дабы вернуть пострадавших мысленно в прошлое и выяснить, что же произошло в городе.
Случившееся затем следственная комиссия запомнила на всю жизнь. Из пяти человек, находившихся в палате с пострадавшими, только двоим сотрудникам удалось вырваться живыми, остальных порвали. Вызванный на помощь отряд ОМОНа предпочел действовать на расстоянии и успокоил обезумевших усыпляющим газом. Не допуская предыдущей ошибки, уцелевших жителей разместили по разным палатам, обрядив в смирительные рубашки и приковав к койкам. Только после этого, держа под прицелом автоматов двух омоновцев, им ввели в вену сыворотку правды.
И выжившие заговорили. Они рассказывали долго, монотонно, слепо смотря в потолок. Всё, чему были свидетелями в тот день и что творили сами. Даже повидавшие за службу всякого омоновцы зеленели лицами и, не выдержав, выбегали в туалет освободить желудок. Когда рассказ иссяк, уцелевшие, словно исчерпав полностью запас своих физических и духовных сил, впали в состояние прострации, ни на что больше не реагируя. Они умерли все в течение трех дней, один за другим.

В живых осталась одна я. Может, потому, что чувства не совсем угасли во мне, и порой я слышу шёпот. Вкрадчивый, убедительный. Я прилипаю к окошку палаты, смотрю на пробегающих мимо врачей и медсестер и слышу о них много интересного… то, что я бы сделала с ними, окажись на свободе. Охранник, поставленный напротив моей двери, сереет лицом от моего взгляда и старается смотреть в другую сторону. Он боится меня. Но лучше бы охранник боялся того, кто находится у него за спиной и шепчет, шепчет, шепчет: «Открой дверь и убей эту тварь». Рано или поздно он не выдержит и сделает, как велит ему голос. Я жду с нетерпением этого момента… чтобы напомнить, что шептуны по-прежнему рядом и готовы в любой миг поживиться вами. Бойтесь и будьте осмотрительны в своих мыслях и чувствах.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 5:18 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№12
Древнее знание


Зачем нам воспоминания? Неужели нельзя сохранять опыт прежних ситуаций в рефлексах, а картинки, сценки – удалять? Или вообще не регистрировать. Мы так много узнаём со слов других - школьный материал, новости, своды законов и правил, - что конкретика только отвлекает. Миллионы, миллиарды людей переходят дорогу на зелёный свет вовсе не потому, что все они видели, как пошедшего на красный толкнула машина, подкинула, он пролетел в полном соответствии с теми же выученными законами физики по параболе, потом упал и прокатился ещё немного, размазывая по дороге кровь, мозги, кишки и их содержимое. Нет, на зелёный переходить просто «положено». Зачем ребёнку информация, что он лично трогал горячее и совал пальцы в розетку, надо ли ему знать, как выглядел волдырь или как болезненно сократились все мышцы, если достаточно, чтобы он понимал: было что-то, что показало ему, что делать это не стоит.
Роман чувствовал, что мысли путаются, направить их по нужному руслу пока не выходило. Самый долгий срок контроля мышления – четыре с половиной месяца, он сам когда-то продержался семнадцать дней. Но сейчас, за сутки, сбивался уже шестой раз. Невозможно думать про память - и избежать её демонстраций.
Вот они с ребятами идут в тот дом. Поднимаются по лестницам, приоткрывают двери. Ночь, но подъезд освещён, а свет в квартирах можно включить, нажав на рычаг при входе. Иногда сначала надо нажать рычаги на общей панели, расположенной на этаже. Все двигают левой рукой с выставленным мизинцем, чтобы зафиксировать события, – ещё один довод в пользу того, что память не нужна, уже тогда можно было заменить её камерами. И пересматривать запись, только если это требуется и есть желание.
Квартиры. Какие-то из них заперты, и дети, повертевшись у двери и попробовав разглядеть что-то в тёмном помещении сквозь замочную скважину, идут дальше. Пару раз мальчишки отшатываются от отверстия с испуганным криком: «Глаза! Глаза! Там чьи-то глаза светятся», - а девочки визжат и отскакивают. В те, что не заперты, можно зайти, поглядеть на старомодные стены, оклеенные бумагой или покрашенные краской, потрогать древние вещи. Захватить что-то можно будет только на обратном пути.
Все знают, что нельзя отставать или заходить куда-то в одиночку... но возле квартиры 31 обнаруживают, что пропали Лиза с Серёгой. Громко кричать запрещено, возвращаться назад тоже – потом, сколько ни пытайся пройти снова, не выйдет. Связью не пользоваться ни в коем случае. И поисковиками. И нельзя просматривать записи с камер, пока не выйдешь из дома.
- Наверно, обратно пошли, - говорит Гена. – Давайте теперь не отрываться.
Ещё два этажа – и исчезает сам Гена. И память выбрасывает Роману картинку: тело возле подъезда, без единой капли крови и без руки и одной ступни. Ну почему они пошли дальше?
- Когда ещё не было диктовки, все печатали.
- На бумаге? Ручками?
- Нет, на клавиатуре. Вот в сорок третьей есть древний компьютер, но если включить – работает. И клавиатура тоже действует. И там... – не договаривают, потому что самим трудно поверить.
- На бумаге тоже печатали. Была клавиатура под бумагу, ещё раньше.
- Да, тоже была, и с ней можно было так же, как с компьютерной. Но такую теперь вообще не найти, а если найдёшь – к ней нет программы. А в сорок третьей...
И пошли всем классом на поиски волшебства. А вернулась половина. Аня и Полина попали в психушку, Вован, Рустам и Вера, как только вышли из дома, не могли вспомнить ничего, что было за этот день, Игорь следующей ночью пытался повеситься... Только Рома, другая Лиза и Наташа остались живы и относительно здоровы, отвечали на вопросы родителей, учителей, следователей. Показывали записи – на нескольких было видно, как кто-то из друзей отстаёт, потерянно, словно не по своей воле, заходит в пустые квартиры и первым делом протягивает руку, чтобы выключить свет... Их тел потом так и не нашли. Нашли – снаружи - только Гену, который на одной из записей шёл в сторону подъездного окна.
Класс расформировали по-тихому, без объявлений. Их бывший герб (который рисовал Серёга) сдали в школьный архив, комнату приспособили под встречи с родителями, а ребятам выдали новые значки, с гербом параллельного класса, и больше никто в школе не упоминал эту историю.
И Роман не думал о ней двенадцать лет. Дюжину лет – кажется, так когда-то говорили? Никто из переживших тот поход не приходил на встречи выпускников. Они не связывались друг с другом и не отмечались в группах общесетей.
Зато всё это время Роман боролся с памятью – он понял это только теперь. Факультет психологии, диссертация по микромоторике, управление сновидениями (успешное), контроль мышления (почти успешный), работа над проектами скорочтения и голосовой подсказки. Всё возможное, только бы удалить из сознания ту ночь, а другим не дать возможности думать о печати на клавиатуре.
И мир изменился за эту дюжину лет. Камеру-кольцо сменили пирскамеры, голосовой набор соединился с автопереводчиком, и общение сделалось по-настоящему интернациональным, начались даже дебаты о «втором Вавилоне», возраст апгрейда мышления в очередной раз снизили – с тридцати восьми лет сразу до тридцати двух. Память... только память пока не поддавалась.
А как было бы здорово – знать, что нельзя верить легендам, а тем более - проверять их. Знать, что слишком любопытных ждёт потрясение или смерть, или бесследное исчезновение, которое может оказаться хуже смерти. Просто знать, и не помнить проклятую сорок третью квартиру в доме № 60 по улице Ладожской. Чтобы оставили в покое тени того, о чём нельзя думать. Чтобы перестали прокручиваться в голове шорохи за спиной и странные, страшные отражения в оконном стекле, на которое случайно упал взгляд.
...Они всё-таки дошли до девятого этажа. Дверь в центре площадки была прикрыта, но явно не заперта – зазор между дверью и стеной слишком широкий. Не решаясь сразу заходить, они дружно двинулись к общей панели, как будто для того, чтобы проверить положение рычагов. Конечно, «включено». Подошли к двери, приоткрыли. Судя по записи – ощущения ребят к тому времени смешались – первым зашёл Игорь, заранее подняв руку к плечу, чтобы включить свет, но не пытаясь, прежде чем ступить за порог, нашарить выключатель.
В коридоре загорелась лампа. Теперь надо было пройти направо, в спальню. Включить свет, потом подключить к сети «пилот». Пока они шли, пропали ещё трое, и на записи было видно, как одного стремительно утаскивают в неосвещённую комнату. Именно утаскивают – ноги его бессильно волочились по полу, а волосы на голове выглядели так, словно в них вцепилась невидимая рука.
Загудел рабочий блок, засветился экран. Вера села в старое кресло и придвинула к себе клавиатуру.
Тут-то Рома и заметил в оконном отражении что-то необычное. Перед тем, как погас свет, он понял, что быстро двигающееся светлое пятно покачивалось у него за плечами и находилось выше его головы – а ведь он был самым рослым в классе...
И тут погасла лампа, раздались крики сразу нескольких ребят, а дальше Рома потерял сознание. Он помнил, что компьютер продолжал работать, видел силуэт Веры на фоне экрана, и это видение отпечаталось у него на внутренней стороне век, но очнулся он только в подъезде, сидя у стены рядом с остальными уцелевшими. Все вскочили одновременно, в ужасе переглядываясь, и побежали вниз по лестнице, не оборачиваясь, крича и думая об одном: только не споткнуться.
На улице они остановились не сразу, но кто-то из мальчишек взял одноклассниц за руки, чтобы бежать вместе, а другие дождались, пока из подъезда выбегут отставшие. Пришли в себя, только увидев прохожих – семейную пару с маленьким ребёнком на руках, - отшатнувшихся при их появлении.
«Жертвы дома № 60» - так назывались большинство сообщений о произошедшем. «Закон о детях и информации» не позволял упоминать их имена, фамилии, адреса и любые другие подробности, по которым можно было бы точно определить, о ком речь. Скоро случай стал очередной частью страшилки о колдовской клавиатуре, дающей необычные способности: вот, одни недавно пробовали – пошло сорок, вернулся один, весь седой и пальцы дёргаются. Эти дёргающиеся пальцы были основным элементом истории, прочие детали могли меняться.
Но время не стоит на месте, скоро Заколдованную Клавиатуру сменили Электронная Рюмка и Вросший Микрофон, а дом запечатали – двери в подъезд и окна первых этажей, - но через какое-то время защиту в нескольких местах содрали, а восстанавливать уже не взялись. И жизнь продолжалась. Вот только знать бы, что делать с памятью.
И недавно Роману пришло в голову: а что с теми, кто потерял память тогда? Рустам, как он знал, погиб в авиакатастрофе несколько лет назад. А Вована или Веру стоило бы найти. И он принялся бы за поиски... наверное... когда набрался бы смелости, если бы сама судьба не толкнула его прогуляться этим утром на центральную площадь.
Чёрная автокарета затормозила у входа в кафе. Красивая женщина ступила на тротуар и рассеянно поправила тёмные очки.
- Вера! – Роман позвал её и тут же испугался. Что это был за страх – он не смог бы объяснить, поэтому решил, что дело в той ночи и нынешнем странном совпадении: последние дни вспоминал Веру, и вот она.
- Рома... – она выглядела растерянной, но быстро собралась с мыслями. – Рома, неужели ты?
Они присели, заказали по чашке чая, и стало ясно, что эта первая за много лет встреча станет последней. Вера не сразу сняла очки, а когда сняла, Романа удивил её внимательный, пытливый взгляд. Она словно взвешивала, прикидывала, выискивала признаки... чего? – но не нашла и заскучала. Рассказала, что Вован свалился с моста через пролив.
- Как свалился – шёл по краю?
- На машине. Проломил ограждение.
- А, извини, сразу не понял.
О себе Вера говорила мало – сочиняет книгу... замужем... О ней всё сказала её чёрная карета, бриллианты в ушах и на пальцах, дорогие пирскамеры, замаскированные под родинки. За чаем она трижды отвлекалась, чтобы продиктовать поисковику «круиз Атлантика», «круиз Тихий» и «частные перелёты». Только прощаясь, наконец, взглянула Роману в глаза. А потом он шёл, боясь обернуться или незаметно для себя ускорить шаг, чувствуя, что за ним наблюдают.
И теперь Роман не знал покоя. Надо срочно что-то делать! Чтобы просто забыть всё: ночь дюжинолетней давности, пропавших друзей, Веру за компьютером, Веру нынешнюю. Веру с дёргающимися пальцами и едва заметными белыми огоньками в глазах. Пальцы дёргались в те моменты, когда она диктовала поиск. Ей, писательнице, было привычнее набирать слова древним способом – на клавиатуре. А огоньки, квадратные крохотные огоньки, были отражением монитора в тёмной комнате, где нет другого света и неведомое зло расправляется с помертвевшими от ужаса школьниками.

Ладожская улица в вечерних сумерках выглядела романтичной и уютной, но Роман знал, что теперь ничто не таково, как кажется. Он нашёл окно с наполовину сломанной решёткой и снятой металлической пластиной. Влез, прошёлся по горам мусора, нашёл выход в подъезд, не освещавшийся после того случая – но не для таких ли мест придумали портативный фонарь, дающий свет, как днём? Поднимаясь по лестнице, он слышал постукивания, которые приближались с каждым пройденным этажом. Вот дверь одной из квартир заскрипела, и, прежде чем отвернуться, Роман заметил серую когтистую руку, высунувшуюся оттуда и тянующуюся к нему. В сорок третьей стоял смрад, и теперь, когда её освещали не обманчивые лампы проклятого дома, а источник, принесённый снаружи, были видны скрюченные детские тела, лежащие везде – и если у тела была голова, то на лице можно было видеть страх и отвращение.
В комнате Роман включил компьютер и сел в кресло, покрытое бурыми и чёрными пятнами. Когда засветился экран, указатель стоял на единственной папке, оставалось только нажать «Ввод». Появилась инструкция.

Обучение и рекомендации.
1. Сядьте ровно, выпрямив спину.
2. Поставьте пальцы в ключевые позиции: пальцы левой на ФЫВА, правой – на ОЛДЖ, большие пальцы – на пробел. На клавиатуре расположены выступы, которые помогут найти буквы А и О не глядя.
3. ...

Роман сделал всё, что требовалось, и появилась строка. Едва начав нажимать клавиши, он понял, в чём состояло колдовство. Он должен, должен освоить эту древнюю науку! И обязательно освоит.
аааооо ааоао оааоо аоаоа ооаоа ао оао
Ритм захватывал. Руки сами делали всё, что нужно. Белёсые тени в комнатах колыхались, приветствуя нового союзника.
чччссс ччсчсч
Самое великое преображение в жизни Романа близилось к завершению. Он чувствовал, как небывалые силы втекают в него через пальцы. И наполняют счастьем.
В глазах светились белые огоньки.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 7:31 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№13
Всякое бывает


- ...Коты не только видят призраков, но и могут охотиться на них... Система скоростных шоссе представляет собой единый магический символ, с помощью которого можно вызвать демонов... Болезни вызваны не микробами, а некими не известными науке лучами, предположительно внеземного происхождения... о-о... нет, это круто! – Тамара подняла глаза от книжицы в мягком переплете. – «Просверлил в стене отверстие и пущает скрозь его ядовитых газов!» Ну, что там у нас еще? – она перелистнула страницу, пробежала глазами по строчкам. – Джордж Вашингтон был масоном... ну, это, положим, вполне возможно... первые масонские ложи основаны крестоносцами... а это весьма сомнительно, да и вообще при чем оно тут... О! Коты – земные воплощения ангелов! Вот это я понимаю! Не размениваясь на мелочи! - Тамара расхохоталась, бросив книжку на диван. – Рим! Римма! Только не говори, что ты в это всё серьезно веришь!
Тамарина лучшая подруга тряхнула темными кудряшками, неопределенно пожала плечами.
- Ну... – протянула она. – Не знаю... мало ли? Всякое бывает. А вдруг? Интересно же...
Тамара фыркнула.
Римма надулась. Встала с кресла, подобрала небрежно брошенную Тамарой книжку, поставила на полку.
- А что? – обиженно спросила она. – Вечно ты, Томка: то неправда, это не бывает... Ты иногда такая зануда бываешь, уж извини. Ну неужели тебе не надоело – каждый день одно и то же, серость эта... неужели романтики не хочется? Неожиданного, интересного!
- Угу, - кивнула Тамара. – Знаешь, какое у древних китайцев самое страшное проклятье было? «Чтоб ты жил в интересное время». Может, я и зануда, и сухарь, но меня вполне устраивает мир без нечисти за углом. Как говорил Голлум – я не хочу, чтобы они были. Тут и без нечисти хватает всякого. А все эти пришельцы, призраки... параллельные миры всякие... Ну скажи честно – оно тебе надо?
- А почему бы нет? – Римма вызывающе задрала нос.
- Угу, повторила Тамара. –Что-нибудь но-овенькое, стра-ашненькое... Вот представь себе: идешь ты по темной улочке, а навстречу тебе – вампир...
Римма не удержалась и фыркнула.
- Да-да, - продолжала Тамара. – Только не немочь эта гламурная, сумеречная, а нормальный кровосос. Шось таке зубасто. «Превед, обед». Как тебе романтика? Хочется?
Римма надулась еще сильнее. Взяла коробку печенья, уселась в кресло и принялась жевать, не глядя на подругу. Тамара подавила завистливый вздох. Везет Римке: такая себе душечка-пампушечка, причем эта комплекция ее вполне устраивает, и сколько бы ни ела – не толстеет, всегда при своем. На зависть перманентно и безрезультатно сидящим на диетах подругам. Хотелось бы Тамаре так беспечно таскать печеньки...
- И всё-то ты знаешь... – ворчала Римма с набитым ртом. – И вся-то ты у нас правильная... и цитаты из тебя так и сыплются, только ткни... начитанная наша...
Тамара смутилась. Цитаты действительно вечно подворачивались на язык, за что ее, бывало, поддразнивали; но она и не думала щеголять этим – само как-то получалось.
- Да ладно, Рим, - пробормотала она. – Я ж не виновата, что всё уже сказано. Откроешь рот – а твою мысль уже кто-то сформулировал... Время такое.
- Постмодернистка! – Римма бросила в нее печеньем. Тамара ловко поймала его, сунула в рот и показала подруге язык. Пропадай моя телега, с одного печенья ничего не сделается. Главное, что за разговором о цитатах удалось увильнуть от основного предмета спора. И что Римма, как обычно, быстро успокоилась. Она вообще отходчивая, разозлить ее всерьез – это надо очень постараться.
Да и не хотелось Тамаре спорить: разубедить вряд ли получится, только обидишь зря. Пускай развлекается, в конце-то концов. Главное, чтобы в секту какую не подалась – но на это не похоже.
- Пойду я, пожалуй, - вздохнула она и поднялась. – Поздно уже. Мама, небось, волнуется... странно, что еще не позвонила.
- И правда, поздно, - забеспокоилась Римма, взглянув на часы. – Второй час – ну и заболтались мы... Слушай, Том, может, у меня заночуешь? Позвони маме и оставайся. В такое время идти...
- Да ладно, - Тамара пожала плечами. – А было бы двенадцать – какая разница? То же самое: темно и поздно. Идти-то тут всего ничего.
- А лестничный маньяк? – не унималась подруга.
- Чего? – изумилась Тамара. – Какой еще маньяк? Это из какого сериала?
- Не из сериала, а даже в новостях говорили! – рассердилась Римма. – Серьезно говорю! Ты же знаешь наш город – половина улиц лестницами А он там подкарауливает женщин ночью – и... это самое.
- Не сердись, Римка. Я не слышала. Но в любом случае, мне же тут по лестницам не идти. Я приду и тебе позвоню, чтоб ты не волновалась.
Выйдя из подъезда, Тамара заколебалась – не позвонить ли домой. Но не стала: время позднее, мама, наверное, спать легла, только тревожить ее зря. Все равно скоро приду.

***

Ну, Римка, ну удружила... Новенькое ей, страшненькое... романтики ей подавай... Господи, да что я, в самом-то деле – я ж не верю в эту чушь!..
Тамара почти бежала. Знакомая улочка казалась чужой – то ли просто незнакомой, то ли враждебной. Желто-оранжевый, химический свет фонарей раздражал больше обычного. Вообще-то Тамара предпочитала желтые лампочки, а не холодные голубоватые «дневного света». Дома. Но эти – какие-то они были... неправильные. В их свете всё казалось оранжево-черным, и ее это нервировало. Ассоциации с огнем? Старая-старая песенка, мама как-то пела: оранжевое море, оранжевое небо, оранжевая зелень... ужас какой. Девушка поежилась, зябко обхватила плечи руками. Откуда вдруг струя холода? Да нет, обычная штука вечером: стены домов отдают дневное тепло, а между домами от земли тянет прохладой. Всё естественно.
Она заставила себя остановиться и перевести дух. Поправила ремень сумочки на плече, убрала волосы со лба. Пошла дальше, стараясь идти медленно, размеренно. Всё нормально, я не верю во всю эту Римкину ерунду. Всё нормально. И до дома уже совсем недалеко.
Вот только в переулке фонари почти не горят.
Ну и что? У нас тихий район. И я не боюсь темноты. Ну разве что немножко... некомфортно. Но я же не думаю, что там могут быть какие-нибудь...
Тишина взорвалась диким, нечеловеческим, душераздирающим воем. Тамара вздрогнула, споткнувшись на ровном месте. Тьфу! Да это же коты, всего-навсего! Вон один из них рванул через дорогу. Побежденный. Хорошо, что тут машины по ночам почти не ездят.
Девушка покачала головой, словно укоряя себя за глупый испуг, и сделала несколько шагов. Было не так темно, как казалось с освещенной улицы, - вон там фонарь, а вон окна в доме светятся, а вон...
Прямо перед ней, возле самой земли, светились два зеленых прожектора и слышалось угрожающее шипение. Эт-то еще что такое?! Тамара зажмурилась, потрясла головой, вгляделась в темноту. Это, должно быть, кот, сказала она себе. Кто еще? Кот-победитель, наверное. Ну и наглый же – еще и шипит, нет, чтобы с дороги уйти... Это кот. Кот. Кот...
Это действительно был кот. Земное воплощение ангела, проводник между мирами и всё такое прочее. Уступать дорогу он не собирался – еще бы, с таким-то статусом! Сидел посреди улицы, провожая Тамару внимательным и крайне неодобрительным взглядом.
- Ну что ты так смотришь? – не выдержала она. – Я к вам, котам, всегда относилась с большим уважением. И никогда не обижала.
Кот презрительно фыркнул и отвернулся.
Тамара нервно усмехнулась. Поздравляю вас, Шарик. Перед котами оправдываемся. Приехали.
Ну вот и фонари пошли, наконец. Пусть уж лучше эта оранжевая мерзость, зато светло.
Какой-то парень, в куртке с глубоко надвинутым на лицо капюшоном, обогнал ее. Обернулся на секунду – лица в тени капюшона не было видно – и пошел дальше. Странно, почему она не слышала его шагов? Задумалась, наверное. Да и кроссовки ступают мягко. Вот интересно, с какой радости он в куртке с капюшоном посреди лета...
И почему опять потянуло холодом?
Не сходи с ума, подруга: всё оттуда же, от зарослей кустов между домами. И шуршит там еще какой-нибудь котяра или другая мелкая живность. И запах плесени и сырости... это просто пахнет влажной землей, прелыми листьями. Не склеп же там, в самом-то деле.
Когда-то она читала, что в ночном городе можно нечаянно перейти грань и попасть как бы в другую реальность. Ночную. И даже этого не заметить. А там, в той реальности, бывает всякое.
А тот парень впереди... а где его тень?!
Да ну тебя, он просто между фонарями, в определенный момент так бывает – тени почти не видно. Через несколько шагов она появится. А что Тамара ее не замечает – так просто потому, что он уже далековато.
И меньше надо всяких фэнтезюшников читать. Насочиняют, навыдумают... щелкоперы, бумагомараки... а потом, да еще с Римкой наговорившись, и по улицам ходить боишься, мерещится всякая дрянь. Нету, не бывает ничего такого. Я не хочу, чтобы они были.
Я не хочу, чтобы они были.
Я не хочу, чтобы они были...
Ну вот и дом.
Слава те, господи.

Мама не спала – сидела на кухне, делая вид, что просто пьет чай. Взглянула на дочь укоризненно, но с явным облегчением.
- Я думала позвонить, но решила, что ты спишь, - стала оправдываться Тамара. – Что ж ты сама не позвонила, если волновалась?
- Тебе позвонишь – ты фыркаешь... – вздохнула мама. – И как будто ты не знаешь, что я не лягу, пока ты не придешь.... Чаю хочешь?
Тамара кивнула. Чаю не особенно хотелось, но вот посидеть на кухне в собственной квартире, когда горит свет, и рядом мама, и пахнет свежезаваренным чаем (мама не признавала пакетиков, только классический способ заварки), и всё, что бы там ни было на улице, осталось там, в темноте за окном... и, конечно же, исчезнет утром, как все ночные страхи.
- Зря ты так поздно засиживаешься, Томочка, - сказала мама, ставя на стол чашку. – У нас-то тихо, конечно, но в новостях передавали про какого-то лестничного...
- Ма-ам! – застонала Тамара. – И ты туда же! – покосилась на маму и торопливо добавила: - Хорошо-хорошо, постараюсь. Мы просто на часы не смотрели.

Заснуть не получалось. Что-то тихонько шуршало, стучало, скрипело - то ли в комнате, то ли у соседей, то ли за окном. Барабашка, ага. Нечистая сила собственной персоной. Многоквартирный дом – мало ли что где стучит... И не было этой ночью шумнее, чем обычно. Но почему-то Тамара дергалась от каждого шороха.
Пора валерьянку пить, дорогая моя. Ты еще под одеяло спрячься.
А, кому какое дело...
Тамара решительно протянула руку и включила настенную лампу над кроватью. Накрылась с головой и повернулась к стене.

***

Они ждали на улице. Стояли, делая вид, что просто так стоят, но Тамара точно знала – они ждут ее. Неважно, зачем. Ничего хорошего от них ждать не приходилось.
Она шла медленно, изображая спокойствие. Вон они, метрах в пятидесяти. Сапоги на высоких каблуках, кожаные курточки, ухоженные светлые волосы, холодные глаза. Косятся на нее, но как будто бы между прочим. Как будто бы им нет до нее дела. На вид – девицы как девицы. Но на самом-то деле... Перейти на другую сторону, может быть? Нет, это еще хуже. Может, если просто пройти мимо, они оставят ее в покое?
Тамара обогнула их компанию, двинулась дальше. Очень хотелось оглянуться, но оглядываться было нельзя ни в коем случае. Десять шагов, пятнадцать, двадцать... неужели обошлось? И тут позади послышался тихий смешок.
Стая кинулась в погоню.
Тамара бежала, задыхаясь. Главное – добежать до перекрестка, а там... Мягкий топот лап не приближался, кажется, но и не удалялся. Они не мучили себя бегом на каблуках – сразу встали на четвереньки, перевоплощаясь на бегу. Даже не оборачиваясь, она словно видела вздыбленную серую шерсть на загривках, оскаленные зубы, желтые глаза...
Ну что, что им от нее надо?!
Главное – до перекрестка, а там... там...
Там она сможет взлететь.
Издевательский смех за спиной, переходящий в сдавленное рычание.
Еще совсем чуть-чуть, вот он, перекресток, еще буквально несколько метров...
Напрягая последние силы, она оттолкнулась от земли. Хлопнули, разворачиваясь, крылья за спиной.
Снизу донесся разочарованный вой.

И кто сказал, что полет – это так легко и приятно? Плечи сразу же заныли. Веселенькое дело... Ведь ей же надо за реку, в город. К кому? Тамара не знала, но знала одно: в городе есть кто-то, кто может ей помочь.
Перелет через реку был полным кошмаром. Там, на открытом пространстве, гулял ветер, сносил ее в сторону, норовил заломать крылья, как раскрытый зонтик, не давал дышать... Да, а во снах-то как здорово леталось... Вот оно как наяву, оказывается.
До городских крыш Тамара добралась еле живая. Странно – она могла бы поклясться, что никогда не была здесь раньше, не имела даже понятия, как называется этот город – западноевропейского типа, с черепичными крышами, башенками, флюгерами – но почему-то он был ей знаком. Тот, кто ей нужен, -живет вон на том холме, в башне. Надо только отдохнуть немножко...
- Гарпия! Смотрите, гарпия!
Гарпия? Кто?!
Внизу, на улице, люди указывали на нее, задрав головы. Тамара в панике метнулась в сторону, спряталась за высокой трубой ближайшего двухэтажного особняка, сжалась в комок, пытаясь отдышаться. Почему – гарпия? Какая же она гарпия? Гарпии – с птичьими лапами. В перьях даже, кажется. Полуптицы, в общем. А у нее... Тамара на всякий случай оглядела себя. Да нет, никаких перьев и прочего. Только крылья – кожистые, как у летучей мыши. Футболка, кстати, на спине - в клочья, чудом на плечах удержалась. Тот еще вид. Чем они, интересно, в фильмах думают, изображая всяких фей да демонов в платьях и костюмах? Как это на крылья напялить? Или у них там разрезы на спине?
О чем я? Мне сейчас – как бы до места добраться. Меня уже видели, могут начать охоту... Люди бывают в этом смысле хуже оборотней. Кто я для них? Нечисть. Такая же, как те.
Подождать темноты? Опасно. В темноте слишком много выходит... тех, о ком лучше бы не вспоминать.
Шум на улице стих. Разошлись? Может, можно лететь дальше – как-нибудь потихоньку?
Тамара осторожно подкралась к краю крыши, чтобы оглядеться.
- Девушка?
Она вздрогнула, дернулась в сторону.
- Девушка, не бойтесь. Пожалуйста. Я только... простите, можно вас сфотографировать? Я никогда такого чуда не видел, не знал даже, что и вправду... Вы действительно - гарпия?
Тощий парень в потертых джинсах мялся внизу. Действительно, с фотоаппаратом. Вид у парня был смущенный, не агрессивный. Больше поблизости, кажется, никого не было.
Тамара неопределенно пожала плечами. Парень, приняв это, видимо, за согласие, поднял камеру к глазам, и она торопливо прижала руками остатки футболки. Не хватало еще...
От городской ратуши донесся бой часов.

Некоторое время Тамара слушала звон, пытаясь понять, что происходит, почему так темно и где она, собственно, находится. Примерно через минуту, встроившись в реальность, поняла, что звонит мобильник. Настойчиво и давно. А мама, видимо, заходила в ее комнату и выключила свет.
Звонила Римма.
- Томка, ты где?!
- Дома... – сонно пробормотала Тамара – и тут с ужасом вспомнила, что обещала по возвращении позвонить. Дурацкая дорога домой выбила всё из головы. Бедная Римма...
Подруга всхлипывала в телефоне, ругалась: я себе места не нахожу, а она там... Тамара извинялась, каялась, оправдывалась. Виновата, что уж там.
Наконец, приняв положенную порцию извинений и несколько успокоившись, Римма повесила трубку. Тамара положила мобильник, улеглась поудобнее. Точнее, попыталась: плечи болели немилосердно, шея затекла. Продуло где-то, что ли? У Риммы работал кондиционер, но вроде она близко не сидела. Или лежала неудобно? Вот так вот и снится всякая дурь – гарпия, надо же... почему именно гарпия? Ох, надо чем-то плечи растереть, а то так не уснешь.
Тамара снова включила лампу, села на кровати, сонно щурясь от света... и, вздрогнув, уставилась свою футболку, валяющуюся на полу.
Разорванную на спине в клочья.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 7:44 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№14
Поезд повышенной комфортности
(вне конкурса)


Ульяна проснулась из-за нестерпимой духоты; скомканная простыня неприятно врезалась в разгоряченное тело, одеяло отсутствовало. Отчаянно выбираясь из сна, она пыталась вспомнить: слышала ли будильник? “Так, если будильник звонил, он бы трезвонил до сих пор”, - подумала Ульяна, и ее сразу же озарило - надо посмотреть время. Она перевернулась на спину - в кромешной тьме высвечивались красные цифры 6:16, до будильника еще полтора часа. А спать не хотелось, не хотелось лежать, в такой духоте ничего не хотелось. Ульяна села, задрала голову вверх и громко крикнула: “Свет!”. Тут же включилась люстра, больно резануло по глазам, аж до слез. Ульяна зажмурилась и хлопнула два раза в ладоши; верхний свет пропал, но включились направленные вверх настенные светильники. Стало значительнее темнее, зато можно открыть глаза.
Ульяна встала и потянулась. Оглянула свою комнату. Кровать, шкаф, стол с компьютером, пюпитр и подставка для скрипки. Обычная типовая будка, как сказала ее мать. Что ж она права - будка, мечты матери всегда не совпадали с реальностью. С самого раннего детства Ульяна жила в атмосфере всеобщего восхищения. Любому, даже малознакомому, человеку мать всегда говорила: посмотрите, моя дочь играет на скрипке, - и все вокруг ахали и охали: “Ах, какая хорошая девочка, какая молодец, она далеко пойдет, а вот мой оболтус совсем забросил пианино, даже не представляю, как он теперь выбьется в люди.” “В люди” – обычно означало, что человек попадет к Поднебесным. Они забирали к себе на поверхность только самых творчески одаренных молодых людей. Вот только Ульяна не чувствовала в себе таланта. Она мечтала попасть наверх, и каждый день занималась музыкой. Но все эти многочисленные охи-ахи, особенно со стороны матери, казались ей неестественными и лживыми, поэтому она и переехала в другой район, в надежде найти гармонию в одиночестве.
Мысли о матери вызвали изжогу. “Так, надо переключиться!” Ульяна расправила скомканную простыню, подняла с пола одеяло, заправила кровать. Сегодня она точно больше не уснет. Подошла к пюпитру, провела пальцем по экрану - он мгновенно проснулся и выдал список композиций. Девушка долго листала электронные страницы, пока не выбрала нужное: Л. Боккерини, «Менуэт». Ульяна взяла скрипку, пристроила на плече, зафиксировала подбородком, но, как только коснулась смычка, поняла, что не хочет играть, вот просто вообще не хочет играть – никогда.
Она вернула на место скрипку. “Что-то надо делать с этой духотой”. Ульяна взяла со стола пульт управления вентиляцией, хотела сделать напор воздуха больше, но сенсорный экран был мертв. Она подошла к двери, подняла руки наверх - вентилятор так же не подавал признаков жизни, никакого движения воздуха. Тогда девушка прошла в душевую кабину, но холодный душ не принес видимого облегчения. Дышать вроде стало легче, а голова по-прежнему раскалывалась нестерпимо. Ульяна позвонила в службу технической поддержки. Мелодичный женский голос убеждал ее минут пятнадцать, что звонок очень важен для них и время ожидания соединения с оператором две минуты. Наконец ответил сонный мужской голос:
- Оператор Иван, здравствуйте!
- Здравствуйте, Иван, в моей квартире совершенно не работает вентиляция.
- Назовите, пожалуйста, номер вашего договора на обслуживание.
- 09070743
- Синий район, 41, первый уровень, 8-я линия?
- Да!
- К сожалению, в техническом коридоре есть некоторые неполадки, бригада выехала и в течение часа должна все устранить.
- А что же мне делать в течение этого часа?
- Вы можете выйти на линию, там вентиляция исправна, - равнодушно сообщил оператор.
- Спасибо, - так же равнодушно ответила ему Ульяна и повесила трубку.
“Как же, выехала бригада... готова поспорить, я первая позвонила!” Делать дома было абсолютно нечего. Она быстро собралась, оделась и вышла на линию. Замерла, соображая, а точно ли сюда попала. Но так как выход из ее логова всего один, пришлось признать, что это Восьмая линия, хотя изменилась та до неузнаваемости. Если раньше все стены украшали желто-черные африканские мотивы, то теперь линию изувечили многочисленные, бесконечные геометрические узоры всех цветов радуги. Кое-где Африка еще держалась на стенах, но блекла под натиском копий из треугольников и стрел. “Да уж, никогда бы не подумала, что война банд граффити дойдет и до этого забытого всеми района”. Ульяна покрепче подтянула ремень от скрипки и двинулась в путь. На линии действительно воздух был свежий, даже ощущался небольшой ветерок, но вот головная боль не уходила ни на грамм. Словно в ответ на свои мученья, она увидела Медика - тот стоял и мочился на стены туннеля.
Медики торговали лекарствами и наркотой. После ядерной войны человечество вынужденно переселилось под землю. Единственным оплотом цивилизации на поверхности оставался город Ерусма, зажатый между гор, - каменные стены служили ему естественной защитой от радиации. Весь остальной мир помешался в буйстве мутаций. Медики нашли этому применение: экстракты из тканей мутировавших растений и животных позволяли им создавать лекарства и наркотики на любой случай. Они могли все: повысить производительность, подарить просто безграничное вдохновение, лишить сна, или же, наоборот, позволяли жить в вечном сне. Правда, у тех, кто постоянно пользовался наркотой, катастрофически разрушался организм. Но здесь на помощь приходили Мясники, они могли провести полное очищение организма и заменить прогнившие органы. Тому Медику, что увидела Ульяна на линии, явно требовалась помощь Мясника. Тело дистрофичное, черные губы сжаты в тонкую линию, глаза затуманены белой поволокой. Медик закончил свои дела, застегнул штаны, пнул недовольно жужжащий под ногами робот-уборщик, хотел было сделать шаг, но тут перед ним возникла Ульяна:
- Есть таблетки от головы? Только от головы.
Ульяна специально сделал ударение на “только”, чтобы Медик понял ее правильно. Тот долго пытался сфокусировать на ней взгляд, потом так же долго открывал свою куртку, пялился на многочисленные внутренние карманы, очень медленно из кармана достал одну белую таблетку.
- Пять копеек,- просипел он.
Ульяна быстро отдала ему монету, взяла таблетку и поспешила дальше. Очень уж не хотелось идти рядом с ним, а вдруг еще попросит довезти его к Мясникам... девушку аж передернуло от отвращения. И только добежав до Малой площади, она резко сбросила ход. “Зачем бегу, непонятно, ведь я так рано вышла из дома. Куда я, кстати, иду?” - очень вовремя возникла мысль. Зеленая буква “М” на стене туннеля, подсказывала: наверное, сюда. Ульяна зашла в метро, но не стала подниматься на станцию, а прошла в столовую. На станциях метро оборудовали пункты питания, где каждый житель Подземного Города мог заказать себе по продовольственной карточке еду четыре раза в день; соответственно, нельзя было заказывать чаще, чем раз в шесть часов. Ульяна достала карточку и замерла перед аппаратом, потом все-таки вставила ее. Прочитав информацию, автомат одобрительно мигнул зеленым светом и показал список: “Завтрак, обед, ланч, ужин”. Она выбрала первое.
Автомат выдал поднос с тарелкой киселеобразной серой каши, пищевым брикетом и чашкой суррогатного белого кофе. Ульяна отошла к высокому столу, бумажной салфеткой почистила пластиковые вилку и ложку. Потом вспомнила про лекарство от ее нестерпимой головной боли, набатным колоколом бьющейся в висках. Достала маленькую белую таблетку. “Она стоит всего пять копеек, очень дешево, значит, Медик не стал бы мне подсовывать наркоту”, – подумала Ульяна и быстро проглотила лекарство, запив кофе. Каша, несмотря на свой неаппетитный вид, была очень сладкой, брикет выдавал себя за яичницу с беконом. Ульяна ела медленно, с таким видом, будто находится не в обычной столовой, а на званом ужине с Поднебесными. Друзья всегда подтрунивали, но она отвечала: если ведешь себя как нищеброд, то таким и останешься на всю жизнь, а если ведешь себя как Поднебесный, то в итоге попадешь к ним. Когда закончила трапезу и выбросила посуду в мусорный контейнер. Было семь часов утра. “Что ж, - решила девушка. - Поеду в театр, порепетирую там одна”. Ульяна достала читалку и с абсолютным равнодушием отгородилась от мира. Эскалатор за две минуты доставил ее на платформу. Здесь в такое ранее утро было еще мало народа, всего три человека, но все они, конечно же, стояли возле первой от эскалатора двери. Среди горожан ходила легенда о поезде повышенной комфортности – гарантированной возможности попасть к Поднебесным и даже стать равным им. Зайти в этот вагон можно было только через первую от эскалатора дверь. Ульяна во все это не верила. Своим трудом можно добиться успеха, а случай и удача - это для слабых, ей не нужен поезд повышенной комфортности. Она прошла вперед и встала у четвертой двери, громко хмыкнула, посмотрев на троицу, и уткнулась в читалку. Те трое тоже отгородились от всего мира, уставившись на экраны планшетников. Где-то в туннеле послышался металлический скрежет, поток воздуха вырвался через щели между дверью и гранитной стеной. Ульяна оторвалась от читалки и, слегка скосив глаза вверх, наблюдала за той троицей. Они не обращали никакого внимания на нее - услышав подходящий поезд, напряглись и уже откровенно смотрели только на дверь, забыв про свои читалки. Металлический скрежет стал громче, один, самый смелый, развернулся и стал вплотную к двери, за ним сразу же последовали остальные, самый нахальный даже встал прямо по центру. “Неужели он настолько уверен, что приедет именно поезд повышенной комфортности? А если это обычный поезд, там будут выходить люди, куда он денется?” Прогромыхав на стыках и проскрипев тормозами, спустив гидравлику, наконец, остановился поезд. Сначала открылись синие металлические двери, потом открылись двери поезда. Ульяна понаблюдала за немой сценкой, как “самый нахальный” засуетился, не зная, куда отойти, чтобы пропустить здоровенного двухметрового Мясника, выходившего из вагона. Но эта сцена продлилась буквально секунд десять, все тут же уставились в читалки и дружной шеренгой прошли в двери. Через стекло, связывающее оба вагона, Ульяна наблюдала, как нахальный прошел в самый дальний конец и сел с таким видом, будто ехал в этом вагоне один, хотя тот был уже заполнен наполовину.
Ульяна еще раз хмыкнула и отвернулась к своему единственному соседу по вагону. Почему же он забрался так далеко от поезда повышенной комфортности? Но одного взгляда было достаточно, чтобы дать диагноз. Молодой парень в яркой блестящей красной рубашке, в черных джинсах, расстегнутых так, что все “хозяйство” торчало наружу, а под ногами мокрый пол. Парень развалился на половину сиденья и, видимо, был упорот до такой степени, что не соображал, где находится, просто расстегнул штаны и сделал все дела, не меняя положения тела и не просыпаясь. Ульяна часто наблюдала такую картину утром. На сорок первом уровне находился клуб “Нора”, и после бурно проведенного времени упоротые молодцы выходили из него, садились в метро и так катались по кругу, всю “ночь” и даже весь “день”, пока какой-нибудь сердобольный пассажир не позвонит в службу технической поддержки и не вызовет команду санитаров. Но всем было настолько все равно, что некоторые особо удачные молодцы катались так до тех пор, пока поезд не уходил на техническое обслуживание и их уже выгоняли роботы-уборщики. Этому парню повезло: Ульяна вывела на читалке записную книжку, быстро переписала в нее номер поезда и вагона, в котором едет. Когда выйдет на станции, обязательно позвонить в техническую службу. Потом девушка уткнулась в читалку, интересная книга полностью захватила ее воображение; она даже не слушала, как робот объявляет остановки: этот путь она проделывала каждый день, и он уже стал настолько автоматическим, что мышцам не требовалась команда сознания, где встать и когда выходить. Через четыре остановки, не отрываясь от книги, Ульяна встала и вышла на станции, прошла к середине платформы, даже поднялась на пару ступенек по лестнице, и только тут какая-то смутная мысль догнала ее воображение, погруженное в книгу: “Что-то ведь я должна была сделать!” Мгновение она соображала вообще, где находится, потом легонько хлопнула читалку по лбу. “Ну конечно!” - вернулась на платформу, подошла к белому информационному табло, нажала кнопку вызова. Сразу же ответил бодрый женский голос:
- Оператор Анна, здравствуйте!
- Здравствуйте, Анна, в поезде 342, в вагоне 6862, едет упоротый до безобразия молодой человек, он уже даже обгадил вам весь вагон.
- Спасибо за информацию, я сейчас же вызову санитаров.
Довольная собой Ульяна отключила связь и, перескакивая через ступеньку, вбежала по лестнице, окрыленная промчалась по коридору, но на эскалаторе, соединяющим уровни, воодушевление закончилось, и она снова уткнулась в читалку, забыв про окружающий мир. Для нее, погруженной в фантазии, пять эскалаторов соединились в один. Проехав пять уровней за пятнадцать минут, Ульяна на секунду оторвалась от читалки, оглянулась, проверяя, что попала на станцию. У первой от эскалатора двери опять толпилась небольшая группка человек в шесть, но девушку это не интересовало. Она прошла на середину платформы и оторвала взгляд от читалки, только когда уселась в подъехавший поезд. Прямо перед ней сидел тот самый “нахальный”. Тут уж Ульяна не удержалась, заулыбалась; человек покраснел и прикрылся своей читалкой, как забралом. “Теперь он точно не сунется в первую дверь лет двадцать,” - подумала Ульяна. Почти час ушел на то чтобы добраться до Большой площади в Желтом районе на пятнадцатом уровне; здесь Ульяна убрала читалку, потому что ей надо было подняться на двенадцатый уровень, а зачитавшись, она запросто могла его пропустить.
В Желтом районе селилась обычно творческая интеллигенция: поэты, писатели, художники, мультипликаторы и, конечно, музыканты. Ульяна только год играла в оркестре и славилась не своим талантом, а, скорее, усидчивостью: она единственная, кто никогда не опаздывал и не пропускал репетиции. Каждый день, преодолевая любое внутреннее сопротивление, она играла на скрипке. Но сколько бы себя ни оправдывала, Ульяна прекрасно понимала, что ее заслуга на самом деле только в том, что приглянулась дирижеру. Она хорошо помнила момент, когда он пришел на прослушивание в музыкальную школу, отметил ее как талантливую девочку, даже предложил порепетировать с ней пару раз. Мать лопалась от счастья. Но на первом уроке дирижер слушал девушку вполуха и почему-то интересовался, был ли у нее мальчик. И из ответов он решил, что ей не хватает для раскрытия таланта именно этого, и поэтому учил не музыке, а целоваться. Ульяна ничего не рассказала матери. На следующее занятие дирижер уже залез под ее кофточку и трогал соски. Наверное, ей должно было быть противно, но она сама сняла свою кофту, позволяя дирижеру предаться разврату. Буквально в одну секунду увидела всю свою жизнь и будущую и прошлую. Ульяна прекрасно понимала, что никакой она не талант, что все это мечты матери, и так же она знала, что никто ее за игру на скрипке не возьмет в оркестр, а так появилась очень хорошая возможность попасть через оркестр к Поднебесным – вернее, это была единственная возможность. Буквально через месяц она уже играла во втором составе, а еще через два скрипач из основного состава ушел в продолжительный наркотический запой, потом загремел к Мясникам, и на его место взяли ее. А неделю назад дирижер, после коротких утех, признался, что готовится большой концерт для Поднебесных, и, конечно же, он возьмет свою музу. Вот он, один шаг к мечте!
Первая линия Желтого района предстала перед Ульяной во всей красе. Обычно она не обращала внимания на стены, тем более, что сюда не пускали банды граффити, и картины, нарисованные на стенах самыми признанными художниками, никогда не менялись. Но именно сегодня она почему-то остановилась, чтобы посмотреть на прекрасно изображенные голубые горы, белые снежные шапки и такое далекое, никогда не виданное ею серое небо; сквозь могучий слой облаков пробивался белесый круг солнца. На противоположной стороне тоже изображены горы, только черно-красные, выжженные лавой; картина была такой правдоподобной, что, казалось, дотронься - и обожжешься. Ульяна даже протянула руку, но отдернула, так и не потрогав стену, резко поправила ремень от футляра со скрипкой и быстро пошла дальше. Что это было? Может, предчувствие скорой встречи с Поднебесными? Сердце почему-то заколотилось как бешеное, нестерпимо запершило в горле; Ульяна побежала, пытаясь успокоить сердцебиение. Ну почему эти картины так ее взволновали? Она ведь ходит здесь каждый день, она ведь видит их постоянно. Но ничто не могло дать ей ответ, и она бежала, пока Первая линия вдруг резко не оборвалась, расширяясь в необъятную Театральную площадь.
Эта площадь, а по сути, пещера, всегда поражала, даже если ты ходишь сюда на работу каждый день. Великолепие природного чуда и творения человеческих рук завораживали своими масштабами и красотой. На весь купол и стены пещеры, занимавшие пять уровней, была нанесена карта звездного неба, того неба, которое человечество еще долго не увидит, но мечта о котором еще осталась. Сделав только один шаг из линии, каждый оказывался в центре вселенной. Бесконечность не подавляла здесь, а возвышала. И посреди великолепия, сверху спускался перевернутым конусом театр, идеально ровная конструкция, на которой постоянно сменяли друг друга планеты Солнечной системы, а наверху неизменной оставалась сама звезда. Ульяна понаблюдала за тем, как на звездном полотне здания красный шар Марса догоняет необъятный Юпитер, успокоилась и зашла в театр. Но не стала спускаться на два внутренних уровня, где находились репетиционные залы, костюмерные, администрация и другие подсобные помещения. Она пошла наверх, туда, где находился концертный зал, Ульяна любила играть в одиночестве, только в таком помещении, абсолютно одна, она могла раскрепоститься, почувствовать свою музыку; она играла не для матери, не для кого-то еще, она играла для себя. Окрыленная своими фантазиями Ульяна бежала вверх, представляя: вокруг тьма, никого нет, она одна во всей вселенной, играет Прокофьевский марш “Монтекки и Капулетти”. И весь бесконечный, эфемерный мир ее фантазий подстраивался под этот ритм. Успокаивая тяжелое дыхание после бега по лестнице, Ульяна стояла, опираясь рукой о дверь, и слушала музыку. Музыку? В зале кто-то играл на скрипке, что-то знакомое. “Это Ридинг?” - спросила она себя, не узнавая музыки. Вроде ноты, гармония – та, но мелодия звучала Божественно! Ульяна открыла тихонько дверь. Прямо перед ней, на сцене, девочка лет пятнадцати, не больше, играла на скрипке. Сколько бы труда Ульяна ни вкладывала в свои занятия, она никогда не сможет так играть. Девочка была гениальна. Невесомые тонкие пальчики порхали по струнам, смычок казалось, соткан из света. Тело двигалось в такт музыки за смычком, продолжая его игру. Лицо не напряженное, как обычно бывает у музыкантов, пытающих воспроизвести сложную композицию, а спокойное, потому что этой девочке не надо запоминать ноты, эта девочка сама была музыкой. И вот смычок замер, и замер вместе с ним весь мир. Ульяна пыталась ухватить еще последний звук, уже не слышный, но еще чувствительный. Девочка тоже не сразу простилась музыкой, долго стояла с закрытыми глазами, потом подняла голову, опустила скрипку.
- Браво, браво! – хлопал дирижер в первом ряду зрительного зала. - Светлана, вы гениальны!
Только сейчас Ульяна заметила, что здесь есть кто-то еще. Она посмотрела на дирижера, и будущее, ясное мгновение назад, стало закрываться сумрачным туманом. Он смотрел на сцену таким восторженным взглядом! Он никогда не смотрел на Ульяну так же, она была всего лишь игрушкой для утех. Дирижер смотрел на девочку, как на божественное создание. И его последние слова превратили сумрак во тьму:
- Светлана, вы достойны того, чтобы выступать перед Поднебесными. Вы и только вы!
Мир лопнул звонкой струной и утонул в тишине. Ульяна прекрасно осознавала: чтобы взять эту девочку, из пятнадцати скрипачей выгонят именно ее. Все остальные работали в оркестре давно, она новичок, и ничего, что спит с дирижером, она всего лишь игрушка, а игрушку можно выбросить и завести себе новую. В подтверждение ее мыслей, дирижер, наконец, обратил внимание на дверь. Восторженное настроение сразу сменилось недовольством, брезгливо дрогнула верхняя губа:
- Надеюсь, не будешь устраивать сцен! Ты должна все прекрасно понимать - Светлана гениальна! - и тут же повернувшись, к сцене продолжил тихо: - Сыграйте теперь Прокофьева, марш из «Ромео и Джульетты».
Но девочка не решалась что-то предпринять, она со страхом смотрела на Ульяну, а та, в свою очередь, прожигала взглядом дирижера; но ничего уже не могло изменить решения, дирижер даже не повернулся к ней больше - она пустое место, ее просто нет. Очень медленно Ульяна сделала шаг назад, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней головой. Разум отказывался поверить в происходящее, она еще надеялась, что вот сейчас откроет дверь, а там никого нет, это все проклятая таблетка, Медик подсунул ей какую-то наркоту… Но вот Ульяна услышала первые звуки Прокофьева - ее Прокофьева, это она должна его играть сейчас. Это было больно, очень больно, хотелось кричать, но в горле застрял стальной комок и не пропускал воздух. Она оторвалась от двери и медленно пошла на выход - голова низко опущена, губы свело судорогой, в глазах безумие. Ульяна медленно вышла на площадь, и только тут ее накрыло осознание того, что же на самом деле произошло. Вся ее жизнь, все ее старания и мечты матери рухнули в тартар. Кого хотела обмануть? Она не нужна Поднебесным, она даже не умеет играть на этой чертовой скрипке. Стальной ком из горла ударил по глазам, и сразу потекли слезы, но еще ужаснее, чем осознать себя ничтожеством, было то, что кто-то мог заметить ее страдания. Пока площадь пуста, но очень скоро сюда начнут собираться музыканты, они обязательно подойдут и спросят, что стряслось, а она не сможет объяснить, потому что все объяснения сводятся только к одному - я ничтожество, абсолютное. Кто-то пожалеет, а кто-то позлорадствует - так этой подстилке и надо. А Ульяна не хотела никого видеть, ей не нужна их жалость или презрение, она хотела провалиться, вот чтобы прямо сейчас пусть театр провалится вместе с ней, и дирижером, и той девочкой. Нет, она не заплачет! Никто не увидит ее слезы, она просто уйдет и никогда не вернется, ее здесь никогда и не было, она пустое место, игрушка, ею попользовались и выбросили.

(продолжение следует)

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 7:45 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
Поезд повышенной комфортности
(продолжение)


Загоняя слезы обратно, Ульяна побежала, не разбирая дороги, просто чтоб оказаться подальше от этого места. Она бежала, обгоняя собственные мысли, но мысли возвращались и причиняли боль. Неожиданно что-то хлестнуло по лицу, потом еще раз, Ульяна замерла, оглянулась сквозь пелену слез. Оказывается, она добежала до зеленого района, по периметру которого разведен гидропонный сад. Зеленые тонкие стебли с мелкими нежными листьями свешивались с потолка. Девушка рванула вперед, туда, где среди лиан и дикого винограда спряталась беседка - здесь ее никто не увидит, здесь можно выпустить чувства наружу. Она рухнула на сиденье, зеленый покров сомкнулся и закрыл ее от внешнего мира. Хотелось жутко рыдать, но почему-то сейчас, когда можно дать себе волю, слезы никак не шли, они застыли в горле. Ульяна схватила себя за волосы и завыла сиплым шепотом, напряжение упало, и она, наконец, разрыдалась. Вся жизнь проходила перед ее глазами, вся бесполезная, никчемная жизнь. Ульяна вспомнила, как мать выгнала ее на линию, в одной ночной сорочке, когда она перед сном отказалась играть на скрипке; ей тогда только исполнилось девять лет, и было так страшно, она сидела перед дверью на холодном каменном полу и рыдала... дура - надо было бежать сломя голову. Потом вспомнила своего первого парня, как целовалась с ним в этой беседке, а мать пришла в бешенство, когда она рассказала о своей любви. Мать запирала ее в квартире, и она, послушная овца, сидела дома и репетировала. Ульяна рыдала и повторяла: “Послушная овца, послушная овца.… Сколько вариантов прожить жизнь, а я выбрала эту чертову скрипку, нет, это мать выбрала, я всего лишь послушная овца, овца…”. Рыдания душили девушку, но воспоминания никак не хотели оставаться в памяти, они вновь и вновь заставляли пережить то, что хотелось забыть навсегда. Ульяна снова видела мать, кричащую и брызжущую слюной: “Конечно, подстилкой всех в городе быть лучше и проще, чем стать музыкантом”. Да подстилкой всех она не стала, зато стала подстилкой дирижера. Ульяна вспомнила, как он ее целовал первый раз, потом как полез под кофточку и ласкал соски. Вот теперь ей стало противно и стыдно, хотелось разорвать на себе одежду и раздирать ногтями кожу на груди, но девушка настолько ослабла, что лишь схватилась за кофту и рыдала, продолжая вспоминать свои любовные утехи с дирижером. Постепенно буря утихла, редкая волна обидным воспоминанием, как всплеск, вызовет гримасу боли на лице, дрогнет рука, еще сильнее сжимая кофту. Но потом все равно приходит штиль, пустота, полная и неизбежная. Ульяна сидела на полу в беседке, безвольно уронив руки, голову положив на сиденье.
Что теперь делать? Куда идти? Можно ли начать жизнь сначала? А ведь есть еще мать, она ничего не даст сделать, будет тянуть назад, тащить в оркестр, устраивать разборки, придется все объяснять, а мать все равно не поймет: ее дочь гениальна и достойна жить только у Поднебесных - вот и все аргументы. Ульяна медленно встала, прошла через зеленый занавес, побрела по саду в сторону выхода. Как дошла до метро, она не помнила. Просто шла, механически передвигая ноги, а куда они могут привести – неизвестно. Она даже не знала, в каком районе и на какой линии села в метро. Скрестив руки, Ульяна прислонилась к холодной гранитной стене и ждала металлический скрежет, порыв ветра, чтобы уехать. Куда - она сказать не могла, просто уехать… Двери с грохотом отворились, Ульяна медленно оторвалась от стены и первой прошла в вагон. За спиной осталась возня, крики: “Вы видели?” “Пропустите меня!” Но ничего этого девушка не слышала, даже не заметила, как сразу за ней захлопнулись обе двери. По правилам безопасности, сначала закрывались двери поезда, а только потом двери на платформе. Здесь все двери захлопнулись одновременно, Ульяна прошла, рухнула на сиденье и низко склонилась, почти касаясь головой колен. Но что-то мешало так сидеть, что-то не давало спине сгорбиться и сломаться. Девушка завела руку за спину… Скрипка, ну конечно, скрипка! Причина всех ее несчастий. Ульяна сорвала ремень, раскрыла футляр, вытащила инструмент и хотела уже шандарахнуть им об пол, а потом долго разбивать ногами, пока тот не превратится в пыль, Но стоило ей только вынырнуть из внутреннего замкнутого круга переживаний, как она сразу осознала: что-то здесь не то.
Обычный вагон поезда рассчитан на сто человек, в этот же от силы могло влезть человека четыре… но даже не размеры поражали больше всего, а цвет. Белый цвет стен, потолка, пола, невозможно чистый белый цвет. Даже диван, на котором сидела девушка, был безупречно белый. Ульяна перестала дышать, как будто вдох мог разрушить эту чудесную иллюзию; она крепко прижала к себе скрипку: если раньше та была источником всех ее бед, то теперь - единственным предметом, связующим с реальностью. Ульяна резко и глубоко вдохнула, зажмурилась, потом медленно выдохнула, открыла глаза. Ничего не изменилось - она ехала в белом вагоне. Мечта, которую вырвали с корнем из ее груди, вдруг взрывной волной вернулась обратно и разрушила все сомнения, все страдания и всю боль. Ульяна погладила обивку дивана - настоящая кожа, мягкая и теплая, совсем не похожая на грубый коричневый кожзаменитель обычных поездов. Без сомнения, это был поезд повышенной комфортности.
Ульяна оглянулась уже осознанно. Белые стены, скругленные углы, не видно даже стыков там, где должны, по идее, закрываться двери. Девушка провела по стене рукой: чуть шершавое сукно, плотно натянутое на металлическую основу, - сквозь ткань чувствовался легкий холод. На боковых стенах, где обычно размещались окна, связующие соседние вагоны, висели картины. Удивительные по чистоте и красоте горные пейзажи, по сравнению с ними рисунки на Первой линии Желтого района - просто карикатуры. Рядом с диваном стоял маленький белый столик, и на нем что-то накрыто белой салфеткой. Ульяна подняла ее. Под салфеткой расположился поднос, на нем - чашка с какой-то черной жидкостью и маленькая булочка. Двигается поезд или нет, понять было невозможно: в вагоне тихо, ни стука колеса, ни металлического скрежета, ни просто шума воздуха в туннеле. И только по легкой ряби в чашке становилось понятно: поезд все-таки едет. Девушка села на самый краешек дивана, долго смотрела на чашку, наконец, решилась. Сначала принюхалась - восхитительный запах, терпкий и насыщенный, кружил голову. Ульяна слегка пригубила напиток; густой и горьковатый, он оставлял после себя приятное послевкусие. Девушка выпила все залпом и долго сидела с чашкой в руках, потом поставила ее на стол и попробовала булочку - тесто настолько мягкое, что таяло во рту, его не надо было жевать.
Напряжение, наконец, отпустило, вместо пустоты вернулись все чувства, хотелось прыгать от радости и играть! Конечно, играть. Ульяна схватила скрипку, покружилась с ней, но вдруг вспомнила, что совершенно растрепана. Положила инструмент на диван, быстро расправила кофту, штаны, расчесалась и переплела косу заново, потом протерла скрипку, натерла смычок канифолью. Убрала инструмент в футляр, закинула за спину, подтянула ремень. Теперь она готова к встрече с Поднебесными. Но ничего не происходило. От нетерпения Ульяна прошлась по вагону несколько раз, пытаясь составить свою приветственную речь. Наконец она устала, села на диван и сразу же заснула, мгновенно, как только коснулась кожаного сиденья.
Сколько прошло времени, Ульяна, естественно, сказать не могла, но проснулась она от того, что вагон ощутимо тряхнуло. Она сразу же подскочила с дивана, яростно потрясла головой, прогоняя сон. Но двери не открылись, только ее явно прижимало к полу. Они поднимались? Куда? Ульяна села на диван опять, сердце стучало где-то в горле, от ожидания сводило живот. Но вот движение прекратилось, посреди белой стенки вагона возникла черная вертикальная полоска и стала быстро расширяться. Двери распахнулись.
Ульяна подошла к выходу. Никто ее не встречал. Девушка огляделась по сторонам: небольшое помещение, освещаемое двумя оранжевыми лампами, небольшой зеленый вагон закреплен в тиски стопоров. Как только она спрыгнула, на полу сразу же появилась красная линия, упиравшаяся в противоположную стену. Ульяна пошла вдоль этой линии, и как только до стены осталось не больше двух шагов, взвыли сирены, желтые лампы замигали. Что-то натужно загудело, и стена стала отодвигаться в сторону. В образовавшейся щели Ульяна успела увидеть яркое белое пятно, но свет был настолько сильный, что невозможно смотреть. Девушка зажмурилась, но глаза все равно болели и слезились. Кроме света, в помещение ворвался ветер, холодный воздух стеклянными иглами забрался под кожу и превратил кровь в лед.
Кто-то взял ее за руку.
- Не бойся, я надену на тебя маску, так будет удобнее твоим глазам.
И сразу же резь в глазах прекратилась, спасительная тьма принесла облегчение. Кто-то приобнял ее за талию, крепко ухватился за правую руку и куда-то повел. Шли они недолго.
- Осторожно, здесь ступеньки.
Они поднялись на пятнадцать ступенек, потом долго шли, и их шаги отдавались гулким эхом. Наконец провожатый оставил ее на секунду одну, она услышала, как пикнул магнитный замок. Ее мягко подтолкнули в спину, дверь закрылась.
- Теперь можешь снять маску.
Ульяна подчинилась. Такой знакомый электрический свет, небольшая комната, даже меньше ее квартиры, но здесь так уютно, все в желто-коричневых тонах, из мебели только кровать и шкаф. Ярким пятном выделялись шторы – темно-бордовые, занимавшие практически всю противоположную стену.
- За этими шторами - окно. Но я рекомендую смотреть на солнечный свет пока только через защитные очки, - раздался за ее спиной голос.
Ульяна обернулась и увидела прямо перед собой Поднебесного. Это был мужчина, высокий, статный, одет во все белое, его карие глаза оценивали девушку.
- Мне понадобилась служанка, и ты как раз подойдешь. Пока осваивайся здесь, в шкафу твоя форма. За тобой придут.
С этими словами Поднебесный развернулся, провел рукой возле панели управления, пикнул замок - и мужчина вышел; дверь бесшумно закрылась. Ульяна осталась одна, но еще долго она не могла пошевелиться, кажется, даже ее рот был открыт. В это невозможно поверить, но она среди Поднебесных. Девушка на непослушных ногах прошла к кровати и рухнула. Разум никак не хотел подчиниться органам чувств, он протестовал и зависал, но картинка, запахи, ощущения не менялись. Она у Поднебесных. И чтобы развенчать последние сомнения, Ульяна решила посмотреть на двор. На кровати лежали черные очки, девушка надела их, подошла к шторам, мысленно сосчитала до десяти и раздвинула. Она смотрела через стеклянное окно на двор. Двухэтажный дом буквой «П» с колоннадой на первом этаже и большими стеклянными окнами на втором, двор отделан желтой плиткой, в центре фонтан. Здесь даже был небольшой парк, который совсем не походил на парк из Зеленого района. Но главное - над всей этой картиной возвышались Горы, еще более прекрасные, чем на пейзажах в поезде. Ульяна смотрела очень долго, и разум со скрипом все-таки тоже поверил, что они выбрались из подземного города на поверхность. Потом девушка вспомнила, что ей надо переодеться, подошла к шкафу. Формой оказалось белое платье в пол и красный сарафан сверху. Еще был белый платок со шлейфом по пояс. Ульяна переоделась и снова подбежала к окну. Потом отошла к кровати, взяла скрипку. Но пальцы так дрожали, что она не решилась играть. Потом снова подошла к окну и стояла там, пока дверь не открылась. За дверью стояла девушка в такой же красно-белой форме; она сделала приглашающий жест. Ульяна быстро схватила скрипку и прошла за дверь. Они шли по длинному коридору; на развешенных по стенам гобеленах разыгрывались сцены древнегреческих мифов, а каждую дверь охраняли те же герои, только застывшие в мраморе. Ульяна смотрела на все это, раскрыв рот от восхищения, и вполуха слушала, что быстро и шепотом говорила ей девушка.
- Меня зовут Алина. Теперь ты - служанка Господина Марка. Никогда не перебивай его, лучше смотри в пол, когда он говорит с тобой, и не забудь поклониться, когда войдешь в комнату.
Наконец их ходьба, больше похожая на бег, закончилась у массивных деревянных дверей с позолоченным орнаментом. Девушки выровняли дыхание, и только тогда Алина постучала; пикнул замок, дверь медленно приоткрылась, служанка легонько толкнула в спину Ульяну. Комната поражала своими размерами, где-то далеко в другом ее конце за столом работал Господин Марк. Ульяна низко поклонилась, он же, оторвавшись от четырех мониторов, развернул свое кресло и передвинулся в центр комнаты.
- Меня зовут Марк Тысячник, но для тебя я - Господин Марк. Теперь ты будешь жить в моем доме и работать здесь. Главное, что ты должна запомнить: любое мое слово - закон для тебя, собственное мнение можешь оставить для кухонных разговоров. Под землю ты больше не вернешься, выход отсюда только один – смерть. Все понятно?
Ульяна мотнула головой, хотя, по совести, плохо поняла смысл сказанного; сердце так стучало, что она практически не слышала слов, этот тихий, низкий, сильный мужской голос завораживал, Ульяна готова была его слушать и слушать, и поверить всему, что он скажет.
- Раз все понятно, расскажи, что ты умеешь?
- Я умею играть на скрипке, - и робко добавила: -Господин…
- Покажи свое умение.
Ульяна положила на пол футляр, достала скрипку, долго настраивалась, наконец, коснулась смычком струн и заиграла. Она никогда так не играла, в первый раз музыка стала для нее не работой, а чем-то идущим из души. Ульяна не думала о нотах, пальцы сами порхали по струнам, и тело пело вместе с мелодией. Она остановилась, боясь открыть глаза, так и замерла, прижимая скрипку к плечу.
- Иди ко мне!
Ульяна положила скрипку на пол и пошла, не открывая глаз. Сильные руки схватили ее за плечи, губы обожгли лицо; она занималась сексом со своим Господином, и это совсем не походило на те утехи с дирижером – в первый раз она не только подставляла свое тело, но и получила наслаждение. Когда ночь окончательно завладела ее новым миром, Господин, наконец, опустил ее, обессиленную, на кровать.
- Можешь идти к себе, - рядом с ней на кровать упал металлический браслет, - в браслете чип, он открывает все двери и позволяет мне следить за твоими перемещениями, так что никогда не снимай его.
Больше он ничего не произнес, а сел за рабочий стол, прямо как был, без одежды. Ульяна тоже поднялась, надела платье, остальную одежду накинула на руку, защелкнула на запястье браслет, забрала скрипку. Ночь пролетела в одно мгновенье, кажется, она даже не засыпала, а только коснулась кровати - сразу наступил день и пришла Алина. С ее приходом началась новая жизнь. Та жизнь, которая ей действительно нравилась, и музыка теперь стала для нее отдушиной. После тяжелого дня она играла в радость у себя в комнате или перед Господином. Раньше она заставляла себя каждый день репетировать, теперь же играла сама, и с каждым днем мелодии получались еще более одухотворенными.
Так прошло полгода. Ульяна уже освоилась в этом удивительном городе, зажатом среди гор, даже перестала носить очки. Но потом все рухнуло в пропасть окончательно. Из подземелья прибыл оркестр, тот самый оркестр, в котором она когда-то играла.
Концерт предназначался только Господам, слуги не допускались, и Ульяна была очень этому рада.
Поначалу очень хотелось, чтобы дирижер и весь оркестр появились на поверхности. Ей нужно было увидеть их удивленные лица, почувствовать зависть и шепот в спину, от которого она не побежит прятаться в тени, а гордо вскинет голову: “Узрите, жалкие подземные людишки, кто вы, а кто я!”. Но чем больше Ульяна здесь жила, тем больше понимала, что никогда не станет равной Поднебесным, что она всего лишь служанка. Но такая роль ей нравилась. И теперь Ульяна не хотела показываться своим старым друзьям, не потому, что стеснялась своего положения, а потому что просто хотела забыть всю свою прошлую жизнь. Когда под сводами концертного зала гремела музыка, Ульяна спокойно, ни о чем не сожалея, сидела на кухне с Алиной и готовила праздничный ужин. Она даже договорилась со всеми, что останется на кухне и не будет выносить блюда. Но роковая встреча все-таки состоялась.
Когда Ульяна шла по анфиладе первого этажа, неся глиняные бутыли с вином, то рядом с фонтаном во дворе в лунном свете увидела троих. Это был Господин Марк, дирижер и та гениальная девочка - кажется, ее звали Светлана. Ульяна замерла в тени колонны. Дирижер что-то рассказывал, постоянно заискивающе кланялся, наверное, расхваливал свою протеже. Но Господин не слушал его - он смотрел на эту девочку, и не было в его взгляде ни превосходства, ни желания, он смотрел с восхищением, как на равную себе. Ульяне опять стало больно, очень больно. Она согласна быть служанкой, согласна признать себя бездарем, но видеть, как девочка одной только игрой на скрипке добивается признания быть равной Поднебесным... А она, Ульяна, как бы ни старалась, сколько бы усилий ни прилагала, навсегда останется просто служанкой. А про служанку можно забыть и выбросить, как ненужную игрушку. Слившись с тенью, Ульяна тихо прошла обратно в подвал; там, бросив бутылки, открыла двери лифта, спустилась вниз и побежала по рельсам, не разбирая дороги. Чувства, воспоминания, мысли – все, как штормовой ветер, гнало ее вперед, все быстрее и быстрее. Тьма окружала ее, тьма заполняла ее, она сама стала тьмой... а потом все резко закончилось. Запнувшись за шпалы, она грохнулась на секунду, осветив тьму, и отключилась.
Пробуждение было тяжелым. Голова раскалывалась, губы распухли, свою правую руку она вообще не чувствовала. Ульяна открыла глаза – вокруг тьма.
- Свет! - крикнула она, но это только вызвало дикую взрывную волну боли в голове. Ульяна села и, обхватив голову левой рукой, заплакала. Боль успокоилась до состояния “набат”. Что же это было? И где она сейчас? Эти мысли не давали девушке покоя. “Наверное, это все таблетка Медика, - сделала она заключение, - этот гад подсунул мне наркоту, и теперь меня колбасит. Но как же ощущения - они были такие реальные? А Поднебесные? Неужели это все все придумано моим воспаленным мозгом? И где, черт возьми, я нахожусь?” Ульяна пошарила вокруг левой рукой, наткнулась на рельсы. “Я в метро? Наверное, тогда упала в тоннель, а не попала в поезд повышенной комфортности… повышенной комфортности, ха-ха, как же… я - и в поезде, ха-ха..” Она долго смеялась и плакала одновременно. Но все прекратилось вместе с резким металлическим звуком, что-то перед ней загрохотало, потом пол вдруг взметнулся вверх, и из квадратной дыры выбился желтый луч, освещая небольшое пространство тоннеля метро. Луч становился все ярче и тоньше, пока не оказался лампочкой на каске какого-то старика - тот вылез наполовину из технического отверстия и уставился на девушку.
- Есть что на обмен?
- Обмен?..
Старичок внимательно присмотрелся к ней.
- А, вижу, сбежала от Верхних?
- Верхних?
Ульяна осмотрела себя в луче желтого света: платье, когда-то бывшее белым, сарафан... провела по голове рукой – платок. Сняла, стало значительно легче, вот только платок был весь в крови. Значит, это не таблетка, значит, она действительно жила у Верхних…
- Правильно сделала, что сбежала, - авторитетно заявил старичок
- Почему?
- Да потому что им не нужны слуги. Как ты думаешь, зачем они запускают свой поезд в наше метро? – и, не ожидая ответа, сразу продолжил: - Да потому что их самих очень мало, они вырождаются, им нужна свежая кровь, а выбирают они только самых гениальных, а если бы ты им не подошла, отправили бы тебя в биологический реактор к Мясникам. А что - с них все взятки гладки: поезд повышенной комфортности – всего лишь городская легенда, кто будет разбираться, почему и куда пропал человек?
Старичок засмеялся таким гадким смехом, больше похожим на кашель.
- И что же мне теперь делать?
- Не знаю, деточка, что делать тебе, а мне вот уже пора!
С этими словами старичок скрылся в техническом отверстии и захлопнул за собой крышку. Опять настала тьма, но ненадолго. Где-то далеко Ульяна услышала металлический скрежет, такой знакомый звук. Она переползла к закрытой крышке, стучала в нее, но никакого ответа. Скрежет приблизился, сильный поток холодного воздуха даже принес небольшое облегчение разбитой голове. Поезд, он совсем рядом, надо что-то делать, куда-то бежать. Ульяна встала в полный рост и пошла, сначала медленно, но как только услышала отчётливый перестук колес – побежала. Ее единственный шанс на спасение - станция, там туннель расширялся, есть где спрятаться, а главное, есть рычаг, который со стороны туннеля открывает двери на платформу. Откуда она все это знала, Ульяна даже не задумывалась, просто бежала, подгоняемая светом. Может быть, потому что выход есть из любой ситуации, но вот успеешь ли ты до него добежать? Беги, девочка, беги!

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Конкурс "Городские легенды"
СообщениеДобавлено: Пн сен 10, 2012 7:46 
Не в сети
Кошка книжная домашняя
Аватар пользователя

Зарегистрирован: Пн мар 23, 2009 19:54
Сообщений: 21197
Откуда: Хайфа
№15
Свадьба на кладбище
(вне конкурса)


Началась эта история банально: в пятницу вечером слегка пьяненький Петров, возвращаясь домой, решил сократить путь, пройдя через заброшенное кладбище.
Вернувшись в лоно семьи на следующий день, он не мог внятно объяснить жене, где ночевал, причину возникновения фингала на пол-лица и полную голову ранней седины. Нечленораздельно мекал и бекал, кося испуганным глазом. Жена, помытарив Петрова с неделю, решила простить и забыть инцидент.

А произошло с ним вот что:
Солнце уже село. Летняя ночь была безлунной, по всей округе слаженно, многоголосым хором квакали лягушки. Стало быть, к дождю. Петров возвращался со смены домой. Он слегка задержался - мужики праздновали окончание рабочей недели. Посидели скромненько, раздавили всего пару пузырей и разошлись.
Идти было хорошо, выпитое приятно шумело в голове, и Петров свернул налево - через погост дорога короче. Он прошел так еще метров семьсот - и услышал голоса. Подозрительно знакомые выкрики сразу же были идентифицированы Петровым как здравицы, и безотказный нюх на спиртное очень скоро вывел его к центру кладбища, к часовенке. Он шагнул на центральную улицу, поближе к людям... И понял, что попал. Попал прямиком на странную свадьбу.
Невестушка нарядилась в полуистлевший саван, на женихе были остатки черного похоронного костюма с пуговицами на спине. Присутствующие тоже были в гриме и чем-то схожем. «Наверное, готы, - подумал рабочий. - Молодежь сейчас вся с прибабахом».
- У нас гости! - радостно заревел кто-то. Петрова пробрало до самого костного мозга. Алкоголь моментально выветрился: рабочий осознал, что вокруг него не готы! Он среди живых мертвецов! И жених с невестой - тоже трупы! Волосы на голове зашевелились, и мужик почувствовал, как они медленно седеют. Сюжеты всех фильмов, просмотренных на эту тему, последовательно всплывали в голове Петрова, пока его подхватывали под руки и настойчиво препровождали за стол. Свадьба продолжалась.
- Объявляю вас мужем и женой и желаю молодым долгих лет смерти!
Влюбленные обменялись безымянными пальцами рук.
- Традишия, - прошамкал сидевший справа беззубый старикан, напугав Петрова до икоты. - Нонче молодешь не блюдет, а энти - молодцы. - Он всунул мужику стакан с мутным содержимым. Петров, не задумываясь, хлобыстнул пойло и закашлялся. Внутри был первосортный 65-градусный первач.
- Горько! - хором закричали присутствующие. Новобрачные поцеловались, громко стукнувшись зубами.
- Подарки! А теперь подарки! - надрывался хорошо сохранившийся тамада в затертом бархатном костюме. Трупы понесли свидетельства своего почтения. Среди подарков лидировали цветочные венки с лентами и двуспальные гробы.
Петров принял на старые дрожжи, и его конкретно повело. Он осмотрелся. По левую руку сидели точно такие же бедолаги, как и он сам, случайно попавшие на торжество для мертвецов. Седоватый сорокапятилетний мужик и группа темноволосых подростков, стройных, красивых, большеглазых. Что-то было в них восточное. 'Никак, японцы?' - подумалось Петрову. Он слыхал, что в Японии очень популярна операция по расширению глаз. Спьяну мужика пробило на слезу, он уткнулся соседу в плечо и всхлипнул:
- Такие молодые эти японцы, ладно мы с тобой, друг, мы пожили уже, можно теперь и помирать.
- Какие японцы? - закрутил головой седой.
- Как - какие? - удивился Петров. - Эти, - и пальцем показал, чтоб уж точно. Азиаты защебетали между собой и засмеялись. На их мелодичный, будто перезвон серебряных колокольцев, смех из темноты к столу цепочкой потянулись светляки.
- Э, брат, да ты совсем пьян, - седой положил руку на плечо рабочего. - Так и быть, скажу тебе. Это не японцы. Это - эльфы.
- Как, эльфы? Из сказок, что ли? – изумился Петров. - Это ж вымысел.
- Вот он прямо перед тобой, этот вымысел.
- Не может быть!
Они выпили.
- А что они тут делают?
- Развлекаться приехали, а я - сопровождающий от туристической конторы.
- Обалдеть! - почва потихоньку уходила из-под непослушных ног Петрова. Вздрюченный небывалым стрессом организм потребовал еще алкоголя.
Они снова выпили, наблюдая за невероятной пластичностью туристов, круживших зомбобаб в медленном танце.
- Расскажи мне про них, - попросил рабочий. - Какие они, что любят, как их зовут...
- Эльфы они такие... такие! - начал седой.
- Возвышенные, что ли? - переспросил Петров
- Да нет, - досадливо отмел сосед. - Извращенцы они, прости Господи, конченые. То ли приелось за долгую жизнь все обычное, то ли еще чего. Они по интересам объединяются. Вот в прошлый раз зоофилы попались, целая группа. Со стыда чуть не сгорел. Такое в зоопарке вытворяли, насилу увел. Но гориллам понравилось. А эти - спецы по мертвым цыпочками.
- Хта?! Хта сказал про цыпочек? Эта хта тут цыпочки?! - сидящий справа престарелый разваливающийся зомби гневно обернулся к гостям.
- Чево? - недопонял Петров и схлопотал от патриарха в бубен костистой пятерней.
И тут все как закрутилось, завертелось, вокруг летали оторванные конечности и органы. Слышались взвизги, хрипы, треск рвущихся волос и сухожилий. Одна зомбобаба оседлала экскурсовода и монотонно тюкала костлявым кулачком в темя, приговаривая: «Мозги, мозги, мозги»!
Над головой рабочего на бреющем полете просвистел летающий гроб с ухмыляющимся скелетом. В раззявленных челюстях черепа дымилась огромная сигара. Он матерился и, кружа над дерущимися, бросал сверху комья земли, взрывающиеся не хуже снарядов. Закоренелый атеист Петров отшатнулся, побледнел, хотя, казалось бы, куда еще больше, и истово перекрестился.
Под шумок эльфы-некрофилы с маниакальным блеском в глазах подхватывали зазевавшихся зомбобаб и организованно отступали в сторону склепов.
Тут кто-то особо ловкий, подкравшись к Петрову со спины, вырубил его, и кино закончилось.
Утром, когда Петров пришел в себя, о том, что творилось здесь накануне, свидетельствовали только переломанные кусты. А в правом кармане рубашки лежала визитка «Агентство 3000 удовольствий. Досуг на любой вкус» с номером телефона и е-мейлом. Петров со злостью разорвал карточку в клочья и, собрав себя в кучку, пошел к супруге сдаваться.

_________________
У кошки четыре ноги -
и все норовят ее пнуть.
Товарищ, ты ей помоги.
Товарищ, собакой не будь.

Тимур Шаов


Вернуться наверх
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Сортировать по:  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 43 ]  На страницу 1, 2, 3  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 12


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
Литературный интернет-клуб Скифы

статистика

Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
Template made by DEVPPL Flash Games - Русская поддержка phpBB